Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ручейник

ModernLib.Net / Драматургия / Дурненков Вячеслав Евгеньевич / Ручейник - Чтение (стр. 2)
Автор: Дурненков Вячеслав Евгеньевич
Жанр: Драматургия

 

 


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, вот и напишите про это. Про то, как приехали и вдруг осознали, что не так живете. Неправильно.

АНДРЕЙ. Это банально. Это слишком просто. Про это все пишут. И предпочитают в городах мучаться, чтоб потом было что осознавать.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А зачем мучаться? Бросайте все, да и переезжайте к нам.

АНДРЕЙ. Вот так вот сразу?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А почему нет? Вот скажите мне, что вас в городе держит?

АНДРЕЙ. У меня там работа, друзья.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, работа везде есть. У нас, например, в клубе кино крутить некому. А друзья... Николай вот чем плох? Николай, ты можешь быть хорошим другом?

НИКОЛАЙ (смущенно.) Ну... чего же не быть-то? Если человек хороший...

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, вот видите, Андрей, как все легко решается.

АНДРЕЙ. Да как-то слишком легко.

НИКОЛАЙ. Ты это Андрей, правда, подумай...

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А к чему вообще сложности? Вот сейчас самолеты серьезные делают, а падают чуть не каждый день. Но что я вам советую? Вам дальше жить, вам и думать.

АНДРЕЙ. Спасибо.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Не за что. Вы не обижайтесь на меня. Все-таки я немного больше вас живу, кое-что видел, кое-что знаю. Поэтому думаю, что и подсказать могу. Скажите Андрей, вам доводилось когда-нибудь голодать? Чтобы по – настоящему до обморока?

АНДРЕЙ (после паузы). Нет. А к чему вы это?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А к тому, что сильно хочется есть, только первые два дня. Потом голод притупляется, потом исчезает. Моя знакомая, бывшая блокадница, рассказывала, что аппетит у нее появился только через восемь лет.

АНДРЕЙ. А мой знакомый несколько лет работал в кондитерской. Он стал похож на тюленя, от него сильно пахло корицей и ванилью. Он тоже жаловался мне, что у него нет аппетита.


Некоторое время молчат.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну что же, имеете право на свое мнение. Оля, чаю не надо. (Встает.) Было приятно пообщаться.

АНДРЕЙ. Мне тоже.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Погода сегодня, какая пакостная. Даже не стоит на улицу выходить.

АНДРЕЙ. Плохая? Да сегодня замечательный день.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А я говорю плохая...

АНДРЕЙ. Что-то не понимаю я вас.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Николай.

НИКОЛАЙ. Да!

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Скажи любезный, что у нас там за окошком?


Николай встает, подходит к окну.


НИКОЛАЙ. Говно, а не погода.


Андрей недоуменно смотрит на Николая и Илью Сергеевича.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Оля, скажи дяденьке, что на улице творится.

ОЛЯ (нехотя). Ужасть что творится.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Поэтому сегодня выходить никуда не надо. Да и завтра тоже. У вас есть с собой что почитать? Если нет, то я прикажу, газет принесут, правда старые все, но хоть какое-то занятие будет.

АНДРЕЙ (привстает). И как это понимать?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Считайте, что это домашний арест.

АНДРЕЙ. Вот так вот?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Вы думаете, мы здесь совсем уж простота? Думаете, мы не знаем, зачем вы сюда приехали?

АНДРЕЙ. Я... я не понимаю.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А вам пока ничего понимать не надо. Николай, за него отвечаешь головой.

НИКОЛАЙ. Так точно.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Сегодня мы будем решать, как с вами поступить. До этого будете сидеть здесь и ждать. Документы, деньги.

НИКОЛАЙ. Вот все здесь.


Николай протягивает Илье Сергеевичу целлофановый пакет с документами Андрея, тот берет его и прячет за пазухой.


АНДРЕЙ. Да как вы смеете?! А ну отдай сюда, ты полицай!


Андрей бросается к Илье Сергеевичу, но на его пути вырастает Николай и с силой толкает Андрея в грудь.


