Последнее особенно огорчило Сандро, который по молодости и горячности готов был ослушаться и уговаривал Ираклия убить меня "при попытке к бегству". Ираклий поведал мне эту подробность, явно надеясь, что я оценю его стойкость перед искушением и не стану жаловаться на плохое обращение в первый день нашего знакомства. В заключение, он заявил, что очередной сеанс связи состоится в полдень, и что меня просили дождаться его, так как хотят что-то сообщить.
      В двенадцать часов он включил стоящую у окна армейскую рацию, продемонстрировав вполне профессиональное умение обращаться с нею. "Цивилизованные пошли нынче абреки! - невольно подумал я. - Разъезжают на иномарках, пользуются автоматическим оружием и радио... Вот только бреются, как и сто лет назад, очень редко. Может, это является одной из традиций разбойников-горцев?"
      Ираклий прервал мои размышления, протянув мне наушники.
      30
      Я стреляю - и нет справедливости
      Справедливее пули моей!
      М.Светлов
      Комната, в которой когда-то мы с Мгером вели переговоры с захватившими Клаву бандитами, представляла теперь собой настоящий штаб. На столе лежали развернутые карты крупного масштаба, тут же стоял компьютер IBM РС с процессором 486 и цветным 24-игольчатым принтером, на отдельном столике в углу под пальцами какого-то худого и совершенно лысого типа стрекотала пишущая машинка, несколько раций, работая одновременно, наполняли помещение разноязычной речью и треском разрядов.
      - Очень удачно, что ты оказался здесь! - протянул мне руку Антон. Кстати, мы обменялись рукопожатием впервые. Что это было, свидетельство возросшего ко мне доверия или проявление симпатии, которую он, по его словам, ко мне испытывал? Я приготовился сопротивляться стальной хватке, но его кисть лишь вяло шевельнулась в моих пальцах. Так поступали сановники во все времена - удостаивали прикосновения к своей начальственной длани. Видно, он уже ощущал себя властелином мира.
      - У меня был шанс остаться в этих краях навсегда, - ответил я. - Один шустрый паренек наладился было раздеть меня, чтобы не попортить кровью одежду. Ему приглянулась моя машина.
      - Да, мне рассказывали, в какую переделку ты попал. Эти горцы все еще живут по обычаям предков, любой чужак для них - законная добыча. Но мы вмешались вовремя.
      - Спасибо. Для чего меня сюда вызвали?
      - Мне нужна твоя помощь. Приближается заключительный этап операции (при этих словах по спине у меня прошел холодок), и броневики должны выйти на исходные позиции для атаки. Мы хотим, как ты помнишь, окружить станцию двойным кольцом: внутреннее будет вести штурм и захват, а внешнее отбивать попытки прийти на выручку охране. Но сперва необходимо перебросить ударный отряд в район станции.
      - И что же вы решили?
      - Вначале мы хотели отправить технику по железной дороге на платформах, замаскировав броневики под возвращающиеся с уборочной машины. Но после истории с АНТом, когда кооператоры пытались продать на металлолом за границу танки, контроль на железной дороге усилился. Кроме того, там мы будем лишены маневра в случае какой-нибудь неожиданности, привязаны к рельсам. Поэтому, было принято решение двигаться своим ходом. Ты должен позаботиться, чтобы ни люди твоего ведомства, ни патрульная служба их не задержали.
      Мы обсудили еще кое-какие подробности, и я ушел.
      Антон поставил передо мной трудную задачу. Но мне удалось быстро связаться с ребятами в Москве. Хорошо, что они уже знали от меня о характере готовящейся операции. Павел Владимирович понял меня с полуслова и вместе с Васей Кившенко нажал на нужные рычаги. Вскоре было спущено указание: дать "зеленую улицу" десантной части, передислоцирующейся в Прибалтику. Правдоподобие обеспечивалось тем, что там усиливалась напряженность. Армия, выполняя негласное указание, "играла мускулами", давая понять, что не останется безучастной к судьбам русских, которых в отделяющихся республиках заставляли изучать языки коренных национальностей и ограничивали в избирательных правах.
