ГЛАВА 12

Они все шли и шли, вниз и вниз, и воздух постепенно становился холоднее и холоднее. Рхиоу чувствовала, что все более смутно воспринимает окружающее: бесконечные длинные лестницы, темные туннели и галереи казались совершенно неразличимыми. Всплеск адреналина – следствие схватки – сошел на нет, оставив после себя ощущение тяжелой усталости; в этом состоянии любое движение требовало гораздо больше энергии, чем обычно. Свет в этих проходах был редкой роскошью, за исключением тех моментов, когда путники оказывались вблизи центральной пещеры. Иф по-прежнему вел их глубже и глубже по проходам, высеченным в мертвой скале.

Пожалуй, «мертвой» – неудачное выражение, – подумала Рхиоу: ее снова стало мучить ощущение, будто камень следит за ними, прислушивается к каждому слову; ей стало мерещиться, будто они оказались в огромном темном легком, и стены туннеля то сдвигаются, когда гора делает выдох, то расширяются при вдохе.

Периодически дорога приводила их к краю пропасти, в которой располагался город ящеров. В этих местах приходилось идти с особой осторожностью; Иф начинал красться вдоль стены, как кошка, – делал шаг, замирал, прислушивался, делал другой шаг… иногда поспешно нырял обратно в темноту, увлекая за собой остальных, когда впереди показывалась группа о чем-то переговаривающихся между собой рептилий. Иногда узкое окно в стене позволяло заглянуть в главную пещеру, но Рхиоу через некоторое время обнаружила, что такая возможность в меньшей мере облегчает причиняемые клаустрофобией страдания, чем раньше: Здания, устрашающие скульптуры, сам размер города начали угнетать ее дух. Рхиоу приходилось слышать, что в недавние времена среди эххифов находились те, кто прибегал именно к такому способу воздействия на психику: огромные мрачные здания должны были заставить человека чувствовать себя маленьким и бессильным, винтиком огромной машины, а не свободным существом, наслаждающимся простором и светом Ока Рхоуа.

Ах, солнышко, – подумала Рхиоу, – чего бы я сейчас ни отдала за то, чтобы увидеть его! Настоящее солнце, настоящий воздух - даже воздух Нью-Йорка, такой же полный гари, как любимые гамбургеры Урруаха…

Однако надежды на такое сейчас не было… может быть, и никогда больше не будет. Все жизненные силы Рхиоу, казалось, постепенно тонут в темноте, лишь изредка пронизываемой отблесками далекого огня на дне пропасти. Воспоминания о городских улицах, рассветах и закатах, автомобильных гудках, шелесте ветра в деревьях Центрального парка – все это медленно растворялось в неподвижном черном воздухе, в гудении и шипении голосов сотен тысяч ящеров.

Может быть, их миллионы… – думала Рхиоу.

По мере того как они ужасно медленно приближались к огню, пылающему на дне мира, холод парадоксальным образом усиливался; кошки еще не видели облачка выдыхаемого пара, но скоро должны были увидеть, решила Рхиоу. Ее передернуло: холод она ненавидела, но еще больше сейчас ненавидела того, чьим олицетворением он был и кто ждал их на дне пропасти.

– Эти длинные переходы… – устало сказала Сааш, поравнявшись с Рхиоу. – До чего же они выматывают! Помнишь, как было на Марсе?

– Ох, не надо! – пробормотала Рхиоу. Еще в начале своего сотрудничества им с Сааш пришлось спасать альпинистов с Андоррина; те преодолели сотни тысяч световых лет и проникли в другую геологическую эпоху, чтобы взойти на вершину марсианской горы Олимп – не теперешней безобидной горы, а еще только образующейся… Чтобы спасти альпинистов, понадобилось прибегнуть к сдвигу времени, расплачиваться за который пришлось Рхиоу и Сааш. Долгий путь сквозь бесконечные пещеры в поисках злополучных андорринцев, раскаленная лава, да еще и раздраженный визг руководителя альпинистов, когда всю группу эвакуировали за мгновение до того, как титанический взрыв снес вершину горы, превратив ее в кратер вулкана – самый большой не только в Солнечной системе, но и во всех известных мирах… После дней, проведенных в темноте пещер, после выслеживания потерявшихся по запаху, не услышав ни слова благодарности за спасение ни из одного из многочисленных ртов андорринцев, Рхиоу пришла к выводу, что магию и построенные на ней технологии должны использовать лишь лицензированные профессионалы. Однако во вселенной всегда имелось множество мест, где, по словам одного талантливого и восприимчивого эххифа, наука и магия стали неотличимы друг от друга, – главным образом потому, что рассматриваются как различные части одного и того же спектра силы, и их одинаково используют виды, для которых магия не большая тайна, чем электричество или ядерный распад.

