ТРИБУНАЛ

— Ну уж это совсем против правил! — воскликнул адмирал, председатель трибунала.

Его личико херувима, которое мне приходилось видеть озорным, как у школьника, когда в Адмиралтействе он готовил коктейль, чтобы втайне выпить перед обедом, было сейчас суровым.

Четыре офицера и адмирал посередине образовывали просцениум на фоне великолепных Капских гор, возвышавшихся позади Саймонстауна. Сквозь высокие узкие окна я видел белый кипень лилий, похожий на прибрежный прибой, которому Дрейк воздал бессмертную дань, проплывая мимо четыре столетия тому назад.

Элтон стоял на импровизированном свидетельском месте, сохраняя достоинство, но при этом глупо ухмыляясь, оттого, что находился в центре внимания. Я со своим защитником лейтенантом Гэндером сидел лицом к четырем офицерам и адмиралу, командующему флотом Южной Атлантики. Элтон с удовольствием рассказывал им о том, как яростно набросился я на него, когда «Форель» шла на потопление АПЛI.

Военный трибунал был, конечно, неизбежен. Это так же верно, как то, что буруны острова Двух кривых дюн поглотили сожженные останки АПЛI. Я вел поврежденную «Форель» мимо невидимых опасностей в открытое море. До сегодняшнего дня я не могу отчетливо восстановить в памяти ту ночь. Слишком велика была реакция на страшный конец АПЛI и на мой расстрел обезумевших от страха немцев.

Когда сулящие смерть буруны и песчаные отмели остались позади, я, едва волоча ноги, добрался до рубочного люка и дал Джону курс на Саймонстаун.

— Полный вперед! — равнодушно приказал я, повалился на свою койку и заснул как убитый.

Однако нельзя уйти от ответственности, служа в королевском флоте. Я согрешил — или они решили, что я согрешил, — и поэтому военный трибунал явился естественным следствием. В тот же день, когда «Форель» пришвартовалась к стенке в Саймонстауне, между Саймонстауном и Лондоном последовал обмен радиограммами, и я был отстранен от командования лодкой. Командующий заподозрил, будто что-то странное произошло с «Форелью» и ее командиром.

Элтон не делал ничего, чтобы рассеять это мнение, утвердившееся у членов трибунала.

— Когда именно у вас возникли сомнения в отношении гм… умственного состояния капитан-лейтенанта Пэйса? — послышался вкрадчивый голос офицера-обвинителя.

— В ту ночь, когда мы услышали, как кит… — Элтон в нерешительности умолк.

Адмирал вопросительно взглянул на него.

— Что же вы услышали?! — в нетерпении выпалил он.

— Я не могу этого сказать в присутствии дамы, сэр, — промямлил Элтон, зардевшись и кивнув в сторону стенографистки в форме женской вспомогательной службы военно-морского флота.

— Не понимаю, — фыркнул адмирал. — Говорите все, что вы хотите сказать, черт возьми, в присутствии кого угодно!

— Слушаюсь, сэр. В ту ночь в гидрофоны мы услышали, как кит… как у кита урчало в животе.

Легкая дрожь руки стенографистки явилась единственным доказательством того, что это выражение не прошло незамеченным.

— Слышали, как у кита… гм-гм?.. — едва не задохнулся адмирал. — Объяснитесь, Элтон, — потребовал председательствующий.

— Так вот, сэр, мы. Внесет и я, дежурили у гидрофонов, и вдруг этот звук… Разрази меня гром, говорю я Биссету, неужели киты лопают такую же пакость, что и мы на «Форели»?!

Перо дрогнуло в руке стенографистки, но она лишь опустила ниже голову, продолжая строчить.

Элтон замолчал.

Однако старый служака не собирался оставлять его в покое.

— Что же дальше? — вопросил он громовым голосом.

— Тут вошел шкипер, то есть капитан-лейтенант, и, кажется, счел, что это подлодка. Он приказал Биссету продолжать прослушивание. Я сам это слышал.

— Благодарю вас, — произнес обвинитель. — Перейдем к вопросу о том, когда «Форель» находилась в боевой готовности… Сколько времени это продолжалось, Элтон?

— Около восьми часов, сэр.

— Между моментом, как вы впервые услышали эти странные звуки, и объявлением готовности 1, были ли у вас основания предполагать, что капитан-лейтенант Пэйс не в себе?

— Да-да, сэр, — ухмыльнулся Элтон. — Мы все видели, что он не в своей тарелке… Громко отдавал приказы, орал в переговорную трубку, все время оставался наверху один…

Я понимал, что творится в душе Элтона — у меня имелись железные доводы против этого мерзавца, но у него был чертовски хороший послужной список, и я промолчал.

