ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Через десять минут Шанталь стала угнетать тишина в машине. Можно было бы поставить какую-нибудь музыку — у нее большой выбор, — но она заметила, как ехидно ухмыльнулся Куэйд, глядя на ее коллекцию бойз-бэндов.

А вдруг он думает, что она все еще переживает, отдав ему ключи? Шанталь никак не могла отбросить терзавшие ее сомнения и наконец решила поговорить.

Кроме того, оставался еще один вопрос…

Он все еще хочет, чтобы она оказалась без одежды?

О господи, пора прекратить думать об этом…

— Надеюсь, ты не хочешь спросить меня…

— Эта фраза только подтолкнет меня к тому, что я действительно хочу спросить, — перебил он, но она услышала в его голосе смешок.

«Хорошо, — подумала она, — весело — это хорошо».

Он махнул рукой, сильной, мужественной рукой с длинными изящными пальцами. Вспоминая его руку на своем плече, она почувствовала, как ее охватывает знакомый жар, острая волна желания, и ощутила на себе его взгляд. Он следил за тем, куда она смотрела.

Поймали. Лицо у нее вспыхнуло, она отвернулась, кашлянула и стала вспоминать, о чем хотела спросить.

— Я тут думала насчет твоего «эмджи». Ты собираешься на нем ездить?

— Может быть. — Он улыбнулся своей неуловимой сексуальной улыбкой, от которой на щеках у него появлялись ямочки.

— На самом деле это машина моего отца. Он долго возился с ней, потратил несколько лет, разыскивая разные части. Ты когда-нибудь слышала о четвертом правиле ремонта машины?

Шанталь покачала головой.

— Оно гласит: парень, у которого есть деталь, которая тебе нужна, продал ее вчера.

— Звучит очень похоже на Законы Мерфи.

Еще хуже. — Их глаза встретились и задержались на мгновенье, пока ему не пришлось опять посмотреть на дорогу. — У отца пропал весь энтузиазм после смерти мамы. А я решил заняться ею, пока жду, что там надумает Джулия насчет моего сада. Решил закончить работу над машиной отца. Своего рода дань…

Его голос сорвался, и Шанталь мысленно закончила за него: дань памяти. Да. Потрясенная этими словами, она помолчала.

— Поэтому ты и восстанавливаешь сад? Ради твоей матери?

Он перестал барабанить пальцами и взглянул на Шанталь, на лице было написано удивление, но глаза потеплели. Потеплело и на сердце у Шанталь.

— Просто я хочу, чтобы все было как раньше. Не знаю, но… что-то у меня не очень получается ничегонеделание.

— Или ты просто любишь своих родителей и скучаешь по ним.

Он пожал плечами и заерзал на сиденье. Смутился?

— Может, есть еще какие-нибудь причины? — спросила она.

— Это ведь земля. Она была заброшена, опустошена. Я подумал, надо что-то с ней сделать.

— Ты можешь заняться фермерством, развести курочек, которые будут яйца нести.

Куэйд засмеялся.

— Ты любишь виноград? — спросила она.

— Он у меня в списке на одном из первых мест. А почему ты спрашиваешь?

— Было бы здорово посадить его здесь. Климат и почва идеальны, и вокруг полно винных заводов.

— К северу отсюда?

— Да. Нужно знать, зачем работаешь.

— Похоже, ты знаешь.

— Да, знаю.

Она не знала многого другого, например, как снять одежду, чтобы ему понравилось…

— Я делала кое-какую работу для местного винного завода.

— И что, виноград — выгодное дело?

— Не сказала бы. Джеймс должен знать. — И пояснила в ответ на его удивленный взгляд: — Джеймс Хариер, консультант по виноградникам и фруктовым садам.

Она предложила познакомить их на свадьбе, и это перевело разговор в другое русло: на список гостей и где кому сидеть. Пока они болтали, машина въехала во двор Куэйда, и он заглушил мотор.

