Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Скрут

ModernLib.Net / Фэнтези / Дяченко Марина и Сергей / Скрут - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Автор: Дяченко Марина и Сергей
Жанр: Фэнтези

 

 


Она скоро научилась застегивать пояс, попадая крючком в дырочку – со временем дырочка сделалась больше и удобнее. Здесь ее не заставляли, как прежде, убирать в курятнике или носить дрова; здесь было много свободного времени, но девочка не знала, как его занять. Другие дети – а все они находились друг с другом в ближнем или дальнем родстве – тщательно ее избегали.

В доме верховодила безбровая старуха; люди ее замкнутого, строгого мира делились на родичей и слуг. Единственным человеком, не относящимся ни к тем ни к другим, оказался деревенский учитель, раз в два дня собирающий детей в большой комнате, за столом.

Мальчики, приходившиеся друг другу двоюродными братьями, уже умели читать; девчонка, которую звали Лиль и которая почему-то приходилась им племянницей, на уроки не ходила – женщинам грамота ни к чему. В родном девочкином селе читать не умели и многие мужчины тоже; к ее удивлению, старуха привела ее в классную комнату, и учитель вручил ей потрепанную азбуку. Оказывается, он высказал желание видеть свою жену грамотной и воспитанной; в первый раз усевшись за длинный стол и тупо глядя на черные закорючки под блеклыми картинками, девочка тщательно пристроила в голове прерывистую цепочку: он – Аальмар… Аальмар – он

Учитель понравился ей; он похож был на соседа, жившего забор к забору с ее родичами в той, далекой, прошлой жизни. Веселый и громогласный, как и тот сосед, он так же постоянно грыз соломинку; она то выглядывала из его рта, то пряталась снова, как белка в дупло, и девочке нравилось наблюдать за этой игрой.

Впрочем, у учителя было одно нехорошее свойство, которое разом перечеркивало все его достоинства. Он не терпел, когда на уроке кто-то отвлекался и думал о своем; на этот случай на столе его всегда имелась вымоченная розга.

Мальчишек наказывали здесь же, в комнате, отведя в дальний угол; девочка очень испугалась, когда и ее впервые поймали на той же провинности – она засмотрелась в окно и прослушала обращенную к ней фразу. Она готова была спознаться с розгой – но учитель лишь нахмурился и велел быть внимательнее; мальчишки завистливо глянули – но по обыкновению не сказали ни слова. До сих пор другие дети ни разу не заговаривали с ней.

В другой раз она увлеклась, повторяя пальцем сложный узор на резной столешнице – учитель погрозил пальцем и раскусил в раздражении свою соломинку, но за розгу не взялся. Через несколько минут один из мальчишек, зазевавшись, получил жестоко и сполна – девочка впервые поняла, что имеет здесь некоторое преимущество. А поняв, почти совсем перестала слушать учителя.

Не то чтобы ей не хотелось учиться – наоборот, первые успехи в чтении здорово порадовали ее; не то чтобы она хотела утвердить свое превосходство и подчеркнуть вседозволенность – просто мысли ее не желали подчиняться здравому смыслу. Глядя на картинку в азбуке, где изображен был солдат в полном вооружении, она вспоминала черный от крови луг, неприкаянно бродящих женщин и мертвую куклу среди мертвых, страшно изувеченных человеческих тел; картинка, где доили корову, напоминала ей о матери, о пузатом подойнике с треугольной вмятинкой на донце – она так ясно, так четко представляла себе этот подойник, что и классная комната, и учитель, и внимающие ему мальчишки казались бесплотными призраками, весь этот новый мир казался сном, и только подойник с вмятинкой настоящий. Только подойник в руках ее матери…

Игра понравилась ей. Мир ее родного дома, уютный мир, из которого ее так внезапно вырвали, в мечтах представал перед ней зримо и осязаемо, будто настоящий. Передник матери… Дешевое колечко у нее на пальце… Деревянные бусы на шее, одна бусинка со щербинкой… Запах молока. Вязаные гамаши отца, вечно занятого, сурового, нелюдимого… Вспомнив какой-нибудь предмет, она воображала его в таких подробностях, в таких деталях, в таких звуках и запахах, что в конце концов все, кроме этого воображаемого предмета, переставало существовать; учитель злился и строго выговаривал ей за невнимательность. Она кивала и прятала глаза.

Наконец, учитель нажаловался старухе, которую все здесь звали Большая Фа; старуха поставила девочку перед собой и сообщила ужасную вещь.