Капитан первого ранга, сидевший справа от адмирала, пришел ко мне на помощь:

— Скажите, Элтон, получали ли вы лично какие-либо приказания от капитан-лейтенанта Пэйса в это время?

— Нет, сэр, — отозвался Элтон.

— Следовательно, то, что вы нам рассказываете, всего-навсего корабельные сплетни?

— Нет, сэр, но…

— Это все, что я хотел знать. — И капитан откинулся на спинку стула.

Мне очень была нужна дружеская поддержка.

— Итак, Элтон, расскажите нам о так называемой физической расправе, — попросил лейтенант.

Элтон бросил на меня ядовитый взгляд. Он два часа провалялся без сознания, после того как я его стукнул.

— Что же такое вы сказали, что спровоцировали капитан-лейтенанта Пэйса на столь экстраординарные для старшего офицера действия?

— Я сказал, что он свихнулся, — пробормотал Элтон.

— Вы служили вместе с капитан-лейтенантом Пэйсом на средиземноморском театре, не так ли, Элтон?

Элтон подозрительно глянул на вопрошающего.

— Да, сэр.

— Он был тогда хорошим и храбрым командиром, не так ли?

— Да, сэр.

Судьи улыбнулись. «Очко в мою пользу, — подумал я. — Прошлые заслуги могут быть сочтены смягчающими обстоятельствами».

— Он награжден орденом «За боевые заслуги»?

— Да, сэр.

— И вы никогда не подвергали сомнению его приказы?

— Нет, сэр.

— Почему же вы сделали это в тот раз?

Элтон заерзал. Наверное, вспомнил потопленные вражеские суда и славу, которая покрыла «Форель» в Средиземном море.

— Я ничего не хочу сказать против капитан-лейтенанта Пэйса, — произнес он нерешительно. — Только в тот раз он был совсем другим…

— Благодарю вас, Элтон. Достаточно, — оборвал председатель.

Покидая свидетельское место, Элтон искоса взглянул на меня. Его место занял Биссет. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. После рутинных вопросов трибунал вновь вернулся к тому, что я ударил Элтона.

— Вы были единственным свидетелем этого экстраординарного поступка, — сказал капитан. — Расскажите трибуналу, что именно произошло?

— Боюсь, что не смогу этого сделать, сэр, — наморщив лоб, отозвался Биссет.

— Не можете? — удивленно переспросил обвинитель.

— Да, сэр. Я не мог слышать их разговора. Я все время был в наушниках. Я увидел Элтона только, когда он уже лежал у переборки.

Добрый, верный Биссет!

Адмирал окинул его холодным взором.

— Больше вам нечего добавить, Биссет?

— Так точно, сэр.

Адмирал не поверил Биссету ни на йоту и медленно перевел взгляд на обвинителя, а затем на меня. Ложь Биссета была очевидна всем.

— Очень хорошо, — холодно произнес адмирал. — Вернемся к рассказу о ките. Когда услышали вы эти необычные звуки?

— Должно быть, когда наверху уже стемнело. Я тут же сообщил об этом командиру.

— Почему?

Биссет удивился.

— Видите ли, сэр, о любом непонятном звуке я докладываю немедленно. Так полагается по уставу.

Его усмешка тронула капитана.

— Может быть, вы ошиблись? Может быть, это был искаженный шум винтов миноносца?

Биссет улыбнулся. Он был уверен в своих словах.

— Нет, сэр. Я никогда не слышал такого звука ни до, ни после.

— Можете описать этот звук?

— Да, сэр. Он походил на непрерывное бульканье, а затем урчание, сэр, но с регулярными интервалами.

— Как долго это продолжалось?

— Около двух часов, сэр.

— Какова была реакция капитан-лейтенанта, когда он услышал эти звуки?

— Он был озадачен, сэр, как и я…

— Не показался ли он вам в тот момент, ну… немножко не в себе?

Лицо Биссета побагровело.

— Все было в порядке с командиром — выпалил он. — Он чертовски хороший шкипер…

— Биссет! — одернул председатель.

— Вы прослушивали этот странный звук непрерывно в течение двух часов, не так ли? Что произошло затем? — продолжал капитан.

— Командир приказал выключить все приборы. До особого распоряжения.

— Что вы подумали по этому поводу?

— Что «Форель» в опасности, в большой опасности, сэр. Командир знал, что он делает.

— Это решит трибунал, — хмуро произнес обвинитель.