Шанталь понимала, что когда-нибудь этот момент наступит, она продолжала болтать, стараясь оттянуть мгновение, когда ей все равно придется столкнуться с вопросом: что же дальше?

Она наконец замолчала.

В воздухе повисло напряжение, вокруг — темнота, тишина. Шанталь закрыла глаза и вдохнула запах человека и машины, мужчины и «мерседеса». Прокричала ночная птица, и она услышала еле уловимый скрип кожи, когда Куэйд немного изменил позу на сиденье, не поворачивая головы. Не открывая глаз, даже не посмотрев на него украдкой, она точно знала, как он выглядит: руки на руле, черные брови нахмурены.

— Я уже очень давно не делал этого, — мягко проговорил он.

— Не сидел в машине и не болтал? — Она открыла глаза и повернулась к нему. Точно, как она и представляла! — Раньше, наверно, часто приходилось?

— Ну, болтовни-то уж точно было немного. — Он медленно повернул к ней голову, и этот жест взволновал ее. Она представила, как это в постели: черные волосы на белой подушке, соблазнительная улыбка… — А как насчет тебя?

Она сглотнула.

— Это не по мне.

— С тобой никогда такого не случалось?

— Нет.

Движением таким же соблазнительным, как и его улыбка, он расслабил плечи и откинулся на спинку сиденья. Когда кончики его пальцев погрузились в ее волосы, ей захотелось прижаться к его груди.

— Никогда не обнималась?

— Нет. — Она облизнула губы.

Мне никогда еще не было так хорошо, — прошептал он, наклоняясь к ней и медленно — слишком медленно — дотрагиваясь губами до ее лба, целуя так нежно, что она едва могла уловить этот поцелуй. Но когда он дотронулся своими божественными губами до ее виска, она почувствовала нежную волну желания.

— Уже началось? — спросила она.

Улыбаясь, он дотронулся большим пальцем до ее нижней губы.

— Почти.

Его палец продолжал ласкать ее губы, нижнюю, затем верхнюю, и ей страстно захотелось, чтобы он поцеловал ее, чтобы обнял. Разгоряченная, задержав дыхание, она ждала, пока он медленно проводил рукой по ее шее, по груди.

Со стоном нетерпения она рванулась к нему, притянув к себе, и их губы нашли друг друга. Вздох удовлетворения вырвался у нее из груди, когда сдержанный поцелуй перерос во всепоглощающую страсть…

Возбужденная, она прильнула к Куэйду, наслаждение растеклось по ее венам, и она почувствовала себя настоящей женщиной, чего с ней никогда раньше не случалось.

Когда она перевела дыхание, руки Куэйда спустились ей на плечи, а губы — на шею. Щекочущее тепло его губ, нежные прикосновения к мочке уха… она не могла сдержать глухой стон.

— Если это и называется обжиманием, — выдохнула она, — тогда сожалею, но у меня совсем нет в этом опыта.

Он засмеялся.

— Если ты всегда носила такие же плотно застегнутые рубашки, то я не удивлен.

— Не думаю, что дело в одежде. — Ее голос звучал хрипло и низко. Его руки переместились на ее рубашку, быстро и ловко расстегивая пуговицы.

— Нет?

Кончиками пальцев он дотронулся до ее обнаженного тела, и она судорожно вздохнула.

— Ты помнишь меня подростком. Я была для мужчин просто страшным сном.

Его руки замерли. Она молилась, чтобы он продолжил — ведь он закончил с пуговицами…

— Да, ты была как заноза в одном месте.

Шанталь с облегчением вздохнула, потом громко засмеялась.

— Я все перепробовала, чтобы ты обратил на меня внимание. Совершенно нелепая девственница, по уши влюбленная, это была я.

Наступившая тишина пронзила Шанталь. Чувство облегчения сменилось холодным ужасом. Глупый ход, Шанталь, очень глупый. Она боялась посмотреть на него, только тряхнула головой и сжалась в ожидании ответа.