Оказывается, никто, кроме будущего мужа, не смеет наказывать ее, невесту; оказывается, все ее провинности не прощаются, откладываются на потом, и Аальмар, вернувшись, получит подробный отчет о ее проступках и сам, вооружившись розгой, накажет ее сразу за все

После этого жизнь ее превратилась в сплошной кошмар.

По ночам ей снилось возвращение Аальмара; она вздрагивала, заслышав вдалеке стук копыт, и по многу раз на день выходила к калитке посмотреть, не пылится ли большая дорога. Учиться она перестала вовсе, хоть и не сводила с учителя глаз, хоть и пыталась вести себя примерно; все буквы, даже давно знакомые, сливались у нее перед глазами, и, сразу ударяясь в слезы, она еле слышно шептала, что не виновата, что не может, что забыла… В одинаковых темных глазах соучеников-мальчишек не было ни капли сострадания – скорее некое мстительное, напористое любопытство. В конце концов, их пороли неоднократно – чем она лучше?!

Проснувшись однажды среди ночи, девочка тайком попросила небо, чтобы Аальмар не вернулся. Не вернулся никогда…

Утром ей сделалось страшно. Она помнила историю о том, как неверная жена пожелала смерти охотнику-мужу и того растерзал медведь; она представила себе Аальмара все на том же поле боя – разрубленного от плеча до пояса. Увидела его неподвижные, глядящие в небо глаза – и принялась молить небо о пощаде. Она сболтнула, не подумав; пусть Аальмар возвратится, пусть запорет ее хоть до смерти – лишь бы не умирал…

И небо услышало ее. Через несколько дней у ворот закричали хрипло и радостно, и все, кто был в доме, включая детей, учителя и рыжую кошку, кинулись встречать.

Девочка не пошла со всеми. Из окна классной комнаты ей было видно, как спешиваются всадники, как отвешивает ритуальный поклон Большая Фа, как тот, кого она сначала не узнала, кивает и приятельски треплет старуху по плечу – он загорел еще больше, его лицо кажется веселым и беззаботным, он оглядывается, спрашивает о чем-то – Большая Фа удрученно качает головой…

Дальше девочка смотреть не стала. Слезла с подоконника и вернулась за резной стол; проклятое, сорвавшееся с цепи воображение показывало ей все, что происходит сейчас во дворе. «Как моя невеста?» – спрашивал Аальмар; Большая Фа качала головой и подробно перечисляла девочкины прегрешения. «Надеюсь, вы не наказывали ее? – спрашивал тогда Аальмар. И правильно. Я накажу ее сам».

На лестнице послышались шаги; она втянула голову в плечи. Она не будет просить пощады; здесь этого не понимают. Здесь даже сопливый Кари, младший из мальчишек, безропотно, без единой слезинки спускает штаны…

– Ты здесь?

Он стоял на пороге. Какой он высокий; как от него пахнет ветром и лошадьми…

– Почему же ты меня не встречаешь, а, малыш? Я так хотел тебя видеть…

Она всхлипнула, не двигаясь с места.

– Ты плачешь?!

Он уже стоял рядом; ощутив на голове его ладонь, она присела, будто желая стать меньше ростом.

– Что случилось? Кто тебя обидел, кто?!

Она рассказала все и сразу. Она просто не могла жить с такой тяжестью на сердце – ведь она пожелала ему смерти… Потому что испугалась розги. Ей стыдно, ей страшно, она не хотела злого, но пусть он ее накажет и за это тоже. Пусть только поскорее, потому что у нее больше нету сил ждать…

В дверях стояли Большая Фа и любопытствующие мальчишки; повинуясь жесту Аальмара, они в мгновение ока закрыли дверь снаружи, и по лестнице зазвучали быстрые удаляющиеся шаги. Она перевела дыхание – хоть свидетелей не будет…

Он поставил ее между коленями. Обнял, как иногда, в минуты радости или нежности, обнимала ее мать:

– Я не собираюсь тебя наказывать. Я и не буду тебя наказывать. Никогда.

Еще не веря, она подняла на него красные, мокрые, отчаянные глаза; он смотрел серьезно и как-то грустно, и она впервые увидела его лицо как бы целиком – и выдающиеся скулы, и тонкие ровные губы, и лоб с прилипшей к нему прядью, и тонкую синюю жилку на виске:

– Не плачь.

И тогда, в голос заревев от благодарности и колоссального облегчения, она прижалась к нему всем телом и спрятала лицо в отвороте его куртки.

Он пах дорогой. Железом и лошадьми. Чудные запахи.

