- Почему же меня? - открыл глаза Бачана.
      - А как же! Если вдруг скажут про вас, про моего близкого родственника, что-либо нехорошее, разве я не почувствую себя оскорбленным?! - вскрикнул Дарахвелидзе.
      Бачана стал перебирать в памяти всех своих близких и, не обнаружив среди них никого, похожего на Дарахвелидзе, успокоился.
      - Сукин сын! - вспылил вдруг блондин. - Из-за червонца людей арестовывает, а мое место хочет продать за миллион!
      - За сколько? - переспросил Бачана.
      - За полмиллиона! - сбавил Дарахвелидзе.
      - А вы действительно так здорово зарабатываете?
      - Какое там! Что вы!.. Какие наши капиталы...
      Бачана нащупал конверты под своей подушкой. Дарахвелидзе отвел глаза.
      - Вот выздоровею, тогда и поговорим! - сказал Бачана.
      - Как же, ждите! - вырвалось у Дарахвелидзе, но он тут же поправился: - То есть вы встанете не так скоро, а мой вопрос послезавтра выносят на бюро... И может статься, там же и возьмут меня... Два слова, написанных вашей рукой... Два слова!..
      Бачана достал из-под подушки оба конверта и положил их себе на грудь.
      - Сколько здесь?
      Дарахвелидзе просиял.
      - Полтора лимона! На сберкнижках! Без доли!
      Бачана задумался. Дарахвелидзе нетерпеливо ерзал на стуле.
      - Уважаемый Нугзар, - заговорил после продолжительного молчания Бачана, - здесь, под моей кроватью, стоит судно. Окажите любезность, подайте его... Невтерпеж, уж извините... - Дарахвелидзе заколебался. - Да вы не бойтесь, оно чистое...
      Дарахвелидзе покорно нагнулся, взял судно и протянул его Бачане. Тот ослабевшей правой рукой взял посудину за горло.
      - Отодвиньтесь, пожалуйста, немного! - попросил он Дарахвелидзе. Тот вместе со стулом отодвинулся на шаг. Бачана на глаз прикинул расстояние между собой и гостем, потом напряг все свои силы и с размаху опустил судно на голову Дарахвелидзе.
      Судно со звоном рассыпалось на куски. Дарахвелидзе медленно сполз со стула и навзничь опрокинулся на пол...
      - Судно было пустое? - спросил Булика.
      - Пустое! - ответил Бачана.
      - Жаль! - сказал с сожалением отец Иорам и громко позвал: - Женя!.. Же-е-ня!..
      6
      Семь дней и семь ночей пробирался Бачана по выжженной солнцем пустыне. Первые два дня он шел пешком, потом тащился на коленях, последние же два дня полз на животе. И когда, обессиленный, измученный, с потрескавшимися губами, упал, зарылся лицом в желтый раскаленный песок и почувствовал приближение смерти, он перевернулся на спину, взглянул на солнце потухшими глазами, и впервые в жизни у него вырвался упрек светилу:
      - Зачем ты обрекло меня на погибель, солнце?!
      И вдруг образ человека возник на диске солнца. И тень его упала на Бачану.
      - Кто ты? - спросил Бачана.
      Худощавый босоногий голубоглазый юноша глядел на него, и Бачана не мог понять - стояло солнце за ним или сияющий нимб озарял голову юноши.
      - Я - владыка и бог твой! - ответил юноша.
      - Чем ты докажешь это?
      - Мое явление перед тобой не есть ли это доказательство?
      - Нет! Ты есть галлюцинация жаждущего в пустыне!
      Бачана долго ждал исчезновения странного образа. А юноша стоял перед ним - спокойный, улыбающийся, милосердный и удивительно родной. Тогда Бачана подполз к нему и несмело дотронулся рукой до бледно-розовой затянувшейся раны на босой его ноге.
      - Отбрось сомнения, - улыбнулся юноша.
      - Я сомневаюсь, ибо неверующий я. Я не верю в то, что видят глаза мои. Я чувствую, что все это совершается где-то вдали от меня. Подойди ко мне и объясни мне, был ли ты на земле. И если был, зачем ты покинул людей? - спросил Бачана.