— А когда вы снова включили гидрофоны?

— На следующий день.

— И что вы услышали?

— Те же звуки, что и ночью, сэр. Тут нельзя было ошибиться. Регулярные, булькающие. Только не взрывы, сэр. Мы оба обрадовались.

— Чему?

Биссет презрительно посмотрел на него.

— Тому, что неприятель вновь обнаружил себя.

— Вы сказали «неприятель», Биссет? Почему вы думаете, что это был неприятель?

— Конечно, неприятель, сэр. Кто же еще? — растерянно пробормотал Биссет.

Наступила короткая пауза.

— Подумайте как следует, прежде чем ответить на следующий вопрос, — капитан произнес это таким тоном, что все в зале ощутили нервную дрожь. Вздрогнул и Биссет.

«Лишь бы он не сглупил и вновь не сделал попытку выгородить меня», — подумал я.

— Вы сказали «неприятель». Значит, звуки, которые вы слышали, издавали механизмы?

Биссет беспомощно взглянул на меня. Наступила долгая пауза. Потупившись, он переминался с ноги на ногу и затем вдруг выпалил:

— Да, сэр, это был шум механизмов.

Напряженность в зале спала. Адмирал улыбнулся. Биссет ушел, бросив на меня умоляющий взгляд.

Обвинитель начал рыться в бумагах, желая создать атмосферу напряженности перед появлением своего основного свидетеля.

— Лейтенант Джон Герланд, — вызвал он.

Появился Джон, стройный, в ладной форме, и прошел к свидетельскому месту. «Теперь мы, возможно, стали чужими друг другу», — подумал я. Его привели к присяге. Он отвечал на предварительные вопросы сухо, сжато, по-уставному.

Затем начались расспросы о том, что произошло после того, как Биссет впервые услышал АПЛI.

— По приказу капитан-лейтенанта Пэйса вы резко изменили курс корабля, не так ли, лейтенант?

— Да, сэр, — ответил Джон.

— Почему?

— В гидрофонах прослушивался подозрительный шум, и капитан-лейтенант Пэйс решил следовать за ним.

Обвинитель заглянул в бумаги.

— Не произносил ли капитан-лейтенант Пэйс следующие слова: «Мне осточертел этот поиск в квадрате, и я тащусь за китом с расстройством желудка»?

Джон посмотрел ему прямо в глаза и соврал:

— Такие слова никогда не были произнесены при мне, сэр.

— Вы уверены в этом, лейтенант? Подтверждение послужило бы на пользу капитан-лейтенанту Пэйсу при врачебной экспертизе.

Джон был не из тех, чтобы попасть в такую ловушку.

— Я никогда не слышал этих слов, сэр, — повторил он.

— Два свидетеля показали, что именно эти слова были обращены к вам, лейтенант Герланд.

Джон пожал плечами. Обвинитель понял, что напрасно теряет время.

— Затем, некоторое время спустя, капитан-лейтенант Пэйс в возбужденном состоянии пробежал через центральный пост и закричал, чтобы гидрофоны были немедленно выключены. Правильно?

Джон слегка улыбнулся.

— Капитан-лейтенант Пэйс прошел через центральный пост, я не заметил, чтобы он был в возбужденном состоянии, и приказал выключить гидрофоны.

— Почему?

— Обычная предосторожность при сближении с неприятелем, — усмехнулся Джон.

— Значит, приказ был правильный?

— Да, сэр. Логичный, здравый боевой приказ.

— Вы считаете «логичным и здравым» и то, что капитан-лейтенант Пэйс приказал вам покинуть мостик и взял на себя управление лодкой без своего старшего офицера?

Джон молчал. Больше ему ничего не оставалось. Обвинитель поймал меня в ловушку.

— Итак, капитан-лейтенант Пэйс с мостика с короткими интервалами отдал ряд приказов об изменении курса?

— Да, сэр.

Обвинитель взглянул на него.

— Покажите, пожалуйста, трибуналу вашу карту, на которой отмечены эти приказания.

Это был удар в челюсть.

— Никакой карты не было, — ответил Джон.

— Не было карты?! — воскликнул адмирал.

— Капитан-лейтенант Пэйс руководствовался своей картой, которую мне не показывал. Однако имеется судовой журнал… Старый морской волк сурово уставился на Джона.

— И вы не имели представления о местонахождении корабля?

— Нет, сэр.

— И не знали, кого преследуете?

— Нет, сэр.

— И «Форель» пролежала на грунте в течение восьми часов при готовности торпед номер один?

— Да, сэр.

