Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Романы Александра Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя

ModernLib.Net / История / Дюма Александр / Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя - Чтение (стр. 105)
Автор: Дюма Александр
Жанр: История
Серия: Романы Александра Дюма

 

 


Они означают, что вы можете ходить с поднятой головой, что вы можете спокойно спать по ночам, что вы можете благодарить бога каждое мгновение вашей жизни! Вас любят - это значит, что вы можете позволить себе выслушать все, решительно все, даже совет вашего друга, который хочет уберечь ваше счастье. Вас любят, де Гиш, вас любят! Вам не будут знакомы ужасные ночи, бесконечные ночи, которые проводят с сухими глазами и истерзанным сердцем несчастные, обреченные на смерть. Ваш век будет долгим, если вы будете поступать как скупец, который настойчиво, мало-помалу, собирает брильянты и золото. Вас любят! Разрешите же мне сказать вам по-дружески, как следует поступать, чтобы вас любили всегда.
      Де Гиш некоторое время смотрел в упор на несчастного юношу, полубезумного от отчаяния. И в его душе промелькнуло нечто вроде стыда за свое счастье.
      Рауль понемногу брал себя в руки; его лихорадочное возбуждение сменилось привычной для него бесстрастностью в голосе и в чертах лица.
      - Заставят страдать, - сказал он, - ту, чье имя я уже не в силах произнести. Поклянитесь же мне, что вы не только не будете содействовать этому, но защитите ее так же, как я сам защищал бы ее.
      - Клянусь, - ответил де Гиш.
      - И в тот же день, когда вы окажете ей какую-нибудь важную для нее услугу, в тот день, когда она будет благодарить вас, обещайте мне, что вы скажете ей: "Сударыня, я сделал вам добро по просьбе господина де Бражелона, которому вы принесли столько зла".
      - Клянусь! - прошептал тронутый словами Рауля до Гиш.
      - Вот и все. Прощайте. Завтра или, может быть, послезавтра я уезжаю в Тулон. Если у вас есть несколько свободных часов, подарите их мне.
      - Все, все мое время - ваше!
      - Благодарю вас.
      - Что вы сейчас собираетесь делать?
      - Я отправлюсь к Планше, где мы надеемся, граф и я, увидеть шевалье даАртаньяна. Я хочу обнять его веред отъездом. Он порядочный человек и любил меня. Прощайте, дорогой друг. Вас, наверное, ждут. А когда вы захотите повидаться со мной, вы найдете меня у графа. Прощайте!
      Молодые люди поцеловались. Кто увидел бы их в этот момент, тот не преминул бы сказать, указав на Рауля:
      - Этот человек поистине счастлив.
      X
      ОПИСЬ, СОСТАВЛЯЕМАЯ ПЛАНШЕ
      В отсутствие Рауля, побывавшего, как известно читателю, в Люксембургском дворце, Атос и в самом деле поехал к Планше с намерением узнать что-нибудь о д'Артаньяне.
      Прибыв на Ломбардскую улицу, граф нашел лавку Планше в большом беспорядке, но беспорядок этот происходил не от бойкой торговли, которой не было, и не от привоза товаров, чего тоже не было. Планше не восседал, как обычно, на своих мешках и бочонках. Отнюдь нет. Один из приказчиков - с пером за ухом, другой - с записной книжкой в руке разбирались в бесконечных столбиках цифр, тогда как третий приказчик усердно считал и взвешивал.
      Происходила опись товаров. Атос, ровно ничего не понимавший в торговле, почувствовал себя в затруднительном положении и потому, что на его пути возвышались преграды материального свойства, и потому, что его пугало величие тех, кто тут орудовал.
      Он увидел, что нескольких покупателей отослали назад с пустыми руками, и подумал, что он, не собиравшийся делать покупок, с еще большим основанием может оказаться здесь лицом нежелательным. После некоторых колебаний он вежливо спросил одного из приказчиков, где он мог бы увидеть господина Планше.
      Ему довольно небрежно ответили, что Планше кончает укладываться.
      Эти слова заставили Атоса насторожиться.