      - Люди сами отреклись от меня, но я не покидал человека... - тихо ответил юноша.
      - Докажи мне это!
      - Мое присутствие здесь есть доказательство тому!
      Бачана еще раз провел рукой по босой ноге юноши.
      - Что есть ты, господи?
      - Я есть вера, надежда, сила, добро, талант любви и свобода!
      - Как же Иуда предал тебя за тридцать сребреников?
      - Иуда не предавал господа своего, он сам продался фарисеям за тридцать сребреников. Такова была его цена, и он был куплен за эту цену. Деньги, лежавшие сегодня под твоим ложем, не были твоей ценой, и потому ты не продался сегодня. И, не продавшись сегодня, завтра ты будешь оценен дороже.
      - А если не продамся ни завтра, ни послезавтра?
      - Тогда ты возвысишься, и исполнится то, ради чего я был распят на кресте...
      - Знал ли ты, что Иуда предаст тебя?
      - Знал сатана. Бог не совращает человека. Бог испытывает его. Иуду совратил сатана, купив его за тридцать сребреников. Я же испытал Иуду, дав ему в руки веревку.
      - И ты не проклял Иуду?
      - Нет!
      - Почему?
      - Иуда избавил от греха одиннадцать человек.
      - Так почему ты не снимешь с Иуды пятно вечного позора?
      - Потому что Иуда - существо от сатаны, а не от бога.
      - Значит, сатана победил тебя?
      - Было бы так, если б Иуда не покончил с собой.
      - Идя на Голгофу, верил ли ты, что люди ведут тебя на распятие?
      - Нет!
      - На что же ты надеялся?
      - На народ.
      - Не народ ли променял тебя на вора?
      - Народ.
      - Значит, и здесь сатана победил тебя?
      - Нет, ибо это не было совращением, а было испытанием.
      - И народ не выдержал этого испытания?
      - Нет.
      - Почему?
      - Народ ждал от меня сотворения чуда, а потому он променял меня на вора, от которого он не ждал ничего... Это было второе, преждевременное испытание мною детей Адамовых, и это была вторая ошибка моя.
      - В чем же первая ошибка твоя?
      - В том, что я дал человеку приют в раю. Не волею другого, а потом, кровью и верою своей должен прийти в рай человек!
      - Когда же ты поверил в неизбежность распятия своего?
      - Когда узрел я стоявших предо мною мать свою и ученика своего любимого. И рек я матери своей: "Женщина, вот сын твой!" И рек я ученику своему: "Человек, вот мать твоя!" И остался он с матерью моей вместо меня, а мать моя стала ему духом святым...
      - Какова воля твоя?
      - Встань.
      Бачана встал.
      - Признайся, что не терзают тебя муки жажды!
      - Не терзают меня муки жажды! - повторил Бачана, и исчезла мучившая его жажда.
      - Признай, что не палят тебя лучи солнца!
      - Не палят меня лучи солнца! - повторил Бачана, и исчезла изнуряющая его жара.
      - Признай, что веруешь в жизнь и бога своего!
      - Верую в жизнь... - повторил Бачана и не произнес слов "бога своего", ибо все происходящее ему все еще казалось галлюцинацией.
      И сказал тогда юноша:
      - Выскажи свою мечту сокровенную!
      - "Зачем я в жизнь явился человеком? Зачем дождем я не разлился весь?" - произнес Бачана стихи Важа Пшавела, и вдруг...
      Бачана разлился дождем, и проросла сквозь выжженную землю пустыни трава - свежая, зеленая, молочная...
      Бачана разлился дождем, и поднялись сквозь выжженную землю пустыни цветы - красивые, веселые, благоухающие...
      Бачана разлился дождем, и забил сквозь выжженную землю пустыни родник - прохладный, прозрачный, живительный.
      Бачана разлился дождем, и ожила выжженная земля пустыни, и превратилась пустыня в цветущий оазис.