Судовой журнал был передан на стол. Адмирал некоторое время разглядывал его, затем отбросил, презрительно фыркнув. На его месте я, возможно, поступил так же.

Вмешался капитан первого ранга.

— Лейтенант Герланд, если бы вас попросили ознакомиться с этим судовым журналом, в котором нанесены явно необъяснимые перемены курса, каково было бы ваше суждение?

В первый раз за все время Джон взглянул на меня. В его взгляде не было сострадания.

Он ответил твердо и не задумываясь:

— Я бы сказал, что это дело рук безумца.

Председатель трибунала издал легкий вздох. Мой лучший друг сделал уничтожающее меня заявление.

— Итак, — произнес обвинитель, — вы хотите сказать, что ваш командир сошел с ума?

Джон обернулся к нему.

— Этого я не говорил, сэр, — решительно отверг он. — Я только сказал, сэр, что будь такой судовой журнал предъявлен мне, я бы сказал, что это было дело рук безумца. Я не уточнил только: если бы я там не был. Но я был там и смотрел в перископ. Я видел все…

— Это существенное обстоятельство не отмечено в протоколах…

Джон словно не слышал его слов.

— …Я смотрел в перископ, — медленно повторил он, словно вся картина вновь возникла у него перед глазами. — Мне до сих пор мерещатся по ночам эти буруны. Я подумал, что решение командира атаковать в этих условиях явилось результатом переутомления. Здесь было слишком мелко для торпедного залпа. Но доказательством того, что он был в здравом уме, является то, что он вывел «Форель» оттуда целой и невредимой. Никто другой не сумел бы этого проделать. Если бы не он, мы все погибли бы. И тогда не было бы никакого военного трибунала. И по сей день я не знаю, что делал командир, но я верю, что если он сказал, что там был неприятель, значит, это так.

Наступило молчание. Слеза стекла по щеке секретарши на блокнот, и девушка стерла ее. Джон не смотрел в мою сторону. Командующий прочистил горло.

— Лейтенант Герланд, — произнес он. — Если бы я приказал «Форели» завтра выйти в плавание под командованием капитан-лейтенанта Пэйса, вы бы согласились пойти с ним?

— Да, сэр, — просто ответил Джон. — Куда угодно.

Командующий вновь прокашлялся.

— Больше вопросов нет? Благодарю вас, лейтенант.

Я криво усмехнулся своим мыслям. Джон убедил их в том, что я был в здравом уме, но в таком случае я был целиком ответственным за свои действия, что же тогда я там делал?! В самом деле, что мог я ответить на вопрос об АПЛI? Я понял, какой линии мне следовало держаться.

— Есть ли еще свидетели? — спросил председатель.

Обвинитель криво улыбнулся.

— Боюсь, что, если бы я вызвал весь экипаж, они повторили бы то же самое. Однако, сэр, факты остаются фактами. Неопознанные звуки были слышны, торпедная атака готовилась, корабль его величества «Форель» получил повреждения, был произведен ряд непонятных изменений курса, «Форель», совершенно очевидно, находилась в суровой опасности, командир корабля не объяснял офицерам свои действия, даже местонахождение лодки было им неизвестно. Все это не вызывает никаких сомнений.

— Нарушения во всем… — буркнул адмирал. — Капитан-лейтенанту Пэйсу предъявлены чрезвычайно серьезные обвинения. Он должен получить возможность выступить в свою защиту.

Председатель трибунала кивнул. Я был приведен к присяге. Взоры всех обратились в мою сторону.

— Капитан-лейтенант Пэйс, — обратился ко мне командующий, — кто приказал вам вывести «Форель» в море? Я обращался в Адмиралтейство и не получил никакого подтверждения, что вам был дан приказ для выполнения вашего… гм… задания.

«Значит, — подумал я, — те двое умников не оставили никаких письменных следов…» Ловушка захлопывалась за мной.

— Я получил устный приказ командующего подводными силами в присутствии начальника морской разведки. Я был переброшен с Мальты по воздуху и лично получил этот приказ.

Шумок недоверия пробежал по залу. Все пять членов трибунала воззрились на меня.

— При этом никто, кроме нас троих, не присутствовал. Стенограмма не велась.

— Вы хотите сказать… — взорвался адмирал. — Чушь какая-то!

— Коль все это принять за правду, — сказал обвинитель, — это было задание большой секретности, если два офицера такого ранга беседовали с вами наедине?

— Именно так все и было, — хмуро отозвался я.

— В чем же заключался приказ? — выпалил председатель.

— Я не могу ответить на этот вопрос, сэр, — сказал я.

