ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ворд отсутствовал гораздо дольше, чем планировал: случайно встретил в гараже давнюю приятельницу матери. Пожилая вдова взволнованно расспрашивала механика о состоянии своей маленькой машины.

Ворд подошел, осведомился, не нужна ли помощь. Выяснилось вот что: механик пытается объяснить ей, что машина непригодна для вождения, а она в свою очередь настойчиво внушает ему, что не может существовать без машины и у нее нет средств поменять ее.

После чаепития в небольшом кафе поблизости Ворд отвез ее домой. Вернулся в гараж, еще раз поговорил с механиком, дал ему нужные указания и ушел. Механик только удивленно покачал головой и сказал ученику:

– Странный парень: хочет, чтобы мы поменяли эту «мини» на ту, что выставлена для продажи; заплатил наличными. И еще хочет, чтобы мы перекрасили ее в цвет старой. Предупредил его насчет цены, а он, – механик поднял указательный палец, – «цена меня не волнует»…

Ворд приготовил извинения и объяснения для Анны. Но, к великому его удивлению, она не ожидала его, как он думал, на кухне, видимо раздраженная его опозданием. Однако кот ее на месте. Ворд машинально погладил Виттейкера, пробежавшего мимо него в холл.

Дверь в кабинет открыта, сообщение, которое он читал накануне вечером, лежит на столе. Ворд вошел и взял его; прошлой ночью заставил себя перечитать, чтобы напомнить себе, какова Анна на самом деле, но это не сработало. Спать он пошел, безумно желая ее, тоскуя по ней, чуть не наяву ощущая мягкое, нежное тепло ее тела. Прошло так мало времени – меньше двух недель, – как он встретил ее. Что же с ним случилось, почему его так тянет к ней? Он вскакивал с кровати, почти доходил до ее комнаты – и возвращался. За этот крошечный промежуток времени изменилась вся его жизнь, приходится это признать.

Схватил сообщение, разорвал его на две части и потом каждую половинку – еще на две, пытаясь погасить растущее чувство раздражения. Дом безмолвен и как будто пуст – то, к чему он стремился. Но нет, когда-то стремился! Громко позвал Анну и вдруг, охваченный неизъяснимым беспокойством, побежал наверх, открыл дверь ее спальни: пусто, стоят упакованные чемоданы…

Ему потребовалось меньше десяти минут, чтобы обыскать весь дом сверху донизу – ни намека на ее присутствие. Где же она?..

На кухне блаженствовал Виттейкер – занял корзинку Мисси. А собачка куда подевалась? Ворд выглянул в окно: не повела же ее Анна на прогулку в такую погоду?..

Захватив тонкий дождевик, он выбежал во двор, громко зовя то Анну, то Мисси. Она должна бы знать, как опасно гулять в густом тумане. Даже тот, кто знает все холмы вокруг как свои пять пальцев, сто раз подумал бы… Проще простого потеряться….

Сначала он нашел Мисси – она почти вылетела к нему из тумана, взволнованно лая. Совсем промокла, пушистая белая шерсть вся в грязи…

Ворд стремительно схватил собачку.

– Где она. Мисси? Где Анна? Где?.. – И опустил на землю.

Мисси задрала кверху мордочку и завиляла хвостиком.

– Где она, Мисси?! – умолял Ворд. – Ищи Анну, ищи!

Собачка неуверенно побежала вперед, потом опять вернулась. У Ворда замерло сердце – Анна может быть где угодно… Он сложил руки рупором и принялся выкрикивать ее имя: – Анна! Анна!

Через некоторое время услышал какой-то ненастоящий, почти нечеловеческий звук смеха – такой слабый, что в первое мгновение подумал – ему показалось. Нет, действительно… И, прислушиваясь, двинулся в направлении странного звука.

– Анна! Анна!

Молчание… Ворд остановился. У его ног Мисси насторожилась – и вдруг яростно залаяла. Он с надеждой оглянулся: нет, собака лает на овец.

– Нельзя! – приказал он.

Мисси не обращала на него никакого внимания.

– Мисси! – позвал он.

Собачка отбежала и нырнула в плотный туман… Снова лай – без сомнения, намерена цапнуть овцу. Ворд, с трудом различая собачий силуэт впереди, поспешил за Мисси – и внезапно остановился: вот почему она лает…

У подножия холма сидит Анна и смотрит на него спокойно, безучастно…

– Анна!