НИКОЛАЙ. Цыц!!! Ты на кого руку поднял?! Сел, успокоился!

АНДРЕЙ. Да вы что, с ума все посходили?!

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ (Николаю). Сегодня на собрание вместо тебя Оля придет.

НИКОЛАЙ. Так точно! Не волнуйтесь, Илья Сергеевич, все будет в ажуре.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ладно. Пошел я. Ждите инструкций.


Илья Сергеевич выходит. Андрей тяжело опускается на стул.


АНДРЕЙ (трет пальцами висок). Что за дурдом?

НИКОЛАЙ. Нормально все.

ОЛЯ. Я пойду, его ботинки спрячу.


Оля подходит к порогу берет ботинки Андрея и выходит.


НИКОЛАЙ. Ты это, давай, успокаивайся...

АНДРЕЙ. Слушай, что происходит?

НИКОЛАЙ. Ты это Андрюх... Успокаивайся.

АНДРЕЙ. Да я спокоен, черт побери!!! Что происходит?

НИКОЛАЙ. Что происходит, что происходит. Шпиона поймали.

АНДРЕЙ. А вон оно, что... И что теперь со мной будет?

НИКОЛАЙ. Как решат, то и будет.

АНДРЕЙ. Ну, хоть не расстреляют?

НИКОЛАЙ. Не знаю.


Андрей молча, старательно и яростно выговаривает ужасное слово.


НИКОЛАЙ. Не ругайся. Чаю будешь?

АНДРЕЙ. Скажи, откуда вы знаете, зачем я сюда приехал?

НИКОЛАЙ (усмехается). А то сам не знаешь? Только вот не надо про статью. Из тебя журналер как из меня гинеколог. Илья Сергеевич сразу смекнул. Это ведь мозг в чистом виде, перед ним все как в телескопе.


Заходит Оля и садится рядом с Николаем.


АНДРЕЙ. Значит, никуда мне отсюда не выйти?

НИКОЛАЙ. Не брат, даже и не думай.

АНДРЕЙ. А во двор? В смысле в туалет.

НИКОЛАЙ. Оль, где там твой старый горшок. В сарае?

ОЛЯ. Я сейчас принесу.


Оля встает и выходит.


АНДРЕЙ. Господи, какой бред.

НИКОЛАЙ. Ничего, привыкнешь.

АНДРЕЙ. А если решат всю жизнь здесь мне с вами жить. Что тогда? Горшки за мной выносить будешь?

НИКОЛАЙ. Скажут, буду.

АНДРЕЙ. А убить меня? Вот ваш Илья Сергеевич придет и скажет: « Ну, Николай, кончай этого гада». Что, убьешь, да?


Николай молчит.


АНДРЕЙ. Да кто он такой вообще? Вы что, рабы его?

НИКОЛАЙ. Давай так. Ты его не трогаешь – я молчу, лучше брат не заводи меня, а то рука тяжелая...

АНДРЕЙ. А ну!


Андрей встает напротив Николая, тот медленно поднимается со стула и с хрустом потягивается. Входит Оля с горшком. Андрей вздыхает и садится обратно на свое место. Оля подходит к рукомойнику, мочит водой тряпку и с каким-то печальным скрипом протирает горшок. Андрей, подперев кулаком голову, наблюдает за ней. Оля вытирает горшок насухо и ставит на пол возле дивана.


ОЛЯ. Вот, пожалуйста.

АНДРЕЙ (с глубочайшим сарказмом). Спасибо тебе, деточка.

ОЛЯ. А вы что чай не пьете?

АНДРЕЙ. А и верно! Чей-то мы чай не пьем? Илья Сергеич приказал чай пить до посинения, а мы не пьем. Не по уставу это!

НИКОЛАЙ. Хватит паясничать. Оля, разливай.


Оля разливает по кружкам чай.


АНДРЕЙ. Ребята... Я ведь все равно сбегу.

НИКОЛАЙ (печально). Не Андрюх, только дернись, я тебя в погреб посажу. Лучше и не думай.

Сцена шестая.