Но ответа не последовало ни шутливого возражения, ни недоверчивого выражения лица. Шанталь охватила дрожь, она боялась сорваться. Она запахнула рубашку.

— Кажется, я сказала больше, чем следовало.

До нее долетел его вздох, и этот звук показался ей неестественно громким.

— Ты все еще?..

— Девственница? Физиологически — нет.

— Хочешь поговорить об этом?

Нет, она не хотела говорить об этом, но она сама загнала себя в ловушку.

— Да говорить-то особо не о чем. Один печальный самый обыкновенный опыт, давным-давно. Вот и все. Быстро и противно. Сильно удивлен?

Он глубоко вздохнул.

— Ты могла бы сказать… хотя само по себе это не так уж удивительно. Ты смущала меня с того самого момента, когда я приехал домой.

Его ответ успокоил Шанталь. Он звучал почти как… Она попыталась разглядеть Куэйда в темноте, но ничего не смогла прочесть на его лице.

— Это хорошо? — спросила она.

— Да нет. — Он коротко засмеялся. — Я приехал домой, чтобы наладить свою жизнь, и не хотел никаких неожиданностей, никаких сложностей.

— Тебе следовало подумать об этом до того, как ты начал расстегивать пуговицы. — Она вызывающе посмотрела ему в глаза.

— Секс не должен быть сложностью, — отозвался он, когда их глаза встретились, — особенно когда оба знают, как это делается.

Он знал, а… ее голова была полна сомнений, сердце — глупых надежд. Но у нее еще оставалась гордость. Сглотнув, она вздернула подбородок.

— Ты думаешь, я неопытна и не знаю, что это такое?

— Так расскажи мне, Шанталь. Посмотри мне в глаза и расскажи, как это — раздеваться. Ты же не собираешься вернуть подростковую влюбленность с цветами и прогулками под луной.

— Ты знаешь мое отношение к свадьбе, — упрямо сказала она. — Я думала, у тебя такое же.

— Я не об этом спросил. Почему ты до сих пор не замужем? Чего ты ждешь?

Она могла сказать ему правду. Потому что никто не заставил меня почувствовать, что я готова к этому. Никто не сделал того, что сделал ты. Или могла солгать.

Вздернув подбородок, она заставила себя посмотреть ему в глаза, в эти яркие, темные глаза.

— Твой эгоизм не лезет ни в какие рамки. Ты думаешь, я чего-то жду от тебя? Тем более, что мы можем никогда больше не увидеться.

— Это опять не ответ на мой вопрос.

Да пошел он…

— Ты хочешь услышать «да» или «нет»? Хорошо, да. Я действительно хочу раздеться с тобой. Ты это хотел услышать?

— Все, что я хочу услышать, Шанталь, так это правду.

— И как же ты узнаешь, что я говорю правду? Ты ведь даже не можешь решить, нравлюсь я тебе или нет.

О, конечно, ты мне нравишься. — Его голос звучал резко и низко, взгляд был суровым, опасным. Шанталь задрожала. — Сегодня днем у меня в гараже мне, черт возьми, очень понравилось, как ты на меня смотрела. Вечером за обедом, когда твое бедро касалось моего, ты нравилась мне еще больше. И сейчас, когда мы поцеловались, я готов был просто взорваться — так ты мне нравишься.

Ее нервы успокоились, она все поняла: она не нравится ему, он просто хочет ее, обнаженную, чтобы заняться с ней сексом. На одну ночь, может, даже не на целую ночь. Вот так-то. Понятно.

Может ли она пойти на это? Она закусила губу. При том, что по уши влюблена? Он лишил ее возможности дать ответ.

— Все в твоих руках, солнышко. Когда перестанешь кусать губы, ты знаешь, где меня найти.

Вернувшись домой, Куэйд ощутил укол совести и несколько дней непрестанно думал о случившемся.