      Бачана разлился дождем, и вдруг сам обернулся мощным дубом в оазисе огромным, ветвистым, опоясавшим своими корнями весь земной шар, упершимся головой в небо... И прилетели со всех стран несметные стаи певчих птиц, расселись на ветвях того дуба, устроили гнезда, размножились, и великий гимн жизни разнесся по всему свету...
      Опустился тогда Бачана на колени, низко поклонился юноше и сказал:
      - Я видел тебя и уверовал.
      И рек ему Христос:
      - Ты уверовал, ибо лицезрел меня. Блаженны те, кто веруют, не лицезрев меня...
      7
      Бачана проснулся. Булика сидел на постели, поджав под себя ноги, и, прислонившись спиной к подушке, слушал отца Иорама, который монотонно, словно псалтырь, читал газету.
      - Добрый день, друзья! - приветствовал Бачана соседей.
      - Ва-а-а, привет вошедшему в наш дом! - обрадовался Булика.
      - Как вы себя чувствуете, уважаемый Бачана? - вежливо осведомился отец Иорам, откладывая газету.
      - Как молодой Адам в раю до появления Евы!
      - И не скучно вам одному?
      - Наоборот, весь рай мне кажется своим!
      - Да вы, оказывается, молодец, уважаемый Бачана! - сказал восторженно Булика. - Такого нокаута я еще не видел: сосчитал до трехсот, а он все не открывал глаз!
      - Кто он? - спросил Бачана.
      - Вот это мне нравится! Чуть было не послал человека на тот свет без исповеди и еще спрашивает кто! - воскликнул Иорам.
      - Но вы же были здесь, батюшка! - пошутил Бачана, но почувствовал он себя неловко. Он почти забыл о происшедшем инциденте - сказывалось действие пантопона, - и потому напоминание о случившемся вызвало в нем неприятное чувство досады. - Откровенно говоря, я даже не помню хорошо, что тут произошло, - сказал он, вытирая со лба пот.
      - Не волнуйтесь, уважаемый Бачана, и мы не помним ничего: я спал, отец Иорам молился. Не так ли, батюшка? - обратился Булика к Иораму.
      - Воистину так! - подтвердил тот.
      - Так что в свидетели мы не подойдем! - добавил Булика.
      - Ну а все же, что случилось? - искренне поинтересовался Бачана.
      - Значит, было так: когда вы разбили судно о его голову и он упал, вбежала Женя. Впрыснула ему камфару, смазала голову йодом. Потом он вдруг вскочил и начал ругаться.
      - То есть?..
      - То есть кричал, что, видно, денег вам показалось мало, иначе зачем вы сразу же не отказались от них?
      - А еще?
      - Еще вспоминал какого-то Бацалашвили, которого вы назначили директором ресторана и которому это обошлось в копеечку...
      - Чего? - не понял Бачана.
      - Что чего? Вы устроили человека директором ресторана, а он заплатил вам за это полмиллиона рублей...
      Бачана расхохотался.
      - А что? Он так и кричал.
      - Да нет, я не о том... Я ведь действительно помог своему сотруднику в назначении родственника - того самого Бацалашвили.
      - А-а-а...
      - Значит, уважаемый Бачана, кто-то и впрямь взял взятку? - вставил вопрос отец Иорам.
      - Так получается! - согласился Бачана.
      - Есть и у меня один такой подлец товарищ! - вспомнил Булика. Устроил он в торговый техникум моего племянника, сироту. И потребовал с меня три тысячи рублей: полторы, говорит, директору, тысячу - тому, триста - другому, а двести, говорит, мне за труды... Что мне оставалось делать? Своего-то племяша я знаю как облупленного... Недавно спрашиваю остолопа: сколько, говорю, останется, если от пятидесяти пяти отнять пять? Отвечает: пять!
      - Ну, правильно! - рассмеялся Бачана.
      - Так вот, это "правильно" обошлось мне в три тысячи рублей! Взял, подлец, деньги, и был таков!..
      - Обманул? - поинтересовался Иорам.
      - Нет... Устроить-то устроил, но деньги... Плакали мои деньги!
      - Так в чем же ты его обвиняешь?