* * *

Старичок в лиловом бархате прекрасно знал, что выглядит зловеще. Игар успел повидать на своем веку нечто куда более страшное, но все равно содрогался, когда приходилось прислуживать этому маленькому, тощенькому старичку.

– Это свой человек, – небрежно пояснила ясновельможная в ответ на обеспокоенный старичков взгляд. – Он вполне надежен.

«Ясновельможной» она была в такой же мере, как, скажем, «королевой»; Игар давно уже понял, что эта изящная, обворожительная женщина так же родовита, как и он сам. Однако надо же как-то называть даму, превзошедшую могуществом самого властителя КорБора; не «девкой» же, в самом деле, ее звать?!

Игар прекрасно знал, что звали и «девкой». Шепотом и злобно, и очень часто расплачивались потом за непочтение; по крайней мере жена властителя КорБора расплачивается сполна. Дорого платит.

Старичок возился, раскладывая на красной скатерти сложные и странные приспособления; Игар стоял за креслом женщины, бесстрастно ожидая приказа. Ясновельможная неподражаема во всем – случайный парень с улицы так потряс ее своей жертвенностью, что сразу получил место при ее священной особе, причем место это оказалось особо доверительным… и опасным. Потому что большое доверие оборачивается подчас…

Игар сглотнул. Звезда Хота не гвоздями прибита к небу; звезда Хота по волоску отмеряет Игарово время. Эта красивая женщина притягивает, манит, как маяк. Только не мореплавателей зовет, обещая сушу, покой и портовый кабачок; мошек завлекает, глупых мошек, для которых разведен огонь…

Дабат.

Требур был первым городом, встретившимся ему на пути. Ближайшим к Замку городом; ясновельможная была самой яркой женщиной на всю большую округу. Он не задумывался, откуда такая удача – просто шел на огонек. Тиар, Тиар, Тиар…

Он вздохнул. Затащить куда-то эту женщину так же просто, как на собачьем поводке доставить в срок шаровую молнию…

Если это – Тиар. Если это она.

Старичок осторожно раскрыл тонкой работы коробочку, сооруженную из стекла и яшмы:

– Вот… Здесь два комара. Один напился крови властителя, другой – наследника… Должен сказать, проклятый мальчишка прихлопнул трех подряд комаров – вернулся лишь четвертый… Таким образом, кровь, взятая из живого тела. Это сподручнее было бы делать иголкой, однако…

Игар содрогнулся. Ясновельможная махнула рукой:

– Дальше. Мы не станем гоняться за КорБором с иглой… Дальше.

– Дальше, – старичок обиженно поджал свои зловещие губы, – дальше я сличил эту кровь, родственную кровь, как предполагается… С помощью уникальных, тончайших процедур, описанных в моем трактате, именуемом «Естественные и магические свойства крови», который написан был…

– Дальше, – уронила ясновельможная, и будь она трижды телятницей – сказано это было непререкаемым тоном полновластной госпожи. – Мы подходим к самому важному – к результату.

– А результат, – старичок вскинул узловатый палец со свежим порезом, – результат: наполовину.

Некоторое время все молчали. И женщина, и в свою очередь Игар тщетно пытались вникнуть в смысл сказанного.

– Как – наполовину? – медленно спросила наконец ясновельможная. Сын властителя – наполовину сын властителя? Вы это хотите сказать?

Старичок нетерпеливо затряс клочковатой бородой:

– Нет, э-э-э, госпожа. Властительский сын может быть сыном властителя в такой же степени, как и… быть сыном какого-нибудь другого человека. Наполовину. Половина шансов.

– Удивительно точное исследование, – холодно бросила ясновельможная. Игар переступил с ноги на ногу.

Женщина поднялась; темные волосы с медным отливом вздрагивали на плечах в такт ее шагам. Игар остался на месте.

– Ну, а «другой человек»? – вопросила ясновельможная, остановившись перед старичком в лиловом бархате. – Ваш комар кусал и его тоже?

Старичок виновато улыбнулся:

– М-м-м… госпожа. Сличив его кровь с кровью сына властителя, я получил то же самое. То есть мальчишка мог быть сыном господина Са-Кона, а мог и…

И алхимик развел руками.

Игар тихонько вздохнул. Господин Са-Кон был тем самым господином, которому не так давно он отнес злополучное послание. В письме, учтивом до оскорбительности, содержался достаточно грубый намек на юношескую связь господина Са с нынешней властительницей КорБор, и на сомнительное, с точки зрения родословной, происхождение ее сына. Прочитав письмо, благородный господин взбеленился и, как и рассчитывала дальновидная женщина, сорвал злость на посланнике; Игар зябко поежился, вспоминая тот удачный и печальный день.

