Перрин уперся спиной в стену, и одновременно что-то как будто щелкнуло у него внутри. Он так беспокоился за нее, испытывал такой ужас, готов был, если понадобится, ради нее схватиться и с Рандом, и с самим Темным. И он ничего дурного не делал, никогда не поощрял Берелейн, напротив, приложил все старания, чтобы заставить эту женщину перестать липнуть к нему. И вот какую благодарность он получил за все это.

Перрин взял жену за плечи и приподнял так, что ее раскосые глаза оказались на уровне его глаз.

— Теперь слушай меня, — спокойно сказал он. По крайней мере, он старался, чтобы голос его звучал спокойно; однако больше всего это походило на с трудом сдерживаемое рычание. — Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? Как ты смеешь? Я истерзался чуть не до смерти, беспокоясь о тебе. Я люблю тебя и никого, кроме тебя. Я не хочу других женщин, кроме тебя. Ты слышишь меня? Слышишь? — Прижав Фэйли к груди, Перрин желал в этот момент лишь одного: чтобы она всегда была с ним. О Свет, он так за нее боялся! От мысли о том, что могло произойти, его затрясло даже сейчас. Если бы что-то случилось с тобой, я бы умер, Фэйли. Просто лег на твоей могиле и умер! Думаешь, я не догадываюсь, как Колавир узнала, кто ты такая?

Ты сделала все, чтобы ей стало об этом известно. — Фэйли как-то говорила ему, что шпионить — женское дело. — Ради Света, женщина, с тобой могло случиться то же самое, что и с Майре. Колавир знала, что ты моя жена. Жена Перрина Айбары, друга Ранда ал'Тора. Тебе не приходило в голову, что она могла тебя заподозрить? Она могла… О Свет, Фэйли, она могла…

Внезапно до Перрина дошло, что происходит. Прижатая к его груди, Фэйли издавала придушенные звуки, но он не мог разобрать ни слова. Он не удивился бы, узнав, что сломал ей ребра. Мысленно обозвав себя неотесанным мужланом, он разомкнул руки, дав ей возможность вырваться, но прежде чем смог извиниться, она схватила его за бороду — Так ты любишь меня? — нежно спросила Фэйли. Очень нежно. Очень ласково. И она улыбалась. — Женщине приятно слышать, когда говорят такие вещи. — Она уронила веер и провела ногтями обеих рук по его щекам — с силой, почти расцарапав их до крови, но в ее гортанном смехе ощущался жар, а в горящих глазах сверкало все, что угодно, только не гнев. — Хорошо хоть, ты не сказал, что никогда не взглянешь на другую женщину, иначе я решила бы, что ты ослеп.

Перрин был слишком удивлен такой метаморфозой, чтобы отвечать, слишком ошеломлен даже для того, чтобы выразить свои чувства взглядом. Ранд понимал женщин, Мэт понимал женщин, но Перрин был уверен, что никогда их не поймет.