      - Как в чем? В декабре вызывает меня директор того самого техникума и спрашивает: "Гражданин Гогилошвили, вы отдали три тысячи рублей гражданину Гваладзе?" Ну, я, конечно, признался, "Отдал", - говорю. - "Ты смотри, каков мерзавец!" - заорал директор и хлопнул рукой по столу.
      - Это он про тебя? - огорчился Иорам.
      - Зачем про меня! Про того подлеца Гваладзе!
      - Оклеветал, значит, человека! - возмутился Иорам.
      - Да ты что, батюшка, не понимаешь, что ли? Ведь деньги-то ему Гваладзе не отдал! Вот он и взял меня в оборот. "Ты, говорит, за кого меня принимаешь? Торговый техникум - это, говорит, тебе не тот техникум...", как он называется, ну, тот самый... рядом с пекарней, в Ваке... Там студенты днем и ночью в трубы смотрят...
      - Топографический! - подсказал Бачана.
      - Да, "торговый техникум - это, говорит, тебе не топографический! Сейчас декабрь. В январе, говорит, принесешь мне три тысячи рублей, иначе, говорит, не быть твоему кретину племяннику больше студентом!.."
      - Кто это говорит? - удивился Иорам.
      - Как кто? Директор говорит, кто же еще!
      - Дальше?
      - Что дальше?! Посовещались я и моя Света, она и говорит мне: "Лучше, говорит, добавить еще столько же, может, удастся устроить его министром торговли..."
      - Значит, директор тоже оказался бандитом? - Бачана беспокойно заворочался в постели.
      - Оказался, дорогой!.. А вам, может, судно требуется? Пока принесут новое, можете воспользоваться моим... - предложил Булика.
      - Нет, спасибо... Я вот подумал, может, стоило взять эти деньги?
      - Не знаю... Вообще-то деньги довольно грязная вещь... - произнес Булика задумчиво.
      - Тридцать сребреников погубили человечество! - воскликнул отец Иорам. - Тридцать сребреников!
      - Я, уважаемый Бачана, распознаю людей, как эти... Как они называются? Физ... Физо... - начал Булика.
      - Физиономисты.
      - Вот, вот! Только они - по лицу, а я - по обуви... По обуви человека безошибочно определю, что он за птица... Вот этот болван, который пришел к вам... Как взглянул я на его туфли, сразу же понял, что он подлец и сволочь...
      - Как? - спросил Бачана.
      - Во-первых, туфли на нем были лаковые...
      - А я, наоборот, подумал, что он профессор, - прервал Булику отец Иорам.
      - Войдя, он вытер туфли о брюки... - искоса взглянул на него Булика. - Профессор никогда так не поступит... Во-вторых, подошвы туфель были стерты спереди, а каблуки совершенно новые. Значит, эти туфли у него парадные, и надевает он их только во время визитов к начальству. Перед начальством, ясное дело, ходит на носках, оттого и подошвы стерты только спереди... Подлец он или нет? Подлец, конечно... В-третьих, как только он уселся, тотчас же выпростал пятки из туфель. Почему? Туфли жмут, вот почему! А зачем человеку тесная обувь? Для того, чтобы лицо его выглядело страдальчески. Вот, дескать, смотрите, какой я несчастный, измученный человек!.. Кто же он, как не подлец?! В-четвертых, каблуки у него были на три-четыре сантиметра выше обычных. Почему? Потому, что хочет казаться выше, чем он есть на самом деле! Подлец? Конечно! Что еще? Да, самое главное в том, - но это уже обуви не касается, - самое главное в том, что, когда человеку на голову опрокидывают больничное судно и этот человек не перегрызает горло своему обидчику, - значит, он не человек, а самый отъявленный подлец и подонок! - закончил Булика характеристику Дарахвелидзе.
      - Как же, по-твоему, выглядит обувь хорошего человека? - спросил усомнившийся в приемлемости рассуждений Булики отец Иорам.
