Шариф. Гм... (С горькой усмешкой). Если уксус слишком крепок, то свою бутылку разрывает. (Уходит).
      Алмас за ним запирает дверь на замок. Через некоторое время подходит к окну. Гремит гром, и в окно аидно, как сверкают молнии. От ветра стучат ставни окон. Крупные капли дождя с силой ударяют по стеклам. Слышен тихий стук в дверь.
      Алмас. Кто?
      Не отвечают, но продолжают стучать.
      Алмас (подходя к двери). Кто?
      Опять не отвечают, и опять стучат в дверь.
      Алмас. Кто? Отвечай!
      Голос (тихо). Я...
      Алмас (очень осторожно открывает дверь, смотрит). Яхши! Ты?
      Яхши. Я.
      Алмас. Войди, никого нет.
      Яхши входит.
      Ты что пришла почти раздетая в такой дождь и грозу? Простудишься.
      Яхши. Муж спал. Я встала с постели. Ибат еще не вернулся. Приезжее начальство его вызвало.
      Алмас (передает ей ребенка). Молоко кончилось.
      Яхши (берет ребенка, плача кормит). Разве бог это потерпит? Сердце болит за ребенка! Вечером сидела одиноко в комнате и начала качать пустую золовкину люльку.
      Ал м а с. Бедненькая! Как будто сто лет не ела.
      Яхши. Я слышала, завтра тебя на суд вызывают. Принесла коран из мечети, открыла и положила его себе на голову. Хожу по комнате с кораном на голове и молю бога, чтобы он тебе помог. Потому что ты всем нуждающимся помогаешь... Ну, пойду. Проснется проклятый ... (Передает ребенка Алмас).
      Алмас, колеблясь, берет его.
      (Направляется к двери). Алмас-ханум, просила я бога, чтобы он мне помог услужить тебе за твое добро. Прощай! (Медленно отходит от двери).
      Вдруг Алмас очень нерешительным голосом зовет ее.
      Алмас. Яхши, я хочу тебе сказать... Я хотела тебе сказать... Если возможно... Ей-богу, Яхши, мне невозможно... Может быть, ты ребенка возьмешь с собой?..
      Яхши (в отчаянии). Взять?! Взять?! Куда взять?.. (Растерянно стоит на одном месте).
      Алмас. Яхши, завтра меня вызовут на разбор дела. Если я не скажу, что ребенок твой, то все свалится на меня.
      Яхши (берет ребенка и не знает, что делать). Что же мне делать?
      Алмас. Яхши, ты меня не обвиняй. Если бы дело зависело только от меня, я бы на свою смерть согласилась, а тебя не выдала. Но сейчас положение такое, что я завишу не только от себя. Если я выйду с ребенком на сход, то все мое дело провалится. Понимаешь? Ребенок будет козырем в руках всех темных сил для обмана несознательных крестьян. Понимаешь?
      Яхши (ничего не понимая, машинально подтверждает). Понимаю.
      Алмас. Поверь, Яхши, что я вынуждена. Другого выхода у меня больше нет. Они воспользуются этим ребенком. Понимаешь?
      Яхши (сама не сознавая, качает головой). Понимаю. (Идет, сама не зная, куда).
      Алмас. На! Прикройся шалью моей. А то дождь. Пусть пройдет несколько дней. Потом принесешь. Я опять возьму его. Возьму и отправлю в город, в приют, понимаешь?
      Яхши (как бы спрашивая самого себя). Боже! Кудь я ее теперь дену?..
      При выходе шаль спадает с плеч Яхши на пол. Она, не заметив этого, уходит. Алмас берет шаль, выходит за ней. Спустя некоторое время она возвращается одна, закрывает дверь, подходит к окну Смотрит. Затем садится к столу и начинает писать, но писать не может. Чем дальше, тем гром становится сильнее. Дождь бьет в стекла, сверкает молния. Алмас не может писать и, вздрогнув от грома, поднимается и вновь подходит к окну. В это время со двора слышен голос.
      А в т и л ь. (зовет) Алмас-ханум!.. Алмас-ханум!..
      Алмас. Кто?
      А в т и л ь. Я, Автиль!
      Алмас открывает дверь.
      Автиль. Приехал из города кто-то, ищет тебя. Вот его вещи.