Фойе клуба. На скамейке сидит актив: Тоня, Маша, Андреевна и Петрович. Илья Сергеевич прохаживается перед ними.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Что же так голова болит? Вторые сутки уже...

МАША. Так это давление у тебя Илья Сергеич.

ПЕТРОВИЧ. У меня вот тоже иной раз как придавит, так я самогоном спасаюсь. Сто грамм приму и ничего, жить можно.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Пьют слабаки и маловеры.

ТОНЯ. А то Илья Сергеич давай мы тебя на леченье отправим?

МАША. А и верно. Гроши-то ведь есть, ну эти взносы которые...

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. С ума сошли? У нас семь детей учатся... Кстати, Степа не женился там еще?

МАША. Ой, Илья Сергеич не дай-то Бог... Видал бы ты общежитие то, по коридору шалавы в полотенцах бегают и курют бляди...

ТОНЯ. Ничего, ему еще два года продержаться...

ПЕТРОВИЧ. Мужику без бабы еще можно как-то прожить, а вот бабе все – считай инвалидность.

АНДРЕЕВНА (с вызовом). Это ты про кого?


Петрович не успевает ответить. Открывается дверь и Николай вводит Андрея.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А вот и наш лазутчик. Присаживайтесь Андрей.


Андрей кланяется всем в пояс и садится на стул напротив актива.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Андрей Антонович Соловьев, родился в 1970 году в городе Москве, где изволит проживать до настоящего времени. Работает журналистом, неженат... да, в общем-то, и все что удалось узнать из документов. Так что можно задавать вопросы.

ПЕТРОВИЧ. В армии был?

АНДРЕЙ. Нет. По зрению не взяли. Да, в общем, не очень-то и хотелось.

ПЕТРОВИЧ. Это как в армию-то не хотелось? Вот раньше если парень в армии не был, так ему потом ни одна девка не давала...

АНДРЕЕВНА. А то тебе много давали.

ПЕТРОВИЧ. Много, не много, но жаловаться не на что, и к сводне как некоторые не бегал...

АНДРЕЕВНА. А вот жалко, что ты бабой не родился.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Отставить. Давайте по существу. С какой целью прибыл, зачем и так далее. Давай, Маша.

МАША. С какой целью прибыл-то?

АНДРЕЙ. Я обязан отвечать?

ТОНЯ. Ишь ты грамотный! Спрашивают, так отвечай, а не то вон Колька живо тебе по шее накостыляет. Так ведь, Илья Сергеевич?


Илья Сергеевич молчит.


АНДРЕЙ. Я не знаю, у меня провалы в памяти. Последнее, что помню, это, как собирал рюкзак. У меня там, знаете, масса предметов. Например, немецкий бритвенный станок, очень-очень нужная вещь. Раньше я пользовался отечественным, так у меня после бритья постоянно были раздражения и порезы...

ПЕТРОВИЧ. Да ладно, немецкий! Кусок говна завернут в целлофан, напишут что индийский, вон Сашка из города спиннинг привез, так там...

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Отставить. Продолжаем допрос.

МАША. Чего приехал-то к нам?

АНДРЕЙ. Я же вам ответил, что не знаю.

ТОНЯ. Илья Сергеевич, может, он правда больной?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Он абсолютно нормален.

ПЕТРОВИЧ. Так ты Ваньку валяешь?

АНДРЕЙ. Я буду отвечать в присутствии своего адвоката. У меня есть друг, он закончил юридический факультет, давайте позвоним ему, пусть приезжает.


Агафоновцы растерянно смотрят на Илью Сергеевича.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Адвокат, говорите... Вам бы Андрей радоваться, что вас согласились выслушать, так сказать дать какой-нибудь шанс...

АНДРЕЙ. Вы полагаете, что я виноват перед вами?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Безусловно. И вы сами это прекрасно понимаете. Поэтому давайте все начистоту.

АНДРЕЙ. А где гарантия, что вы мне поверите?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А что это за слово «гарантия»? Тоня, ты знаешь что такое «гарантия»?

