— Странный адрес, — продолжал он, — внизу написано: «Через мою горничную». Ого!
      Бопрео при этих словах развернул письмо и стал читать.
      — Ого! — воскликнул он. — Скажите, пожалуйста! Нет, это уже слишком.
      Окончив чтение, он посмотрел на свою жену и сказал:
      — Это письмо от Баккара — молодой камелии, оно адресовано к человеку, которого вы хотели сделать своим зятем. Поздравляю вас с подобным выбором. Не желаете ли прочитать? — И он протянул письмо к своей трепетавшей жене.
      Тереза пробежала его и, вскрикнув, лишилась чувств.
      В свою очередь, молодая девушка взглянула на письмо, прочла несколько строк и выронила его из рук.
      Эрмина Бопрео не испустила ни одного вопля, не проронила ни одной слезинки.
      Жизнь ее была разбита.
      — Батюшка, — сказала она грустным, но твердым голосом, — попросите господина Роше забыть, что он был моим женихом.
      — О! — вскричал старик, разыгрывая самое глубокое негодование. — Мерзавец! Если он только осмелится прийти сюда!
      — Успокойтесь, батюшка, — продолжала гордо Эрмина, — господин Роше никогда не будет моим мужем!
      И, сказав это, она подошла к столу и написала следующие строчки:

      «Милостивый государь!
      Событие, о котором я нахожу бесполезным напоминать, вынуждает меня отказаться от наших бывших намерений. Я решилась поступить в монастырь. Посещения ваши будут совершенно напрасны».

      Она подписалась и подала это письмо г. Бопрео.
      «Теперь Вишня моя», — подумал он и тотчас же отправился в Монсейскую улицу.
      Кучер, судивший по его синей одежде и орденской ленте, подумал, что он везет чуть не самого пэра, и помчался так быстро, что через каких—нибудь двадцать минут высадил своего седока у решетки небольшого отеля, где жила Баккара.
      Между тем сэр Вильямс сидел у Баккара и уговаривал ее написать Вишне следующее письмо, которое, по его словам, было необходимо для того, чтобы осчастливить Баккара.
      Баккара еще раз повиновалась ему и написала:

      «Милая сестрица, если ты сейчас же не поспешишь ко мне на помощь, то твоя Луиза погибла. Дело идет о моей будущности и жизни. Беги сейчас в Змеиную улицу № 19, спроси там госпожу Коклэ и скажи ей: „Я пришла к моей сестре“, тогда ты узнаешь, что нужно сделать, чтобы спасти меня.
Твоя Луиза».

      Перо выпало из рук Баккара, и две слезы, долго сдерживаемые, скатились наконец по ее щекам.
      — Бедная сестра! — чуть слышно прошептала она.
      — Теперь подождем Бопрео, — сказал хладнокровно Вильямс.
      В эту минуту раздался звонок.
      Бопрео был принят, и Баккара, взяв письмо с отказом Эрмины, взамен этой услуги сказала ему, чтобы в десять часов он был в Змеиной улице № 19, где он и найдет Вишню.
      Бопрео уехал, а сэр Вильямс, отослав письмо Баккара с ее горничной Фанни к Вишне, последовал за начальником отделения в Змеиную улицу.
      — Кто кого одолеет, господин Бопрео! — шептал он, садясь в свой тильбюри.
      Вишня прочла вероломное письмо сестры и, ничего не подозревая, торопливо поехала в Змеиную улицу.
      Она отыскала дом № 19 и, поднявшись на лестницу, встретилась на площадке с какой—то старухой.
      — Где живет госпожа Коклэ? — спросила она.
      — Это я, — ответила старуха, — что вам нужно?
      — Я пришла поговорить с вами о моей сестре Луизе.
      — О какой Луизе?
      — Баккара, — добавила в смущении Вишня.
      Старуха сейчас же переменилась и очень любезно попросила молодую девушку следовать за собой.
      Она ввела Вишню в большой зал подозрительного вида, где вся обстановка носила на себе отпечаток бедности и какой—то постыдной роскоши, и, попросив подождать, вышла, не позабыв запереть за собой дверь.