      Алмас. Гроза усиливается.
      Автиль. Такой поток, что глаз не откроешь. Дождь, как из ведра, льет.
      Алмас (с волнением). Куда пойдет бедняга в такую страшную погоду?..
      Автиль. Кто?.. Он сейчас на лошади сюда приедет. Линейка застряла в грязи.
      Алмас. Что будет делать в такую ночь?..
      Автиль. На повороте кто-то в белом платье застоял в грязи, ветер сбил ее с ног.
      Алмас (в сильном волнении). Не могла идти? Упала?
      В это время сверкает молния и на мгновение освещает всю площадь. Алмас с диким криком: "Ой, она упадет!" хочет выбежать.
      Автиль. Алмас-ханум!.. Алмас-ханум!.. Что с вами? Да вы успокойтесь. Я сейчас сам за ней сбегаю. (Убегает
      Алмас. (вне себя, как будто в бреду). Одна... Нет! Это преступление. Я не соглашусь! Я не допущу! (Быстро убегает из комнаты).
      Через некоторое время в комнату входят Автиль и Фуад. Фуад в промокшем плаще.
      Фуад. Ты ей сообщил о моем приезде?
      Автиль. Да, да. Передал. Она очень беспокоилась.
      Фулд (многозначительно). Беспокоилась? По-видимому, она догадалась, что это я.
      Автиль. Собственно говоря, она как-то того... была вне себя... Она как-то вот так... (Старается дополнить слова жестами). Вот так, как будто в бреду... Я никогда ее такой не видал.
      Фуад (внимательно смотрит на прикрепленную к стене фотографию). Это, кажется, тот самый и есть? (Обращается к Автилю). Простите, дядя, вы этого человека знаете?
      Автиль. Знаю. Он, кажется, друг или родственник Алмас. Последнее время часто приезжает к ней.
      Фуад. Как? Часто приезжает?
      Автиль. Некоторое время даже жил у нее. И теперь, как приезжает, останавливается у нее.
      Фуад. Ага! Дело проясняется.
      Автиль. Подожди, я посмотрю, куда она пошла. (Хочет уйти).
      И это время Алмас с ребенком па руках входит в комнату и, замечая присутствие людей в комнате, вздрагивает. Прислоняется к стене. Узнав Фуада, бросается к нему с неудержимой радостью.
      Алмас. Фуад! Милый! Это ты?.. Как хорошо, что ты приехал! (Хочет поцеловать его. Вдруг останавливается и возвращается назад). Подожди. Я сейчас ребенка уложу. Я хочу тебя крепко-крепко поцеловать! Я соскучилась по тебе! (Укладывает ребенка). Сейчас я, Фауд, в очень тяжелом положении. Хорошо, что ты приехал. Здесь на меня восстала темная среда. Вот на столе лежит письмо. Я тебе все написала. Я сейчас так нуждаюсь в твоей помощи! (Смотря на ребенка). Ой, бедняга, как посинел!.. Знаешь, Фуад, я сейчас его из пропасти, из объятий смерти вырвала... Ну, пока ты спи. (Радостно бросается к Фуаду). Фуад! Милый! Как хорошо, что в такую тяжелую минуту ты приехал ко мне! (Хочет обнять Фуада).
      Фуад (отстраняя ее руки, холодно). Подожди, Алмас.
      Алмас в недоумении; потом замечает Автиля, вновь радостно воодушевляется.
      Алмас. Ага! Ничего, Фуад. Дядя Автиль-свой человек. Он очень хороший. Он мне - как отец родной. Он знает, что я соскучилась по тебе!
      Автиль. Дочка! Я потом приду. (Хочет уйти).
      Ал мае. Дядя Автиль, он мой жених. Он нам теперь поможет.
      Автиль (уходя). Дай бог, дочка, дай бог. (Уходит).
      Алмас (возбужденно). Фуад, милый! Если бы ты знал, как я много здесь пережила без тебя! (Опять хочет его обнять. Но Фуад опять резким движением отстраняет ее руку).
      Фуад. Подожди. Мне надо прежде поговорить с тобой.
      Алмас. Фуад, что с тобой? Может быть, ты сердишься на меня за то, что я раздетая вышла?
      Фуад. Ты сама хорошо должна знать, что со мной. Если бы ты хорошо себя здесь вела...