– Хорошо, – бодро сказала ясновельможная. – Во всяком случае, ваши опыты не отрицают… нашего милого предположения. Добавить сюда детский портрет Са-Кона… необыкновенно похожий на нынешние портреты наследника КорБоров. Добавить сюда сроки… Переписку… Письма Са-Кона не сохранились – полагают, что добродетельная властительница сожгла их, решившись выйти замуж за КорБора. Но ее-то письма, по счастью, удалось раздобыть…

Игар понял, что ему не будет жалко Тиар. Если это Тиар. Не будет жалко, когда тот, что живет в сетях, потянется к ней жвалами… Или что там у него есть. Не жаль ее. Ни капельки.

Он не выдержал и усмехнулся. Стоять перед логовом живого тигра и раздумывать о фасоне полосатой шубы – это ли не занятие для доверенного слуги властолюбивой дамы…

Женщина резко обернулась:

– Ты чего смеешься?!

Он закрыл рот рукой:

– У меня… Наоборот. Когда я волнуюсь… всегда смеюсь. Когда смешно – не смеюсь… Всегда так было.

Он захлебнулся нервным смехом; к его удивлению, жестокий огонек в ясновельможных глазах погас:

– А… Это бывает. Смейся.

Однако ему уже расхотелось.


Через несколько дней в розовый сад с одинокой коровой наведался властитель КорБор. Игар наблюдал за ним издалека; властитель был одновременно взбешен, растерян и расстроен. Последовал долгий разговор с ясновельможной – наедине; Игар ожидал поодаль – подай женщина условный знак, и он явился бы с услугой, прервав тем самым опасное уединение. Но ничего подобного не произошло; оба поднялись со скамейки одновременно и направились к дому – рука в руке. КорБор остался на ночь.

Слуги давным-давно знали, из-за чего переживает властитель; молва однозначно решила, что КорБоров сын будет официально признан ублюдком и лишен наследства. Что же до его жены, то даже самая гулящая посудомойка с пеной у рта поносила ее, как суку.

Спустя еще несколько дней властитель явился опять – черный как туча. Игар услышал обращенные к женщине отрывистые слова:

– …и окончательная правда. Мне надоели догадки; он уже в пути. Я не поскуплюсь.

Ясновельможная долго молчала. Потом спросила, кажется, потрясенно:

– Властительницу… ее?!

– Его, – криво усмехнулся КорБор. – Мерзавца Са-Кона. Мои люди возьмут его сразу, как тот человек прибудет.

Игар ждал, что женщина ответит – но она промолчала.


В сумерках она бродила по саду в одиночестве. Игар, пользовавшийся достаточной свободой передвижения, проник туда же; над верхушками неподвижных деревьев, над розовыми кустами простиралось дивное, испещренное звездами небо. Звезда Хота стояла пока высоко.

Если бы они с Илазой смотрели на одну и ту же звезду!.. Нужно было уговориться. Тогда по крайней мере ночью он не чувствовал бы себя таким одиноким. Он знал бы, что Илаза смотрит на небо и думает о нем…

Впрочем, она смотрит и так. Наверняка; звезда – их свидетель, их часы…

Белое платье ясновельможной маячило на берегу озерца. Я принесу тебя в жертву, подумал Игар с внезапной решительностью. Ты заложница. Ради Илазы. Ради…

И, неизвестно на что надеясь, он шепотом позвал:

– Тиар!

Ему показалось, что фигура в светлом платье пошевелилась. С замиранием сердца он позвал снова:

– Тиар! Тиар!

«А как объяснить ей? Откуда я знаю ее настоящее имя?!»

Фигура в светлом платье медленно двинулась Игару навстречу. Он отступил и позвал снова; ясновельможная подошла совсем близко. В темноте он не видел ее лица.

– Принеси светильник.

Холодный и властный приказ. Она хранит свое имя в тайне; сейчас последует разбирательство, к которому он, Игар, не готов. Он поддался порыву, сиюминутному желанию – и теперь времени на размышление у него как раз столько, сколько потребуется, чтобы сходить за фонарем. А голова как-то сразу опустела – ни одной лазейки, ни одной толковой мысли, только чередуются под ногами посыпанная песком дорожка – каменные ступени – дощатый пол, снова ступени, дорожка, трава…

Ее брови оказались сдвинуты, а губы плотно сжаты:

– Кого ты звал?