      Прошло около получаса, проведенного Вишней в догадках о том, что могло случиться с Баккара, когда, наконец, молодая девушка почувствовала сзади себя какой—то странный шорох. Она обернулась и вскрикнула от испуга. Подле дивана, на котором она сидела, отворилась дверь, оклеенная такими же обоями, как и стены комнаты, и в комнату вошел человек, которого Вишня не узнала с первого взгляда.
      Это был де Бопрео.
      Он затворил за собой дверь и сделал жест рукой.
      — Здравствуйте, милое дитя, — начал он развязным тоном и снял шляпу, обнажив при этом свою лысую голову.
      При виде его Вишня встала с дивана и инстинктивно отступила назад. Но пожилая наружность и лысая голова де Бопрео отчасти успокоили ее.
      — Здравствуйте, здравствуйте, милое дитя, — повторил он отеческим тоном.
      — Милостивый государь, — спросила Вишня, — вы и есть тот человек, которого я жду?
      — Да, моя красавица.
      И старик взял ее за руку.
      Молодая девушка отдернула свою руку и не хотела садиться.
      — Моя сестра — прошептала она.
      — Такая же очаровательная особа, как вы? — перебил ее Бопрео.
      — Сестра писала мне…
      — Ах, да, знаю.
      — Что же я должна делать?
      — Да, да, Баккара действительно рассчитывает на вас. Э, да сядьте же здесь. Разве вы боитесь меня?
      — Нет, — пробормотала Вишня, поддаваясь добродушному тону старика.
      Она решилась сесть на диван.
      — Ну—с, поговорим сначала о вас, — начал, улыбаясь, начальник отделения.
      — Обо мне?
      — Да, послушайте, — продолжал он, подвигаясь все ближе к ней. — Посмотрите—ка на меня хорошенько. Вы не узнаете меня?
      Вишня тогда только вспомнила, что встретилась с ним в Бурбонской улице.
      — Милое дитя, — продолжал старик, — может быть, я кажусь вам… немного зрелым… мне, конечно, уже не двадцать лет… но верьте мне, я порядочный человек. и даже очень порядочный. И умею быть щедрым… Что вы, например, думаете о хорошенькой квартирке на улице Бланш или хоть в Сен—Лазар? Положим, тысяча франков за квартиру, горничная, пятьсот франков в месяц и сто луидоров на ваш туалет?
      — Милостивый государь! — вскрикнула Вишня, задыхаясь от негодования.
      Бедная девочка поняла, наконец, все, все — до самой низости и подлости своей сестры.
      Вне себя от ужаса, она вскочила и хотела бежать — дверь была заперта.
      А Бопрео, пользуясь ее смущением и испугом, обнял ее за талию и хотел поцеловать.
      Вишня вырвалась.
      — Негодяй! — кричала она. — Помогите!
      Но ее никто не мог слышать, а Бопрео хохотал.
      — Полно, крошечка, — говорил он, улыбаясь, — нас никто не услышит, мы одни в целом доме. Будь спокойна, я сдержу свои обещания, и в доказательство… — Он хотел снова обнять ее.
      Но Вишня отскочила от него и, вооружившись подсвечником, который стоял на камине, приняла такую оборонительную позу, что Бопрео невольно задумался; но, впрочем, это продолжалось недолго. Бопрео ободрился и только хотел снова накинуться на молодую девушку, как дверь подле дивана снова отворилась, и на пороге показался человек.
      Бопрео отступил.
      — Сэр Вильямс, — проговорил он с ужасом.
      Это был тот самый баронет сэр Вильямс, которого накануне представили ему в Министерстве иностранных дел.
      Вид этого человека, встреченного им в высшем обществе и знавшего его положение и административные обязанности и застающего его теперь в покушении на честь молоденькой и беззащитной девушки, — все это произвело на Бопрео поражающее действие.
      Сэр Вильямс подошел между тем к молодой девушке и ласково сказал:
      — Не бойтесь ничего, сударыня, этот негодяй не посмеет вас больше тронуть. Коляр! Коляр! — крикнул он, оборачиваясь назад.
