8

Дверь открыла Лена. Все лицо ее, даже часть шеи, было красным и распухшим от слез.

– Что случилось? – с тревогой спросил Красин. Она закрыла дверь, потом взяла с дивана, видно, заранее приготовленную войлочную туфлю и изо всей силы ударила ею Ярослава Петровича по голове.

– Вот! Вот! Вот что случилось, проклятый проститут! А я-то, дура, верила, что он вправду по делам ездит в командировки! А он к бабе ездят! Вторую семью, проклятый проститут, завел! Кобель сучий!

Красин не успел закрыть голову, и туфля второй раз обрушилась ему на голову. Перед глазами Ярослава Петровича поплыли красные круги.

– Молоденькой клубнички ему захотелось, дрянь поганая! Зойку с помойки подобрал! За три тысячи километров мотается, как будто ему тут шлюх мало! То-то, я смотрю, он вместо зарплаты шиш в кармане приносит! А это он, сучий кобель, Зойке с помойки подарочки делает. А я, дура, как проклятая, обстирываю, кормлю, пою его, все ноги о пороги магазинов оббила, чтобы что-нибудь красивенькое ему достать! Трусы его паскудные стираю! Он с ней… а я стираю. Спасибо тебе, Ярочка!

Жена замахнулась третий раз, но Ярослав Петрович вовремя увернулся.

– Вон из моего дома! Живи с кем хочешь и где хочешь. Не думай, что со мной истерика. Была, да вся вышла. Теперь я спокойна и все обдумала. Я с тобой жить не хочу, давай разводиться! Квартира у нас хорошая, разменяем на три комнаты. Я согласна на худшую. Лишь бы не видеть твою подлую, мерзкую рожу! У меня все! Катись!

Ярослав Петрович прошел в кабинет и стал собирать в кожаную сумку все необходимое: документы, некоторые фотографии, положил «Избранное» Чехова, чистую рубашку, белье, потом прошел в ванную и забрал бритвенные принадлежности. Из сейфа, где они хранили деньги, Красин взял ровно половину пачки и, не считая, сунул в карман.

Голова кружилась, перед глазами мельтешили красные, зеленые круги, ромбы, треугольники; сердце колотилось, как у пойманной птицы; тянуло на рвоту.

Ярослав Петрович прилег на диван и заснул.

Проснулся он от яростного крика:

– Ах, вот ты где! Я уж думала, он вовсю дует к своей Зойке с помойки, а он разлегся, погань поганая! Я же сказала – вон из моего дома! Не хочу дышать одним с тобой воздухом!

Зазвонил телефон. Красин машинально взял трубку.

– Да…

– Ну?

– Что «ну»?

– Как?

– С кем я говорю?

– С кем надо, с тем и говоришь, красавчик, гений XX века. Припекло? Дальше хуже будет. Если ты не уйдешь подобру-поздорову, запустим в ход фотографии. А там есть такие – пальчики оближешь. Женушка и так, наверно, поддала за Зойку с помойки? Ну а с фото жизнь пойдет значительно интереснее. Ну, покедова, красавчик. Подумай над моими словами. Ну?

Ярослав Петрович надел плащ, шляпу и вышел. Шел первый час ночи.

Куда идут все бездомные, изгнанные из своих квартир, бессонники? Конечно же, на вокзал. Неподалеку был Казанский вокзал, и Красин зашагал туда. На вокзале он нашел укромный уголок, принял таблетку снотворного и, надвинув на глаза шляпу, заснул. Дважды его будила милиция, но Ярослав Петрович показывал паспорт, говорил, что встречает ранний поезд, и его оставили в покое.

Утром он проснулся бодрым и отдохнувшим. Потянулся, сделал несколько упражнений и направился в умывальник. На душе было легко и свободно от принятого решения.

Красин умылся и побрился среди молчаливого многонационального люда, который тоже чистил зубы, брился, перепрыгивая через швабру гонявшей по умывальнику опилки и что-то бурчавшей себе под нос уборщицы. Прошло всего несколько дней, как он переступил порог этого умывальника с пакетом, который перевернул всю его жизнь.