      - То есть, что это значит "кончает укладываться"? - проговорил он. Разве господин Планше куда-нибудь уезжает?
      - Да, сударь, он сейчас уезжает.
      - В таком случае, господа, будьте добры сообщить ему, что граф де Ла Фер хотел бы встретиться с ним.
      Услыхав это имя, один из приказчиков, привыкший к тому, что здесь его произносили с особой почтительностью, оторвался от дела и пошел за Планше.
      Это было в то время, когда Рауль, после тягостной сцены в комнате Монтале и разговора с де Гишем, подъезжал к дверям лавки достойного бакалейщика.
      Планше, узнав от приказчика о том, кто его спрашивает, бросил работу и выбежал навстречу Атосу.
      - Ах, господин граф, какая радость! Какая это звезда привела вас ко мне?
      - Милый Планше, - сказал Атос, пожимая руку Раулю, который в это мгновение оказался с ним рядом и опечаленный вид которого он сразу же про себя отметил, - мы явились узнать у вас... Но в каких хлопотах я вас застаю! Вы весь белый, как мельник. Где это вы так измазались?
      - Ах, будьте осторожны, сударь, и не подходите ко мне прежде, чем я как следует не отряхнусь.
      - Почему?
      - То, что вы видите у меня в руках, это - мышьяк Я делаю запас мышьяка от крыс.
      - О, в таком заведении, как ваше, крысы доставляют немало забот.
      - Я не об этом заведении, господин граф, забочусь.
      - Что вы хотите сказать?
      - Но ведь вы видели, граф: составляют опись моих товаров.
      - Вы расстаетесь с торговлей?
      - Ну да, я уступаю заведение одному из моих приказчиков.
      - Вот как! Значит, вы достаточно разбогатели?
      - Сударь, мне опротивел город. Может быть, потому, что я начал стареть, а когда стареешь, как сказал однажды господин даАртаньян, чаще думаешь о своей юности; но с некоторых пор я чувствую влечение к деревне и садоводству. Ведь я когда-то был крестьянином.
      Атос сделал одобрительный жест и спросил:
      - Вы покупаете землю?
      - Я купил, сударь, я купил домик в Фонтенбло и немножко земли по соседству, около двадцати арканов.
      - Превосходно, Планше, поздравляю вас.
      - Но здесь нам не слишком удобно; и к тому же вы кашляете от моего проклятого порошка. Черт возьми, я вовсе не хочу отравить достойнейшего во всей нашей Франции дворянина.
      Этой шутке, которую пустил Планше, чтобы выказать светскую непринужденность, Атос даже не улыбнулся.
      - Да, - согласился граф, - поговорим где-нибудь не на людях, - у вас, например. Ведь у вас тут квартира, не так ли?
      - Конечно, господин граф.
      - Наверху?
      И Атос, видя, что Планше в затруднении, прошел первым.
      - Дело в том... - начал Планше.
      Атос не понял причины этих колебаний Планше и, полагая, что Планше стесняется бедности своей обстановки, поднимаясь по лестнице, говорил:
      - Ничего, ничего. Квартира торговца в этом квартала может не быть дворцом. Пошли дальше!
      Рауль быстро опередил его и вошел.
      Тотчас же раздались два, даже три крика. Громче других прозвучал женский голос. Второй крик вырвался из уст Рауля, закрывшего пред собой дверь. Третий крик был криком ужаса, сорвавшимся с уст Планше"
      - Простите, - сказал он, - госпожа одевается.
      Рауль, несомненно, имел основания подтвердить, что
      Планше говорит сущую правду, и доказательством этого было то, что он отступил на один шаг вниз по лестнице.
      - Госпожа... - повторил Атос. - Ах, простите, мой милый, но я вовсе не знал, что у вас там наверху...
      - Это Трюшен, - добавил покрасневший Планше.
      - Кто бы там ни был, Планше, простите нам нашу нескромность.
      - Нет, нет; входите, господа, теперь можно.
      - Мы не войдем, - решительным тоном заявил Атос.
      - О, если б она знала о вашем приходе, она бы успела...
