Глава 29

Три ночи спустя Челси в костюме для верховой езды, с сапогами в руках на цыпочках выскользнула из своей комнаты. Неслышно пройдя через холл и стараясь держаться в тени, она спустилась по черной лестнице. Этим вечером Синджин впервые спустился вниз, чтобы поужинать, и они с Сенекой засиделись допоздна за портвейном. Сквозь открытое окно ее спальни, что была прямо над столовой, доносились звуки разговора. Она не слышала, о чем говорили мужчины, но смех раздавался все чаще и чаще. «Наверняка сегодня он будет крепко спать», — подумала Челси.

Молодой месяц почти не давал света. «Это очень кстати», — подумала Челси. Она надела сапоги и очень осторожно, избегая освещенных мест, добралась до выгона. Здесь она вытащила из-под куста акации уздечку, спрятанную заранее. Без труда преодолела изгородь и подошла к забору, отделяющему четырех кобыл от жеребцов. Теплой весенней ночью лошади предпочитали своим стойбищам луг с нежно-зеленой травой.

Когда Челси подошла ближе, Сафи перестала щипать траву, подняла голову и, как бы здороваясь, издала едва слышное ржание. Челси особенно часто каталась на ней, и молодая кобыла знала ее запах.

Безупречно выученная лошадь даже не шелохнулась, пока Челси вставляла удила и накидывала уздечку. Она вскочила в седло, устроилась поудобней и, будто пытаясь успокоить лошадь, шептала ей:

— Доберусь до Ньюмаркета и отправлю тебя обратно. Это недолго. — Челси тронула поводья и повернула Сафи в сторону забора.

— Ну, моя хорошая, не подведи. Но-о, — скомандовала Челси и пришпорила кобылу.

Почти сразу лошадь перешла в легкий галоп. Завидев забор, она стала набирать скорость. К забору она уже неслась во весь опор и перелетела через него так, как будто у нее выросли крылья.

«Свободна! Свободна! Свободна!» — пронеслось в голове у Челси, как только копыта лошади опять коснулись земли.

— Спасибо тебе, быстроногое создание, — прошептала Челси, припав к спине лошади, — спасибо тебе, спасибо…

Звук ее голоса уже растворился в темноте, когда ночной воздух пронзил резкий свист. Через мгновение ее кобыла уже остановилась. И не успела Челси опомниться, как Сафи уже неслась обратно, взрывая мягкий дерн пастбища. И как ни натягивала Челси поводья, лошадь, закусив удила, мчалась обратно. Без колебаний перескочив через забор, уже через несколько секунд Сафи, радостно пофыркивая, слизывала с ладони Синджина кусок сахара.

— Хасан проводит тебя обратно в дом, — небрежно сказал Синджин, нежно похлопывая лошадь по шее и не обращая на Челси внимания. Рядом с ним стоял грум-араб, готовый помочь ей спуститься на землю.

— А если я не пойду? — Челси была вне себя.

Он просто играл, позволяя ей думать, что она на свободе, прекрасно зная, что в любой момент может вернуть ее обратно.

— У тебя нет выбора, — сказал он, едва взглянув на нее. — Ведь так?

— Я тебе покажу «нет выбора», — воскликнула Челси и взмахнула кнутом.

Синджин отступил на шаг и, правой рукой схватив кнут, без труда выкрутил его из ее руки.

— Снять ее, — резко приказал он Хасану.

— Тебе больше не с кем драться, — усмехнулась Челси, потирая руку, в то время как Хасан с секунду стоял в нерешительности.

— — Я, должно быть, сделал тебе больно, — произнес он, совершенно безучастно и отчужденно протягивая остаток сахара груму. — Отныне ты будешь сидеть взаперти в своей комнате. — И, пристально взглянув на нее, мягко добавил:

— Как непослушный ребенок.

Фраза эта вышла, по его мнению, не совсем удачной, потому как в это время он думал о том, как, однако, она не похожа на ребенка.., какая она женственная. А ощутив ее восхитительный запах, он даже отступил назад, как будто ища поддержки.

