Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тамплеры Пролетариата

ModernLib.Net / Дугин Александр / Тамплеры Пролетариата - Чтение (стр. 11)
Автор: Дугин Александр
Жанр:

 

 


      Конец цикла — это, в конечном счете, конец иллюзии, как сказал Генон.
      Песня Боуи, сопровождающая чтение "Книги Законов", горечь абсента, которого Кроули называл единственной инициатической субстанцией среди алкогольных напитков ("зеленая богиня"), неожиданный накат эрото-коматоза, прекрасный и болезненный фанатизм экстремистской политической ячейки, случайно упавшая тень, похожая на кельтский крест…
      Абсолютное Начало на расстоянии вытянутой (левой) руки.
 
       Cтатья написана в 1996 г., впервые опубликована в «Независимой Газете» 1996, воспроизведена в ж-ле «Элементы» № 8 (досье «Национал-большевизм») 1997 г.

ВРЕМЯ ЛЯПУНОВА

      В новейшей физике, исследующей приоритетно "сильно неравновесные состояния" и хаотические системы, есть один технический термин — "время Ляпунова". Он обозначает тот период, когда некий процесс (физический, механический, квантовый или даже биологический) выходит за пределы точной (или вероятностной) предсказуемости и вступает в хаотический режим. Иными словами, траектория процесса подчиняется строгим закономерностям лишь до определенного момента реального времени. За пределом этого момента «нормальное» время заканчивается и наступает парадоксальное "время Ляпунова" (или, точнее, "положительное время Ляпунова"). Характеристики этого «времени» очень любопытны. В отличие от обычного физико-механического времени, которое рассматривается классической физикой как принципиально обратимая величина (это означает, что время есть не что иное как статическая ось, дополняющая трехмерное пространство до четырехмерного; смотри школьную модель Эйнштейна), "время Ляпунова" течет необратимо, только в одном направлении, а следовательно, состоит оно не из раз и навсегда заданной траектории (в четырехмерном пространстве), а из «событий», т. е. совершенно непредсказуемых движений, являющихся произвольными, случайными, непериодическими. Процессы, которые протекают во "времени Ляпунова", называются хаотическими в противоположность процессам классической механики.
      Можно проиллюстрировать это бытовым примером. Например, трое людей садятся выпивать. До определенного момента их поведение довольно предсказуемо: они обсуждают знакомых, друзей, жизненные проблемы, спорт, женщин, политику. Постепенно, по мере все возрастающего опьянения, в беседу начинают вкрадываться «шумы» (так современная физика называет несущественные помехи протекания процесса). Эти «шумы» могут выражаться в том, что отдельные пассажи повторяются подвыпившими людьми по несколько раз, психологическая ситуация накаляется, возникают споры, конфликты, атмосфера уплотняется. В какой-то момент картина достигает стадии бифуркации (это ключевой термин в "теории катастроф" известного физика Рене Тома). Это означает, что логика поведения пьяной кампании целиком и ее членов, взятых по отдельности, может произвольно пойти по одной из двух равновероятных траекторий. Например, двое засыпают, а третий уезжает домой. Или, один набрасывается на другого с кулаками, а третий их разнимает. Или все трое вываливаются на улицу и затевают мордобой с прохожими, придравшись к пустякам. Или все мирно расходятся и виновато приползают в семью.
      Когда все садятся пить, финал пьянки неизвестен. До поры она подчиняется ограниченному психологическому набору, варьирующемуся в зависимости от культурного и интеллектуального уровня пьющих. Но каковыми бы ни были предпосылки, если пьянка развивается прогрессивно, рано или поздно наступает момент бифуркаций, и группа незаметно попадает во "время Ляпунова", где все пропорции размыты, где малейшая деталь может вызвать неадекватно масштабную реакцию, где любое последующее действие полностью непредсказуемо и не мотивировано.
      Но весь интерес состоит в том, что "время Ляпунова" не является периодом полного беспорядка, где все движения совершенно произвольны. Это нечто среднее между вполне структурированной системой и полным отсутствием системы. Обрывки траекторий сохраняются, пьяное поведение подчиняется фрагментам логико-психологических детерминированных цепей. Хаос имеет свою парадоксальную структуру, которая называется "физикой неинтегрируемых процессов" или "системой фрактальных аттракторов". Следовательно, "время Ляпунова" подлежит определенному парадоксальному измерению, только более гибкому и широко понятому, нежели детерминизм "сводимых систем" (т. е. обычных классических или квантовых траекторий). Некоторые современные физики — в частности, Илья Пригожин — считают, что процессы, протекающие в "положительном времени Ляпунова" и есть ключ к тайне жизни. Здесь, в этом промежуточном состоянии, междустрогой структурой и полным отсутствием всякой структуры, в хаотической системе лежит «волшебное» сочетание закона и свободы, модели и события, заданности и спонтанности, и именно такое сочетание и называется "жизнью".