      - Нет, Планше, прощайте!
      - Вы не захотите обидеть меня, господа; нельзя же в самом деле оставаться на лестнице и уходить, даже не присев хотя б на минуточку.
      - Если б мы знали, что у вас там наверху дама, - ответил Атос со своим обычным хладнокровием, - мы бы попросили у вас позволения поздороваться с ней.
      Планше был до того смущен этой утонченною дерзостью, что быстро распахнул дверь, чтобы впустить графа и его сына.
      Трюшен уже закончила свой туалет. У нее был вид богатой и кокетливой купчихи, и ее французские глаза светились немецкою томностью. После двух реверансов она удалилась из комнаты, чтобы спуститься в лавку. Это, впрочем, вовсе не означало, что она не остановилась послушать у двери, что скажут о ней Планше и господа посетители.
      Атос в этом нисколько не сомневался и старался избежать этой темы. Планше, напротив, сгорал от желания выложить свои объяснения по этому поводу, от чего Атос всячески уклонялся.
      Но поскольку иные люди обладают способностью преодолевать своим упрямством упрямство своего собеседника, Атос вынужден был выслушать рассказ об идиллическом счастье, которым наслаждался Планше, рассказ, изложенный языком, превосходящим своим целомудрием даже прославленный в этом отношении язык самого Лонга.
      Итак, Планше поведал Атосу, что Трюшен - услада его зрелых лет и что она принесла ему удачу в делах, совсем как некогда Руфь Воозу.
      - Теперь вам не хватает лишь наследников вашего благоденствия, - заметил Атос.
      - Если у меня будет наследник, он получит триста тысяч ливров, - ответил Планше.
      - Нужно, чтобы он был, - флегматично сказал Атос, - это нужно для того, чтобы ваше состояньице де пошло прахом.
      Слово состояньице, как бы невзначай брошенное Атосом, поставило Планше на его место, подобно тому как это делал голос сержанта в те далекие времена, когда Планше был копейщиком в Пьемонтском полку, куда его устроил Рошфор.
      Атос понял, что лавочник женится на Трюшед и волей-неволей будет иметь потомство.
      Это показалось ему тем более очевидным, что приказчик, которому Планше продал лавку, приходился, как он узнал, родственником Трюшен. Атос вспомнил, что это был краснощекий, курчавый, широкоплечий малый. Он узнал уже все, что можно и должно было узнать о судьбе бакалейщика. Он понял, что нарядные платья Трюшен не могут возместить полностью скуку, которую нагонит на лее деревенская жизнь и разведение плодовых деревьев в обществе седеющего супруга.
      Итак, Атос понял решительно все и без всякого перехода спросил:
      - Что поделывает господин даАртаньян? В Лувре его не нашли.
      - Но, господин граф, господин даАртаньян исчез.
      - Исчез? - удивился Атос.
      - О, мы знаем, что это значит!
      - Но я-то этого не знаю.
      - Когда господин даАртаньян исчезает, это всегда бывает ради какого-нибудь поручения или дела.
      - Он говорил вам об этом?
      - Никогда.
      - Однако вы знали заранее о его поездке в Англию.
      - Из-за спекуляций, - неосторожно промолвил Планше.
      - Спекуляций?
      - Я хочу сказать... - перебил смущенный Планше.
      - Хорошо, хорошо, ни ваши дела, ни дела нашего друга нас не касаются; мы расспрашиваем вас лишь из дружбы к нему. Но раз капитана мушкетеров здесь нет и мы не Можем получить от вас никаких указаний, где увидать шевалье даАртаньяна, мы с вами простимся на этом. До свиданья, Планше, до свиданья. Едем, Рауль!
      - Господин граф, я хотел бы...
      - Молчите, молчите; я не из тех, кто вызывает слугу на нескромность.
      Слово "слуга" резнуло слух будущего миллионера Планше, но почтительность и врожденное добродушно взяли верх над оскорбленным тщеславием.
      - Ведь нет ничего нескромного в том, чтобы уведомить вас о следующем: господин даАртаньян побывал у меня несколько дней назад...