      Алмас (вновь с радостью). Фуад! Я сейчас в таком положении, что думать об этом некогда. Сейчас самый разгар борьбы. Понимаешь? Борьба не на жизнь, а на смерть! Но теперь ты со мной, и ты меня защитишь. А ты бы видел тогда, когда... (Забывается и опять хочет обнять его).
      Фуад (еще резче отталкивает ее). Постой, говорю тебе! Не притворяйся непонимающей. Ты должна мне ответить.
      Алмас (совершенно растерянная, останавливается и смотрит на него). Фуад, в чем дело?
      Фуад. В чем?.. Ответа хочу от тебя. Чей это ребенок?
      Алмас (в сильном волнении). Ребенок? Ага! Значит, так? Значит, и ты так?..
      Фуад (передразнивая ее). Так... так... так! Я тебя спрашиваю, чей это ребенок?
      Алмас постепенно берет себя в руки, застегивает пуговицу блузки, поправляет волосы, с легкой улыбкой смотрит на Фуада и говорит спокойным, но внутренне очень напряженным голосом.
      Алмас. Ребенок - мой.
      Фуад. Твой?! А кто его отец?
      Алмас. Это не ваше дело.
      Фуад. Алмас, очнись, открой глаза и посмотри на меня хорошенько. Ты меня узнаешь?
      Алмас. Я вас хорошо знаю. Вас зовут Фуадом.
      Фуад. Этого мало.
      Алмас (еще напряженнее). Вы - мой жених.
      Ф у а д. Я требую от тебя ответ! Чей ребенок?
      Алмас (еще нервнее). Ребенок мой.
      Фуад. Кто его отец?
      Алмас. Это не ваше дело.
      Фуад, Алмас, ты в уме?! Ты же моя, Алмас, моя! Ты должна принадлежать только мне!
      Алмас. Я никогда не принадлежала тебе и не буду принадлежать. Я свободная женщина!
      Фуад. Ты же моя невеста!
      Алмас. Невеста? Нет! (Снимает с пальца кольцо и бросает на стол).
      Молчание.
      Фуад. Алмас! Алмас! Где же те дни, когда ты всю вселенную призывала в свидетели и клялась мне, что больше всех на свете любишь меня?
      Алмас. Я и теперь могу поклясться, что в моих словах была только правда.
      Ф у а д. Клянешься? Клянись, Алмас, родная моя девочка!
      Ал мае. В одинокие ночи, когда слезы мне горло сжимали, я думала, что приедет Фуад и с радостной улыбкой, хлопая по плечу, скажет мне: "Молодец, Алмас!" и будет ласкать меня. За одно твое ласковое слово я бросилась бы в огонь. А ты с какими вопросами явился? Ты так-же, как и кулачье, набросился на меня с этим несчастным ребенком вместо помощи в моем трудном и серьезном положении. Ты-обыватель, мещанин, со своими узкими и шкурными интересами. Тебя я звала на помощь!
      Фуад. Ты бредишь, Алмас?.. Ты пойми, что между девушкой и женщиной есть грань. Перейти ее - значит разрушить счастье семьи. Как же это случилось, Алмас? Ведь ты была девушкой, которая от слов любви краснела и от шуток плакала.
      Алмас. А говорят, любящий человек все может простить.
      Фуад. Что скажут люди? Ведь шила в мешке не утаишь... Нет, ребенка я тебе не могу простить!
      Алмас. Не можешь простить? (Вынимает из ящика стола письмо и протягивает Фуаду). Фуад! А это что такое?
      Фуад. Это... это...
      Алмас. Да, это твое письмо с признанием, что ты платишь алименты.
      Фуад. Но, Алмас, это ведь молодость. Это дело случайное. Ну, случилось...
      Алмас. Случайно случилось? Почему для тебя могут быть случайные дела, а для меня не могут?
      Фуад. Ну, Алмас, ведь я мужчина, а ты женщина!
      Алмас. Забудь про это. Женщина, как и ты, - человек, во всех своих делах свободный и вольный.
      Молчание.
      Фуад. Алмас, о существовании ребенка кто-нибудь знает?
      Алмас. Зачем ты об этом спрашиваешь?
      Фуад. Пусть никто не знает. Пусть эта тайна останется между нами.