      Чисто логическая рациональная модель, как это показал Кант, не в состоянии «схватить» вещь в себе, суть реальности, которая остается всегда недоступной и ноуменальной. Сам же «ноумен» хранит полное молчание. Лишь в хаотических мирах, в течении "времени Ляпунова" совершается тайный переход от молчания к языку, от существования к несуществованию, от иррационального к рациональному, и обратно.
      Поразительно, но идеи Пригожина и других теоретиков "несводимых процессов" строго совпадают с традиционными доктринами алхимии, считающей, что "камень философов" следует искать в "частице древнего хаоса", которой творец пренебрег в момент творения! Это — "магнезия философов", "наша Кибела" или "наша Латона".
      "Время Ляпунова" является важнейшим понятием для двух изоморфных уровней — для индивидуальной духовной реализации и для социальных трансформаций. Для личности, ищущей своего истинного центра, приоритет "времени Ляпунова" означает культивацию пограничных состояний, промежуточных между свежим дневным сознанием и ночным (алкогольным, наркотическим и т. д.) обмороком. Только на этой грани можно схватить магическую спектральную точку, где индивидуальная экзистенция граничит с внеиндивидуальными реальностями — как инфракорпорального, так и чисто ангелического порядка. В этом сущность механизма инициации. "Время Ляпунова" — это фаза "инициатической смерти". Тот, кто достигает контроля над этим «перешейком», выходит за грань фатального дуализма жизнь-смерть. На социальном уровне — аналогичная картина. Каждый режим, социальное устройство, экономико-политическая формация подчиняются строго детерминированным законам, воплощающимся в структуре власти, в ее идеологии, в ее внутренних нормативах. Но социальная энергия, так же, как и всякая энергия в телесной вселенной, однонаправленно убывает, "производит энтропию". Поэтому любая власть и любая общественная формация функционируют логично и закономерно только ограниченный отрезок времени. После определенного момента наступает "время Ляпунова". Подобно пьяной компании, за некоторой границей общество начинает вести себя непредсказуемо, хаотически. Периферийное разрастается до гигантских пропорций, центральное, осевое отходит в сторону.
      Несомненно, что "время Ляпунова" для СССР началось в 1985. Нынешний президент (заметьте, "непредсказуемый"!) — типичный образец «частицы» хаотической системы. На наших глазах из "диссипативных останков" позднего дегенерировавшего социализма рождается новая либеральная система. Но и она на глазах стареет, энтропия в ней ужасающе быстро возрастает, она начинает поразительно, до мелочей напоминать последние фазы советского общества. Не исключено, что либеральный цикл будет очень быстротечным, так как некоторые системы принципиально нежизнеспособны (в определенных условиях).
      Еще один важный момент: фаза распада советизма проходила при полной интеллектуальнойпассивности основных действующих сил. Иными словами, нет такого социального организма, который смог бы «схватить» основное содержание социального "времени Ляпунова" в нашей ситуации и положить это драгоценное знание в основу нового социального порядка. Самое интересное, кажется, все проспали. Но инициатическая смерть отличается от смерти обычной тем, что в ней сознание не пропадает полностью (сохраняясь в особом режиме). Хаос должен быть не просто пережит, но и осмыслен. Раз этого не произошло, то неизбежно повторение хаоса. Еще одна катастрофа, еще одна фаза социальных сдвигов, еще один аккорд "диссипативного скачка". Более того, это будет повторяться до тех пор (в ускоренном ритме), пока какая-то социальная формация не возьмет на себя ответственность за опасную и увлекательную научно-практическую работу с хаотическими структурами.
      Нынешние «стабильность» и «устойчивость» еще более призрачны и обманчивы, чем последние дни Совдепа (а возврат в прошлое вообще нереален).
      Наше общество сегодня — такой же бесплотный мираж, как самоуверенная глупость современного обывателя. Но мы-то знаем, что "время Ляпунова" — это нашевремя. Поэтому рука сама тянется… (нет, пока не к тому, о чем вы подумали) к книгам Пуанкаре, Колмогорова, Стенгерс, Тома, Пригожина, Капра, Николиса, Мандельброта и других интересных авторов.
      К нашей универсальной доктрине Революции помимо наследия "новых правых" и "новых левых" мы добавляем теории "новых физиков".
 