      - Ах, так!
      - И провел здесь немало часов, склонившись над географической картой. А вот и та самая карта, о которой я говорю. Пусть она будет доказательством правдивости моих слов, - добавил Планше и отправился за картой, висевшей на одной из стен комнаты.
      И он действительно принес карту Франции, на которой опытный взгляд Атоса обнаружил маршрут, наколотый крошечными булавками; там, где отсутствовала выпавшая булавка, вехой намеченного даАртаньяном маршрута служила оставшаяся после нее едва заметная дырочка. Следя за булавками и кое-где дырочками, Атос обнаружил, что д'Артаньян поехал на юг, по направлению к Средиземному морю в той его части, где расположен Тулон. Возле Канна следы терялись: здесь не было ни булавок, ни дырочек.
      Несколько минут Атос мучительно думал, стараясь разгадать, зачем мушкетеру понадобилось пускаться в Канн и какие причины заставили его отправиться посмотреть берега Вара.
      Размышления Атоса не привели ни к чему. Его обычная проницательность на этот раз изменила ему. Попытки Рауля разгадать заданную даАртаньяном загадку имели не больший успех.
      - Не беда, - сказал молодой человек, обращаясь к отцу, который молча указывал ему пальцем маршрут, проложенный даАртаньяном. - Можно положительно утверждать, что какой-то рок неизменно сталкивает нашу судьбу с судьбой даАртаньяна. Вот он где-то близ Канна, а вы, граф, провожаете меня, по крайней мере, до Тулона. Будьте спокойны, мы легче найдем его на нашем пути, нежели на этой географической карте.
      Затем, распрощавшись с Планше, распекавшим своих приказчиков и даже кузена Трюшен, своего преемника, граф вместе с сыном отправился к герцогу де Бофору. Выходя из лавки, они увидели фуру, которой предстояло увезти прелестную мадемуазель Трюшен и мешки с золотом господина Планше.
      - Каждый движется к счастью по дороге, которую сам себе выбрал, грустно сказал Рауль.
      - В Фонтенбло! - крикнул Планше своему кучеру.
      XI
      ОПИСЬ, СОСТАВЛЯЕМАЯ ГЕРЦОГОМ ДЕ БОФОРОМ
      Разговор с Планше о даАртаньяне и отъезд Планше из Парижа в деревню были для Атоса и его сына как бы прощанием со столичным шумом и с их былой жизнью. Что оставляли за собой эти люди? Один исчерпал славу прошлого века, другой - все страдание новейшего времени. Очевидно, что ни тому, ни другому нечего было спрашивать со своих современников.
      Оставалось лишь посетить герцога де Бофора, чтобы окончательно условиться об отъезде.
      Парижский дом герцога отличался пышностью и великолепием. Герцог жил на широкую ногу, как жили, по воспоминаниям нескольких доживающих свой век стариков, в расточительное время Генриха III.
      Тогда и впрямь некоторые вельможи были богаче самого короля. Они знали об этом и не лишали себя удовольствия унизить при случае его величество короля. Это была та эгоистическая аристократия, которую Ришелье заставил платить дань кровью, деньгами и почтительными поклонами, короче говоря, принудил к тому, что с тех пор стали называть королевскою службой.
      От Людовика XI, страшного косаря великих мира сего, до Ришелье, сколько семейств снова подняло высоко голову! И сколько семейств склонило головы, чтобы никогда не поднять их больше, от Ришелье до Людовика XIV! Но герцог де Бофор родился принцем, и в его жилах текла такая кровь, которая проливается на эшафоте только по приговору народа.
      Итак, этот принц сохранил привычку жить на широкую ногу. Как оплачивал он расходы на лошадей, бесчисленных слуг и изысканный стол? Никто этого хорошенько не знал, а он - меньше, чем кто-либо. Просто в те времена сыновья королей имели ту привилегию, что никто не отказывал им в кредите, одни из почтительности и преданности, другие в уверенности, что когда-нибудь и счет будет оплачен.
      Атос и Рауль нашли дом герцога в таком же беспорядке и таким же заваленным грудами разных вещей, как дом бакалейщика.