Приведя себя в порядок, Красин позавтракал в ресторане. Официантка была та же самая, что и в прошлый раз, она узнала или сделала вид, что узнала его, и потихоньку принесла сто граммов коньячку.

Из автомата Ярослав Петрович позвонил в гараж и вызвал Колю к вокзалу. Прохаживаясь в ожидании машины, Красин ловил на себе взгляды женщин, значит, не так уж он стар… Вот что значит, когда на душе спокойно, ты не напряжен и не издерган. Когда ты внутренне свободен, не напряжен и не издерган, женщины инстинктивно чувствуют это и смотрят на тебя.

Приехал Коля.

– Провожали кого-нибудь, Ярослав Петрович?

– Самого себя, Коля. Давай к Центральному телеграфу.

На Центральном телеграфе Ярослав Петрович заказал гордеевский город, Зоину мастерскую. Разница была в несколько часов, и Зоя, конечно же, уже давно колдует над своими изразцами. Он почему-то явственно увидел эту мастерскую, хотя ни разу там не был. Просторная комната, заставленная холстами на подрамниках, печь, где она обжигает глину, баночки, кисти… И среди этого хаоса Зоя в халатике, с руками, испачканными красками.

Сделав заказ, Красин подошел к почтовому киоску, купил бумагу, конверты и написал несколько писем.

Первое – жене, без обращения:

«Ты права, нам надо разойтись. Я уезжаю. Мне ничего не надо. Можешь все оставить себе. В том числе и квартиру. Красин».

Второе – Ухову.

«Начальнику архитектурного управления

Н.И. Ухову

От директора Архитектурного института Я. П. Красина

Заявление

Прошу Вас освободить меня от должности директора института по собственному желанию. Считаю разбирательство по анонимке оскорбительным и унизительным. В случае предания меня суду даю адрес: г. Таллин. Маяк.

Красин».

Третье письмо он написал Головину, тоже без обращения.

«В связи с уходом с поста директора по собственному желанию обязанности директора временно возлагаю на вас.

Красин».

Дали гордеевский город. В трубке звучал Зоин радостно-встревоженный голос.

– Ярослав?! Ты? Я жду каждый день…

– Слушай, – сказал Ярослав Петрович, – ты можешь немедленно вылететь в Таллин?

– Да, – не раздумывая, сказала Зоя.

– Тогда я встречаю тебя завтра утром в Таллине, в аэропорту.

– Хорошо. Как живешь?

– Потом…

– До встречи.

– До встречи.

Красин вышел из телеграфа, сел в машину.

– Коля, в аэропорт.

– В отпуск, Ярослав Петрович?

– В бессрочный, Коля.

– Как?! Вы уходите?

– Ухожу, Коля.

Коля долго ехал молча, потом сказал:

– Тогда я тоже рассчитаюсь, Ярослав Петрович. К другому директору я привыкнуть не смогу.

– Коля, можно дать тебе один совет?

– Да, Ярослав Петрович.

– Перестань следить за Верой. Она верная жена и любит тебя, просто у нее такой взбалмошный характер. Кроме того, кто-то заинтересован, чтобы вы ссорились. Кому-то надо, чтобы у тебя сдали нервы и ты совершил аварию.

– Аварию? – поразился Коля. – Зачем?

– Зачем? Чтобы мы с тобой по утрам не ездили на работу. Или, наконец, постоянно опаздывали, попадали в какие-нибудь истории.

– Но кому это надо?

– Подлецов, к сожалению, хватает, Коля.

Некоторое время Коля ехал молча, очевидно раздумывая над словами Красина, потом сказал:

– Наверно, вы правы. Я и сам чувствовал, что это как-то неспроста… вроде бы нарочно… Я сегодня же поговорю с Верой. Спасибо вам, Ярослав Петрович.

Показался аэропорт.

– Развезешь эти конверты, – Красин протянул Коле три конверта.

– Хорошо, Ярослав Петрович. Дай бог вам счастья!

– Он уже мне его дал, Коля.

Они обнялись, и Красин ушел не оглядываясь.

Он не сразу узнал ее. Просто обратил внимание на стройную девчонку в джинсах и вышитой блузке навыпуск. В одной руке девчонка держала сумку, в другой огромный букет роз. Черная коса была завязана алым бантом. «Красивая девчонка», – еще подумал Красин и вдруг узнал ее.