      - Обувь порядочного человека стерта равномерно: слева и справа, по краям... И носит ее он номером больше размера ноги. Почему? Да потому, чтобы ходить свободно, легко, не натирать себе мозолей... Понятно? И еще одно: если задник на обуви человека смят и продавлен - значит, такой человек или носит чужую обувь, или же он просто нечистоплотный неряха и разгильдяй...
      - А как с детьми? - поинтересовался Бачана.
      - Дети дело другое. Дети много двигаются, кость у них неокрепшая... По обуви определить характер ребенка трудно...
      - А ты сам? Как ты стираешь обувь? - задал отец Иорам Булике неожиданный вопрос.
      Булика растерялся:
      - Я-а?
      - Да, ты!
      Булика перегнулся, вытащил из-под кровати изрядно измятую туфлю с продавленным задником и удивленно повертел ее в руке.
      - Гм, оказывается, я сам порядочный подлец! - пробурчал он недовольно и зашвырнул туфлю под кровать.
      Бачана и отец Иорам громко прыснули. Рассмеялся и Булика.
      - Уважаемый Иорам, - Бачана вдруг переменил тему беседы. Приходилось ли вам видеть во сне Христа?
      У отца Иорама отвалилась нижняя челюсть и полезли на лоб глаза. Наконец он сказал заикаясь:
      - Уважаемый Бачана... Такого не бывает - видеть во сне господа нашего... Есть явление божье... Но меня бог не удостоил пока такого счастья...
      - И голоса его не слышали?
      - Это ведь тоже божье явление!..
      - Чему же вы служите?
      - Именно тому, чтобы приблизиться к нему, услышать его голос, лицезреть его!
      - В гаком случае нам придется поменяться профессиями.
      - В чем дело? - насторожился отец Иорам.
      - Час тому назад я видел его.
      - Кого?!
      - Господа нашего - Христа.
      У отца Иорама задрожал голос:
      - Сын мой, помни заповедь: "Не солги!"
      - Человек говорит - видел. Твое дело - поверить или не поверить ему! - вмешался Булика и подмигнул Иораму - дескать, не мешай, пусть рассказывает.
      Бачана молчал.
      - А дальше? - спросил с нетерпением Булика.
      - Он воскресил меня, превратил в дождь, который оживил мертвую пустыню. Потом я обратился в могучий дуб, расцвел, зазеленел в оазисе, и птицы запели великую песнь красоты жизни...
      - Бог мой! Владыка небесный! - вырвалось у отца Иорама.
      - Я был готов произнести те же слова, когда увидел все собственными глазами, - улыбнулся Бачана.
      - Увидел и усомнился? Фома неверующий! - привстал в постели отец Иорам.
      - Во сне-то я повалился ему в ноги... Но потом, когда, проснувшись, увидел вас и Булику, признаться, усомнился...
      - Неужели вы не чувствуете, что возвысились?! - отец Иорам даже побледнел от волнения.
      - Знаете, батюшка, ваша религия чересчур уж мистична, оторвана от жизни, нереальна... Вот если б от моего сна осталось что-то реальное, осязаемое...
      - Грешник! Он воскресил вас, чего же вам более реального?!
      - Не вижу цели моего воскресения. Неужто я вернулся к жизни лишь для того, чтобы завтра все повторялось сначала? Для того, чтобы завтра вновь умереть? Ведь смерть неизбежна?
      - Но время! - крикнул отец Иорам.
      - Какое время? - не понял Бачана.
      - Время, продолжительность жизни! Ведь господь продлил ваше время.
      - Не все ли равно, когда я умру - сегодня, завтра?
      - Все равно для вас, но не для других!
      - Для кого же?
      - Для тех, чья жизнь зависит от вашей!
      - Не имеет значения... Много людей умерло в ранней молодости, но жизнь на земле продолжается...
      - Да что вы такое говорите! Как это не имеет значения! - возмутился отец Иорам. - А если б Руставели скончался в люльке?!
      - Родился бы другой.
      - Когда?
      - Когда-нибудь.
      - Вот именно! Когда-нибудь! Но сколько прошло бы до этого времени?! Вы представляете себе, каким было бы общество от времен Руставели до наших дней, если б не его гений?!