      Через несколько дней все как будто было улажено. Но на этом моя роль "золотой рыбки" не кончилась. Антон настоял, чтобы я для страховки сопровождал колонну и в случае недоразумений своим авторитетом подкреплял пропускные документы... Я объяснял ему, что мне сперва нужно закончить дело, ради которого меня сюда прислали отчитаться перед начальством, иначе мой преждевременный отъезд может вызвать подозрения. Он согласился и дал мне еще два дня, однако, с тем условием, что я поеду в Москву с отчетом на своей машине и провожу колонну по крайней мере до Харькова, до которого нам с ней было по пути.
      Я воспользовался полученной отсрочкой, чтобы связаться с Клавой. Она все еще писала диссертацию в этом городке, где ее захватили в заложницы, где погиб Мгер. Правда, банда, которую возглавлял Ахмет, давно уже отсюда ушла и вместе с прибывшими со всех концов страны отборными головорезами тренировалась по полному курсу подготовки десантников в специально оборудованном лагере. Одетые по всей форме (и, я думаю, тщательно выбритые ради маскировки), они должны были составить экипажи броневиков ударной колонны.
      Слежки за мной в последнее время как будто не было, очевидно, мои заслуги перед Организацией были достаточно велики. Поэтому, без особых предосторожностей я отправился на окраину городка, правда, пешком, а не на "мустанге" - очень уж он был приметный. Да и расстояния тут были по провинциальному небольшими, хотя крутые подъемы и спуски делали даже их утомительными, особенно для такого изнеженного столичным транспортом ходока, как я.
      Клава жила теперь в маленьком белом доме, где снимала комнату у старухи-абхазки, после того, как проводила Мгера в последний путь на тихом кладбище в его родном Дилижане.
      Окно ее выходило на запад, и на фоне заката горы недалекого хребта на противоположной стороне долины вырисовывались причудливыми черными зубцами.
      - Здравствуй, Джек, - ответила она на мое приветствие, сделанное наигранно бодрым тоном. Ее обычно веселый и звонкий голос, становившийся иногда даже крикливым по-одесски, откуда она была родом, сейчас прозвучал совсем глухо. Выглядела она тоже не лучшим образом - видно смерть Мгера здорово ее подкосила. "Может, не стоит снова впутывать ее в это опасное дело?" - подумал я. Но у меня не было другого выхода.
      - Как твоя работа? Пишешь?
      - Что-то застопорилась. Но время еще есть, думаю, что успею.
      - Больше тебя не трогали?
      - Нет, зачем им я. Они ведь получили все, что хотели.
      - Еще не все. Боюсь только, что когда получат все, что причитается, это придется им не по вкусу. Пока они проглотили только наживку, но не заметили острого крючка.
      - Мгер тоже был наживкой?
      - Клава!
      - Прости, Джек. Я просто устала.
      - Ладно, я понимаю. Скажи, ты можешь сегодня вечером выехать в Москву?
      - Если нужно...
      - Очень нужно. Я хочу передать ребятам маршрут ударного отряда и график его движения. Пусть доложат все начальству и приготовят бандитам достойную встречу где-нибудь в пути.
      - А ты сам?
      - К сожалению, я должен сопровождать колонну, но думаю, что мне удастся оторваться от них по дороге. Но если даже и нет... В любом случае это не должно сковывать наших действий - положение слишком серьезное.
      - Я уеду сегодня вечером, возьму только свои вещи. Их немного, как ты видел, все уместится в одну сумку. Автобусом доберусь до Сочи и еще успею на утренний рейс в Москву.
      - Будь осторожна. Ты же понимаешь, что произойдет, если они тебя схватят и найдут эту бумагу.
      - Не беспокойся. Они не обращают на меня внимания, я уже тебе сказала.