      Алмас (нервно). Наоборот! Я постараюсь, чтобы все об этом узнали и поняли, что это мое личное дело, только мое, и вмешиваться в него никто не имеет права! (Бросает на пол письмо).
      Как раз в это время входит Т е м и р т а ш.
      (Ища поддержки с доверием). Вы приехали, Темирташ. Я очень рада!
      Темирташ. Ветер и гроза. Алмас, измучили лошадей. Не мог раньше приехать.
      Алмас (возбужденно). Познакомьтесь!
      Темирташ (подходя к Фуаду и с легкой улыбкой протягивая руку). Темирташ!
      Фуад сердито поворачивается к нему, резким взглядом смотрит то на его лицо, то на свою руку и с размаху бьет его по щеке. Затем все трое молча стоят и смотрят друг на друга. В это время входят Барат, Гюльвердыи еще несколько молодых ребят. Фуад смотрит на них, подходит к двери. Оборачивается к Алмас.
      Фуад. Завтра на разборе встретимся. (Резко хлопает дверью и уходит.)
      Алмас молчит, остальные стоят неподвижно.
      КАРТИНА 7-я
      Сельсовет. Комната заседаний. Посередине члены комиссии. Справа сидит А л м а с.
      Ш а р и ф (говорит ,с жаром. У него в руках, записки). Мы, крестьяне, не допустим, чтобы волки, переодевшись в овечью шкуру, вели бы свою контрреволюционную подрывную работу. Она раздевает взрослых девиц и заставляет их танцевать перед своими друзьями.
      Б а р а т. Врешь!
      Ш а р и ф. Что, я лгу? Вот заявление крестьян. Тут сто пятьдесят человек, все фактологически и документологически подписались. Они все своими глазами видели. Детей она учит воровать у родителей для нее продукты. И это не правда? Если я говорю неправду, так пусть скажет предсельсовета. Так, товарищ Бала-Оглан, или не так? Ты своими собственными глазами видел или не видел?
      Бала-Оглан. Так, так, так. Видел.
      Ш а р и ф. Твоя собственная дочь дома яйца крала, или не крала?
      Бала-Оглан. Так, так, так. Крала.
      Ш а р и ф. Гаджи-Ахмед, твой сын кувшин с маслом украл или не украл?
      Г а д ж и-А х м е д. Клянусь вам, товарищ председатель, раз спрашивают, надо говорить правду, - все это она делает!
      Оджаккули (встает). А почему вы про мечеть не говорите? Про бога забыли? Товарищ комиссар, я спрашиваю тебя: каждое здание своего мастера и каждое творение своего творца имеет или не имеет? Я вас спрашиваю! Имеет или не имеет?
      Б а р а т. Ты это у своего хромого мула спроси.
      Оджаккули. Опять про мула! У кого мул хромой, собачий сын?!
      Ш а р и ф. Положим, я говорю неправду. Но что вы скажите про ее ребенка? Товарищ Барат, может быть, и это неправда? Что вы на это скажете? А? Больше года учительница здесь, а жених приехал только вчера. Откуда же этот ребенок появился? А? Молчите? Товарищ Гюльверды, товарищ Барат, товарищ Автиль, ну что же, говорите!
      Гаджи-Ахмед. Вот молодец, хорошо поймал!
      Ш а р и ф. Вот почему крестьяне увели своих жен, и опять жены остались... (Палец его срывается, и он теряет страницу, перелистывая записи). И опять женщины остались... и опять женщины остались... (Найдя страницу). Женщины остались в темноте и невежестве. И из училища все своих детей разобрали. И училище развалилось.
      Барат. Училище вы развалили.
      Ш а р и ф. А посему такая развратная женщина недостойна быть советской учительницей и должна быть, я убежден, снята и предана суду, чтобы и другим это было уроком.
      Все хлопают, и в это время с волнением входит Наз-Ханум.
      Наз-Хану м. Что с моей дочкой делают? (Направляется к Алмас). Что с ней делают?
      Автиль. Ничего, Наз-Ханум. Заживет -здоровой будет.
      Председатель. Гражданин Гаджи-Ахмед.
