2

Человек полагает, а ветер располагает.

Поговорка

— Элоса, Элоса! Вставай!

Элоса протерла глаза и, прищурившись, посмотрела на мать. Джэссайна, прикорнувшая на койке в углу, с криком проснулась.

— Успокойся, глупая девчонка! — цыкнула на нее герцогиня. — Оставь нас одних!

Джэссайна проковыляла к двери и захлопнула ее за собой.

— Я не слышала, чтобы ты стучалась, — заметила Элоса.

— Вполне вероятно, что я забыла постучаться, — согласилась ее мать. — Накинь шаль и ступай со мной. Это очень важно.

Важной в Найнэр-Фоне сейчас могла быть лишь одна вещь.

— Есть новости от принца?!

— Да! Поторопись.

Герцогиня явно не собиралась вдаваться в объяснения. Элоса поднялась с выражением оскорбленного достоинства на лице. Тусклый свет, серые каменные стены и потрепанный ковер отнюдь не улучшили ее и без того пасмурное настроение. Двумя днями раньше Элосу выселили из ее собственной комнаты, более просторной, уютной и с окнами на солнечную сторону. Ей плохо спалось в темноте; отец строго соблюдал церковные предписания и следил, чтобы после отбоя все шторы в замке были плотно задернуты. Но еще девчонкой, стоило родителям выйти из детской, Элоса прокрадывалась к окну, открывала шторы, и солнце вновь заливало комнату.

Девушка закуталась в синюю вигоневую шаль, лежавшую под рукой — на стуле около кровати, уселась перед зеркалом и принялась расчесывать волосы. Обычно этим занималась Джэссайна. Элоса надеялась, что выведет мать из себя и заставит раскрыть карты, но герцогиня молча отошла к окну. Унылая, угловатая, в грязно-коричневом платье… Элоса не переставала удивляться, что отец нашел в этой женщине — слишком высокой, тощей, плоской как доска, с бесцветными волосами, вечно чем-то расстроенной. А может, такой она стала только в последнее время?

Сама Элоса унаследовала блестящие черные волосы отца и его ладную фигуру прирожденного летуна. Совсем крошечная, в кожаном летном костюме она напоминала мальчика. Элоса гордилась этим: такие фигуры были в моде среди аристократии, а она происходила из высших ее слоев. Мать девушки, напротив, была из захудалого графского рода.

— Сегодня на солнце я видала орла, — пробормотала герцогиня. — Не к добру это.

— Просто у тебя печень не в порядке, а то увидала бы лук или швабру, — возразила Элоса, отбрасывая в сторону щетку. Возня с волосами не подействовала.

— Так объяснишь ты наконец, в чем дело?

Герцогиня шагнула к двери, постучалась и открыла ее. Элоса поморщилась. Мало того, что ее выгнали из комнаты и заставили спать вместе с Джэссайной, передняя, в которой раньше жила служанка, теперь была занята, и занята мужчиной. Чтобы попасть к себе или выйти, Элоса была вынуждена проходить мимо него.

По крайней мере он успел проснуться и одеться.

Сэр Укэррес с трудом поднялся им навстречу, тяжело опираясь на трость. Он был слеп на один глаз, и эта перекошенная сторона морщинистого цвета охры лица придавала ему насмешливый вид. Древний, как Ковчег, сенешаль Укэррес, их дальний родственник, взял на себя подготовку к приему наследного принца. Герцогиню же из-за ее скверного характера и расстроенных нервов вовсе освободили от этого утомительного занятия.

— Элоса! — просипел Укэррес. — Извини, пожалуйста, за беспокойство. Нам тоже очень неприятно тревожить тебя в столь ранний час.

— Ты что, целый день будешь держать его на ногах? — осведомилась герцогиня.

— Я думала, что хозяйка тут ты, — огрызнулась Элоса. — Садитесь, пожалуйста, дядя, а я устроюсь здесь. — Она присела на край кровати.

Старик с облегчением опустился на стул. Герцогиня вновь отошла к окну и уставилась в пустоту.

Укэррес положил обе руки на ручку трости и уставился в пол. Похоже, он не знал с чего начать. Элоса заметила, что на плиточный пол передней даже не позаботились постелить ковер.

— Элоса, дорогая, — наконец заговорил Укэррес, — скоро тебе исполнится семь тысяч дней. Могу ли я говорить с тобой как со взрослой? Потому что речь пойдет об очень серьезных, очень взрослых вещах. Мы рассчитываем на твое благоразумие.

— Ну конечно же, я оправдаю ваше доверие, дядя.

Укэррес кивнул и улыбнулся беззубым ртом.

— Отлично. Мы получили известие, что принц прибудет раньше, чем ожидалось. Он сообщил, что сегодня будет в Вайноке. Если охота окажется удачной, он проведет там день или два. Если же нет, он прибудет завтра, с первым ударом колокола.