      - У тебя есть оружие?
      - Да, пистолет. И еще газовый баллончик, который Мгер тогда отнял у бандита.
      - Держи все это под рукой, пока не сядешь в автобус.
      - Не волнуйся, все будет в порядке.
      Мы попрощались, и я ушел. Солнце уже давно закатилось за горы, и черные кроны деревьев шумели под ветром. Я медленно шел по узкой улочке вдоль невысокого забора. Сквозь быстро несущиеся тучи время от времени проглядывала полная луна, и тогда становилось довольно светло, на белых стенах маленьких домиков чернели квадраты окон. Потом луна снова скрывалась за тучами, и я с трудом различал дорогу.
      Чем дальше я отходил от дома, где жила Клава, тем тревожнее становилось у меня на душе. Я начал уже жалеть, что не задержался и не проводил ее. Наконец, я остановился. Все было тихо, городок спал мирным сном, и лишь где-то далеко лаяла собака, да листья шумели у меня над головой. "Когда я уезжал из Города, деревья у нас стояли уже почти совсем голые, а здесь осень еще только начинается", - почему-то подумал я. Минуту поколебавшись, я решительно повернул обратно. Надо проводить ее до автобуса, иначе я не смогу спокойно заснуть. "Не стану ее беспокоить, а просто незаметно пойду следом и посмотрю, как она сядет", - решил я. Прошло минут десять после того, как мы распрощались, и я надеялся, что она не успела так быстро собраться и все еще находится дома.
      Обратный путь я проделал вдвое быстрее, но Клава уже ушла - в ее окне не было света. Я знал дорогу на автобусную станцию и поспешил вдогонку, стараясь придерживаться темных мест. "Еще примет меня за преследующего ее бандита и влепит пулю!" - пришло мне в голову. Однако, это уже не могло меня остановить, и я только прибавил шагу.
      Завернув за угол, я чуть не упал, споткнувшись обо что-то мягкое. Я наклонился и в этот момент из-за туч вышла луна. В ее голубоватом свете я увидел смотрящие прямо на меня широко раскрытые глаза. Это была Клава.
      Она лежала на спине, крестом раскинув руки. Когда я обхватил ее за плечи и приподнял, голова бессильно запрокинулась, и я увидел рану, черной полосой перерезавшую горло. Очевидно, кровь с такой силой била из рассеченных артерий под действием пульсаций сердца, что почти сразу же вытекла вся. И когда она, наконец, упала, сделав несколько шагов, лишь последние капли запачкали ее лицо и шею. Помочь было уже ничем нельзя. Я осторожно опустил тело на землю и выпрямился.
      Под деревом на противоположной стороне улицы что-то шевельнулось. Это могла быть кошка или собака, просто тень от колышащихся веток. Я уловил движение боковым зрением и возможно, мне это лишь показалось. Тем не менее, я вынул пистолет и, прижимаясь к низкой ограде, направился к дереву.
      До него оставалось метров десять, когда из-за толстого ствола выскочил человек и пригнувшись, бросился бежать вдоль улицы. Шагов не было слышно, вероятно, на ногах у него были кроссовки или другая мягкая обувь. Еще немного, и он исчезнет в темноте. Я вскинул пистолет и выстрелил.
      Бегущий споткнулся, сделал еще один шаг, потом выпрямился и повернулся ко мне. Я выстрелил еще раз, негромкий хлопок малокалиберного пистолета отразился эхом от стен домов и увяз, как в вате, в густом кустарнике и кронах деревьев, которые росли по обеим сторонам улицы. Человек, в которого я стрелял, упал на колени, потом опрокинулся на бок.
      Он был еще жив, когда я подошел к нему. Опираясь левой рукой о землю, он сел, потом стал медленно подниматься. В правой руке он держал широкий кинжал, вероятно, тот самый, которым убил Клаву. Граненый клинок блестел в свете луны.