Рхиоу взглянула в сторону Арху, ожидая услышать от него что-нибудь вроде «Так вы бывали на Марсе?», – но никакой реакции не последовало. Арху и Иф все еще шли рядом, погруженные в беседу. Искушение подслушать их разговор было почти непреодолимым. Двое магов, проходящих испытание, причем один из них – почти наверняка первый маг среди особей своего вида… Так что же между ними происходит? Догадаться невозможно, хотя телесный язык по-прежнему не свидетельствует о потеплении отношений. Сознания, занятые спором, могли принадлежать магам, членам одного и того же братства, но тела оставались телами кошки и змеи, совершенно друг-другу не доверяющих. Шерсть Арху стояла дыбом, лапы были напряжены; казалось, он хотел бы оказаться где угодно, только не рядом с ящером. Что же касается Ифа… Рхиоу не настолько разбиралась в мимике рептилий, чтобы судить, однако одно было несомненно: его тело старалось держаться подальше от Арху, хотя голова и была повернута в сторону собеседника. Впечатление, мягко говоря, было неоднозначным… Сааш тоже смотрела на Арху и Ифа. Через некоторое время она взглянула на Рхиоу и беззвучно произнесла:

– Мы все погибнем здесь, верно? Не только я.

– Нет, – ответила Рхиоу, – я бы так не сказала. – Странно: если бы речь шла только о ней, она почти приветствовала бы подобный исход…

Нет, неправда, – подумала Рхиоу, – такой возможности ведь на самом деле нет, мы же действуем в связке, «скованы одной цепью», как сказали бы эххифы. Мы же всегда знали: то, что случится здесь с одним из нас, случится со всеми остальными. – Она посмеялась бы над собой, если бы не чувствовала себя такой безжизненной внутри. – А я еще переживала, что у меня осталось на одну жизнь меньше! Нам вскоре придется заплатить гораздо дороже.

Урруах, который шел теперь рядом с Рхиоу и Сааш, задумчиво помахал хвостом, глядя на Арху и Ифа.

– Он не стал есть, – мысленно сказал он кошкам.

– Не стал. Очень любопытно… И он без большого увлечения говорил об этом своем Великом – совсем не так, как тот ящер, которого мы слышали в круглой пещере, – ответила Рхиоу.

Сааш с сомнением покачала головой.

– Те динозавры, что наблюдали за его работой, тоже не визжали от восторга… Они самостоятельные личности, Рхи, и вовсе не каждый обязательно энтузиаст того, что здесь происходит.

– Ну да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Просто… просто трудно думать об Ифе, как об одном из нас. Но это так и есть – иначе он не дал бы клятвы. И он явно очень встревожен.

Некоторое время кошки шли в молчании. Рхиоу все еще с беспокойством обдумывала, что может означать странный тон Ифа.

Милосердная Иау, – мысленно вздохнула она, – я так устала…

– Иф! – внезапно обратилась она к ящеру.

Тот оглянулся, словно удивленный тем, что кто-то, кроме Арху, заговаривает с ним.

– Нам сюда, – сказал он. – Идти еще долго.

– Я не об этом хотела с тобой поговорить, – ответила Рхиоу и оглянулась на остальных. – Давайте остановимся и немного отдохнем. Я хотела бы привести себя в порядок: оставлять пахучий след небезопасно. Да и всем нам не повредит передышка.

– Я уже давно жду, когда же ты это предложишь, – мысленно сказал Урруах, огляделся и растянулся на полу прямо там, где стоял. – Не у всех твой железный организм.

– Ну так и не все мы постоянно набиваем живот всякой дрянью из «Макдоналдса». Тебе следует как-нибудь попробовать кошачий корм. Я знаю очень полезную диетическую разновидность…

Урруах очень красочно описал то, что Рхиоу может сделать с диетическим кошачьим кормом. Рхиоу слегка улыбнулась, хотя и сочла, что осуществление идеи Урруаха едва ли даст длительный гастрономический эффект, потом повернулась к Ифу, который опустился на пол рядом с Арху. Арху внимательно посмотрел в обе стороны, прислушался, потом принялся спокойно умываться.

– Арху, – поинтересовалась Рхиоу, – кто-нибудь приближается?

– Некоторое время все будет спокойно, – ответил тот, не отрываясь от приведения в порядок своей белой грудки, которая после схватки стала розовой.

– Хорошо. – Рхиоу снова повернулась к Ифу: – Ты ведь голоден, верно?

– Да, – после паузы ответил Иф.

– Так почему ты не ел, когда была возможность?

Последовала долгая пауза. Арху замер, внимательно взглянув на Ифа, потом снова стал лизать лапу.

