В конце концов все они заснули, а проснувшись утром в пятницу, первым делом стали решать, как поступить с гостьей из Орегона. Анна-Софи, как всегда раздражительная после бессонной ночи, настаивала на том, что Делия должна немедленно отправиться к Кларе Крей. Не без своих тайных соображений – он был очарован самим Креем и его красавицей женой – Тим счел предложение Анны-Софи разумным. К его удивлению, Делия решительно воспротивилась.
      – Я не вправе навязываться ей. Напрасно я вообще ей позвонила. Мне вдруг вспомнилось, что, хотя я попросила помощи у Клары, я ни разу не бывала у ее матери, а ведь миссис Холли живет по соседству с моей матерью. Я знала, что миссис Холли уже стара и не выходит из дома, потому что раньше она все время сидела в библиотеке, когда бы я там ни появилась. А потом она перестала приходить. Я спросила о ней у библиотекаря, и он объяснил, что теперь за книгами для миссис Холли приезжает Кристал Уилсон.
      Делия упрекала себя за то, что ни разу не навестила миссис Холли, хотя и понимала, что человек, прикованный к дому, нуждается в общении. Порой она бывала такой черствой!
      – Но Габриель оставил мне телефонный номер Клары, и в панике я позвонила ей.
      – Он знал телефон Клары?
      – Не знаю откуда. Если вдуматься, это довольно странно, – согласилась Делия. – Габриель оставил мне номер, и теперь я понимаю, что он не собирался возвращаться.
      Мило нахмурившись, Анна-Софи протянула Делии телефон. Слегка удивленная, Клара все же пригласила Делию к себе, а Тим вызвался отвезти ее сегодня же утром. Пока Тим договаривался с Кларой о времени приезда, у него сложилось впечатление, что она будет рада видеть его – в ее голосе проскальзывали почти интимные нотки. Анна-Софи сразу заметила, что Тиму не терпится еще раз посетить роскошный замок.
      – Я поеду с вами, – решила она. Чтобы Делия понимала их, Анна-Софи и Тим говорили между собой по-английски. – Я умираю от желания увидеть замок, а может, и самого Сержа Крея!
      Они доели тосты с маслом – американскую привычку так завтракать Анна-Софи переняла у Тима – и быстро собрались в дорогу, направившись к дому Крея по тихой лесной дороге, ведущей через Сен-Клу, к любимому теннисному клубу Тима. Несмотря на волнение, Делия с удовольствием разглядывала деревья, на которых кое-где еще трепетали золотистые листья, пушистый ковер опавшей листвы, живописные и чистенькие пригороды Парижа. Ее угрюмость сменилась улыбкой, исчезло легкое недоверие, к которому уже привыкли ее спутники.
      Большой дом Креев возвышался возле деревни Этан-ла-Рейн, в конце аллеи, засаженной ровными рядами деревьев. Как и прежде, Клара сама открыла дверь и тепло приветствовала гостей, хотя Анну-Софи встретила не слишком радушно. Анна-Софи заметила, что Клара украдкой посматривает на Делию, – неужели прежде она не замечала ее хромоты? От кофе гости отказались, поэтому Клара сразу предложила проводить Делию в ее комнату. Особняк ошеломил Делию размерами и атмосферой старины, и неудивительно – ведь во Франции ей больше ничего не удалось увидеть.
      – Хотите осмотреть весь дом? – предложила Клара.
      Анна-Софи охотно согласилась. Тим хотел было сопровождать дам, но в это время появился Крей в шлепанцах и свитере.
      – Нам надо поговорить, – заявил Крей Тиму, даже не поздоровавшись. – Пойдемте наверх.
      Поднимаясь по лестнице, оба мужчины услышали, как Анна-Софи громко восхищается историей замка – явно в расчете на Делию.
      – Подумать только! Сама Дюбарри! А где была ее спальня? Бедняжка! Знаете, что с ней случилось? Ей отрубили голову, хотя она была не надменной выскочкой и предательницей, а просто красивой женщиной. И даже когда она сблизилась с королем, она помнила свое происхождение!
      Клара негромко рассказывала о том, как они с Сержем приводили замок в порядок, реставрировали лестничные перила, отскребали краску и штукатурку, чтобы вернуть комнатам прежний вид, оборудовали ванную, заменяли лепнину и резные панели.