       Cтатья написана в 1996 г., впервые опубликована в газете «Лимонка» 1996 г.

ВСЕЛЕННАЯ ДЕ СИТЕРА

      Фундаментальная физика — увлекательнейшая наука. На данном этапе, когда от былой самоуверенности и наглого обскурантистского позитивизма не осталось и следа, разбирать ее новейшие гипотезы с позиций интегрального традиционализма — чистое наслаждение.
      Рассмотрим новейшую космогоническую гипотезу в версии Ильи Пригожина, кстати, лауреата Нобелевской премии за открытия в области химии. Затем сопоставим ее с традиционалистским взглядом на космогонию и инициацию.
      По Пригожину, начальное состояние, предшествующее возникновению нашей Вселенной, следует описать как вакуум или пространство Минковского, т. е. такое геометрическое пространство, в котором (в отличие от реального космического) нет никаких искажений. Но в вакууме, как показали новейшие исследования в физике, могут существовать и существуют различные поля. В отличие от Стивена Хокинга и сторонников теории Большого Взрыва, объясняющих рождение материи каким-то одноразовым катаклизмом, нарушившим раз и навсегда равновесное состояние вакуума, Пригожин придерживается иной версии. С его точки зрения, материя появилась вследствие "флуктуаций вакуума", т. е. аномальных явлений в состоянии полей в пространстве Минковского (или во вселенной Минковского). Следовательно, возникновение Вселенной не одноразовый момент, но некоторая постоянно существующая в пространстве Минковского потенция.
      Сразу оговоримся, что вся эта проблематика, хотя и поставленная в совершенном отрыве от традиционной метафизики, на самом деле, как две капли воды похожа на традиционную оппозицию креационистских и манифестационистских доктрин. Креационисты, сторонники одноразового Творения, являются наследниками авраамической религии. Им в области современной физики соответствуют Хокинг и другие сторонники Big Bang'а. Пригожин, теоретик хаоса (sic!), напротив, сближается с манифестационистами, утверждающими теорию "перманентного творения", свойственную индоевропейским традициям. Но самое интересное дальше.
      Флуктуации вакуума приводят к рождению первочастицы. Учитывая концепции, разработанные на основании квантовой механики, мы знаем, что понятие «частица» или «атом» не является точным и равновозможно понятию «волны». Следовательно, флуктуация вакуума, порождающая материю, не есть необратимый и одноразовый переход между несуществованием и существованием. Это сильно неравновесное состояние, связанное двояким образом и с материей и с вакуумом. Как частица — это материя, как волна — вакуум. Отсюда логически вытекает объяснение мини черных дыр и космологического (реликтового) излучения. Появление первочастицы невероятно большой плотности из «тихого» пространства Минковского, где нет никаких событий или помех геометрической чистоте, открывает собой "эру Планка". Эта эра Планка длится очень короткое время. Но представляет собой сущий ужас. Дико сжатая материя, как аномалия, призванная загрязнить геометрический порядок во Вселенной Минковского, обнаруживает себя в радикально чуждой по всем параметрам среде. Если, с волновой точки зрения, она еще как-то связана с вакуумом и его полями, то как партикула она эмерджентна. Эта тема напоминает гностический миф о злом демиурге, который, родившись в световой плероме, набросил оковы тлена на небесные архетипы. Эра Планка — чудовищная эра. В ней зародились самые инфернальные процессы Вселенной. Но длилась она недолго (в чистом виде).
      Далее наступает новая эпоха. Суперсжатая новорожденная масса начинает экспоненциально расширяться. Хаос бьет фонтаном из эры Планка вовне. Это и есть Вселенная де Ситера. Это уже не эра Планка, где все пребывает в сверхсгущенном состоянии. Это уже подобие структуры, но еще совсем не такой, как в нашей эйнштейновской Вселенной. Частицы разбегаются друг от друга с дикой скоростью. Все процессы — "чувствительны к начальным условиям" и «неинтегрируемые». Это как бы один сплошной резонанс, деление на ноль. Катастрофа. Поле настоящего хаоса, промежуточного между структурой и кошмаром эры Планка. Вселенная де Ситера интересует нас больше всего, и мы вернемся к ней сразу же, как только закончим общее описание космогонического процесса.
