– Так вот, вы ужаснетесь, дружище, – громко вмешался Селби, сидевший во главе стола – Бог знает, о чем думал ваш брат, делая… разрушая и разоряя имение. – Он покачал головой. – Ужасные потери, я бы сказал.

– О, Роба Вейзи интересовали только лошади, карты и игра в кости, – заявил Белтон, засовывая в рот отломанный кусок хлеба и обильно запивая его вином.

Нед посмотрел на него с легким высокомерием:

– В самом деле?

– Да, не обижайтесь, Аллентон, – сказал Годфри со смешком. – Мы здесь все соседи, и у нас нет никаких секретов. Вы знаете, мы их просто не допускаем.

Неду удалось изобразить на лице улыбку.

– Надеюсь, я поправлю дела, – сказал он, глотнув кларета.

– Вам потребуются полные карманы, мой мальчик, – прорычал мужчина с конца стола. – Селби прав: все в руинах и развалинах, как я слышал.

Нед пытался вспомнить имя этого человека. Его звали Джайлс Уоринг. Вокруг старого Берика жили поколения Уорингов, они называли себя фермерами, но на самом деле были разбойниками. И среди них не нашлось бы ни одного джентльмена. Правда, сам Джайлс выглядел несколько неподходящим для разбойничьей жизни. Но и признаки цивилизации были ему чужды, если судить по тому, как он обращался с женщиной, сидевшей справа от него. Она определенно не была ему женой. Та леди сидела дальше, между двумя мужчинами, которые, казалось, находили ее общество таким же привлекательным, каким ее муж находил общество своей соседки.

Нед сосредоточил внимание на своем бокале, ограничившись еще одним уклончивым «В самом деле?».

Краем глаза он посмотрел на соседку.

– Как давно вы живете здесь, леди Джорджиана?

– Восемнадцать месяцев две недели и три дня. – Она взяла крохотный кусочек жареного фазана с поднесенного ей лакеем блюда. – Мы жили в Лондоне, когда умерла моя тетя. Лорд Селби мой опекун.

Нед не знал, как ответить на горькую точность ее ответа, а затем решил, что сейчас не время и не место для уточнений.

– Селби ваш кузен, вы говорили. – Он набрал полную тарелку еды. У него было такое ощущение, что он ничего не ел неделю.

– Это дальнее родство. – Джорджиана взяла с блюда три зеленые фасолины. – По-моему, со стороны моей матери. – Она слегка пожала худеньким плечом, как будто ей это было безразлично.

– Во всяком случае, Нортумберленд далеко от Лондона, – заметил Нед, накладывая себе бобов и придвигая блюдо с жареным картофелем, которым пренебрегла его соседка.

– Никто еще не делал более точного замечания, лорд Аллентон, – сказала она снова тем же другим резким тоном.

– Джорджиана, вам надо есть, – крикнул ей с другой стороны стола Годфри Белтон. – Посмотрите на свою тарелку. Тут и котенку не хватит. Ради Бога, нарастите хоть немного мяса на ваши кости. Какой мужчина согреется ночью в постели рядом с такой палкой.

Нед с трудом сдержал себя. И почувствовал, как напряглись мышцы Джорджианы. Она напомнила ему кошку, готовящуюся броситься на жертву. Но она спокойно сказала:

– Я не голодна, Годфри.

– Вам нужно поупражняться, Белтон, – предложил кто-то из мужчин. – Чем скорее, тем лучше.

Новые раскаты смеха встретили эту шутку. Джорджиана, казалось, не обратила на нее внимания, старательно разрезая свою порцию фазана на мелкие кусочки.

– Джейкобс, положи леди Джорджиане большую ложку пюре из репы и картофеля, – распорядился Белтон.

Джейкобс смутился, но поднес накрытое крышкой блюдо Джорджиане.

– Позвольте мне, миледи?

– Не думаю, что у тебя есть выбор, Джейкобс, – вполголоса заметила она, но это был другой голос, тот, который, как решил Нед, был настоящим голосом Джорджианы Кэри.

Нед смотрел, как дворецкий, не обращая внимания на крики «еще, еще!», положил ей на тарелку лишь ложечку.

– Да от этого и птичка сдохнет, – возмущенно заявил Годфри, когда дворецкий отошел от стола.

– А теперь оставь ее в покое, Белтон, – сказал Селби. – Она никогда не отличалась хорошим аппетитом.

Видимо, слово Селби было законом. Годфри вернулся к своей тарелке, и общий разговор продолжился.