      – А это комната моего сына, – услышал Тим, поднимаясь по ступеням вслед за Креем. – Он учится в Англии.
      Тим впервые подумал о Кларе как о матери. Представить в этой роли Анну-Софи ему было нелегко, хотя ему и предстояло стать виновником подобных перемен в ее жизни. Время от времени мысли о таких последствиях брака посещали его, вызывая легкое недовольство.
      – Сама Дюбарри! – послышался оживленный возглас Анны-Софи. – Представляю, как она спускалась по этой лестнице!
      А потом со двора донеслись другие голоса и хлопанье дверец автомобилей. Из окна кабинета Крея Тим увидел компанию мужчин, приехавших на двух машинах.
 
      Клара вместе с Делией и Анной-Софи поднялась на третий этаж, в уютную комнатку с обоями в цветочек и зеркальными шкафами. Увидев ее, Делия просияла, надеясь, что вскоре в ее жизни наступят перемены к лучшему. Она принялась немедленно распаковывать свои немногочисленные вещи и хотя продолжала сетовать и твердить, что надо что-то делать, уже понимала, что делать ей больше нечего.
      Ее спутницам сразу стало ясно, что здесь, в роскошном особняке, Делия почувствует себя уютнее и спокойнее, чем в дешевом второсортном отеле. Но Делия еще не успела увидеть Эйфелеву башню, Елисейские поля и Лувр, особенно Лувр. Она причитала, что, вполне возможно, она покинет Францию, так и не осмотрев ни одной из достопримечательностей Парижа и не попробовав ни единого французского блюда – не считая сандвича с сыром и яйцом из ресторана возле отеля.
      Анна-Софи положила сумочку с вещами Делии на туалетный столик.
      – Как мило! Восемнадцатый век, – заметила Анна-Софи, окинув взглядом эксперта туалетный столик.
      – Серж – завсегдатай блошиных рынков, – объяснила Клара Холли. – Там его никто не узнает. Все вещи он покупает именно на толкучке, все люстры в бальных залах и ресторанах в фильме «Королева Каролина» – оттуда. А вы его смотрели?
      – Да, tr?s bien, superbe, – подтвердила Анна-Софи.
      – Нет, не смотрела, – солгала Делия. Она сама не знала, почему не сказала правду – может, из нежелания восхищаться фильмом или признавать более чем тесную связь Клары с изысканным миром кино и денег на случай, если Клара считает, что именно поэтому Делия позвонила ей в первый раз.
      – После завершения съемок мы перевезли весь этот великолепный реквизит сюда, в наш дом, – продолжала Клара. – Наверное, и прежде эти вещи украшали какой-нибудь старинный особняк, потом были проданы и в конце концов вернулись туда, где им место. Но за реставрацию в строгом смысле слова мы даже не брались. Ни к чему становиться рабом прошлого… – Она произносила эти слова равнодушно, точно давным-давно отрепетированную речь, услышанную от кого-то другого, скорее всего от мужа.
      Услышав шум подъехавших машин, Клара выглянула в окно.
      – Охотники! – воскликнула она.
      Анна-Софи поначалу не поняла, почему в голосе Клары прозвучало разочарование. Она была знакома с членами местного охотничьего клуба, в том числе с президентом, месье Крепеном. Предоставив Делии возможность устраиваться на новом месте, Анна-Софи спустилась вслед за Кларой вниз, вышла во двор и оживленно поприветствовала вновь прибывших. Она и не знала, что Антуан де Персан увлекается охотой, – семью Персан она знала по Парижу. Сам Антуан прибыл вместе с товарищами в зеленых фетровых шляпах. По-видимому, месье Персан только что вернулся из города, поскольку был в деловом костюме и плаще от Барберри с непременным шарфом.
      Услышав голоса во дворе, Крей нахмурился и встал, жестом предложив Тиму следовать за ним. Когда они спустились, Анна-Софи уже весело болтала с мужчинами в желтых куртках с зелеными воротниками, нетерпеливо посматривающими в сторону леса. Помимо прочих достоинств, Тима восхищали общительность Анны-Софи, ее талант запоминать имена и фамилии без каких-либо корыстных целей, абсолютная непринужденность и умение тактично представляться тем, кто ее не помнил.
      – Это делегация из мэрии, – мрачно объяснила Клара мужу. Тим еще не знал историю их конфликта с мэром. – Завтра начинается сезон охоты на мелкую дичь, вот они и решили поговорить с тобой.