ТОНЯ. А пЁс его знает, что это такое.

АНДРЕЙ. Ну, извольте... Я типичный представитель потерянного поколения. Мы выросли в обстановке так сказать безверия и отсутствия духовных ценностей. Я...

МАША. Ты над нами не издевайся, а то мы тебя здесь так потеряем, что потом с собаками не сыщут!

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Замолчи. Продолжайте, Андрей.

АНДРЕЙ. Вот я с детства знал, что нельзя обижать слабых, что нельзя быть жадным, быть предателем ну очень плохо... Потом мне говорили, что все люди в сущности хорошие, что у каждого есть душа... А я всему этому верил, потом началась как бы это сказать... ну другая жизнь началась, совсем другая. Я ведь не идиот, я все понимаю... Но ведь вспомните какие снимали фильмы? А какие были книги? Там же все очень ясно было прописано, что человек это ценность и он обязан быть благородным, честным, ну и стыдиться того, что из себя выдавливает... Вот. И ни то, что вот я был такой особенно хороший, нет... Дров тоже достаточно наломано, просто мне не хочется жить, так как живут вокруг меня. Понимаете я не вписываюсь... я этого не хочу и из-за этого у меня всЁ вот так вот наперекосяк. Короче говоря, помогите мне обрести себя, простые добрые люди...

ТОНЯ. Та больной он, Илья Сергеевич...

АНДРЕЙ. У меня отец был, как бы это сказать... Идеалист. Он не то чтобы не сомневался, он все плохое старался не замечать. Ну, есть оно и есть, хорошего ведь больше... Вот помню я пошел в школу, а там все матерятся, а он говорит, « к тебе это не липнет, ты не такой»... Вот иногда думаю, а зачем он так, может как раз наоборот и надо было?

АНДРЕЕВНА. А матка твоя где?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Так у нас допрос не получится. Господин Соловьев, не желает указывать причину своего приезда. Значит, будем решать его участь без предварительного следствия. Николай, уведи его...


Николай подходит к Андрею, тот встает, и они выходят из клуба.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Каковы будут предложения?

ПЕТРОВИЧ. Да отмудохать бы его как следует.

МАША. Пущай прощения просит, в жизни надо мной так не измывались. Как в душу наплевал.

ТОНЯ. А может в район в больницу свезти? А ну как, правда, больной? Случись что, мы же потом отвечать будем.

АНДРЕЕВНА. Ага, больной, да на нем пахать можно. Вот пусть у меня забор поправит, потом хоть на четыре стороны катится.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну что же, предложения поступили, теперь осталось принять верное решение. К нам однажды в полк СМЕРШ прикатил, личные дела затребовал, и мое в том числе... Так вот перед боем так ни разу не трясло, и самое главное, что ни в чем не виноват, а все равно всю ночь вспоминал, что когда неправильно сделал. Так что пусть помучается, хуже ему от этого не будет. Ладно... Пойду отлежусь, голова совсем раскалывается. Всем, до завтра.


Все встают. Илья Сергеевич выходит из клуба.


ПЕТРОВИЧ. Да... Оглоеды блядь городские... Отец у него... А мой? Пацаном с утра до ночи вкалывал, всю семью на себе тащил, на одной мерзлой капусте держались... А твой дядь Саня, а дядь Сережа? Хорошо хоть Хрущ паспорта выдал, смогли копейку на стороне зарабатывать. Да что они там в городе вообще о нашей жизни-то знают?

МАША. Ничего, осенью все за картошкой приедут.

Сцена седьмая.

Николай и Андрей сидят за столом. Перед ними бутылка водки, рюмки.


АНДРЕЙ. Господи, какой же я дурак. Ну что меня сюда потащило? (Нервно усмехается.) Навыдумывал себе фиг знает чего, а попал к полоумным селянам. Паломник хренов...

НИКОЛАЙ. Что сделал, то и сделал. Поздно уже каяться.

АНДРЕЙ. Ну да верно. Ладно. Чего-то тихо сидим. Развлекайте меня что ли.