– А где вы жили в Лондоне? – спросил Нед.

– На Брук-стрит. Тетя была моей опекуншей. – Джорджиана с плохо скрываемым отвращением ткнула вилкой в реповое пюре. – Я никогда не знала своих родителей, лорд Аллентон. Они умерли, когда я была еще младенцем. Моя опекунша являлась сестрой моей матери, и когда она умерла, меня передали лорду Селби.

И опять горечь. Нед был заинтригован, но не мог же он начать разбираться в противоречиях за этим обеденным столом.

– Но есть и преимущества в здешней жизни, мэм, – сказал он. – Горы здесь прекрасны.

– И долины восхитительны, – продолжила Джорджиана, подцепив вилкой кусочек фазана. – Великолепная рыбная ловля, а охота, как я слышала, еще лучше, и мне не надо слушать об этом еще раз. Вместо этого расскажите мне об Индии. – Она повернулась к нему, и он увидел жадный интерес в ее глазах. Джорджиана Кэри истосковалась по внешнему миру, миру, в котором выросла. А за этой жадностью крылась решительность, которая озадачивала его.

– И что бы вы хотели знать?

Джорджиана задумалась. Она хотела сказать: «Все, что угодно. Все, что не имело бы ни малейшего отношения к этому месту и этим людям», – но чувствовала, что уже достаточно заинтересовала виконта, и не решалась рисковать дальше. Она уже один раз поступила глупо сегодня, поддалась порыву, и теперь, с трудом избежав последствий своего поступка, не могла позволить себе играть с судьбой. Пришла пора снова уйти в тень.

– Там очень жарко, как я понимаю, – сказала она тихим голосом. – И там жарко весь год? Я думаю, это должно быть утомительно.

Нед попытался скрыть свое разочарование. Он ожидал более острого интереса и большего интеллекта. Она же говорила совсем как скучающие мисс, с которыми он встречался в Лондоне и чьи мамочки пытались навязать их ему, самому богатому и самому привлекательному холостяку города.

Смешно, как бывшая «паршивая овца» превратилась в звезду сезона, думал он, скривив губы в иронической усмешке. Поразительно, как получение богатства может изменить брачные перспективы.

Джорджиана заметила улыбку и прикусила язык. При других обстоятельствах она прямо спросила бы его, какая мысль вызвала эту улыбку. Но такой вопрос задала бы Джорджи, а не Джорджиана.

– Я люблю жару, – мягко заметил Нед. – В отличие от многих других. – Он глотнул вина.

– А вы убили тигра, лорд Аллентон? – спросила соседка, сидевшая слева, выразительно содрогаясь. – Вы там были с одним из… о, как они там называют королей? Такое глупое слово, – болтала она, прикрываясь веером.

– Махараджи, – подсказала Джорджиана. – Они называются «махараджи», миссис Эддингтон. И ездят на слонах в чем-то под названием «паланкин». А когда их охотники выслеживают тигра, то убивают его. Очень мужественно, полагаю. Не так ли, лорд Аллентон?

Нед посмотрел на нее с нескрываемым веселым интересом. Ее презрение было настолько явным, что он не мог поверить, будто никто больше из сидевших за столом не расслышал его. Но никто даже не удивился, и Белтон сказал:

– Вы слишком начитанная, Джорджиана. Я всегда это говорил: женщине не следует… высказывать свои идеи.

– Какие идеи, Годфри? – спросила она сладким голоском. – Вы должны объяснить, чтобы я знала, о чем не надо думать.

И Джорджиана тут же прокляла свой непокорный язык. Она снова рисковала. Не с Годфри, который не понимал сарказм, даже если бы его вбивали ему в голову крикетной битой. Зато этот виконт Аллентон принадлежал к совсем другой породе.

Она сжалась на своем стуле, как будто могла совсем исчезнуть из его поля зрения.

– Нет, это далеко не мужество, – тихо сказал Нед. – Но почему вы пытаетесь спрятаться под стол?

– Я не пытаюсь, – с пылающими щеками упрямо возразила она. Она понимала, что только осложняет свое положение, но прошло два года с тех пор, когда ее беспокоило, что кто-то видит ее насквозь в ее маленьких представлениях. Никто, даже Роджер Селби, не подозревал, что ее покорность и уступчивость неискренни. А этот незнакомец, казалось, за один час точно оценил ее. Но не до конца, напомнила она себе. Этого не могло произойти.