      Дверь опять отворилась, и на этот раз Вишня узнала в вошедшем нового приятеля своего Леона. Она бросилась к нему, как дитя к матери.
      — Ты проводишь эту девицу, — сказал ему Вильямс, — и отвечаешь мне за нее…
      — Ба! Да это же мамзель Вишня! — вскричал, в свою очередь? Коляр. — Так нас не обманули!
      И вслед за этим он взял молодую девушку за руку и вышел с ней, оставив г. Бопрео один на один с сэром Вильямсом.
      Оставшись наедине, капитан начал с того, что запугал начальника отделения каторгой, а затем постепенно сообщил ему о том, какое громадное наследство должно принадлежать Эрмине, и, наконец, вошел с ним в сделку, по которой Бопрео обязался выдать за него свою дочь и вообще исполнять все то, что капитан ему прикажет, взамен чего сэр Вильямс обещал ему полное молчание о происшествии с Вишней и эту девушку в тот день, когда он женится на Эрмине.
      И когда Бопрео вышел из Змеиной улицы, то его уже связывал темный договор с сэром Вильямсом.
      Погибель Фернана Роше была решена.
      На другой день после этого де Бопрео пришел в присутствие около десяти часов утра.
      Вильямс держал его в своих руках двойной приманкой: Вишней и миллионами таинственного наследства.
      Не успел он сесть в свое зеленое кожаное кресло, как вошел Фернан Роше.
      Он не знал еще ничего про ужасное письмо.
      — Я пришел отдать вам отчет о вчерашнем вечере, куда вы поручили мне вчера съездить.
      — А! Я уверен, что вы скучали, — ответил ему Бопрео, протягивая руку.
      — Кстати, у меня есть еще просьба до вас: мне надо уйти на несколько времени, так будьте добры, побудьте здесь вместо меня. Вот вам ключи от кассового сундука — в нем теперь около тридцати двух тысяч франков. Если кому—нибудь понадобятся деньги, то вы потрудитесь выдать, — добавил Бопрео, вставая с кресла.
      Здесь надо заметить, что он заведовал кассой так называемых «негласных пособий», а потому и имел особенные ключи от общего кассового сундука всего министерства.
      — Но… — начал было Фернан.
      — Полноте, — перебил его Бопрео, улыбаясь. — Заприте вашу контору и приходите сюда.
      Фернан вышел.
      Тогда Бопрео подошел к сундуку, отпер его и, вынув оттуда зеленый портфель, спрятал его в обширном кармане своего белого пальто.
      Когда Фернан воротился, Бопрео как ни в чем не бывало передал ему ключи и дружески усадил его на свое место.
      — Господа! — сказал он, выходя в соседнюю комнату, — я ухожу на час, меня заменит г. Роше. В случае нужды обращайтесь к нему.
      Затем начальник отделения спокойно спустился по главной лестнице министерства и, завернув за угол бульвара, сел в наемную карету и велел кучеру везти себя в улицу ср. Лазаря.
      Оставшись один, Фернан занялся корреспонденцией своего начальника. Так прошло около четверти часа, как вдруг в залу вошел комиссионер, который был не кто иной, как Коляр, и, подойдя к Фернану, подал ему письмо, добавив:
      — За труды мне заплачено.
      Коляр подал ему письмо Эрмины, данное ему сэром Вильямсом,
      Фернан узнал почерк своей невесты и, распечатывая его, невольно радовался, но едва он взглянул на первые строки, как внезапно побледнел, зашатался, и в глазах его все потемнело. Что означал этот презрительный отказ? И что заставило ту, которая еще вчера улыбалась ему, написать это жестокое письмо? Фернан все позабыл: свои обязанности, кассу, вверенную ему Бопрео, и стремительно выбежал из комнаты.
      Он бросился в улицу св. Лазаря и хотел во что бы то ни стало увидеться с Эрминой.
      Швейцары, видя, что он уходит без пальто и шляпы, вообразили, что г. Роше идет в верхний этаж.