Челси же слезла с лошади, исходя из своих собственных соображений. Во-первых, она не хотела быть униженной в глазах Синджина, во-вторых, ей не хотелось смущать ее новых друзей-арабов. Они бы, конечно, сняли ее с лошади, так как их кодекс чести устанавливал определенные привилегии для женщины, но это поставило бы и их и ее в неловкое положение.

Они проводили Челси в комнату торжественно, как на параде.

«Она взаперти, — дошло до Челси, когда за ней захлопнулась тяжелая дверь. — Это что? Ирония судьбы, — размышляла Челси через некоторое время, изредка поглядывая на двух стражников, поставленных под окном, — или дважды жертва мужского превосходства?» Сначала отец, а теперь и муж выбрал ее заключение как форму утверждения своих прав на ее жизнь.

Естественно, что ее отец не был заинтересован ни в ее свободе, ни в свободе Синджина, но это не было оправданием того, что она была, по сути, их собственностью. К черту! Как она устала расплачиваться за свою независимость.

Можно ли ожидать от мужчины хоть каплю понимания? Ведь они вместе могли бы решить все проблемы, связанные с этой женитьбой. К тому же они уже договорились обо всем в общих чертах. Ни он, ни она не хотели этого брака. Ни тот ни другой не хотели жить под одной крышей. О главном они договорились, а уж остальное можно решить по ходу!

У нее ушло не больше минуты, чтобы обдумать, как наверняка привлечь внимание мужа. Только уж не слишком ли это по-детски? Но она тут же отогнала эту мысль и улыбнулась так же загадочно и самодовольно, как еще недавно улыбался ее муж.

Сенека и Синджин едва расположились в библиотеке за рюмочкой коньяку, как ночную тишину нарушил оглушительный грохот. Окно было открыто, и казалось, что грохот идет со всех второй, хотя вскоре источник шума был установлен.

— Женщины, — недовольно проворчал Синджин.

— Ты с ней уже переговорил? — поинтересовался Сенека.

— О чем? О ее родственниках, которые чуть не лишили меня жизни? Зачем? У нее слишком тонкая шея — могу сломать ненароком.

— Сколько ты собираешься ее здесь держать?

— Пока ее родственники не успокоятся.

— Это может и не случиться.

Синджин пожал плечами и допил содержимое своего бокала.

— Как только я буду в состоянии, я прикончу всех этих сволочей.

— — Данкэн был когда-то твоим другом.

— Был. Но узы дружбы рвутся, если их слишком сильно растянуть.

В комнате Челси продолжалось разрушение: слышался звон разбиваемой посуды и треск ломаемого дерева. Все эти звуки эхом отдавались по всему дому.

Мажордом не замедлил придти, чтобы узнать мнение Синджина по этому поводу.

— Завтра все уберите. Она к тому времени остудит свой пыл. Пусть все ложатся спать. Уже ничего не сделаешь.

Хотя сам Синджин пошел наверх после того, как один из арабов, стоявших под окном Челси, подошел к хозяину, беспокоясь, как бы госпожа не причинила себе вреда. Синджин прислушался, а потом сказал:

— Смотри, чтобы она не сбежала.

Но когда минут десять спустя на террасу с грохотом свалился туалетный столик, едва не задев одного из стражников, Синджин, вздохнув, сказал Сенеке:

— Такое впечатление, что она не собирается ждать до утра. — Наполнив свой бокал, он одним глотком выпил коньяк, неестественно тяжело вздохнул и встал. — Если я не вернусь, — произнес он, мрачно улыбаясь, — посылай подкрепление.

Глава 30

Синджин вошел в комнату и, захлопнув за собой дверь, с минуту стоял, наблюдая за Челси так, как будто одного его присутствия было достаточно, чтобы она подчинилась. Перламутровые пуговицы его полосатого жилета мерцали при свете свечи; замшевые бриджи казались бархатными; рубашка была белее снега; ноги в ботинках для верховой езды твердо стояли на ковре, будто у него было право так вот вызывающе смотреть на нее.