Однако, как бы то ни было, но в воскресенье днем он надел костюм и отправился через увитую цветами арку в сад Джулии и Зейна.

Зейн попросил его прийти пораньше — возможно, ему придется заменить шафера, если Митч не появится. Митч появился. Выражение лица у него было отстраненным, глаза ничего не выражали, он выглядел так, будто только что плавал с акулами.

Куэйд хорошо его понимал.

Раздражен, опустошенный, растерянный. Все, что он чувствовал сейчас, было в десять раз хуже того, что он чувствовал на репетиции, прибавились осложнения с сестрой невесты. Девственница. И семь лет в него влюбленная. Он тяжело вздохнул. Открытие тревожило его, он хотел просто сбежать отсюда. Сейчас как раз самый подходящий момент, пока гости еще не заметили его.

И еще он боялся того, что она может ему сказать. Хотя что может быть более ошеломляющим, чем сказанное ею в среду?

Три минуты спустя Шанталь распахнула дверь черного хода и ответила на его вопрос. Боже милостивый. Он не мог проронить ни слова — мог только стоять и смотреть. И это платье подружки невесты? Разве можно отвлекать внимание гостей от невесты? Он не мог даже представить, что хоть кто-то — во всяком случае, хоть один мужчина — будет смотреть куда-то еще, кроме этих изгибов тела и губ.

Шанталь не сразу заметила Куэйда. Благодарю тебя, Господи! Ему нужно было время, чтобы прийти в себя.

Он точно понял, когда она увидела его. Менее чем в пяти ярдах от него она споткнулась, и ее улыбка увяла. Она моргнула и через секунду стояла прямо перед ним с поднятым подбородком и расправленными плечами и болтала о том, как она чувствует себя в этом узком платье, которое наверняка убьет ее.

Когда она дотронулась до выреза, он понял, что неприлично долго смотрит на него. Это нехорошо. Он поднял взгляд и увидел ее разгневанные глаза. Это был самый подходящий момент, чтобы превратить все в шутку.

— И это называется платье подружки невесты?

— Да, но оно не должно быть таким тесным, — мрачно ответила она, и он понял, что ее раздражение вызвано не им, а платьем.

Он ухмыльнулся.

— Как я понимаю, не ты его выбирала?

— Кри и Джулия убедили меня.

Он мысленно отметил, что за это надо угостить обеих десятком коктейлей.

Потом кто-то позвал ее из глубины дома, и она сморщила носик.

— Дела зовут.

— Шанталь.

Она остановилась и оглянулась на него через плечо.

— Лучше, чем сейчас, ты можешь выглядеть только обнаженной.

На ее лице появилось удивление.

— О!

Он почувствовал возбуждение. Сколько раз за последние две ночи он вспоминал эти нежные губы, представлял, как она покрывает влажными поцелуями его тело. Он провел рукой по щеке, наблюдая за поспешно удаляющейся фигурой, обтянутой узким кружевом.

Ему предстоял долгий мучительный вечер.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Шесть часов спустя его взгляд был все еще прикован к этому платью… или к женщине, что носила его, печально признал он, когда повел на танец другую подружку невесты. На Кри было такое же платье, но на ней оно было просто платьем, а не орудием пыток.

Когда Шанталь пронеслась мимо, весело смеясь, вместе со своим шестым партнером по танцам, Куэйд стиснул зубы. Он не имел ничего против того, чтобы она потанцевала со своим отцом или братом, но просто не мог вынести, когда к ее телу прикасалась рука постороннего мужчины.

— Ты всегда можешь вмешаться, — проницательно заметила Кри.

Да, он может проглотить свою гордость и выволочить ее отсюда, посадить в свою машину, а потом уложить в свою постель. Но он сказал ей, что она может прийти к нему тогда, когда сама захочет, если ей от него нужен лишь секс.

Она снова пронеслась мимо, соблазнительно покачивая бедрами в такт музыке, и он понял, что готов зарычать. Когда партнер по танцам спустил руку с ее плеча на талию, он все-таки не сдержался и тихо зарычал.