– Привет! – крикнул Ярослав Петрович.

Она вздрогнула, невольно опустила руку с цветами, лотом подошла и прижалась щекой.

– Привет… Ты… насовсем?

– Да. А ты?

– Тоже… Я ему рассказала все. Он плакал… Но он управится. Он сильный. И потом, он очень любит свою работу. Работа его вылечит. У тебя есть какой-нибудь план?

– Конечно. Мы уединимся на необитаемом острове и будем работать над проектом дома. А потом полетим к Самигу и начнем потихоньку строить. Думаю, Гордеев поможет. Такие необычные вещи в его стиле.

– Насчет Гордеева я не знаю… Ты ведь ушел с работы? Да?

– Да.

– Гордеев такой человек… Он любит только знаменитости… Когда они в силе. А вот Самиг с друзьями помогут. На… это тебе… Нарвала еще с росой, да в самолете роса высохла…

Красин взял будет роз и зарылся в него лицом. Пахло особо, не так, как пахнут обычные розы: зноем долин, прохладой гор, безоблачным синим небом, Ледником.

– У нас везде будут розы: и в палисаднике, и на террасе, и даже на крыше. Я уже кое-что нарисовала… там отдельные эскизы… – Зоя кивнула на саквояж. – Я набрала красок, фломастеров, бумаги, книг… Мы с тобой будем работать с утра до ночи…

– Не только работать… Мы как-то с ходу о работе. Даже забыли поздороваться. Ну… здравствуй. – Он привлек Зою к себе за худенькие плечи и поцеловал в губы.

Она задохнулась, залилась краской.

– Я так ждала… Так ждала…

– Ты голодная?

– Нет, я поела в самолете.

– Ну, тогда ужинать будем на острове.

– На каком еще острове?

– Конечно, на необитаемом.

– Нет, серьезно на необитаемом?

– Почти. Там живет лишь один смотритель. Старый добрый гном. А ты будешь Белоснежкой.

– Под Белоснежку я никак не подхожу.

– Ничего. Морская соль, песок, ветер сделают свое дело. Ты превратишься в блондинку.

Они накупили продуктов, вина, взяли такси и поехали на берег залива. Был солнечный полдень. Кричали чайки. С моря дул крепкий прохладный ветер, но море было довольно спокойным, лишь все в мелких барашках. Дымились дюны. Красин нашел рыбака на лодке и попросил отвезти их на остров. Рыбак долго отнекивался, но, увидев бутылку водки, ворча, согласился. Чайки погнались за ними, надеясь чем-нибудь поживиться, в днище дробно стучали волны. Море слепило синевой, и все вокруг сделалось синим: и лодка, и рыбак, и весла, и глаза у Зои, и ее черная коса, и розовая блузка с вышивкой…

– Боже! – прошептала Зоя. – Как красиво! Это самый счастливый день в моей жизни.

– Таких дней впереди много.

Они еще издали увидели сгорбленную фигуру смотрителя маяка. Смотритель, закатав брюки, бродил по мелководью, что-то высматривая в воде.

– Ищет янтарь, – сказал Красин.

– Здесь есть янтарь? – В голосе Зои послышалось удивление и восхищение разом.

– Есть.

– И мы будем его искать?

– Конечно.

– Чудесно! Я сделаю себе янтарное ожерелье! А тебе серьгу, чтобы был похож на настоящего пирата.

– Я и так пират. Похитил тебя. Я просто прирожденный мафиози.

– Это я пират и мафиози. Я похитила тебя.

– Не будем ссориться. Мы оба похитили друг друга.

Лодка уткнулась носом в берег неподалеку от гнома – смотрителя маяка. Тот долго вглядывался в прибывших из-под ладони, потом раздался густой бас, так не вязавшийся с тщедушной фигуркой смотрителя:

– Неужели Ярослав Петрович?

– Принимай гостей, Вадимыч.

Они спрыгнули на берег. Лодка отчалила и тут же растаяла в голубизне.

Вадимыч запрыгал вокруг прибывших, как краб с поврежденной клешней.