      Я поднял пистолет, чтобы выстрелить в третий раз, но не успел спустить курок. Бандит снова упал и затих. Кинжал вонзился в мягкую землю. Хотя приближаться к нему было так же опасно, как к смертельно раненому зверю, я подошел, держа наготове пистолет, и перевернул его на спину. Вторая пуля попала в область сердца, и меня удивило, что он смог после этого еще подняться с земли. Но теперь он был мертв, мертв окончательно и бесповоротно, если только так можно выразиться.
      В двух шагах от него лежала маленькая сумочка Клавы из натуральной крокодиловой кожи, подарок Мгера. Я поднял ее, подобрал стреляные гильзы, ярко блестевшие на пыльной земле, и вернулся к тому месту, где минуту назад споткнулся об еще теплое тело. Большую сумку, в которой были вещи и незаконченная диссертация, я нашел в пяти шагах, у ограды, от нее тянулся широкий кровавый след. Я попытался мысленно восстановить случившееся. Бандит, следивший за Клавой, вероятно, притаился за кустами, и когда она прошла мимо, напал на нее сзади. В другое время Клава, возможно, услыхала бы треск веток и успела бы среагировать, но сейчас она была не в лучшей своей форме. Я открыл маленькую сумочку, внутри лежал точно такой же ПСМ, какой был у меня. В другом отделении я нашел листок, который вручил Клаве полчаса назад.
      Я огляделся и прислушался. Вокруг было все так же тихо - ни скрипа открывающейся двери, ни стука ставен. По-прежнему только ветер шумел в деревьях и стрекотали какие-то насекомые.
      Нужно было решать, как поступить дальше. Несколько секунд я раздумывал, потом взял правую кисть убитой, разогнул еще мягкие и послушные пальцы и вложил в них свой пистолет, предварительно обтерев его платком.
      - Прости меня! - шепнул я. В метре от того места, где лежала Клава, я бросил на землю одну из гильз, вторую кинул чуть дальше, под ограду. Открытую сумочку надел на ее согнутую в локте левую руку. Больше тут делать мне было нечего.
      Я засунул пистолет Клавы в свою кобуру и, стараясь придерживаться тени, двинулся к центру городка, где горели редкие фонари. Я уходил все дальше и дальше, а единственная женщина нашей тесной, дружной компании лежала на пыльной земле темного переулка. Даже мертвая, она прикрывала меня, оставаясь в одном с нами строю.
      31
      Веди ж нас, - так будет тебе за труды;
      Иль бойся: недолго у нас до беды!
      К.Рылеев
      На следующий день городок гудел, как потревоженный улей. Проходя по улицам, я видел стоящие тут и там кучки женщин, которые оживленно обсуждали ночное происшествие, и слышал самые фантастические его версии.
      - ...Женщина-милиционер, клянусь аллахом! Он ее порезал, а она вытащила из прически маленький наган и - бац, бац! Уложила его на месте!
      - И никакая не милиционер! Они в людей сейчас стрелять боятся, мне мой говорил. А это была любовница одного важного начальника, у Азисы приехала погадать (Азиса была известная в этих краях гадалка и пророчица). Вся в золоте ходила, любовник надарил, вот и доигралась...
      - А крови там натекло - целая лужа! Мухи так и вьются... Мой Васька бегал смотреть. И как, чертенок, не боится! Я бы умерла!
      - Бандит, говорят, приезжий какой-то, из Баку...
      - Нет, люди, это кровавая месть! За мужа она отомстила, помните, убили его месяц назад? Красивый такой армянин. Валико, сама видела - жили они вместе!
      - Шпионаж, говорю вам, шпионаж! Вот и вчера в газете было, Марат в парикмахерской читал, забросили к нам с подводной лодки целых двадцать пять человек...