Кри подняла руки и отошла.

— Джеймс — хороший клиент, не бей его слишком сильно.

— Еще на дюйм ниже — и он потеряет руку.

Куэйд пробирался между танцующими парами, когда услышал ее хриплый смех и увидел ее пальцы, выстукивающие ритм на плече мужчины. Если этот хороший клиент Кри опустит руку ниже, ему несдобровать.

Нецивилизованное чувство собственника было ему чуждо, но факт оставался фактом: прежде чем дотронуться до плеча мужчины, Куэйду пришлось разжать кулаки.

— Извините, моя очередь.

На ее лице возникло удивление, когда он заключил ее в объятья, и ему это понравилось. Больше того, ему понравилось, как она вела себя в его объятьях.

Когда она подняла голову, чтобы что-то сказать, он притянул ее еще ближе. Раньше они постоянно спорили, сегодня же он меньше всего на свете хотел с ней спорить. В течение десяти минут он не видел вокруг себя ничего, кроме женщины в его объятиях, не чувствовал ничего, кроме уверенности, что это — его женщина. Хотя бы сегодня вечером.

Он дважды отказал мужчинам, приглашавшим его партнершу, и мог бы и дальше продолжать танцевать, если бы музыка не прекратилась. Ди-джей взял микрофон и сообщил гостям, что мистер и миссис О'Салливан собираются уезжать. Позволив Шанталь выскользнуть из его объятий, Куэйд крепко сжал ей руку. Она как будто была не против, но Джулия позвала ее взглядом.

Пока сестры болтали и вытирали друг другу слезы, он ощутил внутри что-то странное, какое-то предчувствие, которое только усилилось, когда Джулия встала в центр толпы и подняла над головой букет. Она сделала драматическую паузу, посмотрела на присутствующих и бросила букет через голову. И тут он увидел, как цветы описали полукруг и стали опускаться в руки стоявшей рядом с ним женщины.

Он поспешно отошел. Услышав пронзительный крик радости, он обернулся и увидел высокую рыжеволосую даму, победоносно размахивающую букетом у себя над головой. И вдруг с удивлением понял, что Шанталь все еще стоит рядом с ним. Несмотря на ее сопернический характер, несмотря на букет, летевший прямо ей в руки, она тоже отступила назад. Он с облегчением вздохнул.

— Хочешь потанцевать? — спросил он. Она посмотрела, ему прямо в глаза.

— Я лучше пойду домой. Пульс Куэйда участился.

— Ты уверена?

— Я знаю, что делаю, Куэйд. И знаю, чего хочу. А ты?

Он кивнул и взял ее за руку: он хотел ее. Потом он отпустил ее, и она неохотно убрала руку.

— Что? — нетерпеливо спросил он.

— Той ночью я отпугнула тебя рассказом про девственность. Я не хочу, чтобы это повторилось, не хочу слышать новых криков, что я не то, чего ты ожидал.

— Не сомневайся, крики будут. — Его взгляд задержался на ее губах, и его тело загорелось. — Но кричать будешь ты.

Казалось, вместо крови по ее венам текло шампанское. Конечно, он заставит ее закричать, он сможет заставить ее сделать все, что только захочет.

И не успела она опомниться, как сердце снова упало куда-то глубоко, как было уже не раз в последнее время, и оно падало все глубже и глубже, хотя она хорошо помнила утешительные слова Джулии:

— Это чисто по-мужски, сестренка. Никакой близости, никаких обещаний, никаких обязательств. Они просто не знают, чего хотят, ну, кроме секса. Им нужно это показать. Они нуждаются в любви.

— А если я нужна ему только для секса?

— Ты хочешь узнать это? Или собираешься ждать, пока он уйдет?