– Сколько же я тебя не видел?.. Лет пять?

– Около этого. Знакомьтесь. Моя жена.

– Какая красавица! С прибытием вас! Вот, возьмите! – Вадимыч протянул коричневую сморщенную как у обезьяны ладонь, на которой влажно поблескивал крупный янтарь. – Только что нашел, как вас увидел. Выходит, это вам море подарило.

– Ой, огромное вам спасибо!

Зоя осторожно взяла камень с ладони старика и зажала его в руке.

– Ну как живешь, Вадимыч?

– Живу не скучаю, Ярослав Петрович. Встаю с солнцем, ложусь перед самым восходом. Не спится, Ярослав Петрович.

– Чего ж не спится?

– Да все о жизни думаю.

– И чего ты надумал, Вадимыч?

– Суетимся мы много, Ярослав Петрович. Все больше по пустякам. Сгораем, не оставляем следа после себя…

Со смотрителем маяка Красин познакомился несколько лет назад, когда он с товарищами отдыхал на острове несколько дней. Рыбачили, собирали янтарь… Ярославу Петровичу понравился молчаливый старик, державшийся с большим достоинством, безгранично влюбленный в свой остров, в море, небо…

Старик жил на самом маяке в тесной каморке, куда ему трудно было подниматься по крутой витой лестнице, и Красин в знак благодарности собственноручно прямо в блокноте составил проект небольшого коттеджа, а местные товарищи соорудили его буквально в три дня.

Теперь этот коттедж сиял ослепительно синими стеклами, и казалось, что посредине островка образовалось небольшое, но глубокое озеро.

– Я сейчас переберусь на маяк, – сказал смотритель, – а вы располагайтесь в моем доме.

– Нет, Вадимыч. Мы будем жить на маяке. Как, Зоечка?

– На маяке… как здорово… будем видеть корабли… И первыми – как восходит солнце.

– Да. Согласна?

– Еще бы!

– Там матрасы есть, – засуетился смотритель, – а чистое белье я вам принесу. И холодильник поставлю У меня есть маленький. «Морозко».

– Ну, с холодильником вообще не жизнь, а красота!

– Но сначала мы пообедаем у меня. Я утром свежей рыбки наловил.

– Прекрасно. А мы купили хорошего вина.

…Вечером, искупавшись в прохладном море, они лежали на матрасах под самым куполом маяка и слушали, как поскрипывает поворотный механизм и по стенам ползают сполохи огня. Они пили прямо из горлышка сухое, белое, очень холодное вино и говорили о своем будущем, о доме.

– Общая идея у меня есть, – говорила Зоя. – Наш дом будет трехэтажный, на возвышенности прямо над краем Ледника. На верхнем этаже наши с тобой мастерские, огромные окна с одной стороны будут вы ходить на Ледник, с другой – на альпийские луга. На крыше мы посадим абрикосовый сад. Абрикосы зацветают рано и цветут долго. С крыши можно спуститься на Ледник. Зимой будем ходить на лыжах, а весной и летом загорать. Второй этаж – спальня. Первый – кухня, подсобные помещения. На ручье, что вытекает из-под Ледника, можно поставить маленькую электростанцию. К долине мы проложим прямую тропинку. Всего ходу час пятнадцать минут. Я считала. А до Самига двадцать минут. Изнутри и снаружи стены я отделаю изразцами. Чтобы снаружи дом был похож на сияющий отколовшийся кусок солнца, а внутри на ожидающую дождя, затянутую светлой кисеей русскую степь. На крыше мы сделаем навес. Для ласточек, застигнутых ливнем. Если ласточку внезапно застигнет дождь, она увидит внизу кусок солнца и будет инстинктивно стремиться к нему, спрячется под навесом. Дому мы дадим название, как давали в старину, «Ласточка с дождем на крыльях». Тебе нравится мой проект?

Он сел на стул у иллюминатора.

– Смотри, корабли!

Она вскочила, обняла его за шею, легла на плечо упругой грудью.

– Где?

– Вон там! Левее!

Он прижал к себе ее голову и придвинулся к иллюминатору.

– Видишь? Цепочка.