      - Что ж, было же время без Руставели, и ничего, жили люди...
      - Жили без бога в душе! - Отец Иорам отпил из кувшинчика молока, промочил пересохшее горло. - Время - бог! Поймите это! Вы, коммунисты, не веруете в бога, потому и не знаете цену времени! Вы транжирите время! Поклонитесь времени, уважайте время! И если вы решили создать новую веру и новую религию, начните с времени! Иначе ничего у вас не получится, ибо, повторяю, бог - это время!..
      - А говорили, бог - это слово!
      - Слово, дело и время есть неделимая, единая троица! - произнес отец Иорам с благоговением.
      - Если это так, то мы - за, батюшка! Мы ценим и время, и дело, и слово. И, между прочим, ничуть не меньше, чем ценит их церковь.
      - Ну, знаете, столько отложенных дел да столько любителей откладывать их, как у вас, в жизни не бывало! - рассмеялся отец Иорам.
      - Э нет, батюшка, позвольте не согласиться с вами! - отпарировал Бачана. - Откладывать дела - это по вашей линии! Сам господь бог обещал человеку райскую жизнь когда? После смерти! Забыли?
      - Рай на том свете нужно завоевать всей своей праведной жизнью. Как же иначе?
      - Конечно, завоеванное трудом и потом человека вы называете божьей милостью... Несправедливо это, батюшка! Слишком уж большой жертвы требует от людей ваша религия!
      - Грешите, грешите вы, уважаемый Бачана! - обиделся отец Иорам. Основной закон нашей религии - отдавать, а не брать, служить, а не властвовать!
      - Красивые слова, батюшка, и только... Вспомните: мрак, религиозный фанатизм, догматизм, крестовые походы, инквизиция... И все это именем бога, во славу божью...
      - Я не доказываю, что религия наша достигла совершенства... заколебался отец Иорам.
      - Браво, батюшка! - расхохотался Бачана. - Впервые слышу подобные слова от служителя культа! И как у вас называется подобное суждение? Правым уклоном? Или левым?
      - В христианской религии не существует ни уклонов, ни центра. Есть только зенит! - произнес наставительно отец Иорам и возвел глаза к потолку.
      - Где же он, этот зенит? - спросил Бачана и невольно тоже посмотрел вверх.
      - Зенит - это свет. И когда человек вступит в царство света, он преодолеет всякие ограничения и обретет свободу. Но это наступит с совершенствованием души человека, и потому смерть его есть приближение к богу... - Отец Иорам молитвенно сложил руки на груди.
      - А когда самого тебя приволокли сюда посиневшего, еле живого, помнишь, кого ты тогда молил о помощи? Врачей, а не бога! - вмешался Булика.
      - Страх перед смертью есть страх приближения к богу, - проговорил отец Иорам, не глядя на Булику.
      - Хитришь, батюшка! Может, и инфаркт у тебя от этого страха? - Булика подмигнул Бачане.
      Священник кинул на Булику испепеляющий взгляд:
      - Твоя религия, несчастный, начинается в желудке и кончается в сортире. От такого грешника, как ты, откажется даже ад!
      - Конечно, если я приду туда с твоей рекомендацией! А впрочем, я уступлю тебе все - и ад и рай. Мне хочется увидеть коммунизм... Это ваш рай, не так ли, уважаемый Бачана? Я, правда, беспартийный, но надеюсь на вашу протекцию...
      - Пожалуйста, Булика! - пригласил Бачана сапожника в коммунизм. - Мы люди добрые, примем не только тебя, но и отца Иорама.
      - Ступайте сами в эту имитацию рая, - отказался тот от приглашения, а я дождусь божьей воли... Ваш зенит слишком земной... Интересно, что вы будете делать после того, как придете к этому самому коммунизму?
      - Придем, а там видно будет.
      - А вдруг ничего не увидите? - спросил не без ехидства отец Иорам.
      - Уважаемый Иорам, сколько лет вашей религии? - ответил вопросом на вопрос Бачана.
      - Две тысячи! - Голос батюшки прозвучал гордо.