      Фернан унес с собой ключи от кассы, которые ему — вверил его начальник г. де Бопрео.
      Прошло около получаса, Фернан не возвращался. Наконец вернулся и Бопрео.
      — Г. Роше ушел, — сообщил ему один из швейцаров.
      — Ушел? Странно…
      — Они, вероятно, где—нибудь в отеле, потому что ушли без шляпы и пальто.
      — Странно! — повторил он еще раз и, войдя в свою залу, принялся за дело, как будто Фернан должен был сейчас же воротиться.
      Через несколько минут после этого к господину начальнику отделения явился какой—то музыкант, присланный самим министром, и предъявил документ на выдачу ему тысячи франков из негласного пособия.
      Бопрео послал тогда за главным кассиром всего министерства и попросил его отпереть сундук теми ключами, которые были у него.
      Касса была открыта, и в ней не оказалось портфеля с тридцатью двумя тысячами франков.
      А Фернана Роше все еще не было, и на него всецело пало обвинение в похищении им этих денег, тем более, что ключи от кассы были у него, и он вышел из министерства в сильном волнении, без шляпы и пальто.
      Фернан Роше погиб!..
      Пока в Министерстве иностранных дел происходили все эти события, Фернан Роше бежал со всех ног в улицу св. Лазаря.
      Единственная служанка де Бопрео отперла ему дверь. Фернан хотел войти в комнату, но она, остановясь на пороге, загородила ему вход.
      — Барина нет дома, — сказала она.
      — Я желаю видеть дам.
      — Их нет дома.
      — Я подожду, — сказал тогда Фернан и хотел отстранить служанку.
      Но здоровенная нормандка пересилила его и оттолкнула.
      — Вы напрасно трудитесь, — добавила она при этом. — Они не вернутся.
      — Не воротятся? — переспросил он как—то глупо.
      — Они уехали на три дня.
      — Уехали?
      — Да—с
      — Но это невозможно!..
      — Я вам верно говорю! Они уехали в провинцию к тетке барыни.
      У Фернана потемнело в глазах; он, не помня себя, сбежал с лестницы и бросился бежать.
      Но вскоре силы покинули его, он вдруг остановился и грохнулся на тротуар.
      Фернан пришел в себя только вечером, когда он уже находился в квартире у Баккара, которая подняла его на улице и перевезла его в своей карете в свой отель.
      Открыв глаза и придя несколько в себя, Фернан увидел в Баккара ту женщину, которой удивительная и поразительная красота осуществила бы самые идеальные творения скульпторов и живописцев.
      По приказанию доктора Фернана уложили спать и, само собой, ему надо было прийти немного в чувство.
      Баккара, подобно какому—нибудь стратегу—полководцу, составляющему в несколько мгновений план будущего сражения, успела в один миг, одним движением руки, сделать себя еще прекраснее и обольстительнее прежнего.
      Синий бархатный пеньюар обрисовывал до половины ее гибкий стан и прекрасные формы, на полуобнаженных плечах рассыпались золотистые локоны; горе, смешанное с радостью, придавало ее лицу какое—то восхитительное одушевление, а любовь делала ее столь прекрасной, что красота Эрмины, Вишни и даже самой Жанны с ее аристократическим профилем померкли бы перед этой чарующей красотою.
      Фернан мысленно задал себе вопрос, не ангел ли перед ним и не находится ли он уже в лучшем мире?
      Баккара была действительно прекрасна до того, что могла свести с ума и мудреца.
      Быстро приближалась ночь. Бледный свет сумерек уже не проникал больше через шелковые занавески окон; угасающий огонь камина бросал только быстрые, причудливые отблески на предметы, окружавшие Фернана, а Баккара была все тут, наклоняясь над ним и пожимая его руки.
      Прошла ночь, настал день, и солнечный луч, скользя по обнаженным деревьям сада, проник за мягкие занавески алькова Баккара и играл в белокурых волосах куртизанки и на бледном лице бедного Фернана.
      Роше мгновенно забыл Эрмину и думал, что он все еще бредит.