Мимо острова шел караван кораблей, их было много, и они следовали друг за другом – казалось, кто-то в темноте тянул ниточку, на которую были нанизаны яркие фонарики.

– Куда они пошли? В Африку, в Америку?

– Не знаю… Может быть, это возвращаются с уловом колхозные рыбаки.

Караван прошел, и море опять стало освещаться только звездами. Звезды отражались в море. Море захватывало часть неба, утопляя звезды, и они просвечивали через него. И нельзя было узнать, где кончается море и начинается небо. Казалось, они со своим маяком повисли в странной водно-космической субстанции, словно находились на неведомо откуда прилетевшем и зависшем над непонятным образованием корабле.

– Я чувствую себя ангелом, присутствующим при сотворении мира, – прошептала Зоя, прижимаясь к Красину. – Вот-вот небо отделится от воды, загорится солнце, и я увижу под собой голубой шар – только что народившуюся нашу Землю.

– Да… А вот я не могу почувствовать себя ангелом. Слишком много грешил. Черту же при сотворении мира присутствовать не обязательно. Он подождет, когда на голубом шарике появятся люди. Тут ему работы хватит.

Они вернулись на матрасы.

– В общем, мне твой проект нравится, – сказал Красин, отхлебывая из горлышка вино. – Я бы только внес некоторые поправки. Во-первых, все-таки одну стену привязать к скале, как это сделано у Самига. Это нам даст возможность создать большие подземные помещения, оснастить их холодильными камерами. Там можно хранить продукты. Не будем же мы каждый день бегать в магазин. Во-вторых, сада на крыше будет мало. Пусть там останется декоративный сад, только деревья надо подобрать так, чтобы они цвели круглый год. Вокруг дома необходимо заложить фруктовые плантации. Фрукты мы будем сдавать: все-таки доход. Потом надо сделать небольшие постройки для скота. Нам ведь надо будет чем-то питаться. Сбережений надолго не хватит. Можно держать небольшое стадо овец. Мы бы, когда уставали от работы над проектом горного города, пасли их на альпийских лугах.

– Ты собираешься превратить наш дом прямо в Ноев ковчег.

– Ноевым ковчегом станет Горный город. Он будет функционировать совершенно самостоятельно и в то же время свяжется миллионами нитей со всем Земным шаром. Однако ты права – начинать надо с малого, с нашего дома, как макета города будущего. Давай спать, завтра рано вставать.

– Начнем работать?

– Нет, поедем на рыбалку. Вадимыч обещал все организовать. Отдыхаем ровно три дня, а потом за работу. Идет?

– Идет… – прошептала она, уже засыпая.

Они лежали в дюнах. Ветер дул с моря им в спину, и их, начиная с ног, засасывало в пески. Сегодня море было серым и небо серым, как будто пыльным, и солнце светило словно через песчаную пелену. Но было не холодно из-за горячего песка.

Вадимыч с уловом ушел в коттедж варить уху и жарить рыбу. Как это часто бывает, больше всех повезло новичку – Зое. Она натаскала целую корзину черной и красной рыбы. Вадимыч не знал, как она называется по-русски, но сказал, что эстонцы считают ее самой вкусной в их море.

Красин чувствовал, как его тело все сильнее нагревается набегавшим песком и мокрые, после купания, плавки высыхают… Зою уже занесло по пояс, и он еще насыпал ей горячего песку на спину. Она зажмурилась от удовольствия, как кошка, которую приласкали.

– Скажи, тебе трудно было… уйти с работы, – спросила Зоя.

– Не знаю, как и ответить… Все, что ни делается, к лучшему.

Он рассказал ей всю историю, ничего не утаивая. Охарактеризовал всех «действующих лиц» трагикомедии. Зоя выслушала очень внимательно, задавала много вопросов, потом сказала:

– Хочешь узнать мое мнение? Так сказать, женский вариант.

– Хочу, – ответил Красин с любопытством.

– Так вот. Мое мнение – оба твоих зама не виноваты. Всю кашу заварила твоя секретарша!

– Что?!