      Герцог тоже составлял опись своего имущества, то есть попросту раздавал друзьям, которые все до одного были его кредиторами, сколько-нибудь ценные вещи. Будучи должен что-то около двух миллионов, что по тем временам было очень большими деньгами, герцог де Бофор рассчитал, что не сможет отправиться в Африку, но имея при себе круглой суммы, и, чтобы добыть эту сумму, он принялся раздавать своим кредиторам оружие, драгоценности, посуду и мебель. Это было и роскошнее и выгодней, чем пустить те же вещи в продажу.
      И в самом деле, как человеку, давшему в свое время в долг десять тысяч ливров, отказаться принять подарок стоимостью в шесть тысяч, подарок, еще более ценный тем, что он исходит от потомка Генриха IV? А унося такой подарок с собой, как отказать в новых десяти тысячах такому щедрому и обаятельному вельможе?
      Так и случилось. У герцога больше не было дома, так как адмиралу, живущему на корабле, дом не нужен У него больше не было коллекций оружия, он ведь находился теперь посреди своих пушек; не было драгоценностей, ибо их могло поглотить море; но зато у него в сундуках было триста или четыреста тысяч экю.
      Везде в доме царило веселое оживление, поддерживаемое людьми, полагавшими, что они грабят герцога.
      Герцог достиг высокого мастерства в искусстве осчастливливать самых несчастных из своих кредиторов. Ко всякому человеку, стесненному в средствах, ко всякому опустевшему кошельку он относился с терпением и пониманием.
      Одним он говорил:
      - Хотел бы я обладать тем, чем обладаете вы; в этом случае я бы подарил вам все, что имею.
      Другие слышали от него:
      - У меня нет ничего, кроме этого серебряного кувшина; он все же стоит ливров пятьсот, возьмите его.
      Любезность - те же наличные деньги, и благодаря ей недостатка в новых кредиторах у герцога никогда не бывало.
      На этот раз он обходился без церемоний; можно было подумать, что тут происходит грабеж: герцог отдавал решительно все. Восточная сказка, повествующая о бедном арабе, уносящем из разграбленного дворца котел, да дне которого он скрыл мешок с золотом, арабе, свободно проходящем среди толпы и не вызывающем ничьей зависти, эта сказка в доме герцога де Бофора сделалась явью.
      Толпы людей опустошили его гардеробные и кладовые.
      Герцог де Бофор кончил тем, что роздал своих лошадей и запасы своего сена. Он осчастливил тридцать человек своей кухонной посудой и утварью, а триста - вином из своих погребов. К тому же все уходили из его дома в уверенности, что поведение герцога легко объяснимо, ибо он рассчитывает на новое состояние, которое добудет в арабских шатрах.
      Разоряя его дворец, всякий повторял себе самому, что король посылает его в Джиджелли, дабы он мог восстановись свое растраченное богатство; что все африканские сокровища будут поровну разделены между адмиралом и королем; что эти богатства скрываются в копях, в которых добывают алмазы и прочие баснословные драгоценные камни. Что же касается золотых и серебряных россыпей в Атласских горах, то эта безделица не заслуживала даже упоминания.
      Но помимо копей и россыпей, которые можно будет разрабатывать лишь после войны, найдется, разумеется, и другая добыча, захваченная на поле сражения. Герцог отнимет все то, что бороздящие Средиземное море пираты награбили у христиан со времени битвы при Лепапто. Миллионы, которые достанутся герцогу, уже не считали.
      Зачем же ему беречь обстановку, среди которой он жил до этого времени? Ведь он отправляется за новыми, более редкостными сокровищами. Из этого следовало, что беречь добро того, кто сам себя так плохо оберегает, незачем.
      Таково было положение в доме герцога, и Атос, с присущей ему проницательностью, определил это с первого взгляда.
      Адмирал Франции был в несколько рассеянном настроении, так как только что вышел из-за стола после ужина на пятьдесят человек, во время которого обильно и долго пили за успех экспедиции; после десерта остатки пиршества были отданы слугам, а пустые блюда - желающим взять их себе. Герцог был опьянен и своим разорением, и своей популярностью. О я пил свое старое, выдержанное вино за здоровье вина, которое у него будет.