В отместку за это каменное спокойствие она запустила в него последней статуэткой. Она ударилась о стену всего в сантиметре от цели и, разлетевшись сотнями, осколков, упала на ковер.

Он даже не сдвинулся с места, хотя на скуле у него выступила капелька крови. Не сводя с нее глаз, он вытащил осколок и бросил его в кучу остальных.

— О Боже! Я очень сожалею, — произнесла Челси.

По правде говоря, она не была ни капли раздражена или разгневана, просто в подобной ситуации ей больше ничего не оставалось.

— Да уж, не помешало бы, — мягко ответил Синджин, оценивая степень разгрома. В комнате ничто не осталось нетронутым. Что не удалось сломать, было испорчено. Она даже умудрилась свернуть несколько стержней из передней спинки кровати.

— Я уже не знала, как еще привлечь твое внимание, — сказала Челси. И пока он думал, что существует несколько менее разрушительных способов, например послать записку, она добавила:

— Даже сейчас ты не особенно торопился. Наверное, ты привык уже к женским истерикам.

Он не был настолько глуп, чтобы поверить в это, хотя, откровенно говоря, одной записки было бы недостаточно. При любых обстоятельствах он с большой неохотой согласился бы поговорить с нею потому, что он совершенно не был уверен, что сможет удержать себя в руках. Соблазн отомстить ей за те изменения, которые она принесла в его жизнь, был непомерно велик. Гораздо спокойнее было вообще не встречаться с нею. Даже сейчас ему стоило немалых усилий не ударить ее.

— Ну что ж, привлекла. — Он окинул взглядом комнату, усеянную осколками стекла и обломками мебели. Затем добавил, улыбнувшись:

— Это вычтется из твоих карманных денег.

— А у меня уже есть карманные деньги?

Она сказала это так трогательно, что он поразился мысли о том, что они официально все-таки муж и жена, и любое напоминание об этом действовало ему на нервы.

— Прямо как твой папаша, — отрывисто сказал Синджин.

Слово «женитьба» и все, что с ним связано, уже буквально сидело у него в печенках, напоминая о недавней пытке; какая уж тут любовь.

— Мы можем поговорить как разумные люди о нашем.., гм.., положении?

— Нашей женитьбе, ты хочешь сказать, — он все же выдавил из себя это ненавистное слово. Челси и бровью не повела.

— Да.

Он прикинул расстояние между ними, размер комнаты — слабая защита для худенькой женщины, все еще одетой в костюм для верховой езды.

«Но даже в гневе я никогда не подниму руку на женщину», — соображал он. Даже при том, что мысль ударить ее за грехи отца казалась ему привлекательной, он не мог заставить себя сделать это.

— О чем ты хочешь поговорить? — тихо спросил он, ища глазами, куда бы сесть. Но все вокруг была или разломано или усыпано осколками, так что он остался стоять.

— Главное, сколько ты намереваешься меня здесь держать.

— Не знаю.., может, пока здоровье не позволит мне расквитаться с твоим отцом и братьями.

— Со всеми?

— Это будет зависеть от твоего отца.

— Что ты хочешь от него? И могу ли я помочь?

— Мне нужна лишь свобода, тебе с ней, кажется, тоже не особенно везет.

Он был, к сожалению, прав.

— А до тех пор я — заложница?

— Что-то вроде этого. — И тут ему пришла мысль:

«А если ребенок будет совершенно не похожим на меня, можно будет отказаться от него». Пусть для этого даже придется скупить весь Ватикан. Денег у него хватит.

— Подождем, пока родится ребенок — добавил Синджин.

Челси вдруг почувствовала необыкновенную слабость. Беременность давала о себе знать, к тому же от мысли, что придется провести в заключении столько времени, у нее перехватило дыхание.

— Тебе плохо? — Она была бледной, как бумага.

— Немного кружится голова, — прошептала она и присела на подоконник, не доверяя своим ногам.

Свежий ночной воздух немного взбодрил ее.

Когда головокружение прошло, она улыбнулась:

— Мне не стоило устраивать такой разгром. Я думала, что смогу убедить тебя и ты меня отпустишь.