      Вселенная де Ситера, миры хаоса, тоже непродолжительны, но гораздо длиннее эры Планка. Когда эти хаотические процессы успокаиваются, вся система Вселенной вновь стремится к равновесию пространства Минковского, с той лишь разницей, что все забито материей, которая постепенно исчезает, рассеивается, уходит в энтропическом процессе в небытие (по второму закону термодинамики). В нашей Вселенной уже действует закон E=mc2 и т. д. Но это уже менее интересно. В целом эта Вселенная ньютоновская, в ней справедливы законы механики. Это почти пространство Минковского, только искаженное рассеянной и исчезающей материей, которая нет-нет, да и породит какую-нибудь аномалию.
      Две области в современной физике столкнулись с тем, что ньютоновская Вселенная — еще не вся Вселенная и что рациональные законы покрывают не всю реальность физики. От рационализма и креационизма (пусть обновленного и расширенного Эйнштейном и первыми этапами развития квантовой механики) ученые были вынуждены заглянуть в иные сферы. Началось углубленное изучение атомарного и субатомарного уровня и астрофизики. Сверхмалые и сверхбольшие величины в физике поставили ученых перед неожиданной проблемой. Оказывается, ньютоновская Вселенная — эта демиургическая пародия на ангелическое пространство Минковского — существует только на мезоуровне, сопоставимом со взглядом человека. За пределом этого среза продолжают существовать иные более древние законы. Одним словом, Вселенная де Ситера не исчезла окончательно. В ней процесс демиургической узурпации еще нагляден, а древний хаос еще доминирует. Черные дыры и фотоны, излучение абсолютно черного тела и другие эпифеномены ранних этапов космической истории несут в себе печать важнейшего космогонического процесса. Они связывают нас с ужасной эрой Планка, а через нее и с самим пространством Минковского, причем с его чистым и непорочным состоянием, свободным от приближений ньютоновской имитации, выдающих подделку.
      Теперь пора задать вопрос: чем отличается инициация от обычной религиозной догмы? Объясним на примере фундаментальной физики. Религия имеет дело с неким духовным аналогом ньютоновского мира. Здесь все утверждения удивительно похожи на истину, бесконечно близки к ней, но все же чуть-чуть, самую малость, отличаются. Зазор количественно невелик, но качественно абсолютен (смотри книгу Генона "Принципы исчисления бесконечно-малых"). Этот зазор равен наличию материи, искажающей пропорции. Религия пренебрегает им, и тем самым остается всегда в безысходном лабиринте приближения. Инициация идет радикально иным путем. Зазор здесь имеет главное значение. Стремление к Абсолютному заставляет отказаться от компромиссов. Следует спуск в ад, погружение в хаос. Это аналогично углублению во Вселенную де Ситера. Здесь посвящаемый схватывает суть материи, смысл искажающего приближения, корень зла, которое открывается во всем его объеме. Лишь через этот травматический опыт возможен выход по ту сторону материи, причем радикальный и безвозвратный. Это великий идеал Освобождения. Путь крайне опасен, но неизбежен.
      Благодаря Вселенной де Ситера механический мир Ньютона живет. Жизнь — хаотический процесс. С одной стороны, он глупее и демоничнее строгих законов геометрической науки. Но, с другой стороны, он вскрывает ту бездну лжи, на которой основывается реальность. Правильно Пригожин (как и другой интересный автор Фритьоф Капра) видят в этих мирах источник жизни. Так оно и есть. Но бестолковая и пульсирующая жизнь хороша не сама по себе, а лишь как вызов, как путь к ее преодолению, как парадоксальная дорога в Сверхжизнь. Вселенная де Ситера для сатанистов цель, для гностиков — средство. Мокша, великое освобождение — наша главная задача. Познание зла не является, по большому счету злом. Если бы не своевременное падение, не было бы спасения. Felix Culpa. Ева поступила правильно. Ева — жизнь. Женский хаос, беременный Абсолютом, несущий ужас, безумие и кое-что еще, ценней чего не знали старые боги Закона.
      Креационизм, рацио безысходны. Их правота отвратительна…
      Фрактальные аттракторы, резонансы, бифуркационные поля….
      Универсальный растворитель Вселенной де Ситера интересуется нами.
 