      Увидев Атоса с Раулем, он громко воскликнул:
      - Вот мне и привели моего адъютанта! Входите, граф, входите, виконт!
      Атос искал прохода между грудами белья и посуды.
      - Шагайте прямо! - посоветовал герцог.
      И предложил Атосу полный стакан вина.
      Атос выпил; Рауль едва пригубил.
      - Вот вам первое поручение, - сказал герцог Раулю. - Я рассчитываю да вас. Вы поедете впереди меня до Антиба.
      - Слушаю, монсеньер.
      - Держите приказ. Знакомо ль вам море?
      - Да, монсеньер, я путешествовал с принцем.
      - Великолепно. Все эти плашкоуты и транспортные суда будут дожидаться моего прибытия, чтобы служить мне эскортом и перевезти припасы разного рода. Необходимо, чтобы войска через две недели, а то и раньше могли бы начать погрузку.
      - Все будет исполнено, монсеньер.
      - Этот приказ дает вам право посещать и обыскивать прибрежные острова; если сочтете необходимым, проведите там рекрутский набор и забирайте все, что может пригодиться в походе.
      - Будет исполнено, герцог.
      - А так как вы - человек деятельный и будете много работать, вам понадобятся крупные суммы.
      - Надеюсь, что нет, монсеньер.
      - А я уверен, что да. Мой управляющий заготовил чеки по тысяче ливров каждый; по этим чекам можно будет получать деньги в любом городе юга Франции. Вам дадут сто таких чеков. Прощайте, виконт.
      Атос перебил герцога:
      - Берегите деньги, монсеньер; для войны с арабами потребуется столько же золота, сколько свинца.
      - Я хочу попытаться вести ее, употребляя только свинец; и потом, вам известны мои мысли об этом походе: много шума, много огня, и я исчезну, если так будет нужно, в дыму.
      Произнеся эти слова, герцог де Бофор хотел было снопа расхохотаться, но понял, что в присутствии Атоса и Рауля это было бы неуместно.
      - Ах, - сказал он, прикрывая любезностью эгоизм, свойственный его положению и его возрасту, - вы оба принадлежите к разряду людей, с которыми не следует встречаться после обеда; вы оба холодны, сухи и сдержанны, тогда как я - огонь, пыл и хмель. Нет, дьявол меня возьми! Я буду встречаться с вами, виконт, лишь натощак, а с вами, граф, если вы будете продолжать в том же духе, я и вовсе не буду встречаться.
      Он говорил это, пожимая руку Атосу, который, улыбаясь, ответил ему:
      - Монсеньер, не роскошествуйте, потому что у вас сейчас много денег. Предсказываю, что через месяц, стоя перед своим сундуком, вы будете сдержанным, сухим и холодным, и тогда вас удивит, что Рауль, находясь рядом с вами, весел, полон жизни и щедр, потому что, располагая новенькими экю, он предоставит их в ваше распоряжение.
      - Да услышит вас бог! - вскричал, придя в восторг, герцог. - Вы остаетесь со мной, граф! Решено.
      - Нот, я еду с Раулем; поручение, которое вы на него возложили, трудное и хлопотливое. Выполнить его одному виконту было бы почти невозможно. Сами того не замечая, вы дали ему, монсеньер, чрезвычайно высокий пост, и к тому же во флоте.
      - Это правда! Но разве такие, как он, не добиваются всего, чего только ни захотят?
      - Монсеньер, вы ни в ком не найдете столько старания и ума, столько истинной храбрости, как в Рауле; но если ваша посадка на суда не удастся, пеняйте на себя самого.
      - Вот теперь он бранит меня!
      - Монсеньер, чтобы снабдить провиантом флот, чтобы собрать флотилию, чтобы укомплектовать экипажи рекрутами, даже адмиралу был бы необходим целый год. А Рауль - кавалерист, капитан, и на все про все вы даете ему две недели!