– Привет, Ворд! – Голос ее прозвучал неестественно ровно.

– Анна!

Горе пронзило ее насквозь, как только он подошел к ней.

– Что ты делаешь? Что случилось? С тобой все в порядке?

Она слышала, как он ищет ее, рано или поздно он все равно обнаружил бы ее… Голова болела так сильно, что женщина с трудом терпела и была совершенно не в состоянии подумать, что сказать ему.

Гораздо проще не говорить ничего, просто позволить ему поднять ее и поставить на ноги; кажется, он требует объяснений… Желает знать, почему она пошла на прогулку в такую опасную погоду.

– Я не знала, – невыразительно ответила она. – Я шла за Мисси….

Веки слишком тяжелые, хочется закрыть глаза. Она вдруг начала дрожать с головы до ног «Вся заледенела, а лицо пылает как в лихорадке», – думал Ворд, осторожно ведя ее по тропинке.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – в волнении спросил он опять, когда они вошли на кухню. – Ты что-то выглядишь неважно… Наверно, надо вызвать врача….

– Нет, – вдруг резко ответила Анна, – мне хорошо!.. Кроме того, мы же уезжаем, правда?

– Уезжаем? – Ворд удивленно посмотрел на нее. – Пока ты не примешь горячую ванну и не поешь, никуда мы не поедем!

– Но я уже собрала вещи…

– Я распакую все нужное. Ты же насквозь промокла, Анна, ты не можешь ехать в таком виде!

Ворд очень переживал: она замерзшая, отстраненная, а не теплая и любящая. Не следовало оставлять ее одну так надолго – все что угодно могло произойти с ней на пустошах. И он был бы виноват во всем.

Анна стала дрожать сильнее. Ворд поднял ее на руки.

– Что ты делаешь? Отпусти меня! – слабо отбивалась Анна, но Ворд ее не слушал.

В смежной с его спальней ванной комнате есть громадная ванна – установить ее убедила мать. «Хорошо помогает при ревматизме», – говорила она тогда. «Но у меня нет ревматизма», – сказал ей Ворд. «Пока, – согласилась она. – Но ты ведь не становишься моложе, Ворд». Намек, что он до сих пор не женился, не порадовал ее внуками. Ворд все-таки установил эту ванну; пользовался ею не часто, предпочитал душ, но сейчас был благодарен матери за настойчивость. Толкнув дверь ванной комнаты, он бережно поставил Анну на ноги.

– Ворд… – начала было протестовать она, наблюдая, как он включает воду и наполняет ванну горячей водой, но вдруг умолкла. Ворд засучил рукава рубашки, и Анна на расстоянии видела, как мягкие волоски, покрывающие его руки, заблестели от капелек. В этих сильных мужских руках она чувствовала себя такой защищенной… Она вздохнула и закрыла глаза, открыв их вновь, только когда Ворд начал осторожно снимать с нее мокрую насквозь одежду.

– Анна, ради всего святого! – взмолился он, ибо она тут же попыталась оттолкнуть его.

– Я могу раздеться сама! – резко заявила она. – Когда ты выйдешь…

Он не стал спорить; странно она себя ведет, но чем дольше стоит здесь в мокрой одежде, тем выше риск заболеть. Нехотя он пошел к двери.

Анна подождала, пока он ее закроет, проверила: замка нет… Губы ее вытянулись, глаза потемнели; нет, она не боится, что он вернется и попробует применить силу. В конце концов, за эти дни у него было достаточно возможностей иметь с ней столько секса, сколько он мог пожелать, но он ее просто игнорировал; она горько, обиженно улыбнулась. Есть ли предал ее унижению? Сначала он увлек ее, а потом предал.

Морщась от боли, она стала раздеваться – горячая вода как ни странно пронзила ее холодом… Ванна огромная – хватило бы места для двоих, пришло ей в голову, даже если один – такой большой, как Ворд.

Опять она о нем! Анна закрыла глаза, слезы побежали из-под ресниц. Сердито повернулась, закрыла кран; почему она плачет, она же ненавидит его, ненавидит…

– Анна?..