      Гаджи-Ахмед. Товарищ председатель! Я крестьянин-середняк и инвалид. Вот моя бумага. Я соввласти готов головой служить, хоть человек я неграмотный и законов не знаю. Все, что сказал Шариф, - конечно, все это правильно. Но я просил бы представителей власти на этот раз простить учительницу. Мы люди темные. Правда, говорят, из-за сухого и мокрый загорается. Ее не накажешь, крестьяне и хороших близко не подпустят, потому что ужаленный змеей и веревки боится. Но все же я просил бы правительство облегчить ее наказание. Она- ребенок. Раз ошиблась - другой раз подумает. Я ей все прощаю. А мы - мы люди темные...
      И б а т (с места). Про ребенка скажи, про ребенка!
      Гаджи-Ахмед. Про ребенка уж я... Даже язык не поворачивается. Я, правда, эти новые законы хорошо не знаю, только такой женщине больше крестьяне своих ни жен, ни детей не доверят. Она больше в этой деревне работать не сможет. Вот почему и училище-то развалилось. Это все крестьяне говорят. Мне, товарищ председатель, все равно. Имею одну жену - с соломой лошадь не съест, с костями-собака. Бедняку терять нечего. Советская власть нас защитит. Да здравствует Советская власть! Да здравствует Коммунистическая партия!
      И б а т (с места). Товарищ председатель, я хочу спросить, что должна делать учительница в деревне? А? Она, учительница? - я спрашиваю. Значит, должна детей учить? Да? Очень хорошо! А то, что она собирает всех женщин и начинает им сказки про белого бычка рассказывать: муж тебя обижает - уходи, денег не имеешь - иди, будь общей. Предсельсовета не годится. Исполком должен быть женщиной. Мечеть нужно превратить в наш клуб. Все это ей полагается делать, или она вне закона делает?
      Бала-Рза. По какому закону можно мужа заставлять сидеть дома, а жену в колхоз или на курсы записать, в общую записать? А? По закону полагается? Или нет?
      Председатель. Товарищ Барат.
      Барат. Я могу сказать только то, что с приездом Алмас-ханум училище было приведено в порядок. Она каждый день приходила с нами беседовать. И мы к ней ходили...
      Гаджи-Ахмед. Вот, вот, вот! Беседовать, беседовать!
      Барат (смущенно). Собственно говоря, мы всегда о деревенских делах говорили. Она говорила, что деревня наша отстала и надо сделать так, чтобы наша деревня стала передовой. И что для этого необходимо работать сообща, купить машины, раскрепостить женщину, изжить неграмотность. Она всю молодежь подбадривала и вселяла в нее силу для борьбы вот с этим кулачьем. Она была комсомолу большой подмогой в работе. Вот и все. Ребята могут это подтвердить.
      Ш а р и ф. Ты лучше про ребенка расскажи!
      Барат (смущаясь). Про ребенка? Про ребенка я ничего не знаю.
      Ш а р и ф. Ты про своего ребенка ничего не знаешь?!
      Барат. Я только знаю, что все это клевета.
      Голоса. Правильно! Правильно!
      Хлопают.
      - Неправда! Неправда!
      Председатель. Гражданин Автиль.
      А в т и л ь. Товарищ председатель, что я могу сказать? Одеваюсь хозяин избивает. Не одеваюсь - хозяйка. Сказать хорошо - пойти против них. (Указывает на Гаджи-Ахмеда). Сказать плохо - пойти против себя и против нее. (Указывает на Алмас). Уж если говорить правду, то она хорошо работает. Девушка смелая. Ужиться среди этих живоглотов - совсем не легкое дело.
      Фатманса (кричит с места). Ай да наш старик! И бороды своей не стыдится!
      Шариф. Товарищ председатель, вот эта - одна из почетных старух нашей деревни. И ребенка приняла она. И у нее имеется много фактологических и документологических материалов.
      Председатель. Гражданка Фатманса-ханум.
      Фатманса (встает, выходит на середину и делает поклон на все стороны). Прежде всего я приветствую всех собравшихся. А также приветствую всех прибывших гостей, которые являются нашими комиссарами. А также приветствую всех наших больших товарищей. Я, товарищи комиссары, в этой деревне принимаю детей. Было темно. Ханум Наз приходит ко мне и зовет: "Идем к нам". Иду, значит, к ним... Вижу - посредине комнаты сидит дочь ее. Вот-вот умрет. Вижу - дело плохо. Подошла, значит, и ногой по спине - раз, два... ее по спине. "Не теряй силы", - говорю. Так вот и приняла от нее ребенка.