– Я думаю так. Она была давно влюблена в тебя, знала, что не любишь жену, и мечтала со временем отбить тебя у жены. Но ты не обращал на нее внимания, ухаживал за другими женщинами, а одной даже звонил и назначал свидания за три тысячи километров. Она дважды намекала тебе о своей любви. Первый раз – во время танца с креолкой и второй, когда механизм уже был ею запущен, но его еще можно было остановить, – в молодежном кафе. Она рассчитывала, что ты проводишь ее из кафе домой… Но ты не проводил, и тогда уже игра пошла ва-банк.

– Я даже сразу и не соображу, что ты говоришь. Какая-то фантастика.

– Никакой фантастики. Так вот, поняв, что с тобой ничего не выйдет, она вступила в связь с одним из твоих замов и решила сделать его директором. Или с третьим перспективным человеком, может быть, из управления. С этого дня она и начала вести на тебя досье. При помощи родственников, близких друзей.

– Но позволь, откуда она могла узнать подробности о моей командировке?

– Или от Головина, если он ее любовник, или от кого-то, кто работал на нее. В вашей экспедиции был кто-нибудь с фотоаппаратом?

Красин задумался. В самом деле, какой-то тип с незапоминающейся внешностью вертелся возле него с фотоаппаратом.

– Да… Был…

– Вот тебе и разгадка. Чтобы отвести подозрения от истинного «претендента на престол», она подсунула тебе слух про Головина, а потом, чтобы окончательно запутать, подделала почерк Сафонова на листке календаря. Когда постоянно имеешь дело с почерком какого-то лица, подделать его почерк ничего не стоит. Ради путаницы она вызвала и жену Головина, натолкнула ее на мысль отвести подозрения от мужа любыми способами.

Ярослав Петрович вздохнул.

– Слишком сложная интрига… для простой секретарши.

– О, ты не знаешь женщин. Это самые искусные в мире интриганки. А должность тут не имеет значения. Очевидно, она умная женщина.

– Да, она умная женщина. Но… история с шофером. Его все время пытались вывести из равновесия. Я мог или погибнуть, или покалечиться. Неужели она могла пойти на такое?

– Ну, это просто. Любовь без взаимности иногда переходит в ненависть. Покалеченный или мертвый, ты принадлежал бы только ей.

Красин опять вздохнул.

– Твои выводы воздвигнуты на песке. На том самом, который нас с тобой сейчас засыпает. Теперь это уже не имеет никакого значения.

– Да. Теперь это не имеет никакого значения. Мы с тобой порвали с прошлым.

– Вчера мы родились заново на земле.

– Сегодня мы отпразднуем первые сутки жизни.

– Идея! Еще никто никогда не праздновал первые сутки жизни на земле! Вот идет Вадимыч, груженный рыбой и бутылками.

– Давай выпьем за нашего сына…

– Так ты…

– Да…

– Точно?

– Да…

– Ура! – прошептал Красин. – Теперь мы будем строить дом втроем! Как его назовем?

– Хочешь Максимом? Мне нравится это имя.

– Идет! Мне тоже нравится! Мы воспитаем его честным, благородным, смелым, сильным, здоровым. Мы покажем ему, где зарыто вино. Когда будем совсем старенькими, мы выпьем это вино и закопаем для его сына или дочери. Мне страшно нравится этот древний обычай!

– Да, да. – Зоя заплакала от счастья. – Я думала… у меня никогда уже не будет ребенка… Да я особо и не хотела от него… И вдруг такое счастье…

Подошел Вадимыч. В одной руке он нес противень с жареной рыбой, в другой – котелок с ухой. Из карманов его брезентовой куртки торчали бутылки с белым вином.

Смотритель поставил противень на песок и накрыл его тройным слоем марли. То же самое проделал с котелком. Бутылки он положил рядом, они сразу запотели и стали похожи на толстые, покрытые росой нежинские огурцы на грядке.

– Пока шел, уха подостыла, – сказал смотритель. – Так дело не пойдет.

Он собрал на дюнах немного плавника, обложил им котелок и поджег. Котелок скрылся в огне.

…Они ели обжигающую уху, удивительно вкусную рыбу. Несмотря на трехслойный кусок марли, песок все-таки проник внутрь, рыба слегка похрустывала на зубах, и это придавало ей особый вкус. Пили вино за знакомство, за остров, за Вадимыча, за море, за мир во всем мире, а под конец выпили за будущего наследника.