– Моя ошибка, мадам, – сказал Нед с усмешкой и, к ее радости, не обращался к ней, пока на стол не поставили второе блюдо.

– Я должен поздравить вашего кузена: у него хороший повар, – сказал он и взял на вилку кусок цыпленка в сливках. – Удивительно вкусно.

– Почему удивительно? – спросила Джорджиана, помешивая ложечкой мусс из спаржи.

– Насколько я помню, пища в этих краях очень простая, сытная, но никаких деликатесов, – сказал он. – Эта же имеет очень тонкий привкус.

– О, вы можете поблагодарить за это мою подопечную, сэр, – заявил Селби, протягивая руку к графину; лицо у него стало краснее, чем обычно. – Как только вошла в дом, она произвела в кухне настоящую революцию. И она не брезгует время от времени своими руками готовить соус. Разве это не правда, Джорджиана?

– Иногда мне нравится что-нибудь приготовить, кузен, – ответила она.

Годфри разразился грубым смехом.

– И такая вкуснота выходит из рук женщины с аппетитом птички.

– Эти птички, Годфри, в день съедают корма в двадцать раз больше, чем весят сами, – парировала Джорджиана. – Сомневаюсь, что это сравнимо с моим аппетитом.

Раздался общий смех, и Годфри сердито посмотрел на нее. Джорджиана знала, как далеко может зайти, не возбуждая в нем ярость. Годфри не выносил, когда на людях становился мишенью шуток, а собравшееся здесь общество едва ли стало бы сдерживать его. Поэтому она успокаивающе улыбнулась, надеясь, что он остынет, не дойдя до точки кипения. И к ее радости, он пробормотал что-то и уткнулся носом во вновь наполненный бокал.

Нед услышал ее тихий вздох облегчения и почувствовал, как расслабились мышцы ее тела. Что-то здесь происходило, что-то определенно вызывавшее беспокойство. Отчасти Нед жалел, что судьба не занесла его в пургу в какое-то другое место, но сильнее всего его мучило любопытство. Эта потрясающая Джорджиана Кэри была загадкой, которую ему очень хотелось разгадать.

Джорджиана с нетерпением ждала минуты, когда она, выполнявшая обязанности хозяйки дома своего кузена, могла подать дамам знак, что им следует удалиться. Чем скорее она скроется с глаз Годфри, тем скорее тот забудет ее шутку на дне графина.

Наконец Джорджиана оттолкнула свой стул, и в то же мгновение Аллентон вскочил на ноги и подхватил ее под локоть. Остальные женщины вышли следом за ней из столовой, и она впервые позволила себе по-настоящему расслабиться. Женщины не представляли собой для нее угрозы, если не считать скуку, но Джорджиана к этому привыкла.

В гостиной она разлила чай, и как только дамы принялись громко обсуждать сплетни, подошла к пианино. Здесь она по крайней мере могла найти мир и покой. Правда, лишь до тех пор, пока не появится Годфри и не потребует сыграть что-нибудь веселенькое, если ей вообще разрешат играть.

Погруженная в музыку, Джорджиана не сразу заметила фигуру, стоявшую немного в стороне. Прислонившись к дивану и сложив на груди руки, виконт пристально смотрел на нее. Ее пальцы застыли на клавишах.

– Лорд Аллентон, я не знала, что вы здесь.

– Простите, – сказал он, – я не хотел мешать вам. Вы превосходная пианистка, леди Джорджиана.

Она пожала плечами.

– Не совсем так. Я знала многих, кто играл значительно лучше меня. – Чуть сдвинув брови, она посмотрела на него. – Вы что-то рано отказались от портвейна, сэр.

– Я предпочитаю оставаться с ясной головой.

– Ну тогда вы одиноки в этой компании, милорд. – Джорджиана решительно закрыла пианино и встала. – Впереди еще двенадцать дней Рождества.

– Вы говорите это так, как будто предстоящие праздники не очень радуют вас, – заметил он, не сводя острого взгляда с ее лица.

– Это всего лишь двенадцать дней, – ответила она, проходя мимо него к подносу с чаем.

– Правда. – Нед пошел следом за ней. – А кого сегодня выберут Князем беспорядков?

– Выбор будет между Годфри и моим кузеном. И они предпочтут моего кузена… если что-то соображают, – сказала она не задумываясь. – Он единственный, кто, даже будучи пьяным, способен овладеть ситуацией, если она выйдет из-под контроля.