– Потому что никто меня не заставлял, – сказал Иф. – Рабочим особям не очень часто дают пищу… но уж когда дают, есть они должны. Тех, кто не хочет, заставляют… или убивают. Воинов тоже заставляют или убивают. Тот, кто отказывается есть, хотя выполняет свою работу, какова бы она ни была, сам становится пищей.

– И тебя должны были…

На этот раз пауза было очень, очень долгой.

– Я подумал, – так тихо, что его трудно было расслышать, сказал Иф, – и понял, что не хочу быть пищей. – Он умолк и виновато огляделся; казалось, он боится, что его подслушают: такие взгляды явно были еретическими. – Я решил, что должен быть какой-то другой путь, который позволил бы нам выжить. Однако всякий, кто заговаривал о таком, объявлялся безумцем… и немедленно приносился в жертву. Все говорили: «Мясо вкуснее, когда ум заходит за разум»… и смеялись за едой.

Рхиоу взглянула на Сааш, которую передернуло, и на Урруаха, который просто поморщился.

– Однако я хотел жить собственной жизнью, – продолжал Иф, – а не просто стать мясом в желудке воина. – Еще один взгляд вокруг, боязливый и виноватый. Рхиоу в смущении отвела глаза. – Я долго молчал… и искал способ выбраться из глубин, найти путь, который не был бы запрещен. Но таких путей нет: все проходы теперь охраняются или замурованы. Наконец я решил, что уж лучше пойду к Огню и брошусь в него, лишь бы не становиться пищей. Я так и собирался сделать… дорогу я знал: многие из нас ходят смотреть на Огонь, Не смея приблизиться к нему… А потом со мной заговорил голос.

– Все проходы охраняются… – протянул Урруах. – Как же тебе удалось тогда выбраться?

– Я… – Иф запнулся. – Я шагнул… между… Я прошел…

– Ты сделал «шаг вбок», – вмешался Арху и продемонстрировал это, хотя и с некоторыми трудностями.

Иф изумленно разинул пасть, потом сказал:

– Даже здесь это трудно.

Он сосредоточился и тоже сделал «шаг вбок»; как часто бывает с начинающими, его глаза исчезли последними и еще какое-то время висели в воздухе. Зрелище могло бы свести с ума любого непосвященного. Иф, тяжело дыша, снова обрел видимость и сложил лапы на груди – такой жест, по-видимому, у ящеров выражал удовлетворение.

– Да, в глубинах это трудно, – согласилась Рхиоу. – Дело в близости Огня и других, меньших потоков энергии – они влияют на гиперструны. Когда мы спустимся еще ниже, «шаг вбок» и вовсе станет невозможным.

– Но мне удалось, – сказал Иф, с подозрением глядя на Рхиоу. – Я работаю на нижнем уровне: прислуживаю воинам, которые живут несколькими этажами выше Огня. Чтобы уйти, я должен был миновать стражу, охраняющую все выходы из глубин. Было… было трудно и больно…

– Эффект яйцерезки, – пробормотал Урруах. – Уж мы то с ним хорошо знакомы. Но все-таки тебе удалось сбежать.

– Я прошел мимо многих стражей, – искоса взглянув на Урруаха, сказал Иф. – Ни один из них меня не увидел. Наконец я выбрался сюда, где не бывает никто, кроме рабочих в сопровождении охраны. Несколько отрядов прошло мимо меня. Я пошел туда, где голос велел мне ждать… и появились вы.

– Надо же, – фыркнул Урруах. – Он может делать «шаг вбок» там, где не можем мы. Большая нам от этого польза!

– Такое возможно, – тихо сказала Рхиоу. – Нечего зубоскалить.

Если бы доказательство еще было нужно, мы его получили, – подумала она. – Ящер-маг…

Сааш перевела взгляд с Ифа на Рхиоу.

– Ты думаешь, это он виноват в случившемся с воротами? – мысленно спросила она. – Такого не может быть, Рхи! Иф же совсем ничего не знает. Он сейчас имеет такое же представление о магии, как Арху, когда мы его еще только нашли.

– Если считать, что подобное возможно, – буркнул Урруах.

– Нет, – сказала Рхиоу, – проблема не в Ифе. Мне нужно узнать побольше об этом «Великом».

– А мне нет, – пожала плечами Сааш. – Не сомневаюсь: я точно знаю, кто это.

– Я тоже, – зарычал Урруах.

– Я не была бы на вашем месте так уж уверена, – возразила Рхиоу. – Предвзятость может сослужить нам плохую службу. В конце концов разве не были мы убеждены, что магов-ящеров не бывает? А теперь видите…

– Что вы собираетесь со мной делать? – спросил Иф.

Рхиоу вздохнула: она не имела об этом ни малейшего представления. Усталость все больше давила на нее с каждой секундой.