      Баккара держала его голову в своих руках, смотрела на него с любовью и восторженно повторяла:
      — О, как я люблю тебя!
      Но вдруг, часов в девять утра, на улице послышались чьи—то шаги и несколько голосов.
      Баккара едва успела накинуть на себя капот, как у дверей сильно постучали.
      — Именем закона, отворите! — послышалось снаружи.
      Фернан Роше был арестован по обвинению его в краже тридцати двух тысяч франков из кассы министерства, где он служил.
      Его увели в полицейскую префектуру.
      Баккара упала без чувств.
      Когда она пришла в себя, то лежала в кровати и около нее находились Фанни и какой—то маленький человек, выдавший себя за доктора, — это был агент Вильямса, они уверили Баккара, что она видела все, что только произошло перед этим, в бреду, так как она уже больше недели как больна.
      Через несколько времени после этого Баккара убедилась, что ее обманывают, и хотела заявить обо всем префекту полиции, тогда сэр Вильямс без дальних церемоний отправил ее насильно в Монмартр — сумасшедший дом к доктору Бланш.
      Вишня, выведенная Коляром от Коклэ, была посажена в закрытый фиакр и отвезена им в Буживаль, где ее поместили в принадлежавший сэру Вильямсу уединенный дом, находящийся среди огромного пустынного сада.
      Здесь она была поручена строгому караулу и попечениям одной из отвратительнейших женщин—мегер — вдове Фипар — любовнице уже известного нам акробата—шута Николо.
      Когда Фернана потребовали к допросу, то он, как и следовало ожидать, заявил, что не виновен.
      Тогда сделали обыск в его квартире и у Баккара, в спальне которой было найдено его пальто, в кармане которого находился украденный портфель.
      Тогда Фернан Роше был переведен в Консьержери.
      Теперь мы вернемся назад и посмотрим, что делал в это время граф Арман де Кергац.
      Расставшись с Жанной, которую, как мы знаем, он проводил до самой ее квартиры, он вернулся домой
      и тогда же почувствовал, что он начинает любить эту молодую прелестную девушку.
      Проведя самую тревожную ночь, он на другой день позвал к себе Бастиана.
      — Мой старый дружище! — сказал он ему. — Надень свой синий сюртук и отправляйся в улицу Мелэ,
      № 11 и посмотри, нет ли в этом доме свободной квартиры. И вообще, постарайся устроить так, чтобы ты мог переехать туда.
      Поместившись в этом доме, ты должен навести самые точные справки о девице Жанне, которая живет там, и если только она окажется честной и достойной девушкой, то познакомься с ней.
      Бастиан в точности выполнил приказания Армана и под благовидным предлогом познакомился с Жанной, которая жила вместе со старой кухаркой Гертрудой.
      Дня, через два после этого Бастиан устроил совершенно свою новую квартиру в улице Мелэ, Ng 11 и, заперев ее на ключ, отправился к Арману за получением новых инструкций.
      На повороте в улицу Лошадиных шагов мимо него промчался щегольский тильбюри, запряженный английской лошадью, которой правил молодой человек; возле него сидел грум.
      При виде этого молодого человека Бастиан невольно вскрикнул.
      — Боже мой! — проговорил он, несколько оправившись. — Да ведь это Андреа, но Андреа с черной бородой и волосами.
      Проговорив это, старый гусар проворно вскочил в первый попавшийся ему на глаза фиакр и крикнул кучеру:
      — Луидор! Два луидора — но только не теряй из виду этого тильбюри!
      — Ого! — ответил извозчик, — барин, вероятно, русский князь, и ежели он обещает заплатить так хорошо, то у моей лошади вместо ног будут крылья.
      И он изо всех сил стегал свою лошадь.
      Лошаденка помчалась быстрее стрелы.
      Бастион гнался за сэром Вильямсом и догнал его тогда, когда он только что вошел в свой павильон.
      Старый гусар, не теряя времени, вступил в разговор с его грумом и узнал, что его барина зовут сэр Вильямс и что он английский баронет.