НИКОЛАЙ. Сам ты клоун хороший. Вот зря ты так с ним. Он же с тобой поначалу по – хорошему поговорить хотел. А ты как дура на него попер. Вот про голод-то он ведь тебе серьезно говорил.

АНДРЕЙ. Ага, как же...

НИКОЛАЙ. Вот я когда в армии служил, у меня «дед» был из Украины, из Харькова. Вот такая ряха (Показывает руками.), вот такая вот шея (Показывает руками). Жрал за пятерых. Я ему все приготовлю, стою, жду. Он пожрет, на меня зенки подымет: «Шо-то я не наився». Ё-Ё-Ё-Ё! (Николай хватается за голову.) Я опять бежать за хавкой. Веришь ли, я со своего «КамАЗа» за месяц все, что можно поснимал, продал, трубки, медь. В общем, все что можно. И опять: «Шо-то я не наився». Я уже рубероид со склада стащил, покрышки загнал. И опять: «Шо-то я не наився». Я уже до дистрофии буквально дошел, спать не мог, руки тряслись. И даже вот сейчас, сколько лет прошло, какое у меня б не было настроение там хорошее, как вспомню: «Шо-то я не наився». И все, нет меня. Понял?

АНДРЕЙ. Нет.

НИКОЛАЙ. У каждого человека такая история есть. В смысле про голод. Иначе это не человек. Вот только одного хочу, чтобы у нее (Кивает на Олю.) вот такой истории не было. Но так вот не бывает.

АНДРЕЙ. Дай сигарету.


Николай протягивает пачку сигарет и спички. Андрей закуривает и медленно выпускает длинную струю дыма. Николай тоже достает сигарету.


ОЛЯ (Николаю). А ты чего? Ему можно, он пленный. А ты на крыльцо иди.


Николай со вздохом засовывает сигарету обратно в пачку.


АНДРЕЙ. Ой, аж голова закружилась. Последний раз в девятом классе курил. Домой пришел, а сигареты забыл из куртки вытащить. Сижу в комнате, и вдруг отец заходит. Пойдем, говорит, сынок, на кухне посидим. Захожу туда, а там, на столе эта самая пачка сигарет лежит. Давай, говорит, сынок, посидим-покурим. Сели. Отец берет сигарету и закуривает. А я сижу, и сказать нечего. А он молча докурил, берет другую, закуривает. Я в окно смотрю, а он курит. Штук, наверное, пять-шесть скурил. А до этого он вообще ни разу, по крайней мере, при мне. Ему вообще ничего нельзя было, он ведь сердечник...

НИКОЛАЙ (поворачивается к Оле, показывает кулак). Увижу, что куришь – убью.

ОЛЯ. Больно надо.

НИКОЛАЙ. У тебя отец жив?

АНДРЕЙ. Нет. А у тебя?

НИКОЛАЙ. И у меня.

АНДРЕЙ. Давно?


Николай кивает.


АНДРЕЙ. Слушай, а у Ильи Сергеевича дети есть?

НИКОЛАЙ. Есть. Мы. Других нету.

Сцена восьмая.

Фойе сельского клуба. Илья Сергеевич дирижирует. Агафоновцы стоят и нестройно поют песню из кинофильма «Небесный тихоход».

Пора в путь-дорогу

В дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем.

Над милым порогом

Качну серебряным тебе крылом…

Пускай судьба забросит нас далеко, пускай,

Ты к сердцу только никого не допускай!

Следить буду строго, -

Мне сверху видно все, ты так и знай!

Илья Сергеевич последний раз взмахивает рукой и хор смолкает.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Прошу садиться.


Все садятся.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Сегодня я хотел поговорить с вами. Поговорить на тему последнего выбора. Но сначала я хочу узнать. Узнать, какое, душевное качество мы полагаем важнейшим. Какие будут варианты?


Агафоновцы поднимают руки:

– Смелость.