      Крей раздраженно фыркнул.
      – А я думал, ты уже все уладила. – Он обошел жену и, хрустя гравием, направился к группе охотников, поглядывающих на его лес. Тим сразу заметил среди них человека, с которым Клара так дружески беседовала в баре теннисного клуба, – рослого, лысоватого, одетого в отличие от остальных в деловой костюм. Похоже, Клара тоже сразу ощутила его присутствие: ее прекрасное лицо залил румянец смущения, резко контрастирующий с маской отчужденности, которую привык видеть на нем Тим. Но возможно, она покраснела потому, что муж был слишком резок с ней в присутствии посторонних.
      – Оказывается, и вы охотник, месье! – кокетливо улыбнулась Анна-Софи, обращаясь к тому же самому мужчине – очевидно, ее знакомому.
      – Но отнюдь не закоренелый убийца животных, – отозвался мужчина, по-отечески целуя Анну-Софи и поглядывая в сторону Клары. – Я ничуть не огорчусь, если нам так и не удастся выследить оленя. Мне просто нравится гулять по лесу. Как поживает ваша матушка?
      – Я готов разрешить вам разъезжать верхом по моему участку – при условии, что вы не будете убивать животных, – наконец согласился Крей.
      – Антуан де Персан, – представился собеседник Анны-Софи, протягивая Крею руку. – Я ваш ближайший сосед. Вы не знакомы с мэром? Тогда позвольте представить вам месье Бриака.
      Бриак и Крей обменялись рукопожатием, держась холодно, как давние враги.
      – Мне давно хотелось увидеть ваш дом. Говорят, одно время он принадлежал мадам Дюбарри. Вы знали об этом? – продолжал Персан.
      – Благодарю за то, что вы согласились принять нас, месье, – произнес мэр Бриак. – Вы позволите осмотреть аллеи и тропинки?
      – А можно, мы пойдем с вами? – попросила Анна-Софи. – Мне не терпится увидеть ваш прекрасный лес.
      Тим и Анна-Софи шли за охотниками, с любопытством наблюдая за происходящим.
      – Vous savez, месье, старший егерь и остальные считают, что изгороди на вашем участке противозаконным образом перегораживают общественные аллеи, тем самым попирая права охотников и прохожих, – объяснял мэр. Достав ксерокопию постановления, он с суровым видом подал ее Крею.
      Крей просмотрел постановление, небрежным жестом вернул его и направился в сторону упомянутых изгородей.
      – Осмотреть изгороди вы можете хоть сейчас, – заявил Крей. – В них нет ничего противозаконного. По их поводу я проконсультировался со своими адвокатами. – По-английски он говорил как чистокровный американец, а по-французски – с сильным польским акцентом.
      Тим следовал за Креем и остальными мужчинами, слегка опередив отставших женщин. Он заметил, как Персан украдкой оглянулся на Клару, точно желая убедиться, что она идет за ними. Чутье репортера безошибочно подсказывало Тиму смысл подобных взглядов. Но между этими двумя людьми еще ничего не было. Ничего, кроме легких завихрений над самой землей, которые рано или поздно сольются в ураган, сметающий все на своем пути, затягивающий спички и семена одуванчика. Строить догадки о том, кто окажется добычей этого урагана, было очень забавно. Но в таких вещах ни в чем нельзя быть уверенным заранее, а когда все станет известно, писать о них будет уже слишком поздно.
 
      Делия спустилась вниз вслед за остальными; на сердце у нее стало легче, она вздохнула свободнее, очутившись в доме своей землячки, взрослой женщины родом из Орегона. Теперь ее мысли вновь обратились к бедному Габриелю, и она испытала жгучие угрызения совести оттого, что на время позабыла о нем. Где он сейчас – где-нибудь в камере или в полиции, избитый резиновыми дубинками, завербованный в Иностранный легион? Делия решила хоть чем-нибудь отблагодарить Клару Холли за гостеприимство, а еще привлечь внимание всех к участи Габриеля – она уже поняла, что сама бессильна ему помочь. Этому Тиму, рассуждала она, проще всего разыскать Габриеля, ведь он репортер, у него наверняка есть связи. Второй путь – обратиться в консульство, где говорят по-английски, где, возможно, знают об аресте американского гражданина, и потом, если Габриелю разрешат куда-нибудь позвонить, он скорее всего выберет консульство. Но есть ли у него американское гражданство? Есть, конечно, ведь у него американский паспорт.