      Бастиан не удовлетворился этим и пробрался к самому баронету под предлогом купить у него лошадь.
      Но сэр Вильямс ни малейшим признаком не выдал себя, хотя Бастиан сказал ему прямо, что он узнает в нем виконта Андреа.
      Хладнокровие англичанина окончательно сбило его с толку.
      — Я хочу раздеть вас, — проговорил тогда Бастиан.
      — Это зачем? Разве я каторжник?
      — Нет, но у вас на теле должно быть неизлечимое родимое пятно.
      — Вы думаете? — усмехнулся джентльмен, притворяясь испуганным.
      — Я уверен в этом, — настаивал Бастиан. — На левой груди у вас должно быть черное пятно. Я видел вас ребенком. Я видел вас нагим.
      — У меня много родимых пятен, — ответил англичанин и при этом раскрыл ворот своей рубашки.
      Вся его грудь была мохнатая, как у обезьяны. Бастиан между тем помнил, что у виконта Андреа все тело было совсем белое.
      Этого вполне было достаточно, чтобы поколебать его глубокое убеждение в тождестве баронета сэра Вильямса с виконтом Андреа, и лицо его, за минуту перед этим базовое от гнева, покрылось вдруг смертельной бледностью.
      — Это не он, — прошептал Бастиан.
      Тогда, в свою очередь, сэр Вильямс нашел выгодным для себя выпытать у бедного гусара все то, что тот знал про Армана и Жанну, и затем вызвал Бастиана на дуэль, находя, что ему будет гораздо лучше отвязаться от него раз и навсегда.
      — А, ты опять влюблен, Арман де Кергац? Ну, так это обстоятельство дозволит мне рассеять тебя немножко и остановить твои деятельные розыски наследников Кермона, — проговорил сэр Вильямс после ухода Бастиана.
      — Да, добавил он, немного подумав, — я сделаю из этой Жанны себе любовницу, когда убью Бастиана,
      Воротившись в отель, Бастиан рассказал Арману о своей встрече.
      — Уверен ли ты, что это не он? — спросил еще раз граф.
      — Да, я теперь почти убежден в этом.
      — Так, но ты не будешь драться с ним, лучше буду драться я. — Бастиан молча пожал плечами.
      — А теперь расскажи мне о Жанне, — спросил его опять Арман.
      Бастиан рассказал ему все то, что он узнал относительно молодой девушки, и Арман решился в тот же вечер посетить ее.
      Сэр Вильямс дрался с Бастианом и выбил у него из рук оружие, но не воспользовался тем, что мог убить старика.
      Накануне этой дуэли Жанна, уже познакомившаяся с графом Арманом и полюбившая его от всей души, неожиданно получила письмо без подписи.
      Она распечатала его и прочла:

      «Я вас люблю. С первого раза, как я увидел вас, я понял, что моя судьба и жизнь связаны с вашей и что мое счастье находится в ваших руках».

      Жанна невольно приложила руку к своему сердцу.
      — Это от него, — прошептала она.

      «Сегодня я осмелился писать вам потому, что завтра мне угрожает большая опасность: я дерусь на дуэли в семь часов утра».

      Письмо выскользнуло из рук молодой девушки, она вскрикнула и упала без чувств на пол.
      Когда она очнулась, было уже совсем темно, она лежала на кровати, и Гертруда ухаживала за ней.
      Подле Гертруды Жанна увидела незнакомое лицо. Это была женщина еще молодая, но с изнуренным лицом.
      Она жила как раз над квартирой Жанны, слышала ее крик и падение тела и, побуждаемая Коляром, с которым находилась в коротких отношениях, поспешила спуститься вниз и предложить свои услуги.
      Эта особа подсыпала Жанне в чашку бульона усыпляющий порошок.
      Минут через десять после этого Жанне захотелось уснуть, и голова ее тяжело опустилась на грудь, а тело скатилось на пол, но на этот раз Гертруда уже не могла прийти поднять ее.
      Старуха тоже была опоена и уснула, сидя на стуле в двух шагах от своей хозяйки.