      Н а з-Х а ну м (с места). Ты бога имеешь? Когда я за тобой приходила? Какой ребенок? У кого ребенка ты приняла?
      Фатманса. У твоей дочери. Я клялась никому не говорить, но не могу же я этого скрыть от наших комиссаров. Я их на весь свет не променяю! Ты не приходила, не умоляла меня?!
      Н а з-Х а ну м. Когда ты к нам приходила? Зачем ты лжешь, старая сплетница!
      Фатманса. Я кораном могу поклясться. Ребенка я приняла. И пупок я обрезала. И в одеяло завернула. С такими сединами я перед богом врать не могу.
      Автиль. Будь ты проклята, слепая чертовка, если хоть слово есть в этом правды!
      Н а з-Х а н у м. Братья, клянусь богом, что эта женщина врет! Она клевещет на нас!
      Председатель. Гражданка Фатманса-ханум, что вы знаете о танцах детей?
      Фатманса. Девочки в одних ситцевых панталончиках танцевали. А мужчины с огромными усами... (Указывает на Темирташа). Вон тот... в шляпе. Одну девушку вот за это место... (берется за свои ребра, за грудь и кривляется, как бы подражая девушке). Кутеж - дым коромыслом идет!
      Председатель. Довольно, садитесь.
      Алмас. У меня к этой гражданке один вопрос.
      Председатель. Задавайте.
      Алмас. Она говорила, что приняла у меня ребенка. Пусть она скажет: ребенок мальчик или девочка?
      Фатмаиса. А? Мальчик или девочка? Мальчик или девочка?.. Гм... Мальчик или девочка?..
      Барат. Ну что, слепое чучело, мальчик или девочка? Скажи же!
      Фатманса. А-а-а... Мальчик или девочка?..
      Алмас. Больше вопросов не имею. (Садится).
      Председатель. Гражданка, садитесь.
      Шариф. Чем самой спрашивать, лучше расскажи от кого ребенка прижила?
      Алмас. Это никого не касается.
      Ибат. Как, то есть, никого не касается?!
      Гаджи-Ахмед. Как, то есть, никого не касается?!
      Шариф. Как, то есть, никого не касается?!
      Председатель. Граждане, ребенок-это ее личное дело. Это нас не касается.
      Шариф. Как, то есть, не касается? Чей это ребенок?
      Барат. Это не ваше дело!
      Бала-Рза. Нет, вы суть дела от крестьян скрываете. Пусть она открыто скажет, чей ребенок?
      Алмас. Ребенок мой.
      И б а т. А кто отец?
      А л м а с. Это мое дело.
      Б а р а т. Товарищи, это ничего общего не имеет ни с ее учительством, ни с общественной работой.
      Шариф. Нет, это показывает ее поведение. Пусть она фактологически и документологически скажет, чей это ребенок.
      Ибат. Мы требуем, пусть она скажет, чей ребенок.
      Все. Пусть скажет, пусть скажет, чей ребенок?!
      Фуад (встает и спокойно говорит). Товарищ председатель, я жених учительницы Алмас-ханум и перед всеми собравшимися официально заявляю, что ребенок мой.
      Алмас (нервно). Ребенок не ваш, гражданин Фуад. Благодарю вас за сожаление и за защиту.
      Ибат. Товарищ председатель, вы крестьян обманываете! Мы, крестьяне, требуем, пусть она скажет открыто, чей ребенок.
      Председатель (видя настойчивость собравшихся). Гражданка Алмас-ханум, хотите вы ответить на этот вопрос?
      А л м а с (резко). Ребенок мой! Больше ни на какой вопрос отвечать не хочу.
      Ш а р и ф. Потому что виновата.
      Председатель. Товарищи, заставить ее отвечать на этот вопрос - нельзя.
      Ибат (бросается в середину). Как это так заставить нельзя?! Посылаете к нам какую-то распутницу и хотите, чтобы мы своих жен передали ей в руки, чтобы они и их сделала проститутками?! Нет! Такая учительница нам не нужна! Ее убить надо!
      Голоса. Гнать ее! -Убить! -Расстрелять!