Сердце Элосы радостно забилось.

— Прекрасные новости.

Сэр Укэррес поколебался с минуту.

— Да… и нет. Все в панике — приготовления еще не закончены.

Он запнулся, и Элоса встревожилась:

— Что случилось?

Старик глянул на герцогиню, по-прежнему стоящую у окна, потом вновь на Элосу:

— Ты ничего не заметила? Помнишь, как королевский курьер принес вам известие о приезде принца?

Еще бы не помнить! Они спокойно обедали в большой зале, когда на пороге вдруг выросла алая фигура. До того она никогда не встречалась с королевскими курьерами. Нет, этот момент просто невозможно забыть.

— Конечно, дядя.

— Не думаю, чтобы твой отец с тех пор улыбнулся хотя бы раз.

О чем он толкует? Но действительно, последнее время ей казалось, что отца гложет какая-то забота. И мать совсем не в себе.

Настала очередь Элосы оглянуться на герцогиню. Но от нее помощи ждать не приходилось.

— Вы хотите сказать, что отец не рад приезду принца, дядя? — спросила она.

— Это огромная ответственность, — ответил Укэррес. — И я рассказал тебе не все новости. Вместе с известием о прибытии принца мы получили предупреждение об опасности. Помни, все должно остаться между нами. — Старик еще понизил голос, хотя он и без того всегда говорил шепотом. — Во время пребывания принца здесь, в Найнэр-Фоне, на него будет совершено покушение.

— Мятежники?! — ахнула Элоса. — Они не посмеют! И потом, разве это возможно? Ведь замок неприступен. Нет, дядя, вы шутите.

Укэррес покачал головой:

— Мы получили недвусмысленное предостережение, Элоса. Предатель в замке, среди нас.

— Но… — «Немыслимо, просто немыслимо!» — Так охраняйте его хорошенько!

— Ну, в охране у принца недостатка нет, — согласился Укэррес. — Я ни на минуту не допускаю, что заговорщики добьются успеха. Но даже неудавшаяся попытка нанесет непоправимый урон чести твоего отца. Представь только, у него в доме… — Укэррес содрогнулся. — Подумай о мести короля!

— Мести? Дядя, вы не сильны в истории. Король в неоплатном долгу перед моим отцом.

— Для меня это не история, — печально возразил Укэррес. — Но должники недолго помнят о своих долгах.

— Но, — опять начала Элоса, — все слуги замка рабски преданы отцу и не задумываясь пожертвуют для нас жизнью! Кто же?

— Мы не знаем. Отец твой не знает.

— Элоса, — герцогиня наконец повернулась к дочери, — отец ужасно обеспокоен. Ты не замечала, что он выглядит совсем больным? Неужели ты не видишь…

Укэррес поднял руку, успокаивая ее.

— Твои родители, и я тоже, очень взволнованы. Мы обязаны отнестись к этим предупреждениям всерьез. Герцог решил заранее известить Виндакса и посоветовать ему не приезжать сюда.

Не приезжать? Немыслимо! Всю жизнь Элосе внушали, что ей самой судьбой предназначено выйти замуж за наследника престола. В конце концов, она — дочь первого вельможи королевства, а в Ранторре, а также в соседней Пиаторре не так уж много, даже совсем мало подходящих невест. Она же подходит по всем статьям: происхождение, титул, возраст, красота. Завидя королевского курьера, Элоса ни на минуту не усомнилась, что он привез приглашение ко двору, о котором она давно мечтала. Но оказалось, принц пожалует в Найнэр-Фон собственной персоной. Еще ни разу ни наследный принц, ни король Ранторры не появлялись здесь иначе как во главе армии. Цель приезда Виндакса очевидна. А теперь его хотят задержать!

— Разумеется, — заговорил Укэррес, — это не должно стать достоянием молвы, подобные вещи не объявляют во всеуслышание и не доверяют бумаге. Тут, леди, затронута честь вашего дома. Позора все равно не избежать, но в противном случае нас ждет еще больший позор. Твой отец лично предупредит принца.

На мгновение Элосу охватили подозрения. Вэк Вонимор говорил, что этому Укэрресу пальца в рот не клади. Но мать не стала бы участвовать в надувательстве, да и старику вроде бы незачем сочинять такую историю.

— Когда? — спросила Элоса.

Вопрос девушки удивил Укэрреса.

— После второго удара колокола, когда все лягут спать… кстати, спать будет и почти вся свита принца, так что больше шансов переговорить с ним без лишних свидетелей. Никому в замке ничего не известно. Приготовления пусть идут полным ходом, а завтра неожиданно объявят, что известие о кризисе в Рамо вынудило принца вернуться домой.

— Зачем вы рассказали мне?