– Тогда я и буду так голосовать. – Нед покачал головой и нахмурился.

– Что случилось? – резко спросила Джорджиана. – Почему вы так на меня смотрите?

– Честно говоря, не знаю, – признался он. – Есть в вас… что-то знакомое. Я чувствую уверенность, будто мы раньше встречались, и в то же время знаю, что этого не случалось. Десять лет назад, когда я уехал в Индию, вы еще носили короткие юбочки.

– Мне было десять лет, – сказала она. – Конечно, мы не встречались. Но такое ощущение бывает… просто дежа-вю. Так сколько времени вы пробыли в Лондоне после возвращения из Индии… до того как приехали сюда?

– Только четыре недели, – сказал он, охотно меняя тему разговора. – Я подумал, что несколько недель, проведенных на юге между Индией и морозным севером, помогут мне адаптироваться. – Нед рассмеялся. – Сомневаюсь, что это получилось.

Джорджиана рассеянно улыбнулась. Из холла донеслись возбужденные голоса, возвещавшие появление остальных джентльменов.

– Сюда, сюда, больше никакого безвкусного пойла, – заявил Роджер Селби, входя в гостиную с двумя бутылками шампанского в руках. За ним следовал Годфри тоже с парой бутылок. – Это Рождество, леди, и я приказываю, что сегодня ночью никто не будет пить чай… как и во все двенадцать рождественских ночей. – Роджер взмахнул бутылками. – Годфри, открывай свои, а я открою мои.

Пробки выскочили, и полилось золотистое вино. Нед хотел занять Джорджиану разговором, но она избегала его, почти все время оставаясь рядом с женихом: наполняла его бокал, гладила по плечу, ласково улыбалась. Но Нед заметил, что она только прикасается к своему бокалу, искусно изображая, будто немного пьяна. Он наблюдал эту сценку с равнодушием чужого человека, хотя его интересовало, что же в действительности происходит.

Только в конце вечера она единственный раз обратилась к нему, когда поднесла стеклянную чашу с горстью бумажных листочков.

– Сделайте свой выбор, лорд Аллентон. – Джорджиана дала ему чистый листочек, он написал на нем имя Селби и, прежде чем положить в чашу, аккуратно свернул его. Она коротко кивнула ему и пошла дальше, собирая голоса.

Когда все проголосовали, Джорджиана повернулась в сторону от собравшихся, делая вид, что перемешивает листочки, произнося при этом ничего не значащие таинственные слова, затем снова встряхнула чашу и высыпала на стол бумажки. При подсчете оказалось, что двенадцать голосов подано за Селби и восемь – за Годфри Белтона.

Белтон казался оживленным, и среди всеобщего громкого одобрения и сочувствия ему ничего не оставалось, кроме как сохранять довольную мину. Селби воспринял выбор как должное, и наконец гости разошлись.

В холле гости зажигали принесенные ими свечи от стоявшего на столе около лестницы большого подсвечника и разбредались по своим комнатам, но Нед был почти убежден, что между спальнями происходило какое-то движение. Но это было не его дело: все, чего он хотел, – это покоя и тишины в собственных апартаментах.

– Доброй ночи, леди Джорджиана, – сказал он, зажигая свечу и прикрывая пламя ладонью, протянул ей.

– Доброй ночи, лорд Аллентон. Надеюсь, вас удобно устроили.

– Поверьте мне, мэм, сегодня мне было бы удобно и в сарае, – усмехнулся он. – Удобнее, чем на перине.

– Пойдемте, Джорджиана, я провожу вас до постели. – Подвыпивший Годфри, пошатываясь, направлялся к ним, размахивая горящей свечой.

– Я могу сама найти дорогу, Годфри, – возразила она, ловко ступив на лестницу, когда он привалился к столбику перил. – Крепкого сна вам, сэр. – И взбежала, легкая как воздух, вверх по лестнице и скрылась в темноте, а ее жених поплелся, спотыкаясь, следом за ней.

Ладно, Годфри Белтон сегодня не побеспокоит ее, подумал Нед. Этому типу повезет, если он в таком состоянии доберется до собственной кровати. Он подошел к Белтону и поддержал его за локоть.

Тот, казалось, удивился, но от помощи не отказался. Наверху он пробормотал пожелания доброй ночи и, пошатываясь, пошел по галерее. Нед следил за ним, пока тот не отыскал дверь и не застучал в нее. Открыл ему слуга, очевидно, поджидавший Годфри, который и исчез в дверном проеме.