Ворд постоял немного у закрытой двери ванной комнаты, ожидая ответа, – молчание… Волнуясь, он приоткрыл дверь и остановился. Анна свернулась калачиком на полу, мгновенно охваченная сном, завернутая в полотенце. Распущенные волосы, на лице никакого макияжа… она выглядит юной, манящей и такой желанной… У него пересохло во рту; он наклонился и поднял ее. Она приоткрыла глаза и прошептала:

– Во-орд…

– Шшш… все хорошо… Пойдем спать, – нежно прошептал он и осторожно вынес ее из ванной комнаты в свою спальню. Положил на кровать, аккуратно и бережно подоткнув одеяло со всех сторон. Ворд все понял: он любит ее и не позволит ей уйти. Не имеет значения, что она сделала, это неважно. Его стремление убежать от своих чувств к ней прошло, и эта убежденность, эта уверенность, как ни странно, сняла большой груз с его плеч.

Все, о чем он думал, что планировал, тщательно выстраивал, теперь не имеет значения. Им владеет только острая радость – наконец он свободно может признать, что любит ее.

Убедившись, что с ней все в порядке, он спустился вниз: надо покормить Мисси и Виттейкера и сделать кое-какую работу, пока Анна не проснется.

Остаток дня Анна провела в полусонном состоянии, то погружаясь в легкий сон, то опять просыпаясь. Несколько раз Ворд поднимался проверить, как она. Не будил, а только дотрагивался до ее лба и проверял пульс.

Ворд приготовил и наскоро съел простой ужин. Туман начал потихоньку рассеиваться. Дом его тих, но уже не пуст, больше он не будет пустым, никогда не будет… Напевая себе под нос, Ворд опять поднялся наверх. Анна проснулась, как только кровать заскрипела под тяжестью его тела.

– Ворд…

Он дотронулся до нее, потом обнял и крепко прижал к своему телу – большому, теплому и обнаженному. «Не трогай меня, не лги, не обманывай», – хотела она сказать. Но Ворд уже целовал ее – мягко и с такой непередаваемой нежностью, что глаза ее опять наполнились слезами.

– Не плачь, не плачь! – шептал он. – Ты в безопасности, ты со мной, Анна… Все хорошо….

Ничего хорошего нет, она знала, но тело предает ее, а поцелуи Ворда становятся все более страстными и настойчивыми… Она может отказать ему и, наверно, достигнет в этом успеха, но она не в состоянии отказать самой себе, она хочет его… и так любит его; сердце ноет от боли, от борьбы с собой…

– Тебя лихорадит? – испуганно спросил Ворд. – Тебе холодно? Как ты себя чувствуешь, Анна?

Да не лихорадит ее, она просто дрожит, и причина ее дрожи вовсе не холод – она давно согрелась, – а интимное, нежданное… Это дрожь от прикосновений его рук, его сильного тела – он изо всех сил пытается отдать ей свое тепло. Ничего не поделаешь, мужчины ведут себя совсем иначе, чем женщины. Ведь он не любит ее, она даже ему не нравится… Он-то не терял память, и тем не менее он здесь, сжимает ее в объятиях, обращается с ней так, как будто…

Гордость удерживает ее от признания – память вернулась к ней, она все знает. Гордость и понимание: если она признается, это будет сопровождаться слезами, обидой, болью – он поступил с ней жестоко, бессердечно. Не сравнить ее предполагаемое преступление с тем, что сделал Ворд – взял на себя смелость, не разобравшись, судить ее.

– Анна, Анна! – горячо шептал он.

Возможно, если она сейчас закроет глаза и будет лежать спокойно, он отодвинется и наконец оставит ее одну. Бесполезно говорить ему и себе, что не хочет его, – он не поверит, как и она не верит своему внутреннему голосу. А если он о чем-то спросит, что ответить?..

Под опущенными ресницами глаза ее наполнялись горькими слезами обиды. Зачем лгать себе – она хочет его, жаждет его нежности, его прикосновений, его любви. Но как может она чувствовать это, когда все, во что он позволил ей поверить, оказалось химерой?

И что ей делать с собой, если ее эмоциональный и физический ответ ему столь всепоглощающ, что логика не имеет никакого значения? Все ее существо безудержно реагирует на его ласки и помимо воли отвечает ему – нет сил остановить это. Она теряет самообладание от его нежных поцелуев, от ощущения его рук на груди.

В конце концов, почему не добавить еще одно воспоминание к другим, которые уже есть? Не наказать себя за глупость, за уязвимость, опускаясь опять в пучину бесконечного, безумного наслаждения?.. С тихим, отчаянным вздохом она повернулась к Ворду и сразу почувствовала теплоту его тела, окутывавшую ее нежной радостью до кончиков пальцев. Протянула руку, погладила волосы на его груди – и сердце заколотилось, будто пытаясь выпрыгнуть…

– О, я так скучал без тебя! – прерывающимся голосом говорил Ворд. – Эти несколько ночей без тебя… о, они были невыносимы!