      - Я убежден, что он справится.
      - Надеюсь, но я помогу ему.
      - Я рассчитывал на вас, дорогой граф; больше того, полагаю, что, доехав с ним до Тулона, вы и дальше не отпустите его одного.
      - О! - воскликнул Атос и покачал головой.
      - Терпение! Терпение!
      - Монсеньер, разрешите откланяться. Нам пора!
      - Идите, и да поможет вам мое счастье!
      - Прощайте, монсеньер; да поможет и вам ваше счастье!
      - Чудесное начало для экспедиции за море! - заметил Атос своему сыну. - Ни провианта, ни резервов, ни грузовой флотилии - что можно с этим поделать?
      - Если все едут туда за тем же, за чем я еду, - пробормотал Рауль, то в провианте недостатка не будет.
      - Сударь, - строго сказал Атос, - не будьте несправедливы и безумны в своем эгоизме или, если хотите, страдании. Если вы едете на войну с намерением быть убитым, вы ни в ком не нуждаетесь, чтобы выполнить это намерение, и мне незачем было рекомендовать вас герцогу де Бофору. Но, сделавшись приближенным главнокомандующего, приняв ответственный пост в рядах армии, вы больше не вправе располагать собой. Отныне вы не принадлежите себе; вы принадлежите этим бедным солдатам, которые, подобно вам, имеют душу и тело, которые будут тосковать по родной стороне и страдать от всех горестей и печалей, одолевающих род человеческий. Знайте, Рауль, что офицер - лицо не менее полезное, чем священник, и что в любви к своему ближнему он должен превосходить священника.
      - Граф, я всегда знал об этом и поступал в соответствии с этим, я поступал бы так же и впредь... но...
      - Вы забываете о том, что принадлежите стране, гордящейся своей военною славой. Если хотите умереть, умирайте, но не без славы и пользы для Франции. Ну, Рауль, не огорчайтесь моими словами; я люблю вас и хотел бы видеть вас совершенным во всех отношениях.
      - Мне приятно слушать ваши упреки, - тихо ответил молодой человек, они врачуют меня и служат доказательством, что кто-то еще любит меня.
      - А теперь едем, Рауль; погода так божественно хороша, небо так чисто, небо, которое мы будем видеть над своей головой, которое в Джиджелли будет еще чище, чем здесь, и которое будет вам напоминать в чужих краях обо мне, как оно напоминает мне здесь о боге.
      Договорившись об этом основном пункте и обменявшись мнениями о сумасбродствах, творимых герцогом, отец и сын пришли к выводу, что экспедиция за море не послужит на пользу Франции, ибо затевается она достаточно непродуманно и без подобающей подготовки. И, определив политику этого рода словом "тщеславие", отец и сын отправились в путь, увлекаемые в большей мере своими желаниями, чем необходимостью, возлагаемой предначертаниями судьбы.
      Заклание жертвы свершилось.
      XII
      СЕРЕБРЯНОЕ БЛЮДО
      Путешествие было очень приятным. Атос и Рауль пересекли Францию, делая по пятнадцать лье в день, а порою и больше - это бывало тогда, когда горе Рауля особенно обострялось. Чтобы прибыть в Тулон, им понадобилось пятнадцать дней. Уже в Антибе они потеряли след даАртаньяна.
      Все говорило о том, что капитан мушкетеров по каким-то причинам пожелал ехать дальше инкогнито; по крайней мере, Атос, собирая сведения о даАртаньяне, узнал, что всадник, которого он описывал, при выезде из Авиньона сменил верховых лошадей на карету и что окна в этой карете были тщательно занавешены.
      Рауль был в отчаянии, что они не встретились с д'Артапьяном. Его нежному сердцу хотелось проститься с ним, оно жаждало утешений, исходящих от этого твердого, как сталь, человека.
      Атос знал на основании давнего опыта, что даАртаньян замыкается в себе и становится непроницаемым, когда занят чем-то серьезным, будь то его личное дело или королевская служба.
