ЧЕЗАРЕ ДЗАВАТТИНИ
      СОСТЯЗАНИЕ
      Пер. Л. Вершинина
      Мой провожатый и я пошли было дальше, но Макнамара внезапно остановился и сказал:
      - Долой Кадабру! Он лгун и пустомеля.
      Потом среди всеобщего изумления добавил:
      - Я находчивее его и докажу это. Короче, я бросаю ему вызов.
      Остальные встретили слова Макнамары яростным свистом.
      Один из ангелов, по всему судя главный в раю, заставил всех умолкнуть и сказал:
      - Почему бы не послушать и его тоже? Пусть говорит. Давайте устроим состязание. Каждый из соревнующихся расскажет две истории, а в конце мы назовем победителя.
      - Урра, - хором закричали ангелы.
      - Принимаю вызов, - пробормотал Кадабра. - Не понимаю только, как это завистников пускают в рай?
      - Довольно болтовни, - сказал ангел. - Приступим к делу. Первым рассказывает Макнамара, вторым - Кадабра.
      - А третьим я? - покраснев, спросил бледный, белый призрак, вынырнувший неизвестно откуда.
      - Вы? Как вас зовут?
      Призрак поднял голову и робко произнес:
      - Прежде я был служащим...
      Главный ангел повторил:
      - Я спрашиваю, как вас зовут?
      Призрак назвал какое-то странное, непонятное имя.
      - Раньше я был служащим в муниципалитете города Деги. Но я написал несколько произведений... тайком и сразу же уволился с работы. Тогда у меня не хватило мужества прочесть их ни одному живому существу. Но здесь, в раю, все такие добрые, и я осмелюсь...
      - Хорошо, вы будете третьим, - согласился главный ангел.
      - Спасибо, - тихо сказал бледный человечек.
      И с гордым, сосредоточенным видом уселся в углу. Макнамара в благоговейной тишине начал свой рассказ.
      - В салоне госпожи Пеннисон каждый четверг собирались самые уважаемые в округе семейства. Любезная хозяйка дома развлекала гостей совершенно неожиданными выдумками. На прошлой неделе, например, после ооычных церемонных приветствий добрейшая мадам Пеннисон позвала своего малыша.
      - Ему пять лет, и он на редкость умный мальчик, - объяснила госпожа Пеннисон. - Бэби, сколько будет два плюс два?
      - Три, мамочка.
      Мама расцеловала его в обе щечки.
      - Мое сокровище, он ошибся всего на единицу, А ведь ему только пять лет!
      Затем Одетт, дочка госпожи Пеннисон, как это принято в высшем обществе, предложила поиграть в загадки.
      Мать доверительно поведала всем, что Одетт учится в лицее только на отлично. Учителя говорят, что она удивительно одаренный ребенок.
      Одетт лепечет:
      - Госпожа Кларк, задумайте мужское имя от Джузеппа.
      - Задумала, - отвечает жена магистра.
      - А теперь, - продолжает Одетт, - задумайте какой-нибудь цвет.
      - Красный.
      - Нет, лучше другой.
      - Ну, тогда верде*.
      - Превосходно, образуйте от него множественное число, но только про себя.
      - Образовала.
      В салоне воцаряется мертвая тишина. Лишь хозяйка дома шепчет на ухо своей соседке.
      - Сейчас вы сами убедитесь, как это остроумно.
      Одетт зажмуривает глаза и через минуту восклицает:
      * Верде - по-итальянски означает зеленый.
      - Вы, госпожа Кларк, задумали имя великого композитора Джузеппе Верди.
      - О, ты просто маленький гений! Научи и меня, Одетт!
      Синьора Пеннисон, вся красная от волнения, изумляется.
      - Представьте себе, она каждый раз угадывает!
      Восторг был всеобщим, и только чувство собственного достоинства не позволило ангелам разразиться безудержным смехом.
      Теперь Макнамара смело приступил ко второму рассказу.
      "В траншее казаки ожидали приказа. Ровно в десять лейтенант Ильев скомандовал:
      - Примкнуть штыки!
      Минуту спустя могучие сыновья Дона с громкими криками пошли в атаку на врага. Грохотали орудия, винтовочные залпы слились в один сплошной гул.
      - Ребята, жаркий будет танец, - крикнул майор Воссилов.