      Погруженная в такие мысли, она вышла во двор, где Клара, Анна-Софи и Тим стояли на зябком утреннем ветру, беседуя с группой незнакомых мужчин – с виду не полицейских и не агентов ФБР. Делия подошла поближе, но так и не поняла, в чем дело, – все говорили по-французски, даже Клара. Неожиданно все зашагали по тропе, ведущей к чахлой рощице за домом. Группу возглавлял полноватый, грозно хмурящийся мужчина, выражение лица которого ясно свидетельствовало о том, что все происходящее – не прогулка ради удовольствия, а какой-то конфликт. Как быть – идти за ними или остаться? Делия решила, что долг гостьи – следовать за хозяевами.
      Роща оказалась самым приятным местом из всех, какие Делия видела за границей: она словно вернулась в Орегон, который благожелательный творец одарил такой же живописной природой, что и Францию. Делия почувствовала, как тревога покидает ее, как рассасывается ком в груди. Понимая, что за остальными ей не угнаться, она хромала неторопливо, наслаждаясь шорохом и запахом прелых листьев. При солнечном свете листья осин горели золотом, но серым утром роща выглядела сумрачно, голые кусты уныло темнели там и сям.
      А когда все остановились перед первой из ярко-желтых цепей, протянутых Креем поперек тропы, французское небо с присущей ему способностью отражать человеческие эмоции вдруг стало враждебным, налетел ледяной осенний ветер и погнал по нему тучи. Листья затрепетали и начали осыпаться под тяжестью крупных дождевых капель. С изощренной жестокостью злодея дождь лил прямо за воротники собравшихся и стекал по их спинам. Кто разгневал небеса – охотники или те, кто пытался вытеснить их с законного места в природной пирамиде?
      Дождь мгновенно сблизил недавних врагов. Французы, у которых, разумеется, имелись с собой зонты, любезно предложили их непредусмотрительным англофонам, и вся компания почти бегом заспешила обратно к дому. Тим держал зонт Анны-Софи над головами невесты и Клары Холли. Он заметил, как все тот же француз, знакомый Анны-Софи, шагнул со своим зонтом к Кларе, но она уже прильнула к Анне-Софи, смеясь с детской радостью, которая вдруг накатывает на людей, попавших под дождь. Делия вернулась к дому в одиночестве, но ее, как истинную уроженку Орегона, ливень ничуть не испугал.

      Через пятнадцать минут всем стало ясно, что стихия разыгралась не на шутку. Деревья качались и гнулись, дождевые струи хлестали землю. Несмотря на зонтики, все промокли, куртки прилипли к спинам.
      – Зайдите в дом, – без особого радушия предложил охотникам Крей, кивнув на дверь. Охотники столпились в холле, топая ногами и встряхиваясь, как промокшие гончие. Клара понимала, что Серж вовсе не рад присутствию этих людей в доме, однако доволен тем, что они вынуждены искать под его крышей тепла и укрытия.
      Но месье де Персан не вошел в дом вместе со всеми. Сбивчиво извинившись перед мэром, он склонился над рукой Клары Холли.
      – Madame… malheureusement, je suis press?… – Он кивнул остальным и юркнул в свою машину.
 
      Антуан де Персан охотился всю свою жизнь, проводил таким образом время в обществе отца и братьев, отдавал дань местной традиции по выходным, радовался возможности побывать на свежем воздухе, редкой для человека, занятого сидячей работой, – банкира и главы семейства. В сущности, ему не слишком нравилось убивать животных, он не любил дичь, за исключением тушеного кролика, но это уже дело вкуса. Ему было просто приятно бродить по лесам и полям с ружьем. В строгом смысле слова он был не охотником, а стрелком, но социальное положение и непоколебимые, даже консервативные, нравственные устои и авторитет обеспечили ему место в охотничьем комитете (наряду с местами в комитетах различных филантропических и общественных организаций). А когда начиналась стрельба, порой ему не удавалось сделать ни единого выстрела. Это производило парадоксальный эффект: окружающие относились к нему с почтением, считали важной персоной, занятой настолько, что ему не до развлечений. Однажды товарищи по охоте преподнесли ему заднюю часть туши оленя, которую ему пришлось везти к мяснику в багажнике своей машины.