      К тому же он опасался, что слишком настойчивыми расспросами о даАртаньяне он, быть может, оскорбит своего друга или принесет ему вред. Случилось, однако, что уже после того, как Рауль занялся вербовкой рекрутов и собиранием шаланд и плашкоутов для отправки в Тулон, один из рыбаков сказал графу, что его лодка была в починке, пострадав во время поездки, предпринятой им с одним дворянином, торопившимся поскорее уехать.
      Атос, полагая, что этот человек лжет, дабы освободиться от тяжелой повинности и заработать побольше на рыбной ловле, когда его товарищи отправятся в назначенное им место, стал настаивать на подробностях.
      Рыбак рассказал ему, что приблизительно неделю назад, поздней ночью, к нему пришел незнакомый ему человек, чтобы нанять его лодку для поездки на остров Сент-Онорат. Сговорились о плате. Этот дворянин приехал с большим ящиком вроде кареты, снятой с колес, который он хотел погрузить на лодку, несмотря на трудности всякого рода в связи с малыми размерами лодки и непомерной величиной груза. Рыбак решил отказаться от сговора и, так как дворянин был очень настойчив, пустил в ход угрозы, которые, однако, повели лишь к тому, что дворянин исполосовал его спину своей тростью. Осыпая его проклятиями, рыбак отправился за защитой к старшине рыбаков в Антибе, но дворянин достал из кармана бумагу, при виде которой старшина отвесил ему поклон до земли и велел рыбаку оказывать дворянину полное повиновение, выбранив рыбака за упрямство. После этого они отплыли вместе с грузом.
      - Но все это нисколько не объясняет, при каких обстоятельствах ваша лодка разбилась.
      - Сейчас расскажу и об этом. Я шел на Сент-Онорат, как было приказано дворянином, но вдруг он переменил решение, уверяя, что я не смогу пройти мимо аббатства с юга. Правда, против четырехугольной Башни Бенедиктинцев, на юг от нее, есть Отмель Монахов.
      - Риф? - спросил Атос.
      - Над поверхностью воды и под водой; это и впрямь опасный проход, но я проходил им добрую тысячу раз. Так вот, дворянин начал требовать, чтобы я высадил его на острове Сент-Маргерит.
      - Что же дальше?
      - Дальше, сударь? Моряк я, черт возьми, или сухопутная крыса? вскричал рыбак, выговаривая слова на провансальский лад. - Знаю ли я свое дело или не знаю? Я заупрямился и хотел настоять на своем. Тогда дворянин вцепился мне в горло и, не повышая голоса, заявил, что немедленно задушит меня. Мой помощник и я взялись за топоры. Нам полагалось еще рассчитаться с ним за оскорбление, которое он нанес нам минувшею ночью. Но дворянин с такой быстротой принялся размахивать шпагой, что мы не могли подступиться к нему. Я собнрплся метнуть свой топор ему в голову (ведь я был прав - не правда ли, сударь? Моряк на своем судне - хозяин, так же как горожанин у себя в доме), так вот, я собирался, чтоб защитить себя, разрубить моего дворянина на две половины, как вдруг, - хотите верьте, сударь, хотите не верьте, - как вдруг, не знаю, как это случилось, открывается этот ящик-карета, наружу выходит какое-то привидение в черном шлеме, с черной маской, что-то и впрямь ужасное, и грозит нам кулаком.
      - Кто ж это был?
      - Это был дьявол, сударь! Ибо дворянин, увидев его, радостно закричал: "Тысяча благодарностей, монсеньер!"
      - Странно! - пробормотал граф, посмотрев на Рауля.
      - Что же вы сделали? - спросил рыбака виконт.
      - Вы и сами понимаете, сударь, что даже с двумя дворянами мы, двое простых людей, не могли бы справиться, а уж против дьявола - и говорить нечего! Мы с товарищем, не сговариваясь, одновременно прыгнули в море; мы были в семистах - восьмистах футах от берега.
      - И тогда?
      - Тогда, сударь, лодка пошла по ветру на юго-запад, и ее прибило к пескам Сент-Маргерит.
      - О... а те путешественники?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114, 115, 116, 117, 118, 119, 120, 121, 122, 123