      Бачана искренне рассмеялся:
      - А нашей пока нет и ста... А последователей у нее столько - вашей религии и не снилось. И вы, двухтысячелетние, тягаетесь с нами, со столетними юношами? Постыдились бы! Имейте терпение, и когда нам станет две тысячи лет, вот тогда и взгляните на нас с высоты вашего зенита. Вот тогда и будем судить, кто из нас вознесся выше.
      - Трудно спорить с людьми, которые ни во что на свете не верят! Отец Иорам отвернулся к стене.
      - Что дает народу ваша религия? - не отставал Бачана.
      - Духовную пищу! - ответил отец Иорам, не поворачиваясь. - А ваша?
      - Наша и духовную и материальную! Но прежде - материальную. Человеку, идущему к зениту, нужны хлеб, соль, масло, картофель, помидоры и мясо. Не так ли?
      - А где это мясо? - Отец Иорам быстро повернулся лицом к Бачане.
      - Это уже не спор, батюшка!.. Нет сегодня, будет завтра!
      - А наша религия, кстати, не запрещает людям ни есть, ни производить мясо. Неудобно как-то говорить, но... Раньше мяса было больше, чем сейчас...
      - Раньше на земле жило полмиллиарда человек, а сейчас - без малого четыре миллиарда!
      - Мда-а... Рано мы отказались от людоедства, - подал голос молчавший до сих пор Булика, - было бы сейчас и людей меньше, и мяса вдоволь!
      - Вот в такого циника превратила человека ваша религия! - Отец Иорам рукой показал на Булику. Тот собрался было ответить, даже рот приоткрыл, но слово застряло у него в горле: из-под его койки выползла крыса со всем своим семейством и уселась посередине палаты.
      - Вот тебе и мышьяк! - нарушил молчание Булика.
      При виде крысы Бачаной вместо отвращения овладело любопытство. Крыса обошла по очереди все три шкафчика, словно выискивая что-то, потом, не найдя ничего, оглядела каждого из больных. Но когда Булика бросил ей кусок сахара, она даже не взглянула на него.
      - Не пойму, в чем дело, - сказал отец Иорам, - то ли она плотно позавтракала, то ли решила объявить голодовку.
      - Надо позвать Женю. Пусть приведет этого кретина дезинфектора, чтобы он убедился, какие тут разгуливают поросята! - предложил Булика.
      Крыса вновь обошла шкафчики, потом вернулась к своим и, смешно шевеля передними лапами и усами, что-то сообщила им. Супруг и два крысенка внимательно выслушали ее, затем мать повела детенышей под кровать Булики, видно, отправила их через щель домой и вернулась к супругу. Между ними завязалась горячая беседа.
      - Семейная сцена. Присутствие детей нежелательно, - констатировал Булика.
      Вдруг испуганная крыса стремительно отпрянула в сторону, сорвалась с места и бешено закружилась по палате. Потом вернулась к самцу и, тяжело дыша, остановилась словно вкопанная перед ним. Теперь в дикую пляску по палате пустился самец. Спустя минуту он подбежал к самке и застыл, уставившись на нее. И так обе крысы, не двигаясь, долго стояли друг перед дружкой.
      Страшное предчувствие овладело Бачаной, и сердце его забилось тревожно... Из-под кровати появились два крысенка. Они подлежали к родителям, но родители будто не заметили их. Тогда крысята ткнулись в них мордочками. Крысы не двигались. Крысята стали лапками теребить то одну, то другую. И вдруг все они вновь сорвались с места и забегали, закружились по комнате, натыкаясь на шкафчики, стены, друг на друга, падая и вскакивая.
      - Да что это с ними творится такое? Взбесились, что ли? перекрестился отец Иорам. - Булика, кликни ради бога Женю!
      Но побледневший Булика сидел на койке и оторопело глядел на дикий танец крыс.
      - Это мышьяк... Они наелись мышьяку и теперь ищут воду. Но вода лишь ускорит их конец, - сказал Бачана.
      - А молоко? - спросил дрогнувшим голосом отец Иорам.
      - Поставьте, батюшка! - попросил Бачана.