      Антон, когда мы встретились, как-то странно посмотрел на меня - то ли сочувственно, то ли с подозрением. Но ничего не сказал о случившемся, а я тоже не стал затрагивать эту тему. Он, конечно, знал, что я был знаком с убитой, и мой хмурый вид мог объяснить именно этим обстоятельством. Похоже, он снова был готов извиняться за горячность своих подчиненных. Но мне его извинения были ни к чему. Придет время, и он за все заплатит сполна. И я сделаю все, что смогу, чтобы это время наступило как можно скорее.
      Я ломал себе голову - как предупредить ребят, как передать им маршрут ударного отряда. Колонна должна была отправиться в путь послезавтра.
      Звонить из местного управления я не хотел - там явно был "стукач" Организации, иначе я не мог объяснить тот факт, что Ираклий и его люди узнали о моей поездке. Человек этот не был вхож в верхние сферы мафии, так как не знал о моей с ними связи. Меня спас мой уникальный "мустанг". Однако, я был почти уверен, что после случившегося он знает обо мне больше, что за мной установили постоянную слежку, как для контроля за моими действиями, так и во избежании нападения на меня каких-нибудь "неорганизованных" абреков. Поэтому, я не рискнул вызывать подозрение служебным разговором с Москвой, да еще в такой напряженный момент.
      Пришлось поступить совсем просто, но именно на эту простоту и открытость своих действий я и рассчитывал как на лучшую маскировку. Я зашел на почту и из автомата позвонил домой Павлу Владимировичу. Через разбитые стекла кабинки заглядывали какие-то небритые рожи, но меня это мало беспокоило.
      Трубку сняла его жена, и я попросил передать от меня мужу привет и сказать, что позвоню еще раз, сегодня вечером. В девять часов я опять был на почте.
      На этот раз он был дома.
      - Здравствуйте, Павел Владимирович! Как отдыхаете?
      Обращение на "вы" и упоминание об отпуске или отдыхе по нашему внутреннему коду означало, что я опасаюсь подслушивания.
      - Спасибо, неплохо. Вот, собираюсь завтра вечером поехать на рыбалку. Уже купил мотыля, собрал свой чемоданчик рыболова.
      Понятно, они уже все приготовили и могут действовать.
      - Завидую вам. Но ничего, у меня послезавтра кончается командировка, и я тоже куда-нибудь отправлюсь, посижу с удочкой, подергаю окуньков.
      - Лишь бы погода была подходящая.
      - Я почему вас побеспокоил, Павел Владимирович...
      - Да?
      - Я тут немного задержался, а Грише могут понадобиться материалы, которые я у него взял. Так пусть он зайдет ко мне и в верхнем левом ящике возьмет зеленую папку. Не забудете? Зеленая папка в левом верхнем ящике.
      - Хорошо, я ему передам.
      "Зеленая папка" означала телефон, с которым я мог связаться по закодированному радиоканалу из моего "мустанга".
      - Завтра, часов в десять, тогда в моем кабинете будет мой помощник, у него ключи от комнаты и стола.
      Это означало, что сеанс состоится сегодня в двадцать три часа.
      - Хорошо, я передам, не беспокойтесь.
      - Большое спасибо. До свидания.
      - Всего хорошего.
      Вполне невинный разговор. Правда, сам факт, что я звонил в Москву, мог насторожить Антона, вызвать подозрение. Но ничего не поделаешь, приходилось рисковать. Да и вообще - дело шло к концу, скоро ему и так все станет ясным, а мне придется "засветиться".
      Ровно в одиннадцать вечера я нажал на кнопку вызова на своем радиотелефоне. Убедившись, что Гриша на связи, включил сделанную заранее запись, и в течение нескольких секунд информация, для передачи которой обычным способом потребовалось бы минут тридцать-сорок, была "выстрелена" в эфир. Вряд ли операторы на станциях прослушивания, если даже такая служба и существовала у Организации, смогли засечь эту передачу, а тем более - расшифровать ее текст.