— Бог мой! — закричал он. — Вы, как школьник, который не выучил урока! Отвечайте!

Избежать удара я больше не мог. Вот сейчас, сейчас, твердил я про себя, готовясь к неизбежному.

— Ни при каких обстоятельствах, — сказал я.

Адмирал даже привстал с кресла.

Обвинитель покопался в своих бумагах.

— Хочу отметить, сэр, — сказал он, обращаясь к председателю, — что снабжение «Форели» горючим, боепитанием и продуктами было совершено по личному приказанию командующего подводными силами.

— Где находилась лодка, когда была произведена эта удивительная атака и по какой цели? — пролаял старый морской волк, не скрывая озлобления.

— Боюсь, что не могу ответить и на это, сэр.

— А на что вообще вы можете ответить? — с сарказмом сказал адмирал.

Наступил мой час.

Я вспомнил наставнический тон и точные приказы. Вспомнил сочувственные слова прощания. Все было оправдано, с его точки зрения, ибо Англия находилась в опасности… Я запомнил горестное выражение его глаз. Он лишь выполнял свой долг. Мы оба знали правила игры. Он знал, что делает, знал и я, что должно быть сделано. Час настал.

— Я признаю все предъявленные мне обвинения, сэр, — сказал я.

— Что?! — заорал адмирал.

От удаления секретарша даже перестала стенографировать. Обвинитель холодно воззрился на меня, решив, что я нахожусь на верном пути в сумасшедший дом. Остальные члены трибунала зашептались между собой. Лицо командующего побагровело.

Я почти не сознавал, что происходит вокруг. Я вновь жил в пламени острова Двух кривых дюн, бешенстве бурунов, видел немца с поднятыми ручками и его обезумевшее лицо… Твердая решимость никогда никому не рассказывать об этом острове отчетливо выкристаллизовалась у меня в голове. Я выполнил свой долг: АПЛI никогда больше не явит своего смертоносного плавника в бурных просторах Атлантики. «Блом и Фосс» никогда не узнают правды. Фирма прекратит производство этих лодок. Человека, который приказал мне уничтожить ее, нет в живых. Начальник морской разведки? Его рот закрыт навсегда, словно сама смерть запечатала его. И намека не будет на АПЛI, если только я сам не раскрою рта…

Председатель трибунала приподнялся с кресла и грузно опустился обратно. Он долго не сводил с меня взгляда. Никто не произнес ни слова. Я признал себя виновным в самых страшных прегрешениях. Говорить было больше не о чем. Всем было ясно, что меня вышвырнут вон из флота.

— Трибунал удаляется на совещание, — мрачно изрек адмирал.

Из того, что происходило дальше, у меня в памяти ничего не осталось. Это было лишь вопросом уборки трупа, если можно так сказать. Помню только, как Джон подошел поговорить со мной, затем просил оправдать меня. Но кости уже были брошены, ставки сделаны. Остров Двух кривых дюн и я должны беречь наш секрет.

Приговор был пустой формальностью. Адмирал избавил меня от излишнего позора. Слова носили на себе отпечаток мильтоновского слога: «Учитывая доблестную и даже прославленную службу упомянутого выше офицера в деле уничтожения врагов Великобритании на море…» Меня не вышвырнули из королевского флота, меня вывели оттуда под руки.

Я дал себе клятву вернуться на остров Двух кривых дюн…

ГИБЕЛЬ «ФИЛИРИИ»

— У меня к вам маленькая просьба, и я хорошо вам заплачу, — ласково промурлыкал Стайн. Губы его кривились в обворожительной улыбке, но глаза и лицо были мертвенно холодны.

Я был чертовски зол на Стайна за то, что он снова пожаловал к нам. Прошел уже месяц с той ужасной сцены. Я хорошо помню, как пьяного немца, вопящего и обезумевшего, выволокли из бара и как он все продолжал изрыгать в мой адрес грязные ругательства. Стайн тогда стоял и смотрел на меня, словно пытался разгадать какую-то загадку. С тех пор я не встречал его. Но сейчас ко мне вернулись все позабытые страхи и опасения. Что ему нужно от меня?..

Мак молча сидел у открытого иллюминатора.

— Запомните раз и навсегда, я не доставлю вас на Берег скелетов даже за тысячу фунтов!

— Я ученый, — ответил Стайн, не обращая внимания на закипавший во мне гнев. — Я хочу лишь получить возможность найти жука, который вот уже много, много лет потерян для науки.

— К черту вас и вашего жука! — заорал я. — Убирайтесь и оставьте меня в покое!