       Cтатья написана в 1996 г., впервые опубликована в газете «Лимонка» 1996.

ФАШИСТЫ ПРИХОДЯТ В ПОЛНОЧЬ

1. Красноречивый страх перед коричневым цветом

      Стоит задаться вопросом, который, несмотря на всю его актуальность, по какой-то (весьма странной) причине вообще не ставится. Почему все боятся «фашизма» (как в России, так и в мире)? Почему именно это слово является самым общеупотребительным термином в политической, культурной и бытовой лексике, при том, что полноценного и осознанного политического или идеологического фашизма либо вообще не существует после 1945 года, либо он представляет собой крайне маргинальное явление, достойное не большего внимания со стороны публики, чем общества коллекционеров бабочек или собирателей марок?
      Это не может быть случайностью. Следует разобраться в смысловой нагрузке этого выражения в его нынешнем употреблении. Под «фашизмом» мы явно имеем в виду не конкретное политическое явление, а наш глубинный тайный секретный страх, который сближает и националиста, и либерала, и коммуниста, и демократа. Этот страх имеет не политическую и не идеологическую природу, в нем выражено какое-то более общее, более глубокое чувство, равно присущее всем людям независимо от их политической ориентации. Причем, этот "магический фашизм", преследующий наше бессознательное, настолько явно отличен от «фашизма» политического и конкретного, что, если нам представится случай побеседовать с каким-то конкретным неонацистом из маргинальных политических молодежных группировок, то у нас не останется никакого иного чувства, кроме чувства разочарования — "и это все?", "нет, это никакой не фашист!"
      В таком случае, чего мы боимся в действительности? Кто такой настоящий «фашист», и что такое настоящий «фашизм» не в исторической, но в психологической, даже психиатрической перспективе?

2. Человеческое человечество

      Фашизм, безусловно, совпадает в обыденном сознании с Абсолютным Злом, и единство в понимании этого, независимо от политической ориентации, показывает, что такое отождествление — факт всеобщий и универсальный. Но что может сегодня объединить (пусть по негативному критерию) людей, столь различных между собой по культуре, социальным интересам, вероисповеданию и идеологии?
      Только одно — ощущение общей причастности к "человеческому виду", смутный и экзистенциально фоновый гуманизм, который присущ и правым, и левым, и экстремистам, и центристам. Именно гуманизм остается последним якорем для сохранения относительного баланса в цивилизации, раздираемой внутренними и внешними политическими и идеологическими конфликтами, перед лицом глобального культурного, экологического и социального кризиса. Если убрать этот бессознательный гуманистический элемент нынешнего сугубо светского, сугубо человеческого человечества, то оно немедленно падет в бездну помешательства, фанатизма, истерики, надрыва, самоубийства. Современный человек, при всем его цинизме, практичности, прагматизме, индивидуализме и агностицизме, все еще свято верит в последний фетиш — "в человеческий фактор", в "человеческий факт", который, будучи не плохим и не хорошим сам по себе, является общей платформой существования человечества.
      Естественно, такое "человеческое человечество" подозревает о возможности катастрофы, т. е. о том, что эта последняя опора, этот «бессознательный» гуманизм могут быть выбиты из-под ног. Причем двумя способами — внешним и внутренним. Ощущение внешней опасности, синдром одержимости «концом» проявился в двух мощных течениях — «экологизме» и «пацифизме». Эта позиция предчувствует, что главная угроза "человеческому человечеству" придет извне: либо окружающая среда, будучи сущностно «внегуманной», "нечеловеческой", разобьет иллюзию человеческой самодостаточности и взорвет человеческую безопасность, либо "злые ястребы" развяжут военный конфликт, который уничтожит человечество. (На этом последнем психологическом факторе была основана в доперестроечные десятилетия «стрессовая» политика западного антикоммунизма).
      Но для нас важнее исследовать внутренний путь уничтожения "человеческого человечества". Так как именно такой внутренний взрыв и понимается под «фашизмом» на бессознательном уровне. Некоторые клинические «антифашисты» предложили даже особый термин «психофашизм», а этот термин, несмотря на внешнюю нелепость, весьма красноречиво показывает, что страх перед «фашизмом» имеет сугубо психическую, психиатрическую природу. Итак, «фашизм» есть внутренняя угроза для гуманизированного подсознания современного человечества, предчувствие возможного краха этого подсознания в той форме, в которой оно существует сегодня.