      Через час после этого Коляр с помощью фальшивого ключа отпер двери комнаты Жанны и смело подошел к молодой девушке, которая спала непробудным сном.
      — Теперь, — заметил он, улыбаясь, — будущую любовницу сэра Вильямса не разбудишь и пушкой.
      Жанна проснулась уже не в улице Мелэ, а в богато убранной спальне загородного павильона сэра Вильямса, куда ее перевезли во время ее летаргического сна.
      Теперь мы вернемся несколько назад, то есть к дуэли сэра Вильямса с Бастианом.
      — Экий я болван, — ворчал старый гусар, — только я и мог допустить обезоружить себя таким образом. Просто срам!
      Баронет в это время подошел к графу Кергацу
      — Кажется, граф, — сказал он, — я очень похож на вашего брата, которого вы отыскиваете по всему свету?
      — Поразительно! — ответил задумчиво Арман, — только у Андреа были белокурые волосы.
      — У меня черные. Мои отлично выкрашены.
      — Однако, граф, — продолжал сэр Вильямс, — если у вас осталось хоть малейшее сомнение, то не откажите почтить меня своим приездом к завтраку — когда вы назначите. Я могу показать вам для удостоверения подлинности моих документов наше генеалогическое древо.
      — Милостивый государь!..
      Баронет принял откровенный вид и обратился ко всем со следующими словами:
      — Господа, вы, вероятно, были влюблены хоть один раз в жизни. Я же влюблен теперь. Честь встретиться здесь с вами в это утро лишила меня удовольствия видеть мою maitresse вчера вечером, и я спешу наверстать потерянное время. Она живет в таинственном коттедже у опушки леса, и никто не бывает и не входит туда. Я стерегу ее с ревностью дракона. А потому я и вынужден оставить вас теперь.
      Сэр Вильямс проворно вскочил в тильбюри и обратился еще раз к графу де Кергацу.
      — Не правда ли, граф, что храм счастия есть не что иное, как дом, в котором живет любимая женщина?
      — Может быть, — ответил ему нехотя Арман, подумав о Жанне.
      — А когда имеешь невесту, которую боготворишь, то ее следует прятать от всех взоров.
      При этих словах сэр Вильямс насмешливо захохотал, и в этом смехе вылилась вся сатанинская душа Андреа.
      Арман вздрогнул: все подозрения снова зашевелились в его душе.
      — Если вы любите какую—нибудь женщину, — добавил сэр Вильямс, — то советую вам беречь ее. — И при этом он хлестнул по лошади и быстро умчался.
      Арман побледнел, как смерть; он еще раз вспомнил про Жанну, и ему сделалось страшно.
      Сэр Вильямс говорил последние слова насмешливым голосом Андреа, и его сатанинский хохот отозвался в душе Армана как погребальный звон.
      Между тем сэр Вильямс побывал в коттедже, посмотрел на спящую Жанну и решил:
      — Мне нужно не обладание ей, нет, мне нужно ее сердце! Она начинала любить тебя. Теперь она полюбит меня!
      — О, господин граф, — добавил он, хохоча, — у меня явилась великолепная идея: теперь уж не вы граф де Кергац, а я! А когда я женюсь на Эрмине, когда золото Кермаруэ перейдет ко мне, в тот день я тебе крикну: «Арман! Арман! Твоя возлюбленная Жанна стала моей любовницей, а тебя она приняла за лакея!»
      И он тотчас же распорядился, чтобы вся прислуга выдавала его их новой хозяйке за графа де Кергаца.
      — Теперь надо подучить Вишню, и если Жанна не поверит прислуге, то поверит ей, — решил он и направился к павильону, где помещалась бедная цветочница.
      Ему стоило очень небольших хлопот спутать Вишню; выставив ей себя каким—то небесным ангелом и выдавая себя за графа де Кергаца, он уверил неопытную девушку, что хочет жениться на Жанне де Бальдер и что они все были жертвами его лакея Бастиана, который нарочно подкупил мошенников, чтобы разыграть с ними историю, происшедшую в «Бургонских виноградниках».