— Я знал, как ты будешь огорчена и разочарована, — пояснил старик. — И подумал, что надо дать тебе денек на подготовку. — Укэррес понимающе улыбнулся, морщины стали еще глубже. Почему-то именно увечье делало его улыбку совершенно неотразимой. — Конечно, это удар для тебя, дорогая. Ничего, я уверен, что потом принц обязательно пригласит тебя ко двору.

Элоса чуть было не сказала, что отправится в Вайнок вместе в отцом, но вовремя прикусила язык. Отец ни за что не возьмет ее. «Зачем? Разбалтывать мои секреты?» Элоса точно слышала его презрительный голос. Нет, у нее есть план получше.

— Благодарю вас, дядя, — сказала она, вставая с кровати.

Укэррес тоже с трудом поднялся на ноги.

— Жаль, что пришлось быть вестником несчастья. Ладно, через несколько минут пробьют подъем. Впервые в жизни, сколько себя помню, я не опоздаю к завтраку.

— Я должна идти позаботиться о цветах, — сказала герцогиня.

— А мне надо одеться, — заявила Элоса.

Девушка торопилась уйти: она боялась выдать себя.

Когда дверь за Элосой захлопнулась, Укэррес и герцогиня обменялись взглядами и удовлетворенно кивнули друг другу.

Элоса самостоятельно без помощи Джэссайны напялила на себя летный костюм. Она, а не отец, предупредит принца! Отец спас жизнь королевы, она, Элоса, предупредит сына королевы о нависшей над ним угрозе! Забавно и поэтично! Кроме того, Элоса знала, что летный костюм идет ей больше всех остальных, а ведь первое впечатление значит очень много.

Она будет парить над горами, отважная и одинокая. Она преклонит пред ним колени и снимет шлем — и тогда черные как вороново крыло волосы в беспорядке рассыплются по плечам. Ни один мужчина не устоит, и принц тоже.

Однако как остановить отца? Оставить записку Укэрресу? Но все может раскрыться слишком быстро. За ней отправят погоню. Нет, лучше навести их на ложный след.

Элоса направилась к орлиному гнезду. Подъем еще не пробили, и по дороге ей никто не встретился: все спали. Она поднялась по лестнице, почти доверху, и тут услышала шум.

Как правило, орлиное гнездо было тихим, мирным местом. Четыре крепкие решетчатые стены венчались высокой пирамидальной крышей. В щели между прутьями мог пролезть человек, но не орел. На центральной лестничной площадке, тоже огражденной решеткой, валялся всякий мусор, старая сбруя и прочий хлам, среди которого, если понадобится, всегда можно было откопать и что-нибудь стоящее.

Со всех четырех сторон клетку окружала терраса, ее невысокая ограда служила насестом для птиц. На нем обычно, спинами к клетке, стояло не меньше пятидесяти молчаливых гигантов, похожих на готические чудовища. Постоянно дующий с Темной стороны ветерок слегка ерошил перья птиц, играл с покрывавшим пол сухим пометом. Из-за этой особой пыли в гнезде всегда стоял характерный затхлый, горьковатый запах.

Орлы чистили перья себе или на голове у соседа, но обычно они просто стояли. Иногда, лязгая цепью, какая-нибудь из птиц передвигалась на шаг в сторону, наклонялась, чтобы схватить булыжник или почистить клюв о парапет. Но чаще всего они стояли и смотрели на мир, словно погрузившись в важные и серьезные размышления. Глаза их были неподвижны, чтобы сменить поле зрения они поворачивали головы. В основном же они не двигались вовсе, только без конца неутомимо трепетали алые гребешки. Ребенком Элоса все гадала, о чем думают и за чем наблюдают орлы. Замок и город простирались под ними, и птицы, если только это их интересовало, могли знать все о мире и людях. И конечно, ни одно движение внутри гнезда не ускользало от них; незаметно подкрасться к орлу абсолютно невозможно. Временами все птицы враз поднимали головы: значит, где-то далеко, в горах, пробежала коза или овца. Говорят, орел заметит улыбку на лице на таком расстоянии, на каком человек не увидит другого человека.

Порой с балки под крышей срывалась летучая мышь, хватала кусочек помета и, хлопая крыльями, пряталась опять. Изредка какой-нибудь неосторожный зверек пролетал слишком близко от птицы — оп! — огромный жадный клюв мигом заглатывал его.

Были орлы коричневые, были бронзовые, были серебристые. Окрас коричневых ближе всего к их диким собратьям; от этой местной породы пошли все остальные. Бронзовые встречаются наиболее часто, Элоса слышала, что иногда их оперение отливает золотом. Серебристые же — самые редкие, в Найнэр-Фоне как раз занимались их разведением; ее собственный орел — Ледяная Молния, — по словам отца, считался лучшим представителем серебристой породы во всей Ранторре. Лишь несколько темных перьев портили иссиня-белое великолепие птицы, алый гребень сверкал точно рубин. Ледяную Молнию подарили Элосе, когда девушке исполнилось шесть тысяч дней. Разведение птиц требует много времени, обычно орлы переживали не только своих Владельцев, но и их внуков.