      Председатель. Товарищи, успокойтесь! Те, кто достоин расстрела, - тех можно будет расстрелять!
      Голоса. Расстрелять ее! Расстрелять!
      Председатель. Товарищи, не шумите!
      Ибат. Товарищи, мы все требуем эту контру, беспутную женщину, родившую ребенка без мужа, расстрелять!
      В это время молодая женщина, чадра которой путается между ног, с ужасом вбегает на сцену и с неудержимым волнением кричит: "Стойте! Стойте!" Взоры всех обращаются к ней.
      Яхши. Крестьяне, стойте! Ее не трогайте! Подождите, я вам всю правду расскажу!
      Все в недоумении.
      А л м а с (испуганно). Яхши!..
      Ибат (гневно). А?! Ты что?
      Яхши (бежит и падает на колени перед комиссией)-Крестьяне, не убивайте ее! Она ни в чем не виновата? Дайте мне... я вам всю правду расскажу! Ребенок мой!
      Все в недоумении переглядываются.
      Голоса. Как? Не может быть!
      Яхши. Я теперь ничего не боюсь! Я все слышала... Она не виновата. Она мне хотела помочь. Ребенок мой! Меня, меня расстреляйте!
      Гаджи-Ахмед (удивленно). Не может быть! Это шутка.
      Яхши. Я кормила своего ребенка. Я готова поклясться!
      Гаджи-Ахмед. Как же это случилось?
      Яхши. Ночью, по совету Кербалай-Фатманса, я заперлась в мечеть, привязала себя к мембару1 и просила у бога ребенка. Поздно ночью дверь мечети открылась. Кто-то, весь в черном, тихо подошел ко мне и схватил меня. От испуга я потеряла сознание, и меня изнасиловали.
      Голоса, (с возмущением). В мечети?!
      Яхши. В мечети.
      Голоса. Кто же? Ты его узнала?
      Яхши. Я потом его узнала.
      Голоса. Кто же он?
      Яхши. Мулла Субхан. .
      Голоса. Как? Мулла Субхан?
      Яхши. Мулла Субхан.
      Голоса. Смерть ему! Пусть провалится проклятый!
      Яхши. Я хотела скрыть свой позор, - ведь меня бы убили за это! (Указывая на Алмас). Она спасла меня от смерти и взяла ребенка к себе. Она - хороший человек. Она всем помогает.
      Голоса. Арестовать его! Требуем ареста муллы Субхана и всей кулацкой банды!
      Председатель. Товарищи, прокуратура поддерживает требование крестьян об аресте муллы Субхана и кулаков: Гаджи-Ахмеда, Ибата, Бала-Оглана, Шарифа, Фатмансы.
      Голоса. Правильно! Арестовать! Расстрелять эту банду!
      Гаджи-Ахмеда и других берут под стражу.
      Председатель. Гражданка Алмас-ханум, все ваши показания здесь зафиксированы. Для того, чтобы всесторонне выяснить вопрос, я заседание вел, не придерживаясь формального порядка, я давал возможность всем высказываться. Вы все слышали. Хотите что-нибудь еще добавить?
      Ал м а с (встает и спокойно начинает). Я к сказанному ничего добавить не хочу. Защищаться также не намерена. Мои враги меня сами оправдали.
      Председатель. Значит, вы себя виновной не признаете?
      Алмас. Нет, я себя виноватой признаю.
      Председатель. Признаете?
      Ш а р и ф. Прошу это заявление фактологически и документологически записать.
      Алмас. Да. Я признаю себя виноватой. Прав Гаджи-Ахмед: я оказалась на работе ребенком. Я подошла к деревне, как интеллигент-одиночка. Я верно намечала цель пути, но шла по нему, ошибаясь. Я не знала людей и надеялась словами перевернуть деревню, а нужно было бороться и строить, включившись в работу партии и комсомола. Я кустарничала и лжегеройствовала. Я не понимала сущности классовой борьбы в нашей деревне. Я была наивной идеалисткой, и это моя ошибка. Я виновата, но пусть мой промах не радует моих врагов. Борьбу веду не только я, - ее ведет рабочий класс под руководством партии. И никаким Гаджи-Ахмедам не вернуть нашу страну назад. Дело будет доведено до конца! А я на ошибках научилась многому.
      Конец.
      1 Амвону