Джулия была права. Однажды он снова уедет из Меринди. Он может называть себя бывшим адвокатом, но не станет сидеть сложа руки. Этот мужчина стоил того, чтобы раскрыть ему себя, потому что где-то в глубине души она чувствовала, что он — ее Единственный. Ради слабой надежды на его любовь стоило испытать сердечные терзания.

Они ехали бесконечно медленно. Неожиданно на Шанталь нахлынуло видение — горячее, чувственное видение. Облизывая губы, она попробовала коснуться его руки.

— Не очень удачная идея, милая. Особенно если ты хочешь сделать это дома.

От этих слов кровь у нее запульсировала. А что, если она решит проверить его, остановит ли он автомобиль на обочине, прижмет ли ее к сиденью, овладеет ли ею со всей той страстью, которую она читала в его глазах?

О, мой бог!

Ее переполняло желание, горячее, настойчивое, но она тут же подумала, что он вполне способен оставить ее у порога, когда его потребности будут удовлетворены. Нет, не таким она представляла себе окончание этого вечера.

Откинувшись на сиденье, Шанталь дала себе слово сдерживаться, по крайней мере до тех пор, пока они не доберутся до постели.

Его спальня. Она была польщена его выбором, польщена и так взволнована, что ее даже слегка подташнивало. Она извинилась и поспешно скрылась в ванной комнате.

Ближе к концу поездки Куэйд взял ее за руку, и медленное поглаживание его пальцев по запястью обострило ее чувства. Когда он вырулил к своему гаражу, то ощутил ее ответную реакцию, поднял ее руку и поцеловал в ладонь. Поцелуй, который одновременно успокаивал и возбуждал. Затем он повел ее в дом, в спальню. Закрыв глаза, она сосредоточилась на тех пустяках, которые казались теперь такими важными: например, шаги и дыхание. Услышав мягкую поступь своих босых ног по полу, она громко засмеялась.

— Что смешного? — спросил Куэйд.

— Должно быть, мои туфли у тебя в машине. Я даже не помню, как сняла их.

— Это только начало, — коротко сказал он, подталкивая ее к спальне, — на тебе есть еще кое-что, что должен снять я.

Если он начнет снимать с нее все остальное прямо тут же, она будет счастлива. Но вот у него на щеках заходили желваки, он выглядел так напряженно, так сурово, что она смутилась. И удалилась в ванную комнату.

Она брызнула себе в лицо водой, и это отрезвило и успокоило ее, но и размазало макияж, который щедрой рукой наложила на нее Кри. Пока Шанталь приводила себя в порядок, прошло еще несколько минут, и она, слава богу, немного отвлеклась.

— Не будь трусишкой, — сказала она своему бледному отражению в зеркале, — ты уже зашла слишком далеко, теперь выкручивайся.

Она все еще чувствовала нервную дрожь, но высоко подняла голову и направилась в комнату. На пороге Шанталь внезапно остановилась.

Обнаженный по пояс Куэйд сидел на краю разобранной кровати и снимал ботинки. Мягкий, теплый свет лился из прикроватной лампы, превращая атласные простыни в сверкающий полуночный бассейн. Когда он наклонился, чтобы снять второй ботинок, свет упал на гладкие, плавные линии его спины и сильные мускулы.

Желание прикоснуться к нему было таким сильным, ожидание таким томящим, что она не смогла сдержать стон. Он поднял взгляд, увидел ее, но остался спокойным.

— Тебе помочь снять платье? — спросил он тихим, уверенным голосом.

— Да.

— Хорошо. — Он сжал зубы. — Иди сюда.

Сердце у нее билось так громко, что она слышала каждый удар. Она направилась к нему. Шанталь видела его раздувающиеся ноздри и немигающий взгляд, устремленный на нее. Он хотел ее, и только это имело значение.

Он взял ее за руку, и не успела она подумать, как он обхватил ее другой рукой за бедра и прижался лицом к ее животу. Это было так неожиданно, так невероятно сексуально, что Шанталь подумала, что сейчас взорвется от наполняющего ее наслаждения.

— Волнуешься? — спросил он.