      На душе у меня стало легче, как у любого, кому удалось переложить ответственность за принятие окончательного решения и успех его проведения в жизнь на чужие плечи. Теперь от меня мало что зависело, даже сохранность собственной шкуры. Послезавтра я отправляюсь в поход ("Мальбрук в поход собрался..." - прозвучала у меня в уме старинная песенка), буду сопровождать колонну броневиков, которую где-то должна ждать засада. Вряд ли эти отъявленные головорезы сдадутся без боя, а тогда у меня есть примерно равные шансы погибнуть от пули, посланной своими, или быть пристреленным бандитами, которые, конечно, быстро догадаются, кому они обязаны приятным сюрпризом. Ни тот, ни другой вариант меня не устраивал. Но уклониться от почетной роли колонновожатого я не мог: незаметно удрать нечего было и рассчитывать, а сказаться больным не позволял мой цветущий вид. Да если бы я и заболел по-настоящему, меня просто погрузили бы в багажник "мустанга" и повезли с собой даже в бессознательном состоянии. Если не пристрелили бы как симулянта.
      Кроме того, честно говоря, мне самому хотелось присутствовать на финальном акте, посмотреть на лицо Антона, когда он поймет, какую "змею" пригрел на своей груди! Как всегда, я надеялся, что мне повезет, что и на этот раз я выйду сухим из воды.
      Второй, более весомой причиной, по которой мне нужно было сопровождать колонну, являлась возможность внезапного изменения первоначального маршрута. Нельзя было исключить того, что разведка Организации вовремя (с точки зрения их интересов, конечно) обнаружит засаду. В этом случае у меня оставался небольшой шанс сообщить своим о новом направлении движения ударного отряда.
      Итак, еще раз прочувствовав, что свобода не что иное, как осознанная необходимость, я приготовился - морально и материально - к поездке. "Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!"
      Вечером накануне выступления Антон пригласил меня на "небольшой ужин в тесном дружеском кругу", как он выразился. Поскольку этот ужин проходил в палатке в самом центре тренировочного лагеря, который бдительно охранялся по всему периметру, думаю, что приглашение было лишь предлогом не дать мне сбежать до срока. Если Антон и не подозревал меня пока в предательстве, то все же опасался, как мне кажется, что в последний момент у меня сдадут нервы, и я дезертирую из их славных рядов.
      На вечеринке присутствовали командиры отряда, Ахмет и откуда-то появившийся Аркадий, который и в пятнистой форме десантника выглядел импозантно.
      Пили довольно много, хотя завтра утром предстояло двинуться в путь, провозглашали тосты за успех, даже я, притворившись захмелевшим, поднял стакан "за ветер добычи, за ветер удачи, чтоб зажили мы веселей и богаче!", чем вызвал всеобщее веселье и испытующий взгляд Антона, который, конечно, помнил эту строчку из "Острова сокровищ".
      Для постороннего наблюдателя происходящее могло показаться обычной офицерской попойкой по случаю окончания летних лагерей. За брезентовыми стенами палатки шумели рядовые - там тоже "гуляли". К моему удивлению, обошлось без обычных при таком количестве выпитого и скопления народа эксцессов. Сказывалась привычка или дисциплина тут была на высоком уровне - не знаю, но только к двенадцати часам ночи все утихло, и лагерь, кроме дежурных и часовых, погрузился в сон.
      Я долго не мог заснуть - давало себя знать нервное напряжение последних дней. На соседней койке мощно храпел Ахмет, по стене двигалась тень прохаживающегося взад и вперед часового.
      В шесть тридцать меня разбудил сигнал горна, а в семь ноль-ноль отряд выступил из лагеря.
      32
      Динамит и бикфордов шнур - его брат,
      И вагон за вагоном в ад летят.