      Затем он сообщил ей, что Баккара продала ее одному старому чиновнику, г. Бопрео, который готов решиться на все, лишь бы овладеть ей.
      — Дитя мое, — докончил сэр Вильямс выразительным тоном, — я обладаю громадным состоянием и трачу его на благотворения и на препятствование злу. У меня есть своя полиция, через посредство которой я и узнаю все. Извещенный об угрожающей вам опасности, я поспешил к вам на помощь. Вот теперь вы и знаете всю тайну моего поведения относительно вас. Я прошу вас довериться мне и позволить спасти как вас, так и Леона Роллана, от общей опасности и даже смерти.
      Этих последних слов было вполне достаточно, чтобы она окончательно доверилась сэру Вильямсу.
      — Теперь послушайте меня, моя милая Вишенка, — продолжал капитан. — Жанна в настоящее время спит и проснется тогда, когда я уже уеду. Мне необходимо уехать на неделю. Вы останетесь в замке и в продолжение нескольких дней, пока я должен скрывать вас от вашей сестры и Бопрео, замените ей друга, сестру и поверенного всех её тайн.
      — Слушаю, граф, — прошептала Вишня.
      — Я буду писать ей каждый день. Она, вероятно, будет читать вам мои письма. Не старайтесь доказывать ей, что настоящий граф де Кергац не этот мошенник Бастиан. Предоставим все времени и письмам.
      Вишня восторженно взглянула на сэра Вильямса и тихо сказала:
      — Ах, граф, как может она, видя вас, не полюбить? — Прощайте, мне пора ехать, — ответил ей капитан.
      — Когда же я увижу Леона? — спросила она еще раз.
      — Не знаю. Но надейтесь на меня. Ручаюсь вам, что через две недели вы будете его женою.
      И сэр Вильмс спокойно вышел из комнаты.
      — Кажется, — пробормотал он, — шутка вполне удалась. Я сделал больше, чем предполагал. Я не только лишил Армана жены, но даже отнял у него его имя. Теперь надо заняться миллионами простака Кермора. Месть моя удается.
      Итак, бесчестный Андреа торжествовал во всех отношениях: Фернан был в тюрьме, Вишня и Жанна спрятаны, Баккара помещена в сумасшедший дом, и теперь граф Арман де Кергац больше не найдет и следов наследников покойного барона Кермора де Кермаруэ.
      В тот день, когда Вишня поверила письму своей сестры и пошла в Змеиную улицу, ее жених Леон Роллан был послан своим хозяином на два дня в Монморанси.
      Вернувшись оттуда, он, по обыкновению, дождался восьми часов вечера, то есть окончания работы в своей мастерской, и поторопился к Вишне.
      У дверей ее маленькой комнаты не было видно света, а потому Леон подумал, что она еще не возвращалась, и стал дожидаться ее на нижней ступеньке лестницы.
      Прошел час. Вишни все не было, тогда Роллан спустился в комнату к привратнику.
      — Девицы Вишни нет дома? — спросил он.
      — Ах, это вы, Леон?
      — Да, я.
      — Я ее не видел уже два дня.
      — Как два дня?
      — Я говорю вам чистую правду, Роллан, третьего дня приходила сюда Фанни — служанка госпожи Баккара; мне кажется, что случилась какая—нибудь история или с ее сестрой, или с матерью. Я предполагаю это потому, что девица Вишня что—то очень проворно собралась и у нее было такое печальное лицо. Ее уже нет три Дня.
      Леон в недоумении бросился со всех ног в Монсейскую улицу, в дом, где жила Баккара.
      Но и здесь он не узнал ровно ничего, Баккара уехала еще, вчера.
      Тогда он направился к своей матери, но крестьянка не видела Вишни уже более трех дней.
      У Жанны он застал Гертруду всю в слезах. Жанна тоже исчезла. Добрая кухарка показала ему письмо, найденное ею в той комнате, где она оставила Жанну.
      Письмо это было написано почерком Жанны.
      Вот его содержание:

      «Добрая Гертруда!