«Голубка, лучше смолкни, ей-же-ей! —

Рекла невесте няня Кораллина. —

Близ нас укрылся в облаке Хиндей,

Лукавая и злая образина!

Ох, кажется, ясна ему картина!

Сотри-ка слезы, прекрати-ка стон —

Старик Хиндей хитрее лисовина!

Он царский верноподданный шпион!

Родная, твой обман уж заподозрил он! —

Хиндей услышит храп усталой мыши,

Коль скоро в половицах есть нора!

Хиндей считает черепицы крыши —

И знает, сколь под крышей серебра

И золота – и думает: пора

Изъять их! О, Хиндей…» Но дева няне

Велела: «Стихни! Ты глупа, стара!

Да мне ли опасаться этой дряни?

Я в ненавистный брак влекома на аркане!

О, мой любимый смертный, где ты?» – «Цыц!» —

Шепнула няня, да царевна-кроха

Такой метнула огнь из-под ресниц,

Что нянюшка решила: дело плохо!

И стихла, удержать не в силах вздоха,

Поскольку от воспитанницы злой

Ждала в отместку вящего подвоха:

Кроханна ущипнет – хоть волком вой!

А может уколоть аршинною иглой…

Приструнив няню, дивная Кроханна

Со скукой и тоской наедине

Стенала и скулила непрестанно,

Кляня судьбу злосчастную, зане

«Прощай навек» родной рекла стране.

Корысти государственной в угоду

Горянке славной дни влачить на дне

Долин? Достаться подлому народу?

В низину снизойти? К столь низменному сброду?

Рыдала фея в носовой платок —

Тож лепесток фламандской розы. Кроме

Изложенного, был еще чуток

Иной резон скорбеть об отчем доме —

Хиндей сие поведал в пухлом томе

«Записок» знаменитых (Жукк и Сын,

Что любят мертвых уличать в сороме,

Издали труд подобный не один —

Извольте заглянуть в их книжный магазин).

Честит Хиндей, не сдерживая злости,

За мерзкое распутство всех подряд,

И всем подряд перемывает кости,

Усердно регистрируя разврат,

В котором грешен всяк и виноват;

Глаголет он, историю копая

(И тут Хиндею Геродот не брат),

Как фею-шленду, эльфа-шалопая

Толкала к людям страсть – постыдная, слепая.

Откроем указатель. Буква К…

О что за имена! Какие лица!

И мы Кроханну там наверняка

Отыщем без труда. Ага… Страница…

Листаем… Напечатано: срамница!

Такое автор о царевне плел,

Что впору плюнуть или прослезиться!

«Влеченье к людям – худшее меж зол!» —

Сказал Хиндей – и в том уперся, как осел.

Кроханну прошлым он корит романом:

Мужчина был ей дорог, люб и мил

Задолго, мол, до брака с Эльфинаном!

Но и во браке, мол, не поостыл

Сжигавший дрянь сию преступный пыл:

Сбегала, дескать, с мужниного ложа

В Бреданию – любезный гамадрил

Там обитал, злопакостная рожа!

Царица, мол, жила, грехи вседневно множа.

Но полноте! Оставим болтовню —

Пускай болтают сойка да сорока.

Царевну я пока что не виню —

Зачем ее порочить раньше срока?

Подобный брак – несносная морока!

Сам Эльфинан – поведать вам дерзну —

В супружестве таком не чаял прока:

Он, женской плоти нежной белизну

Любивший – получал бесплотную жену!

Едва послы его – точнее, сваты —

Вспорхнули над макушками дерев,

Забился Эльфинан к себе в палаты,

Как зябнущий баран в уютный хлев,

И в жалобах излил никчемный гнев.

И тщетно звал, простертый на диване,

Милейшую меж прочих смертных дев…