– Упорство

– Трудолюбие

– Ряшительность.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Это так. Но вот пришло время умирать. Что делает человек? В ожидании смерти человек начинает прокручивать пленку своей жизни назад, он торопится и особенно всматриваться времени нет. Ему кажется, что иногда он видит очень важные кадры. Как светит сквозь листву солнце, как висит на стуле чье-то платье, или как кто-то первый раз с ним заговорил или последний раз обнял на прощание. И человек думает, что в его жизни что-то было. Все-таки что-то было. Потом приходит пустота. После этого он умирает.


Илья Сергеевич на некоторое время замолкает и задумчиво раскачивается.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Обычно происходит именно так. Вот ты Петрович, что ты будешь вспоминать перед смертью?


Встает Петрович и растерянно оглядывает сельчан.


ПЕТРОВИЧ. Я? Ну, как в армию меня провожали. Потом как с армии вернулся. Да, наверное, и все.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. И все?

ПЕТРОВИЧ. А что еще? Я почитай только в армии человеком-то и стал. Ну что я раньше видел? А там как привезли нас на Байкал, стою, смотрю и впрямь сердце поет. Там же все синее до горизонта! А потом в Монголии первый раз степь увидел и тоже ощущения такие... Зря вы так Илья Сергеевич про армию, она может на то и надо, чтоб человек мир посмотрел.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Сядь. Я не про это. Андреевна, ты.


Встает Андреевна.


АНДРЕЕВНА. А что мне говорить? Нечего мне говорить.

ПЕТРОВИЧ. Илья Сергеевич, она в армии не была.


Веселое оживление.


АНДРЕЕВНА. Ага. Да лучше в армию, чем с двумя одной вот так мыкаться. И к школе собрать надо и чтоб других не хуже были. Нечего, мне вспоминать, так помру.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ладно. (Вздыхает.) Вы должны понять, что перед смертью человек пытается утешить себя. Поэтому выбирает самые красивые, самые яркие картинки. И это вместо того, чтоб признаться себе, что ничего не было. Что сейчас вот только сейчас все начнется. И когда он это говорит себе, он становится человеком. И умирает не как глупое животное, а как человек. То есть уходит от нас. Как говорят маловеры? «А все равно все умрем». Да как бы не так. На кладбище стоят два памятника. На одном написано: « Он жил как все и умер как все». На другом: «Он жил с нами и ушел от нас». И между ними огромная разница. Вы должны это понимать. Я тоже когда-нибудь уйду от вас. И я хочу, чтобы вы знали, что я не рассматривал глупые картинки, а сделал спокойный шаг. Поэтому спокойствие самое важное качество, какое только может быть у человека. На этом мы сегодня закончим.


Агафоновцы встают и начинают расходиться.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Оля, подожди, мы сейчас вместе к вам пойдем.

Сцена девятая.

Николай и Андрей сидят за столом. Перед ними бутылка водки, рюмки.


АНДРЕЙ. Понимаешь, вот когда ваши бабки у нас появились, мне показалось что это что-то важное для меня. Что я этого, может быть, всю жизнь искал, книжки все эти читал... Я ведь все перепробовал. Я, когда студентом был, с кришнаитами сошелся...

НИКОЛАЙ. С кем?

АНДРЕЙ. Ну, кришнаиты... Ну, как тебе объяснить. В общем, индийская религия, мясо нельзя, пить нельзя, а то в следующей жизни будешь свиньей или собакой.

НИКОЛАЙ. Так напьешься и при этой жизни свиньей станешь. Ты Андрюха не обижайся, ты ведь с жиру бесишься. Ты ведь здоровый мужик, у тебя квартира, зарплата. Просто туману на себя нагнал. У нас в армии молодой один пришел, он на философа учился, тоже, такой как ты был. Я помню, ночью проснулся, изжога от перловки такая, чуть не вою, набрал соды в стакан, иду в умывалку. А там этот деятель на табуретке стоит, петлю уже ладит. Я его за шиворот и по морде: «Ты чего сука?». А он: «Я жить не хочу». Я ему еще по морде, говорю: «Еще раз увижу, все прибью падла». И все. Отслужил как все. Я уже в дембель ухожу, он подошел, «спасибо» сказал, книжку подарил. Я ее в поезде выкинул, вроде по-русски, а ни хера не понятно. Понимаешь, пока ты по морде от жизни не получишь, ты ничего понимать не будешь.