— К сожалению, не могу. Пока ты здесь, твой отец не посмеет появиться. Осталось не так долго ждать.

— Больше шести месяцев, — она взглянула на него; равнодушно-отчужденно он стоял, прислонившись к двери.

— Ты не веришь, что это твой ребенок?

На секунду он задумался, как бы это помягче сказать:

— В моем положении, — наконец произнес он, — я бы хотел быть совершенно уверен. Этот ребенок мог бы стать наследником моего титула.

— Мог бы?

— Если он мой.

— А если нет?

— Мягкость мягкостью, но в то же время надо оставаться честным: я разведусь с тобой…

Она тоже была не против как-то решить все эти проблемы, но это было сказано так холодно, что она невольно обиделась. К тому же он был человеком дела.

В те времена мужчины не несли почти никакой ответственности за свой любовные похождения. Были, однако, исключения, но увлечение редко оканчивалось свадьбой. И только женщины, с которыми было о чем поговорить, могли требовать чего-либо от своих любовников. Обычно это была либо счастливая судьба, либо необыкновенная красота.

С другой стороны, любовник тоже должен быть открытым для такого рода разговора. А это значит, что он либо нуждается в деньгах, либо ниже ее по положению. Ни то ни другое Синджина не касалось.

Синджин знал, что, если только не случится чего-то из ряда вон выходящего, как в случае с графом Дамфрисским, он в полной безопасности.

— Ты не сможешь развестись со мною, — возразила она из упрямства, задетая за живое его непомерным высокомерием. Он знал, что она имела в виду, и не знал, говорила ли она правду или притворялась. На сей раз она была уверена.

— Это мы еще посмотрим.

— Опять вернулись к самому началу. Буду ли я свободной после рождения ребенка?

— Конечно.

— Даже если он унаследует твой титул?

Он не упомянул о том, что у него уже есть, сын.

Но она должна была знать об этом. Он никогда этого не скрывал.

— Конечно.

— А ребенок?

Они опять пришли к этому вопросу. К вопросу, о котором он не хотел ни думать, ни отвечать на него сейчас. Слишком много других проблем надо решить в первую очередь.

— Я не знаю, — честно, ответил он, смутившись, когда увидел, что она расплакалась.

— Прости меня, — через мгновение, глотая слезы, произнесла она. — Я так часто.., стала.., плакать… — Хотя Челси и предвидела такой ответ, она необычайно расстроилась. Ее нервы были расшатаны до того, что, казалось, любое событие выводило ее из равновесия.

— Слава Богу, ты больше ничем не кидаешься, — заметил Синджин.

— Кажется.., это уже.., прошло, — произнесла Челси, икая и вытирая слезы.

И она вдруг показалась ему такой маленькой и несчастной. Лицо еще не высохло от слез. Сидит на подоконнике и болтает ногами туда-сюда, прямо как ребенок. Он невольно смягчился.

— Ты часто плачешь?

— Боюсь, что постоянно.

Он улыбнулся этому извиняющемуся тону.

— Я бы не хотела так часто плакать. Я не, ищу сочувствия.

— А я не тот человек, у кого его можно найти, — ответил он, но взгляд его утратил прежнюю холодность, и он вдруг ни с того ни с сего сказал:

— Ты не можешь здесь спать.

Тут он на время задумался, как бы ища, что добавить к этой спонтанной реплике. И в этот момент в голове у него возникла мысль, так же неожиданно, как из-за кулис на сцене появляется актер.

Она могла бы лечь с ним.

"Почему бы и нет, — думал он, — она же его жена.

Почему бы и нет, — продолжал он размышлять, — еще раз она не забеременеет".

«Почему бы и нет, раз больше никого нет».

«Почему бы и нет, в самом деле»., — Тебе ведь нужна чистая комната, — как бы объясняя свою предыдущую реплику, сказал он.

— Я уберу все с кровати. В последнее время я могу уснуть, кажется, на чем угодно.

Он забыл о том, каким бесстрастным и.., жестоким он был все это время. Оттолкнувшись от двери, он двинулся к ней. Вечер начал принимать неожиданный оборот.