3. Кнут и кинжал де Сада

      Часто с термином «фашизм» автоматически ассоциируется иной термин «садизм», и это не случайно. Фактически, главные персонажи романов де Сада воплощают в себе кристалльные образы того, чего больше всего страшится «гуманистическое» подсознание, грядущее тотальное распространение которого де Сад гениально уловил и осознал еще в конце 18 века. Герои де Сада являются людьми, которые, принимая вызов либеральной идеологии, ставящей во главу угла принцип максимальной индивидуальной свободы, доводят эти тенденции до их логического предела, взрывая и уничтожая ограничения «индивидуальности», сохранившиеся в «демократическом» и «просвещенном» обществе как наследие «темных», "нелиберальных" времен, как "пережиток теократии, этатизма и морали". Политические идеи де Сада, ясно и последовательно изложенные в "Философии в будуаре", являются математическим применением либеральных догм к самым интимным сторонам человеческой жизни, связанным с эротическими комплексами, глубинными ингибициями и вегетативными психологическими реакциями (причем все описано с удивительным "черным юмором", отличающим все работы де Сада). Де Сад не борется с «гуманизмом» и нарождающейся "психологией гуманизма", он просто доводит их линию до логического конца, не останавливаясь на полдороге, как это имело место в случае его наивно-оптимистических современников, видящих «либерализм» и «гуманизм» в восторженных тонах. Де Сад — это внутренний предел движения общества к либеральной модели, и не случайно его идеи и Запад понял только в начале XX века, когда пророческий дар де Сада обнаружил себя во всей своей полноте и достоверности, когда его тексты открылись как предвосхищение Киркьегора, Ницше, Бакунина, Фрейда, сюрреалистов и т. д. Но следуя либеральным, «республиканским» принципам, де Сад рисует такую страшную картину бесконечных преступлений и извращений, которую сами либералы вряд ли могли бы признать за идеал своего общества.
      Почему? Лишь потому, что их сознание не способно охватить всего идеологического пространства собственной позиции, а их «предрассудки» мешают им легализировать всю полноту криминальных и извращенческих версий, которые они предпочитают «признавать» и «принимать» постепенно и последовательно одну за другой. Де Сад предлагал легализовать воровство (это, фактически, сделано при переходе к капиталистической модели общества, основанной именно на нем). Он считал необходимым разрешить все виды половых извращений, и в первую очередь, гомосексуализм (современное либеральное общество так и поступило). Он настаивал на отмене смертной казни за самые страшные преступления (борьба за такой закон увенчалась успехом во многих развитых странах).
      Единственный аспект, который мешает де Саду стать истинным архитектором, классиком современного либерализма, это тот комплекс, который получил в психологии его имя — «садизм». Именно этот аспект менее всего готовы принять либералы и «гуманисты», именно в нем содержится камень преткновения перед интеграцией де Сада в пантеон верховных либеральных идеологов.
      Дело в том, что последовательный и предельно честный де Сад пройдя весь путь по отрицанию ценностей традиционного общества — от отрицания церкви и монархии, до отрицания государства, морали и этики — столкнулся с важнейшей метафизической проблемой: кто именно будет являться субъектом свободы, завоеванной в результате последовательного и тотального уничтожения «старого» мира? Морис Бланшо в своей книге о Саде правильно замечает, что, как только какой-то герой де Сада перестает идти по пути все более страшных и разрушительных преступлений, он сам немедленно становится жертвой более последовательного «либерала». Ницше говорил о том же самом в притче о "бледном преступнике": "бледный преступник склонился; он убил, но еще и украл".
      Для Ницше «кража» является снижением чистого преступления, заключенного в прямом акте немотивированного убийства. Субъектом освобождения, таким образом, становится у де Сада не просто обычный человек, но человек особый, «обособленный», героический, который не просто ясно осознает (чего никогда не делают умеренные либералы), что увеличение свободы одного возможно только за счет уменьшения свободы другого, но и стремится последовательно довести свою личную свободу до максимума и сократить свободу окружающих до минимума. Именно такой выведенный де Садом тип «садиста» и стал постепенно фигурой, которая преследует коллективное бессознательное современного человечества.
      Почему? Потому что появление такого персонажа является не просто случайностью, но необходимымследствием гуманистического «развития» человечества по пути либерализма и просвещения! Именно такой садистский субъект неявно присутствует в "гуманистическом подсознании" людей, лишенных сакральных ориентиров традиционной цивилизации. Он — это "темный двойник", в котором постепенно копится коллективный счет человечества за его свободу и его «человечность». На дне «гуманного» подсознания человечества шевелятся тени героев «Жюстины» и «Жюльетты». Они грозят кнутом и острым кинжалом тем, кто трусливо остановился на пути «освобождения» человечества на полдороге.
      Не узнаем ли мы в де Саде и его героях знакомого призрака? Не источают ли его герои тревожный аромат «фашизма», конечно, не исторического и конкретного, но «психического», пресловутого и пугающего "психофашизма"?