АНДРЕЙ. Ну да, наверное.

НИКОЛАЙ. Да точно тебе говорю. Будь проще и смотри дальше.

АНДРЕЙ. Простота – это фашизм.

НИКОЛАЙ. Сам ты фашист.


Разливает по рюмкам. Входят Илья Сергеевич и Оля. Николай поспешно встает и загораживает бутылку.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Добрый вечер.

АНДРЕЙ. Виделись.


Илья Сергеевич подходит к столу, садится.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Да вы, ребят, допивайте, не стесняйтесь. Оля, сообрази чайку.


Николай садится рядом, Оля берет чайник идет к плите.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, что делать с вами, Андрей?

АНДРЕЙ. А какие варианты?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Да один только. (Лезет за пазуху, достает целлофановый пакет, кладет на стол перед Андреем.) Вот ваши документы, я договорился через полчаса за вами придет машина, довезет до автовокзала. На этом, как говорится, экипаж прощается с вами. Но прощается навсегда.

АНДРЕЙ. А я никуда отсюда не уеду. Мне здесь понравилось.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Андрей, это исключено. Вы должны вернуться домой.

АНДРЕЙ. Илья Сергеевич, я ведь ничего не видел! Я ведь даже не знаю, что у вас здесь происходит! Почему вы не хотите, чтобы я остался? Поверьте, я ведь не просто так приехал. Мне действительно это надо!

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Что надо?

АНДРЕЙ. Мне... Я хочу поверить.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Во что?

АНДРЕЙ. Не знаю.


Некоторое время сидят молча.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Николай, Оля, оставьте нас. Нам нужно поговорить.


Николай и Оля выходят. Андрей махом выпивает рюмку водки.


АНДРЕЙ. Вот послушайте меня. Вот я жил-жил, вырос и сейчас не знаю, как мне быть дальше. То есть я знаю, что надо жить, но вот просто так по инерции не хочется. Да не то, что не хочется. Все уже. (Проводит ладонью по горлу.) Понимаете, я не в том плане, что все опротивело, нет. Просто у меня вот здесь (Кладет руку на сердце.) пусто. Я вам сейчас открытым текстом говорю. Мне вот тридцать с чем-то, а как будто все перегорело. Я не знаю, что делать... Я раньше думал: ладно, пройдет, вот люди вокруг меня живут и вообще не задумываются. С кем ни начнешь на эту тему разговаривать, у всех одно: жить, чтобы жить. Но это ведь не так. Должно быть, что-то другое, понимаете? Вот как бы вам это объяснить? Понимаете у меня такое чувство, что где-то форточка открыта и оттуда сквозняк дует, а где она эта форточка не знаю. Такая... такая тоска по тому чего нет, оно должно быть, а этого нет. И вот это хуже всего... Вы понимаете?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Нет.

АНДРЕЙ. Я так и думал. (Берет бутылку, наливает себе полную рюмку.)

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ (задумчиво). Когда меня здесь подобрали, я первое время совсем пустой был. Абсолютно ничего, даже страха не было. Лежал в бане, смотрел на потолок и думал, когда я начну чувствовать? А ведь я не был один, вокруг всегда были люди. Они приходили, смотрели на меня. Им самим было очень тяжело, но они приносили мне свой последний кусок. Я был для них единственной надеждой, утешением, последним, что осталось от прошлого. А смотрел на них и думал, а что я могу вам дать? Я ведь пустой. Но когда на тебя смотрят с надеждой, ты понимаешь, что не имеешь морального права быть меньше чем ты есть. И тогда во мне что-то проснулось. Я понял, что должен стать для них всем. Это оказалось совсем не сложно. Эти люди мало, что видели в жизни, и я решил, что им будет понятней, если я буду говорить на их языке. Я был воспитан и жил совсем по-другому, верить в то, во что, верят они, я не мог. Но я до сих пор считаю, что священник, прежде всего, должен уметь разговаривать с людьми...