      Тем временем из вражеских траншей, словно туча саранчи, поднялись японские солдаты. Еще миг - и начнется рукопашная схватка. Внезапно бежавший впереди лейтенант Ильев споткнулся и упал. Он мгновенно вскочял, но лицо его побледнело.
      Дети степей остановились все как один и сгрудились вокруг своего командира.
      - Все в порядке, - улыбнулся лейтенант.
      В нескольких шагах от них остановились и японцы. Один из офицеров спросил взволнованным голосом:
      - Вы не ушиблись?
      - Нет, спасибо, - ответил лейтенант Ильев.
      Снова загрохотали орудия, и враги схватились врукопашную".
      Трудно даже описать, с каким восторгом встретили ангелы второй рассказ Макнамары. И они так долго и настойчиво его упрашивали, что он в нарушение всех правил этого небесного состязания вынужден был рассказать третью историю.
      "Это - одно из воспоминаний детства. Я жил в Геттингене. Был декабрь тысяча восемьсот семидесятого года. Мой отец и я приехали в академию, когда ее президент Мауст уже зачитывал имена участников Всемирного состязания математиков. Отец сразу пошел записываться, поручив меня заботам старинного друга нашей семьи госпожи Катет. От нее я узнал, что сторож академии старик Помбо выстрелом из пушки подает сигнал к началу этого исторического состязания. Попутно госпожа Катет рассказала мне один малоизвестный эпизод из жизни Помбо. Этот Помбо вот уже тридцать лет подряд стреляет из пушки, возвещая о наступлении полудня. Однажды он забыл дать залп. Тогда на следующий день он произвел выстрел за предыдущий день - и так до самой достопамятной пятницы декабря месяца года тысяча восемьсот семидесятого. И никто в Геттингене даже не заметил, что Помбо каждый раз дает орудийный залп днем позже.
      Наконец все приготовления были окончены. И вот в присутствии принца Оттона и знаменитых писателей и ученых началось состязание.
      - Один, два, три, четыре, пять...
      В зале были слышны лишь голоса соревнующихся. К пяти часам счет перевалил за двадцать тысяч. Зрители распалялись все больше, и громким комментариям и пари не было конца.
      В семь часов математик Аллен из Сорбонны без чувств свалился на пол. К восьми часам осталось всего семь участников этого благородного состязания.
      - 36 747, 36 748, 36 749, 36 750.
      В девять вечера Помбо зажег свечи. Зрители воспользовались этим, чтобы подкрепиться захваченной из дому едой.
      - 40739, 40740, 40741.
      Я смотрел на отца. Он весь взмок, но не сдавался. Госпожа Катет, поглаживая меня по голове, повторяла, словно припев: "Какой у тебя замечательный отец!"
      А мне даже есть не хотелось.
      Ровно в девять - первая неожиданность. Алгебраист Пулл закричал:
      - Миллиард.
      Все восторженно заохали; на миг воцарилась тишина; зрители затаили дыхание. И тут итальянец Винакки выкрикнул:
      - Миллиард миллиардов миллиардов.
      В зале раздались аплодисменты, но сразу же смолкли, едва президент Мауст сердито махнул рукой. Отец с видом превосходства огляделся вокруг, улыбнулся госпоже Катет и начал:
      - Миллиард миллиардов миллиардов миллиардов миллиардов...
      Зрители восторженно заревели:
      - Да здравствует, ур-ра!
      Госпожа Катет и я плакали от волнения.
      - ...миллиардов миллиардов миллиардов...
      Президент Мауст, бледный как полотно, шептал отцу, дергая его за полы пиджака:
      - Довольно, хватит, вам станет илохо.
      Но отец неумолимо продолжал: "Миллиардов миллиардов миллиардов..." Постепенно голос его стал слабеть, он в последний раз еле слышно выдохнул: "...миллиардов", - и бессильно откинулся на спинку стула. Зрители, вскочив с мест, бешено хлопали в ладоши.
      Принц Оттон подошел к отцу и уже хотел повесить ему на грудь медаль, как вдруг Джанни Винакки завопил: "Плюс один".
      Толпа, ворвавшись на кафедру, с триумфом вынесла Джанни из зала.
      Когда мы подъехали к дому, на пороге нас в сильнейшем волнении уже ждала мать. Накрапывал дождик. Отец, едва выбравшись из дилижанса, бросился в объятия моей матушки и, всхлипывая, прошептал:
      - Скажи я "плюс два", победа осталась бы за мной".