      Н.Тихонов
      Машины двигались с пятидесятиметровыми интервалами. Кроме броневиков в колонне были два бензовоза, полевая кухня, санитарная машина, несколько грузовиков с продуктами, палатками и другим имуществом, а также три командирских "джипа", как по старинке называют иногда современные отечественные машины такого типа. Мой "мустанг" шел в головной части колонны, ко мне в качестве "пассажиров" подсадили трех незнакомых бандитов, и я не стал спорить, понимая бесполезность любых возражений по поводу этого почти не завуалированного конвоя. Антон, к моему разочарованию, с нами не поехал, командовали отрядом Ахмет и Аркадий.
      В присутствии бдительных "пассажиров" я не рискнул рассматривать карту, а тем более включать компьютер, в памяти которого был записан со всеми подробностями наш маршрут. Но я и так знал наизусть все места, где можно было ожидать засаду.
      Однако, проходил час за часом, лента шоссе с усыпляющей монотонностью стлалась под колеса, но ничего не происходило. Если так будет продолжаться, то через пять-шесть часов мы выйдем из горных ущелий Большого Кавказа на оперативный простор прикубанских степей, и для того, чтобы задержать бандитов, понадобится уже не просто засада, а настоящая крупномасштабная операция с привлечением больших сил. Стараясь не думать о таких неприятных вещах, я следил за дорогой и анализировал по памяти планы дальнейших действий ударного отряда.
      ...Стратеги Организации были, вероятно, сторонниками теории "москитных войн", которая наравне с пресловутой "доктриной Дуэ" владела умами военных теоретиков в тридцатые годы. Подобно тому, как доктрина итальянского генерала базировалась на возможности одержать победу в войне силами одной авиации, "москитная теория" доказывала преимущество атакующих большими массами танкеток, броневиков, торпедных катеров и легкомоторных самолетов перед тяжелыми танками, так называемыми "сухопутными крейсерами", перед огромными линкорами и многомоторными бомбардировщиками. Вторая мировая война продемонстрировала ограниченность применения легких танков, основной ударной силой на суше оказались в конце концов средние и тяжелые танки, самоходные орудия, более того, в последний период войны наметилась явная тенденция создания мощных, защищенных толстой броней и вооруженных крупнокалиберными орудиями гусеничных машин, таких, как немецкие "королевские тигры", "пантеры", самоходные орудия "фердинанд", американские "шерманы", советские ИС-2 и СУ-100. Многомоторные "летающие крепости" и фронтовые истребители окончательно зачеркнули теорию "москитной войны". И только на море она как будто оправдалась - самые большие линкоры, немецкие "Бисмарк" и "Тирпиц", японский "Ямато" были потоплены или выведены из строя именно действиями легких торпедоносцев, подводных лодок и пикирующих бомбардировщиков. Но для дерзких десантных операций, "булавочных уколов в нервные центры", подобных планируемому удару, броневики вполне пригодны.
      Пока я размышлял над теоретическими аспектами военной стратегии и тактики, наступил час привала, и колонна остановилась. Экипажи броневиков собрались у полевой кухни, командиры получали уточняющие инструкции. На меня никто не обращал внимания - мои "пассажиры" тоже отправились подкрепиться. Я вышел из машины и огляделся.
      Мы находились в живописной долине. В нежарком осеннем солнце темнели чуть тронутые желтизной листья густых зарослей, покрывавших склоны по обеим сторонам долины. В голубой дымке за поворотом виднелись впереди темно-синие громады гор, а сзади и справа сверкали белизной вершины Большого Кавказа. Пыль уже успела покрыть тонким серым слоем чисто вымытые перед походом бока и капоты броневиков, лечь на отливающую перламутром голубую крышу моего "мустанга", припорошить стекла. Я достал из перчаточного ящичка кусок замши и протер ветровое стекло, потом вытер боковые и задние стекла, очистил фары.
      - Что, Джек, пропал аппетит?
      Аркадий подошел бесшумно, я не расслышал его шагов в гомоне насыщающихся и готовящихся насыщаться "десантников", в барабанно-гитарном бешенстве рока, несущемся из приемника стоящего неподалеку "джипа".
      - Нет, аппетит у меня всегда при себе. Вот приведу в порядок своего коня и поем. Кстати, полей мне, я сполосну руки.