Напомнить ему, что это его решение – спать им отдельно?.. Она содрогнулась от горячего касания его руки, а потом от нежного, сладкого поцелуя в сосок, пока полностью не растворилась в пьянящем ощущении, наполняясь изнутри огненным жаром. Раскаленное от удовольствия тело не поддавалось контролю, ее желание, ее стремление ему навстречу неудержимы, и она впитывает его отклик, его желание. Пусть он ненавидит ее, презирает, обманывает, но он хочет ее.

Жестокая горечь понимания обостряла ее чувства, и, злясь на себя, она провела, лаская, пальцами по его телу более откровенно, чем раньше. Может быть, он еще остановит ее, отодвинет от себя… Нет, он полностью погрузился в нее, наслаждаясь ее любовью, издавая страстные, глубокие стоны…

– Мне так хорошо с тобой!.. Так хорошо… – шептал он, тяжело дыша.

Ей так сладостно сознание, что она, именно она, дает ему это утонченное наслаждение и сама испытывает то же. И не показывает ему при этом своего лица…

Под ее мягкими пальчиками его мужское начало стало твердым и большим – даже не глядя, она знает, какое оно. Какое не изведанное ранее чувство восхищения овладело ею, когда она впервые изучала его тело… Ралф… был совсем еще юным, по-мальчишески тонким, худощавым. А Ворд такой сильный, мощный – мужчина в полном смысле слова.

Близость с ним, само появление его в ее жизни подарили ей наслаждение, на которое она не имела права. Что ж, она намерена заплатить ему сейчас свой долг – ее женская гордость, ее честь требуют этого. В темноте она слышала тихие стоны Ворда…

– Мне… я не должен был… позволять тебе делать это… Это мне… я…

– Я хочу делать это, Ворд…

Зато она может как-то контролировать и себя и его. Но что она не желает признавать – так это острое, сладкое удовольствие для нее самой: лаская его так, знать, какое наслаждение дает ему… Ее тело тоже реагирует, отвечает…

– Нет, нет, Анна! Хватит… не надо больше! – стал он умолять ее.

Потом нежно взял за руку, отодвинул, поднял и бережно опустил на себя, страстно целуя.

Не чувствуя в себе сил остановиться, Анна обхватила его ногами.

Кто дрожит сейчас больше – она или Ворд? Она сама, все ее тело отчаянно ждет его, нуждается в нем… о, как осторожно и бережно, как сладко он проникает внутрь… И, откликаясь на его призыв еще сильнее, чем прежде, она вытягивалась, обхватывала его, затягивала в себя глубже…

Где-то далеко-далеко, на самом кончике сознания, она пыталась предупредить себя: это опасно, неправильно – чувствовать такое единение с мужчиной, с которым у нее нет будущего. Волшебство, которое они создают вместе, не более чем стыд и обман. А яростная волна облегчения и восторга в голосе Ворда – лишь еще одна ложь, как и слова любви, что он пламенно шепчет ей сейчас, когда тела их содрогаются в безумном наслаждении…

– Я люблю тебя, Анна! – горячо, уверенно произнес он. – Я люблю тебя!

Анна ждала, пока не уверилась точно – Ворд заснул. И тогда осторожно встала – она знает, что ей делать. Внизу, на кухне, Виттейкер и Мисси спят в своих корзинках; ключи от машины Ворда на столе… Сама судьба помогает ей.

Отнесла корзинки со своими питомцами в машину Ворда и открыла чековую книжку. Пять тысяч долларов для нее большая сумма, чтобы просто выбросить на ветер, но дело того стоит. Рядом с чеком она положила короткую записку: «Я все вспомнила. Машину оставлю на станции в Йорке, ключи отошлю тебе по почте. Этот чек возместит деньги твоего сводного брата, которые, как ты уверен, я присвоила. Прошлой ночью я рассчиталась за все, что должна тебе».

Она села в машину Ворда и включила бесшумно работающий двигатель. Вряд ли Ворд бросится в погоню или постарается как-то с ней связаться.