АНДРЕЙ. И при этом может не быть верующим?

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Да. И я знаю точно, что это не проституция. Они должны знать, что кому-то нужны. Даже если это какой-то полоумный старик вроде меня. Со мной выросло уже несколько поколений, они привыкли, к тому, что я всегда рядом. И я очень боюсь, что этот мир когда-нибудь рухнет. Я пытаюсь приучить их жить самостоятельно, но мне неспокойно. Как будут они дальше, я не знаю. А вам, Андрей надо ехать домой, здесь вам делать нечего...


Открывается дверь, просовывает голову Николай.


НИКОЛАЙ. Илья Сергеевич, там это... машина приехала.

ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Замечательно. Заходи, на дорожку посидим.


Николай заходит, следом Оля с ботинками Андрея в руках. Садятся за стол. Андрей обувает ботинки. Некоторое время сидят молча. Илья Сергеевич смотрит в окно.


ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну что, пора в путь-дорогу?


Все встают и направляются к выходу. Андрей забрасывает на спину рюкзак. Последней идет Оля, она и закрывает дверь.

Сцена десятая.

Москва. Вокзал. Андрей проходит между рядов сидений к выходу в город. Внезапно на его пути вырастает сумасшедший в клеенчатых тапочках. Андрей останавливается.


СУМАСШЕДШИЙ (громко). Здравствуйте, русские люди! Православные! Я обращаюсь к вам! Вчера я разговаривал с Богом! С нашим русским Богом! Вы можете не верить мне! У меня есть доказательство! Вот оно! (Начинает рыться в бумажном пакете.)


Андрей подходит к нему, берет за локоть и отводит в сторону.


СУМАСШЕДШИЙ (плаксиво). Я только пришел, мне еще ничего не дали...

АНДРЕЙ. Не бойся, я не из милиции. Отдай мне кассету. (Андрей достает несколько купюр и протягивает сумасшедшему.) Держи вот, на билет до мамы.


Сумасшедший недоверчиво рассматривает деньги, тут же резко засовывает их за майку и протягивает пакет Андрею.


СУМАСШЕДШИЙ (воровато). У меня еще и видео есть. Хочешь, завтра принесу?

АНДРЕЙ. Приноси.

СУМАСШЕДШИЙ. А хочешь, я с Ним поговорю, он и с тобой поговорит?

АНДРЕЙ. Да очень хочу.

СУМАСШЕДШИЙ. Завтра придешь?

АНДРЕЙ. Обязательно. А ты беги сейчас в кассы, а то до Воронежа всего один билет остался.

СУМАСШЕДШИЙ. Ага, все бегу. Только ты не забудь, завтра приходи.


Радостно подпрыгивая, сумасшедший убегает в сторону буфета. Андрей подходит к урне и бросает туда пакет. Затем поправляет на плече рюкзак и уходит из вокзала.

Эпилог

Из окна кухни видно большое дерево и новенькую, выкрашенную желтой краской детскую площадку. Мужчина с озабоченным выражением лица крутит ручку настройки старенького транзистора, напротив него раскачивается на табуретке мальчик лет пяти.


МУЖЧИНА. Да, сдохло, похоже, наше радио. Все, с зарплаты возьмем хорошую радиолу. Поможешь выбрать?


Мальчик кивает.


МУЖЧИНА (продолжая крутить ручку). Интересно, оно нам что-нибудь напоследок сыграет? Какой-нибудь похоронный марш... Видно нет. Отдадим дяде Лене на запчасти. Так, постой-постой, что-то там все же хрипит. (Прижимается к транзистору ухом.) Эх ты! Вот это песня! Андрюша, сынок, иди сюда.


Мальчик подбегает к отцу и вскарабкивается к нему на колени, тот подносит транзистор к его уху.


МУЖЧИНА. Ну? Слышишь?


Мальчик неуверенно пожимает плечами.


МУЖЧИНА. Эх, жалко. Это, брат, мировая песня. А хочешь я тебе ее сам спою?


  • Страницы:
    1, 2, 3