      Я вытащил из багажника пластмассовую канистру с водой, которую всегда вожу на всякий случай в машине. Аркадий не обиделся на такую дерзость видя меня постоянно в обществе Антона, отмечая, что мы с ним держимся на дружеской ноте, говорим друг другу "ты" и так далее, он, вероятно, отвел мне достаточно высокое место в их негласной иерархии, где-то рядом с собой. Вчерашняя попойка также способствовала нашему сближению. Такие мероприятия, как известно, "спаивают" (от слова "паять", а не "пить") людей. Мне это было на руку - притупляло бдительность противника, сбивало с толку моих "стражей".
      - Пойдем к моей машине, там мой водитель приготовил скатерть-самобранку, дастархан по-восточному. Ты же не станешь толкаться у кухни?
      - Спасибо. Но после вчерашнего мне нужна разгрузка - перебрал немного. У меня в машине есть термос с кофе, в холодильнике бутерброды с сыром, этим я и ограничусь.
      - Ну, смотри. А если захочешь, приходи. Мы еще минут сорок простоим.
      - Ладно, учту. Спасибо за приглашение.
      Аркадий ушел, а я сел в машину на нагретое солнцем сидение и достал свои бутерброды и термос кофе. "Крепкий, однако, этот парень, - подумал я, вспоминая, как много выпил он накануне вечером. - Сливая мне, держал полную десятилитровую канистру на весу одной рукой, как будто это легкая кружечка, и даже пальцы не дрожали". Я отвинтил пластмассовую крышку-стаканчик и налил в нее немного кофе. В литровом термосе плескалось его не так-то много, стакан, не больше. Остальной объем сосуда был заполнен килограммовым зарядом мощной взрывчатки, а днище служило для установки нужного момента воспламенения детонатора - достаточно было повернуть его на определенный угол.
      Пережевывая бутерброд и запивая его маленькими глотками, чтобы растянуть процедуру принятия пищи подольше, я вспоминал: за поворотом, примерно в полутора километрах от того места, где мы сейчас находились, должен быть старый виадук, построенный еще в конце прошлого века. Он связывал проходившее по узкому искусственному карнизу правого склона долины шоссе с противоположным склоном, со старой грунтовой дорогой. Когда-то она вела к многолюдным горным аулам и была, вероятно, оживленной, но после того, как началась кампания переселения горцев на якобы более плодородные низменные земли, селения эти опустели, и дорога обезлюдела, виадук заржавел, пришел в ветхость. Им пользовались изредка лишь охотники да туристы, военно-стратегического значения он не имел, поэтому, его не ремонтировали уже много лет. Но я верил в надежность старых мостов инженеры и строители работали тогда на совесть, а их творения были сделаны с большим запасом прочности.
      Поев, я поставил термос у своих ног, слева от педалей. Потом достал из бумажника визитку и сложил ее вчетверо. Оглянулся, мои "пассажиры" все еще были возле кухни. Я перегнулся через правое сидение, открыл дверцу, расположенную справа, и вложил визитку в гнездо замка. Проверил: дверца закрывалась как будто плотно, но достаточно было сильного толчка, чтобы она распахнулась.
      Через полчаса вернулись мои попутчики, веселые, с раскрасневшимися лицами. Наверно, они не ограничились компотом, который, как положено, давали на третье, а добавили кое-что покрепче из личных запасов. Что ж, им не сидеть за рулем, имеют право. Мне же это было только на руку. Салон наполнился запахом спиртного.
      Не успели они рассесться, как прозвучал сигнал к началу движения. Как только мы тронулись с места, я потянул кнопку на приборном щитке, в капоте под ветровым стеклом приоткрылся воздухозаборник, и струя свежего воздуха приятно повеяла мне в лицо, выходя затем в полуопущенное стекло левой дверцы. Атмосфера в салоне "мустанга" заметно посвежела.