Теперь ей еще надо предстать перед друзьями там, дома. Мэри Чарлз, конечно, уже успела раззвонить по всей округе о незнакомом мужчине. Но сильнее, чем любопытство друзей, собственные стыд и боль.

Ворд проснулся с первыми лучами солнца и сразу потянулся к Анне. Ее нет рядом. Он подождал несколько минут: она, наверно, в ванной комнате. Но оттуда не доносится ни звука, и нет никаких следов ее пребывания там… Он натянул одежду и поспешил вниз: на столе – записка, он увидел ее в тот же миг, когда понял, что из кухни исчезли корзинки с кошкой и собакой…

Кровь отхлынула от лица, когда он читал записку; рука дрожала, держа чек; но главное, к чему было приковано все его внимание, – одна строчка: «Прошлой ночью я рассчиталась за все…»

Взглянул на часы: половина седьмого. Если она поехала в Йорк, значит, решила добираться до дома на поезде. На хорошей скорости он приедет туда раньше ее. Но у него нет машины с хорошей скоростью, у него нет никакой машины… Ворд застыл на месте при этой мысли – и вздрогнул от неожиданности: пронзительно зазвонил телефон. Сердце его рвалось на части, он схватил трубку: Анна, это она, кто же еще может звонить в такое время? Передумала?..

На другом конце провода раздался женский голос и плач – это его мать…

– Ворд… Альфред в больнице, подозрение на сердечный приступ… О, Ворд, я так боюсь за него!..

– Не волнуйся, мама. Приеду так скоро, как смогу! – попытался он успокоить мать.

Так, он вызовет по телефону такси и поедет до Йорка. Где, черт возьми, запасные ключи? Вот они, в ящике! Последнее, что он сделал, прежде чем выбежать из дома, – разорвал записку Анны и чек.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

– От Анны, как я понимаю, никаких вестей? – осведомилась Ди.

Все три подруги – Беф, Келли и Ди – сидели в квартире над магазином. Ди спешно приехала накануне, поздно вечером, сразу после звонка Келли, обеспокоенной неожиданным исчезновением Анны.

– Никаких, – ответила Беф.

Настороженно взглянув на Беф, Келли спросила неуверенно:

– Ди, думаешь, мужчина, с которым Мэри видела ее, как-то связан с Джулианом Коксом?

– С Джулианом? А почему он должен быть с ним связан? – резко отозвалась Беф.

Ди, предостерегая Келли, покачала головой: обе считали, что не стоит еще больше огорчать Беф – она и так пострадала от козней Джулиана, ни к чему ей знать их планы.

– Джулиан хотел занять у Анны денег, – спокойно объяснила Ди: в конце концов, это правда.

Беф, казалось, поразило это сообщение.

– О… но ведь это не значит… – И она умолкла, затем прошептала со страхом: – Но… но вы же не думаете, что Джулиан сделал что-нибудь с Анной?..

– Ну да! – не выдержала Ди. – Ведь, чтобы сотворить все это с тобой, он долго не думал!

– А что, кто-нибудь знает, куда он уехал? – взволновалась Беф. С тех пор как вернулась из Праги, она совсем не вспоминала о Джулиане Коксе. Отношения с ним, боль, что он ей причинил, – все это казалось сейчас несущественным. А вот когда она получит известия о своем хрустале – это важно. Беф гораздо больше вложила в этот хрусталь, чем могла себе позволить, безрассудно забыв про первоначальный заказ. Не приняла во внимание, что ей следует чрезвычайно осторожно, взвешенно тратить заработанные ею и Келли деньги. Это он, Джулиан, посоветовал обратиться на эту фабрику. Как она вновь могла оказаться такой глупой?

О, теперь ее охватывает бешенство при одной мысли о Джулиане. Но, вероятно, он был по-своему прав, раз она проявила подобную наивность…

– Беф!

Она спохватилась – ох, виновата: Келли что-то ей говорит, а она, вместо того чтобы думать об Анне, размышляет о своем.

– Согласна, Джулиан Кокс вел себя отвратительно, но если Анна исчезла… нет, не думаю, что он как-то с этим связан.

Ди молча слушала; хорошо, что ее крестная, в сущности, излечилась к тому времени, как Келли позвонила ей. Собиралась вернуться домой неделей позже, но, услышав новости, приехала раньше. Пусть Беф верит, что Джулиан никак не связан с исчезновением Анны, – она, хоть почти уже собиралась обручиться с ним, совсем его не знает.