— Больше нет.

Сквозь легкое платье она чувствовала прикосновение его губ.

— Мне нравится это платье. — Его пальцы скользили по ее бедрам, вниз, вверх, останавливаясь время от времени. — Но его пора снимать. — Одним уверенным движением он скинул его. — Так намного лучше, — прошептал он, и, когда его губы коснулись ее обнаженной кожи, колени Шанталь едва не подогнулись…

Неожиданно он откинулся назад, увлекая ее за собой. Это движение должно было быть мягким, но он не готов был ее поймать, и она с шумом упала на кровать.

— Извини. — Она убрала локоть с его живота.

— Я не жалуюсь. Это еще одна неожиданность.

Шанталь почувствовала, что ее охватывает жар.

— Мне надо было надеть ремешок к этому платью.

— Да я просто сходил с ума, представляя, что у тебя под ним.

Медленные круговые движения его рук сводили ее с ума.

— Теперь ты знаешь, — прошептала она.

— Теперь знаю.

Шанталь думала, что сейчас он продолжит дразнить ее, что сосредоточится теперь на ее бюстгальтере без бретелек, который едва прикрывал грудь, но эти дразнящие руки замерли, стоило Куэйду только посмотреть ей в глаза. Она почувствовала, что все серьезней, чем кажется. Когда он притянул ее ближе, Шанталь захотела прижаться к нему, но его руки все еще были на ее бедрах, не давая зайти слишком далеко.

— Медленно, — прошептал он, целуя ее, — у нас впереди вся ночь.

Его неспешное дыхание мешалось с ее, Шанталь почувствовала вкус шампанского и шоколадного десерта, вкус наслаждения и страсти. Она посмотрела ему прямо в глаза, и поцелуй, казалось, окрасился в цвет его глаз — зеленый и янтарный — и стал таким же глубоким, как ее нежность.

Дрожащими ладонями она провела по его спине, исследуя каждый сантиметр, каждый мускул, каждый позвонок, удивляясь нежности и мягкости его кожи. Он повторял каждое ее движение — прикосновение пальцев, ласки, то щедрые, то скупые. Страх охватил ее, когда он расстегнул ей лифчик и она почувствовала его дыхание на своей обнаженной груди; но он сказал всего лишь одно слово — и она успокоилась.

Они не спеша постигали тела друг друга, шепча ободряющие слова восхищения и наслаждения. Он изучал ее потайные места — уголки глаз, запястья, изгиб позвоночника, — и ее тело пустилось по волнам чувственного наслаждения. Как он узнал ее самые чувствительные места? Откуда знал, как надо ее ласкать? Как он узнал, что ее грудь жаждет прикосновений?

Он знал это, знал с самого первого прикосновения. Когда он накрыл обеими руками ее грудь, когда она почувствовала его грубые ладони и услышала стон желания, ее ногти впились ему в спину. Он поцеловал ее грудь, и она застонала, прося еще.

Еще, ей хотелось еще.

Боже, как она его хотела!

О, эти руки! Они знали, как дразнить, как соблазнять, как заставить ее стонать от желания. Она тоже хотела ласкать его, почувствовать его тело, всего его. Обнаженного.

Он готов был показать Шанталь все, на что способен, и не успела она подумать, что она здесь делает и что будет делать потом, как он уже снова был рядом, целуя, касаясь, лаская.

— Пожалуйста! — закричала она, схватив его за руку, ища его взгляд, и, поймав, заставила свой голос подчиниться: — Я хочу тебя. Сейчас.

В его глазах она прочитала желание, когда он накрыл ее своим телом и медленно поцеловал. Он улыбнулся:

— Я думал, ты никогда не попросишь.

На лбу у него блестели капельки пота. Он на мгновенье замер, ожидая, что ее тело ответит ему.

Она обхватила его лицо руками, провела пальцем по губам и прошептала:

— Ну давай же.