С орлиным гнездом были связаны счастливейшие воспоминания ее детства. Она часами играла среди хлама, наблюдая за птицами. Однажды Элоса видела, как один орел поднялся и взмахнул крыльями, настолько огромными, что, казалось, они затмили собой небо. Незабываемое впечатление! Но еще сильнее ее потрясло другое зрелище — орел с отважным всадником на спине шагнул в пустоту и тут же скрылся из глаз. Главное усвоенное девочкой правило гласило: ни шагу за прутья. Стоит войти в клетку, и орлы мигом проглотят тебя. Она подчинялась ему, хотя и не очень верила, что это правда (теперь-то верила), но на лестничной площадке играла постоянно, до дня, когда отец взял ее в небо. Элосе тогда едва минуло две тысячи дней, но она до сих пор помнила каждое упоительное мгновение первого полета. В тот день орлы навеки завладели ее сердцем.

Итак, услышав шум, Элоса в изумлении застыла на верхней ступеньке лестницы. В гнезде черт знает что творилось. Мужчины и мальчишки с грузом в руках сновали туда-сюда, путаясь друг у друга под ногами. Несколько мальчишек, поднимая удушливое облако пыли, покрывавшее все вокруг серым налетом, подметали пол.

Знакомый металлический хлам почти исчез, остатки аккуратно собирали и сбрасывали вниз. Егерь Вэк Вонимор что-то громко говорил помощникам, видимо, еще раз повторял указания, как лучше очистить гнездо от летучих мышей. Скоро работа закипела с удвоенной силой. Другие складывали в кучи седла, сбрую и колпачки, третьи тут же подхватывали готовые кучки и выносили их вон. Встревоженные птицы недовольно вертели головами.

В честь приезда принца в орлином гнезде Найнэр-Фона устроили первую за долгое, очень долгое время генеральную уборку. Еще бы, как раз в духе мужчин, подумала Элоса, оставить все на последние минуты.

Некоторое время она молча созерцала поднятую ими суматоху, а потом взяла быка за рога, вернее, орла за клюв. Девушка подошла к самому Вэку Вонимору:

— Мастер Вонимор!

Егерь оглянулся, вытаращился на нее и пробормотал что-то себе под нос, что именно, Элоса предпочла не расслышать.

— Леди?

— Будь так добр, немедленно оседлай Ледяную Молнию, — решительно велела девушка.

— Леди…

Вэк Вонимор сговорчивостью не отличался. Говорили, что побаивается он лишь хозяина и хозяйской дочки. Но сегодня приказывать ему мог только сам герцог.

— Его светлость велел нам перевести птиц в другое место. И все здесь приготовить к приему. Он заверил нас, что полеты на сегодня отменяются.

Однако на его круглой потной физиономии, покрытой пылью, Элоса прочла неуверенность и колебания.

— Я решила… отец разрешил мне лететь, — ответила она.

— Ледяная Молния не готова к охоте, — слабо сопротивлялся Вонимор.

— Я и не собираюсь охотиться, просто хочу забрать ее из этого… этого бедлама.

Егерь опять удивленно воззрился на молодую хозяйку.

— Ладно, ладно, леди. Кого бы послать прикрыть вас? — Он оглянулся кругом. — Тью! Оседлай Ледяную Молнию и возьми… возьми Коготь Грома.

Юноша, к которому он обращался, широко ухмыльнулся и со всех ног бросился выполнять поручение, не давая Вэку времени передумать. Элоса нахмурилась, но егерь не обратил внимания на ее недовольство. Он прекрасно знал мнение своей молодой хозяйки о Тью Рорине. Они были почти ровесниками, Тью чуть постарше, и оба — изрядные сорванцы, пожалуй, Тью еще шаловливее Элосы. Он любил дергать девчонок за волосы и пугать, выскакивая на них из темных углов. Теперь он, напротив, предпочитал затаскивать девушек в укромные уголки. Юный Тью не пропускал ни одной посудомойки, ни одной служанки. Мать его была поварихой, а официальный отец — привратником. Но даже когда Тью был еще совсем маленький, крючковатым носом и густыми черными бровями он подозрительно напоминал герцога Фонского, а с возрастом сходство стало просто разительным. В молодости отец Элосы посеял несколько таких отпрысков в замке и окрестностях. Девушке неприятно было вспоминать об этом, к счастью, не все они подобно Тью Рорину вылитый папочка. Кухарки сын… ее единокровный брат? Тьфу!