4. Они пришли

      Либеральное подсознание современного человека носит в себе свой собственный приговор, свое собственное отрицание, свою собственную смерть. На предельной грани темных энергий души современного человека живет страшное существо — "магический фашист", призрак, обретший плоть, персонаж маркиза де Сада, ворвавшийся в вашу квартиру… У Оруэлла в «1984» есть очень важное место, свидетельствующее о довольно глубоком понимании законов человеческой психологии: в последней и самой страшной камере пыток, куда попадает герой, с ним случается то, чего он больше всего страшился на протяжении своей жизни, в снах, грезах, тревожных видениях. Крысы начинают грызть его лицо. Если современное общество, шире, современное человечество страшно боится «фашиста», и если эта фигура соответствует определенному глубиннейшему пласту "коллективного бессознательного", то такой «фашист» обязательно появится. Конечно, не в форме политического движения, сходного с итальянским или немецким прецедентном. Исторические фашизм и нацизм почти ничего общего не имели с тем "психическим фашизмом", который является внутренней, психической угрозой человечеству сейчас. Новый «фашизм» возникнет по иной логике и на основании иных законов. Скорее всего он будет намного страшнее предшествующего, так как он будет качественно другим. Он возникнет не как спасение от либерализма (попыткой чего были предшествующие версии фашизма), но как наказание за либерализм, и родится он не вне, а внутри либерального общества. Как последняя точка его истории, как его закономерный конец. Но поскольку человечество, фактически, отождествило сегодня свою судьбу с «гуманизмом» и «либерализмом», есть все основания полагать, что это будет одновременно и концом человечества.
      "Фашист" понятие внутреннее. Тот, кто не поймет необходимости взять на себя всю полноту кошмара, свойственного внутреннему миру героев де Сада, кто не сможет принять на себя трагическую и дикую миссию «садиста», с необходимостью станет «жертвой». В этом жанре законы очень жестоки, как жестоки на практике либеральные реформы и их результаты. Конечно, у самых радикальных либералов уже можно разглядеть многие «фашистские» и «садистские» черты. Но по сравнению с истинными «садистами» это лишь первые шаги «гуманистического» детсада. Вряд ли сами либералы найдут в себе силы двинуться к идеалу Сен-Фона, Мальдорора или Сверхчеловека. Для этого их гуманизм остается слишком «теплым» (не горячим и не холодным). А следовательно, они станут "жертвами".
      А если это так, то фашизм придет к ним в роли палача.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19