      Он был женат на немке, уроженке Страсбурга, Труди, и имел двоих детей. Недавняя трагедия, гибель младшего брата, убитого мужем его любовницы, глубоко потрясла их мать и позволила самому Антуану формально встать во главе семейного клана, заниматься вложениями капитала и прочим вместо старшего брата Фредерика, который вел разгульную жизнь в Ницце. Сорокасемилетний Антуан занимал видный пост в банке «Маллер и Сье», выполняя также обязанности ведущего консультанта.
      Войти вместе с товарищами в дом известного режиссера он отказался не случайно. Семейная трагедия, в основании которой лежал адюльтер, стала для него уроком: Антуан понимал, что больше никогда не сможет позволить себе заговорить с Кларой. Он возлагал большие надежды на свое самообладание.
 
      Глядя, как уезжает Персан, Тим решил, что, пожалуй, роман Персана с Кларой Холли существует только в его воображении. С другой стороны, Персан был явно чем-то смущен и чувствовал себя неловко. Почему-то Тим вновь вспомнил о встрече в теннисном клубе, а потом у него промелькнула мысль, что если у Клары может быть роман с другим мужчиной, то она не откажется встречаться и с ним, с Тимом. Он не сразу заметил, что Анна-Софи шарит в кармане его плаща в поисках носового платка.
 
      – Мне известен этот дом, месье, – сказал мэр Крею. – Прежде он принадлежал муниципалитету. Первый раз его продали в семидесятые годы. Такое решение принял не я, а мой предшественник.
      – Я купил его по объявлению, – сухо объяснил Крей. – Прежнего владельца я в глаза не видел.
      Мэр фыркнул, вероятно вспоминая предыдущего владельца замка – того самого, который лишил это здание всех следов былого величия.
      Клара ушла и вскоре вернулась со стопкой полотенец. Охотники отказались от них, Тим и Делия тоже, а Анна-Софи и Крей с удовольствием вытерли мокрые лица.
      – Херес! – воскликнула Клара. – Вы непременно должны выпить хереса с сандвичами и немного обсохнуть. Опасно попасть под дождь в такой холод. – Она и сама не понимала, зачем говорит все это, что заставило ее оказать радушный прием этим неприветливым людям. Но у них с Сержем редко бывали гости, это обстоятельство имело непосредственное отношение к общительности и напомнило Кларе первую ошибку, которую она допустила во французском обществе, никого не приглашая в гости. Барбекю во дворе, которое они с мужем устроили в День независимости четвертого июля сразу после переезда в замок, пригласив всю деревню, только вызвало раздражение местных жителей, которые надеялись увидеть интерьер дома. Сообразив, в чем дело, Клара растерялась: она считала, что во Франции многие торжества проводят под открытым небом или под навесами, которые она с таким трудом воздвигла во дворе.
      Вот и теперь она удивилась, когда мэр согласился выпить хереса и не отказался от сандвича. Она провела гостей по коридору в большую комнату с окнами, обращенными на юг, и прилегающую к кухне. Анна-Софи следовала за ней, словоохотливо пересказывая то, что она слышала от Тима:
      – Существование «большой комнаты» мешает французам понять, что в американских домах есть еще и гостиная, заставляет их поверить, что американские кухни совмещены с гостиными, поэтому они начинают портить интерьер собственных домов так называемыми cuisine am?ricaine. – При этом в ее голосе сквозила преданность французским идеалам.
      В большой комнате гостям представился случай обсушиться у большого каменного камина, который лишь с недавних пор украшал это помещение. Сеньора Альварес готовила сандвичи, Делия помогала ей, а промокшие охотники застыли посреди комнаты. Некоторых Тиму удалось втянуть в разговор об октябрьских дождях. Ему объяснили, что сезон охоты на мелкую дичь, к примеру голубей и куропаток, часто выдается дождливым.
      Крей исчез. Тим видел, как нахмурился режиссер, каким сердитым взглядом он одарил Клару, когда она предложила гостям херес. Но несмотря на это, приступ гостеприимства у Клары не прошел. Ей нравилось ощущение, охватывающее людей в ее уютном доме, где привезенная из Англии мощная печка распространяла приятное тепло, где в кладовой стопками лежали сложенные салфетки, олицетворение порядка, и высились маленькие десертные тарелки, которые так удобно держать на коленях.