За будущего наследника Вадимыч выпил сразу два стакана и произнес целую речь, вернее, невнятное бессвязное бормотание.

– Я очень долго живу… – сказал он. – Один… У меня нет никого на свете… Родственники и жена умерли, детей убили на войне… И мне некому передать свой жизненный опыт… У вас будет наследник… И то, что я вам скажу… вы должны передать ему… Вы извините меня, но вы удивительно красивая и гармоничная пара… Я, пожалуй, таких еще не встречал… Вы будто созданы… для вечной любви… Вы долго искали друг друга, но все-таки нашли… Я хочу вам вот что сказать… Берегите друг друга… Теперь каждый из вас в одиночку жить не сможет. То есть… возможно… какое-то время и сможет, но потом зачахнет… Все равно.. У вас должен быть хороший наследник… Когда он подрастет, вы передайте ему опыт моей жизни. Ладно? Он у меня совсем небольшой: человек не должен суетиться, тратить время на злобу, интриги, карьеру… Он должен больше думать о себе… Да, да, как это ни странно, но прежде всего о себе… Он обязан самосовершенствоваться… Стараться не делать людям больно… Если каждый сможет сделать из себя совершенного человека, то… все люди на земле станут лучше. И, может быть, им станет легче договориться, чтобы не было войн…

И еще бы я хотел, чтобы писатели всего земного шара собрались и написали одну лишь книгу. Но такой силы, чтобы каждый прочитавший… осознал… что ничего нет в мире прекраснее человека… и мира. И чтобы он стал жить по этой книге… Почему бы и нет… Ведь собрались ученые, напряглись… и создали атомную бомбу. Чем хуже писатели?

– Мы обязательно все это передадим нашему сыну, – серьезно сказала Зоя.

– Или дочери. Все равно передадим ваш опыт, – добавил Красин.

– Вот и хорошо. Теперь и умирать можно. – Старик отвернулся, чтобы скрыть глаза, и стал подбрасывать плавник в тлеющий костер – Чую, умру скоро. Земля зовет…

Костер ярко пылал в постепенно надвигающихся сумерках, похожий на букет трепещущих на ветру алых маков. Ветер с моря крепчал. Песок уже не грел. Дюны дымились клубами песка, как миниатюрные вулканы. Пора было собираться домой.

В это время с берега донеслось:

– Э-г-г-ей… Красин здесь?

– Здесь! – закричал в ответ Ярослав Петрович, уже чувствуя, что кончилось все: одиночество, остров, костер, рыбалка, маяк… Все это смел ураганным ветром вопрос «Красин здесь?». Они и тут настигли его.

К костру подошел рыбак, который перевозил их на остров. Он был сердит.

– Надо менять место. Можно подумать, что я нанялся работать на вас. Телеграмма.

Пока, чтобы задобрить сердитого почтальона, Вадимыч наливал ему в стакан вина и подсовывал жареной рыбы, Красин прочитал текст телеграммы: «Приказываю немедленно возвратиться. Ухов».

– Что там? – тревожно спросила Зоя.

Они отошли от костра и Зоя прочла телеграмму.

– Ты скоро вернешься?

– Не знаю. Судя по категоричному тону, они или выносят вопрос в КПК[1], или передают в суд.

– Бедняга! За что же они так с тобой… жестоко… Помни, я всегда буду ждать тебя, на сколько бы лет тебя ни посадили: на пять, десять, пятнадцать, двадцать лет… Все равно буду ждать. И твой сын тоже.

Она прижалась к его груди и зарыдала. Он осторожно отодвинул ее от себя, поцеловал в соленые мокрые глаза.

– Мне пора ехать. Может быть, успею на последний самолет.

– Ты даже не переночуешь?

– Нет смысла. Я все равно не засну. А ты улетай завтра. Вряд ли это все быстро кончится. Как только освобожусь, если только освобожусь, я прилечу к тебе. Хорошо?

– Хорошо, милый…

– Вы подождете меня здесь? – спросил Красин рыбака. – Я мигом.