– Послушайте, – обратилась она к своей команде, – если мы просидим здесь и проговорим еще какое-то время, то начнем засыпать. У меня по крайней мере глаза слипаются. Арху, ты уверен, что пока нам ничего не грозит?

Взгляд Арху устремился в пустоту.

– Часа два у нас есть.

– Тогда мы немного поспим, – решила Рхиоу, – а уж потом попробуем разобраться, что делать.

– Кто останется на страже? – спросила Сааш, растянувшись на полу с выражением несказанного облегчения, даже не почесавшись. Рхиоу с жалостью взглянула на подругу: Сааш на самом деле не была приспособлена к подобному напряжению.

– Я, – вызвался Урруах. – Я в хорошей форме… и не голоден, в отличие от некоторых. – Он многозначительно посмотрел на Ифа и сел, прислонившись к стене и глядя в глубь темной галереи.

Рхиоу улеглась и попыталась расслабиться.

Что ж, отдых, если и не сон, – подумала она, хотя вероятным не казалось ни то, ни другое. Мысли ее все так же не могли вырваться из замкнутого круга, куда она загнала их, лишь бы не видеть перед собой Хухи… Откуда-то сбоку уже доносилось легкое похрапывание Сааш. – Ей всегда бывает легко заснуть, – с завистью подумала Рхиоу. – Все свои тревоги и неврозы она оставляет на время бодрствования. Хотела бы я быть способной на такое.

Легкое похрапывание Сааш не заглушало голосов Арху и Ифа, которые иногда чуть ли не переходили на крик.

– Я тоже был все время голодным, – говорил Арху. – До тех пор, пока не повстречал их. Тогда дела пошли лучше. Они дали мне буженины.

– Только этого нам и не хватало, – проворчал Урруах. – Динозавр, мечтающий о буженине…

– Не думай, будто я не слышу, как бурчит у тебя в животе, – мысленно сказала ему Рхиоу. – Ты накинулся бы на буженину так же жадно, как и он, и через пять минут рассказывал бы, где лучший вестсайдский ресторан.

– Послушайте, вы двое, – обратился Урруах к Арху и Ифу. – Половина ящериц этого мира накинется на нас, если вы не замолчите. Прошу прощения, Иф, я не хотел тебя обидеть.

Арху и Иф не обратили на него внимания. Урруаху пришлось еще несколько раз на них прикрикнуть, и наконец Арху уселся и стал пристально смотреть на Ифа, вероятно, пытаясь обучить того умственной речи. Рхиоу пожелала ему удачи, опустила голову на камень пола и попыталась уснуть.

Однако сон не шел. Рхиоу продолжала слышать внутренний голос, повторявший то одну, то другую фразу из клятвы мага-ящера… «Огонь горит в сердце, и Огонь и есть сердце. Ради этого Огня любой огонь для меня священен. И буду я вечно шевелить когтем угасающие угли…» Рхиоу повернулась на другой бок и вздохнула.

Действительно, очень похоже на нашу пословицу. И язык напоминает язык «Гимна May» u «Первой песни», – думала она. Все слова, обозначающие огонь и пламя, имели корнем айлуринское «аув» – «энергия»; это слово вошло в Речь как специальный термин.

Но с какой стати этому малышу использовать наш язык?

Для любого вида клятва всегда имеет тот вид, в котором ее произносили прародители сразу после того, как сделали выбор между добром и злом. Клятва запечатлевается в костях и крови, так что потомки – маги этого вида никогда не могут ее забыть; и еще: клятва всегда соответствует образу жизни вида.

Даже не знакомые с магией особи знают части клятвы в той или иной форме, часто приобретающей религиозный или философский характер.

Рхиоу насмешливо улыбнулась сама себе.

Почему я называю его малышом? Кто знает, сколько ему лет? – У Рхиоу сложилось смутное впечатление, что Иф еще не вышел из детского возраста, но разве известно, сколько времени ящеры остаются детьми? – Считается, правда, что у некоторых видов динозавров матери выхаживают своих вылупившихся из яиц малышей несколько лет. Ффайрх всегда говорил, что лучшие маги получаются из представителей тех видов, у которых в общей длительности жизни пропорция детства велика.

И все равно я ничего не понимаю. При чем тут айлуринский язык?

Рхиоу перевернулась на другой бок. Загадка не давала ей покоя. Связи между кошачьим миром и миром ящеров были очень древними, а их отношения выражались одним словом: вражда. Великий Кот с мечом в лапе, Саррахх Свирепая, вонзившая клыки в шею Змеи… Теперь же Рхиоу испытывала сомнение.

Нет ли еще чего-то в отношениях между двумя видами? Чего-то, что было утрачено со временем? Может быть, в давние времена мы сосуществовали на Земле?