      Разыскав самые разные ингредиенты, пригодные для сандвичей, Делия срезала с хлеба корку и намазывала ломтики арахисовым маслом. Клара тоже увлеклась приготовлением закусок на скорую руку, намазывала маслом хлеб, резала огурцы, думая о том, как она похожа на свою мать, и вспоминая, как миссис Холли нравилось готовить еду для многолюдных сборищ – родителей членов футбольной команды, подруг по бридж-клубу, знакомых, которые собирались у нее после библиотечных распродаж или подсчета голосов в ночь после выборов.
      Размазывая масло по хлебу, Клара вдруг заметила, что она думает об Антуане де Персане. Да, он не зашел к ней вместе с остальными, но почему она решила, что тому были особые причины? Какая разница? Глупо надеяться, что он приехал сюда ради нее, что ему хотелось повидаться с ней. И потом, она никогда бы не ввязывалась ни во что такое. Но какое? Клара смутилась, заметив, какой нелепый, непозволительный оборот приняли ее мысли.
      Клара принесла херес, сеньора Альварес – бокалы, десертные тарелки и салфеточки с вышитыми петухами. Последние Делия осмотрела с профессиональным интересом и решила, что это салфетки американского производства примерно 30-х годов.
      – Я привезла их из Лейк-Осуиго, – объяснила Клара.
      Наконец, согревшись и обсохнув, мэр пожал руку Кларе, потом Тиму, Анне-Софи и даже Делии, и тот же ритуал повторили все его спутники: рукопожатия и прощания заняли несколько минут. Гости расселись по машинам. Перед уходом французы слегка оживились и завели милую беседу о погоде, деревенской библиотеке, ветхом мосте у перекрестка и планах его починки. Об охоте никто не упомянул. Клара отметила их тактичность.
      С помощью Анны-Софи и Делии она принялась наводить порядок, собирать бокалы и тарелки, смятые салфетки и пепельницы. Почему-то женщинам нравится убирать в доме после визита гостей, думал Тим. Особенно удовлетворенной выглядела Клара. На одном блюде осталось полдесятка нетронутых сандвичей – в основном с арахисовым маслом.
      – Я заметила, что никто не спросил, можно ли здесь курить, – сказала Делия, хмуро посматривая на пепельницы.
      Женщины не сразу обратили внимание на то, что Серж Крей опять спустился вниз и теперь окидывает взглядом режиссера грязные тарелки, бокалы и скомканные салфетки. Как и Тим, он сразу заметил несъеденные сандвичи с арахисовым маслом. На одной из тарелок остался надкушенный сандвич.
      Усмехнувшись, Крей саркастически произнес, обращаясь к жене:
      – Только тебе могло прийти в голову угощать арахисовым маслом французов.
      Клара улыбнулась и отвернулась, будто не придав словам мужа особого значения, но тон Сержа неприятно поразил Тима, дал понять, какие отношения существуют между Кларой Холли и ее супругом, позволил увидеть, каков их брак. Раньше Тим не думал о повседневной стороне брака, о неизбежных ссорах, общих радостях и разочарованиях. И о резкостях в адрес жены, которые могут вырваться у мужа в присутствии посторонних. До сих пор он ни разу не сказал Анне-Софи грубого слова, у него даже не возникало подобного желания. Но некоторые ее привычки раздражали Тима. К примеру, то, что она курит. Иногда она не признавала простые, но такие понятные англосаксонские культурные ценности. Только теперь Тим осознал, что эти недостатки могут стать миной замедленного действия.
      Жестокость и резкость Крея пробудили в Тиме рыцарские чувства по отношению к Кларе. Ему хотелось заверить несчастную красавицу, что далеко не все мужчины стали бы упрекать и осуждать ее и что сандвичи с арахисовым маслом прекрасно вписываются в общие представления о гостеприимстве. Его охватило желание обнять ее и утешить.
      Анну-Софи тоже встревожила и разочаровала пренебрежительная фраза Крея. «Только ты способна на une telle b?tise ». Всего тремя словами этот человек унизил Клару, притом совершенно несправедливо, ведь эти сандвичи приготовила Делия. И хотя масло выглядело неаппетитно и напоминало испражнения, угощение было вполне съедобным и предлагалось от чистого сердца. А мадам Крей будто ничего и не заметила, словно давно привыкла к грубой критике мужа и подвергалась ей так часто, что уже перестала чувствовать боль и обиду.