      Отец Иорам дрожащими руками налил молоко в блюдце и поставил его на пол. Но было уже поздно. Обезумевшие крысы даже не заметили блюдца.
      - Странно крысята держатся крепче, - сказал Бачана, и тут же, словно опровергая его слова, одна малышка опрокинулась на спину, задрав лапки. Спустя мгновение упал второй крысенок.
      - Не могу смотреть на них! - простонал Булика я, подложив под язык таблетку нитроглицерина, закрыл лицо руками.
      - Господи, помилуй! - вырвалось у отца Иорама.
      Почуяв недоброе, крысы очнулись, шатаясь, подошли к трупам своих детенышей и опустились перед ними на колени.
      - Женя! - заорал Бачана и невольно привстал в постели. Крысы подняли головы, и Бачана увидел в их черных глазах-бусинках столько боли, изумления и отчаяния, что сердце у него заныло и похолодело.
      - Женя! - крикнул он снова и откинулся на подушку.
      - Уважаемый Бачана! Бачана! Сын мой! - Отец Иорам завертелся в кровати. - Булика! Посмотри, что с ним!
      Но Булика лежал, зарывшись головой в подушку, и ничего не слышал.
      - Эй, кто там! Помогите! - завопил отец Иорам и постарался встать, но страшная боль, пронзившая сердце, свалила старика...
      В палате наступила гробовая тишина. На полу валялись бездыханные крысы, а у кроватей еле дышавших людей притаилась смерть и алчными глазами вглядывалась в их души.
      Никто не слышал, как с треском распахнулась дверь, как в палату ворвались перепуганные фельдшерица Женя и врач.
      - Ну что, успокоились теперь? - сказала Женя, увидев дохлых крыс. И тут же раздался тревожный крик врача:
      - Пантопон! Быстро! Всем троим!
      8
      Ласа Басилия нашел Тамару на станции Озургети. Девушка слала на лавке, положив голову на небольшую сумку. Почувствовав на себе пристальный взгляд, она проснулась. У девушки были огромные синие голодные глаза, белое как полотно лицо, красивые, припухлые красные губы и соломенные волосы, спадавшие на упругую грудь. Девушка вскочила. Ласа обвел взглядом ее стройную, породистую фигуру и обомлел...
      ...С тех пор в столовой Ласы Басилия появилась новая официантка, а число посетителей возросло втрое. Здесь стало собираться все мужское население села. Сидели, балагурили, выпивали несметное количество прокисшей "изабеллы". Женам и родителям с трудом удавалось оторвать от стульев одуревших мужиков.
      - Тамара, ангел, еще десять бутылок!
      - Тамара, кто тебя одарил такой красотой, будь ты неладна!
      - К черту сдачу, один твой взгляд стоит миллион!
      - Тамара, улыбнись разок, а потом хоть режь меня ножом Ласайи!*
      _______________
      * Л а с а й я - шуточно-уменьшительное от Ласа.
      - Ласайя, целуй ноги девочке, иначе прогорел бы ты со своей вонючей столовой!
      - Повезло тебе, Ласайя! Теперь можешь сбывать хоть собачатину.
      - Поцелуй меня, Тамара, и брось потом в Супсу!
      - Гляди, что за бедра!
      - И как только ее никто до сих пор не похитил?!
      - Сию минуту!
      - Не знаю, парень!
      - Миллион - это много! Зачем мне столько денег?
      - Твоя жена красивее меня, парень!
      - Поцелую, когда протрезвеешь!
      - Я люблю другого, милый мой!
      - Руки! Убери руки! Ласа, уйми этого пьянчужку.
      - Ласа, пора, закрывай столовую!
      И так каждый день...
      Бачана вошел в столовую, уселся за столик в углу.
      На дворе пар поднимался над раскаленной землей, в столовой свежевымытый пол источал приятную прохладу. Ласайя был на кухне, колдовал у кипящего котла. Тамара стояла у стойки спиной к Бачане, перетирала стаканы.
      В этот ранний час в столовой было пусто. Посетители обычно собирались после полудня.