И тут все кончилось. Она поняла, что уже никогда не будет такой, как прежде, что никогда и не захочет быть такой, как прежде.

— Получилось не так, как хотелось бы.

Его хриплый голос, горящие глаза, его пульсация внутри нее — все наполнило Шанталь первобытной силой, она почувствовала себя женщиной.

— Я хотел медленно и долго, — прошептал он ей в ухо, снова начиная двигаться.

Теперь он делал это по-другому — не спеша, уверенно. Это было великолепно. Сногсшибательно. Она едва могла дышать. Одна волна удовольствия сменялась другой, и она кричала, громко, долго, и это был крик наслаждения, эхом отозвавшийся в комнате и в ее душе.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Она смотрела на него. Куэйд понял это, как только проснулся.

— Ты давно не спишь? — спросил он, его глаза щурились от яркого утреннего солнца.

— Да нет. — Простыни мягко зашуршали, когда она изменила положение. — Ты всегда спишь так громко?

— Нет.

Никогда. По крайней мере в последние несколько месяцев. Сегодня он спал как убитый, со странной женщиной у себя в кровати и в ее объятьях. Странной потому, что ее присутствие казалось ему очень знакомым.

Он полежал еще немного, ожидая вопросов типа «что я здесь делаю?», которые выведут его из этого расслабленного состояния, и когда они не последовали, перекатился на свою половину кровати, открыл глаза и увидел Шанталь рядом. Она смотрела прямо на него. От этого взгляда он окончательно проснулся. «Это похоже на утреннюю чашку кофе», — подумал он, очарованный глубоким взглядом ее глаз цвета кофе без молока… или их выражением. Серьезные — да, а еще сосредоточенные, как будто единственное, на что стоит смотреть, — это он. В груди у него все сжалось — не от страха, это было приятное чувство. Он поднял руку и коснулся ее щеки — кожа была такой белой и нежной, что казалась почти прозрачной в ярком свете.

— Доброе утро. — Голос у нее звучал хрипло. Не из-за долгих ли ночных часов наслаждения?

Эта мысль заставила его улыбнуться.

— Да, действительно доброе. Особенно потому, что ты все еще здесь.

— Я думала о том, чтобы уйти, но… — Она запнулась. — Мне показалось, что это будет несколько проблематично.

Потому что она едва могла пошевелиться. Проклятье.

На смену угрызениям совести пришло желание, но Куэйд попытался заглушить его мыслями о ее неопытности. Почти девственница.

— Ты, должно быть, чувствуешь себя немного…

— Уставшей? Напуганной? Или довольной?

— Я думаю, уставшей.

— Ну, в самом что ни на есть положительном смысле. Мышцы ноют.

Должно быть, на его лице отразилось раскаяние, потому что она неожиданно улыбнулась и нежно коснулась рукой его бровей.

— Эй! Не волнуйся, я выносливая девочка.

— Ты просто прелесть. Он поцеловал ее еще до того, как она успела что-то возразить.

— Ты так думаешь?

Он снова поцеловал ее.

— Теперь ты пытаешься сбить меня с толку, — прошептала она.

Куэйд запустил пальцы в ее растрепавшиеся волосы и подумал, что хорошо бы начать все снова — мягко, нежно, ласково. Заниматься любовью не спеша, долго, не замечая, как проходят часы, и под конец почувствовать себя уставшим, но счастливым.

Он убрал руку и провел ею по лицу. Уставший — не совсем подходящее слово, то, что он сейчас чувствовал, было даже больше, чем усталость. Ему надо было отвлечься.

— Хочешь позавтракать?

— Что ты имеешь в виду? — лениво спросила она.

— Как обычно: кофе, тосты.

И ты. На тосте.

— Французский тост. С кленовым сиропом.

— Нет, если ты не знаешь кого-то, кто может доставить нам его сюда.

Смеясь, она тряхнула головой, и маленький розовый цветок упал ему на подушку. Он наклонился и извлек из ее волос еще один.