Он молчал, растягивая время. Он уже решил сказать ей, что она ослышалась; в этот момент она резко наклонилась к нему, ухватив за воротник:

– Если ты, сопляк… Имей в виду, щенок, что я запросто могу забыть все добро, что тебе сделала… Будешь плакать, а слезы не помогут!

Игар будто проглотил язык. Фонарь в его руке мелко дрожал; баронесса продолжала тоном ниже:

– Эх, ты… «Тиар»… У тебе уже были девочки? Когда-нибудь?

Он произвел головой странный жест, который мог означать как «да», так и «нет». Как в вопросе о происхождении властительского наследника: «наполовину».

– Иди в дом, – совсем уже мягко сказала женщина. – Скажи камеристке, что на сегодня она свободна… Ты мне поможешь раздеться. Я сейчас приду.

И, не интересуясь Игаровой реакцией, она медленно двинулась между розовых кустов.

Некоторое время он стоял, как пень. Потом аккуратно поставил фонарь на землю; потом снова поднял. Розовые кусты отбрасывали жуткие тени. Не пристало столь благородным и нежным растениям так ужасно выглядеть в сумерках…

Он пошел к дому, и ноги его заплетались. «Обмани ее, соблазни»… Все идет как нельзя лучше. Вот только нет ли у нее традиции на следующее утро после бурной ночи топить случайных любовников в этом, скажем, круглом озерце?! Для ее натуры это было бы весьма логично. Что такое для нее – это ее настоящее имя? Ты знаешь, я знаю, оба мы молчим, а постель – самое удобное место, чтобы придушить удавочкой… этих, которые слишком осведомлены…

Он мрачно усмехнулся. Любые страхи тускнеют перед главным: ради спасения Илазы ему придется… ой, как плохо. Как гнусно. Как совершенно невозможно… Самое время перелезть через забор и дать деру. Зная, что Илаза обречена. Зная, что…

Игар остановился. Надо уходить, Святая Птица. Надо…

В сторожевой будке у ворот горел свет; на секунду ему представилось, как он оглушает женщину канделябром по голове и перебрасывает ее бездыханное тело через дальнюю решетку сада. Бред…

Он беспомощно оглянулся. Из глубины сада медленно приближалось светлое платье.


– …Так ты действительно девственник?

Святая Птица, спаси меня. Вытащи меня отсюда, я не могу…

Женщина улыбнулась. Полукруг ее зубов был как луна:

– Значит, ты не умеешь расстегивать платья? И корсеты?

Ее запах был запахом роз, к которому примешалась тонкая струйка пота. Ее движения были движениями лани; Игар стоял столбом, и по спине у него крупными градинами катилась влага. Он не чувствовал ни намека на возбуждение – только отчаяние и тоску.

– Ну, девственник? Помоги же мне!

Тонкие руки ловко подобрали лежащие на плечах волосы. Перед глазами Игара обнаружился длинный, бесконечный ряд петель и крючков.

– Ну-ка, Игар?

Пальцы потеряли чувствительность. Он бездумно расстегивал крючок за крючком, и в какой-то момент с надеждой поверил, что застежки никогда не кончатся. Бесконечны.

Наконец платье разошлось под его руками; под ним – о радость! оказался еще один ряд, такой же, даже чуть длиннее; ясновельможная глубоко, все глубже дышала:

– Ты мастер… А притворяешься скромником… Нам некуда спешить. Продолжай, как начал – не торопясь…

Он увидел ее спину. Белоснежную, чистую, без единого волоска. Ткань под его руками медленно расползалась к плечам; сам не зная, что делает, он упал на колени и рывком обнажил правую лопатку.

Совершенно чистая кожа. Как снег. Ни намека на родимое пятно в форме ромба.

Она удивленно обернулась:

– Игар? Что с тобой?

– Ни…чего, – выдавил он через силу.

– Ну так продолжай!

Тогда он понял, что погиб. Потому что под страхом самой страшной смерти он не ляжет с ней в постель. Собственно, он знал это и раньше; даже призрачная надежда спасти Илазу никогда не заставила бы его…

…а она не простит. Она уже почти уморила КорБорову жену, она сживет со свету Са-Кона и этого незнакомого Игару мальчика… Что ей какой-то Игар – вошь… На один замах, и то слабенький… Она не знает, что он бывший послушник, а если б и знала…

Теплая рука ласково легла ему на голову:

– Что, малыш, испугался?.. Ты такой славный… Такой… Не бойся. Хочешь, я тебя обниму?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5