4

Эмми залпом осушила рюмку, поперхнулась и закашлялась. Джастин вскочил и извлек из кармана тонкий надушенный платок с монограммой:

– Возьми, моя радость. Успокойся, говорю тебе. Все в порядке.

– Что ты ей написал?!

– О Боже, – Джастин опять погрузился в кресло. – Не помню я, что я там написал. Но я не стал бы ее убивать; тем более, повторяю, убита не она, а Гил.

Эмми почувствовала, что голова у нее идет кругом:

– Диана мне и словом не обмолвилась! Джастин, но почему, ради всего святого, ты просил у нее денег?!

– Всего лишь в долг. – Джастину явно было не по себе; он упорно избегал взгляда Эмми. – Видишь ли... я попал в переплет... ну, и попросил Диану одолжить мне некую сумму...

– Но почему ты не попросил меня?!

Джастин был похож на ребенка, который напроказил и горько раскаивается:

– Ну... – Она чувствовала, как он лихорадочно пытается выкрутиться. – Потому что... видишь ли... ты и так много мне даешь ... Дом... еда... одежда... почти все... Я не мог больше просить у тебя, Эмми.

– Но послушай, Джастин. Зачем тебе деньги?! Ты же мог сказать мне...

– Нет, я не мог. Я... дело в том, что... Я... Черт побери, Эмми, не может же человек изо дня в день играть в бридж и никогда не проигрывать!

Он по-прежнему не смотрел ей в глаза.

В мозгу у Эмми мелькнула дикая догадка: Джастин впутался в историю с какой-то женщиной! Он всегда ощущал себя в некотором роде Лотарио. Ухаживая за ее матерью, он был добр, заботлив и неотразимо очарователен – но как-то беспомощен. А мать, если и не была страстно влюблена в него, то с радостью согласилась стать его женой – и, насколько Эмми было известно, ни разу об этом не пожалела.

Да, Джастин вполне мог выкинуть штуку, совсем не подобающую его возрасту. Эмми чуть было не спросила: "Что за женщина?", но вместо этого произнесла:

– Что еще?

– Ну, ты догадываешься: не только бридж. С бриджем я бы как-нибудь разобрался. Но, видишь ли, я ... я увлекся скачками. Должен же мужчина иметь какое-то занятие. Я не могу все время брать у тебя деньги. Диана, между прочим, тоже моя падчерица. Я не понимаю, почему ты одна должна платить за все?

– У Ди большой дом и большие расходы.

– Да брось ты; лучше скажи, что у нее зимой снега не выпросишь. Зато, если ей чего-то захочется, тут уж деньги летят направо и налево.

И Эмми, и Диана считали завещание матери вполне справедливым. До замужества Диана, конечно, тоже жила в этой квартире, а потом перебралась на 63-ю-стрит. Она никогда особо не ладила с отчимом, но он был добр к ним обеим, хотя, конечно, и беспечен, как стрекоза.

Эмми вздохнула:

– Сколько ты задолжал, Джастин? И где?

– Я, видишь ли, занял денег у ростовщика...

– Джастин! Не в банке?!

– Нет ... и теперь он насчитал мне большие проценты. И я...

– Сколько?

– Процентов? Больше, чем в банке...

– Нет, я спрашиваю: какую сумму ты занял?

– Ну, в общем... мой долг вырос... то есть мне не везло, и ...

– Сколько?

Джастин надулся:

– Что ты, что Ди. Можно подумать, вы отчитываетесь за каждый потраченный пенни!

– Меня так воспитали. И Ди тоже. Это – чувство ответственности.

– Не хотел бы я иметь такое чувство ответственности. Я помню тебя ребенком, Эмми. Однажды ты мне заявила совершенно серьезно... я всего-навсего после кино предложил купить тебе мороженого, – а ты сказала, что скоро обед, и поэтому ничего покупать не надо. Посмотрела мне прямо в глаза и выдала: "Если деньги потрачены, они потрачены навсегда". – Джастин передернул плечами: – Меня до сих пор в дрожь бросает, когда я вспоминаю, каким тоном ты это произнесла!

– Я, наверное, была жутким ребенком, – задумчиво сказала Эмми.

– Ну уж нет, – рассудительно возразил Джастин. – Если вдуматься, ты была очень мила, так что не беспокойся. Конечно, большей частью вы с Дианой были в школе...

Эмми заставила себя вернуться к прежней теме. Джастин, как никто, умел переводить беседу в другое русло, если предмет ее был ему неприятен.

– Сколько ты должен?

Джастин покрутил ус и покосился на нее:

– Тысяч десять...

– Сколько, я спрашиваю?

– Ну... в общем и целом... около сорока тысяч.

– Сорок тысяч?! – Эмми подскочила, как ужаленная. – Джастин, но это же бешеные деньги!

Он поморщился, точно от боли, и потупил взгляд:

– Знаю...

– Но, Джастин, выписать чек на такую сумму просто невозможно. Ты должен... – Что он должен, растерянно спросила себя Эмми. – Я не знаю, что делать...

– Пусть Ди тебе поможет.

– И все эти деньги ты проиграл на скачках?

Он опять скривился:

– Ну не может же человек все время выигрывать.

– Не помню, чтобы ты хоть раз выиграл.

– Дело в том, – сказал Джастин, – что тот человек... ну, мой кредитор...

– Ростовщик, – холодно подсказала Эмми.

– ... хочет получить свои деньги обратно. И у него есть на то резон. Вот я и написал Ди.

– А чем ты поручился, что вернешь долг?

– Поручился? О, он не требовал особых гарантий. Во-первых, у меня все-таки имеются какие-то средства. То есть, конечно, я не могу трогать основной капитал, но он же есть. Ну, а во-вторых, всем известно, что вы с Дианой – мои падчерицы. Я полагаю, он рассуждал так: вряд ли вы захотите, чтобы со мной что-то случилось.

– Что, например? – резко спросила Эмми.

– Говорят, ростовщики весьма неучтиво обращаются с теми, кто не возвращает долгов. – Джастин помрачнел. – Не скажу, чтобы мне хотелось закончить свои дни на дне Ист-Ривер с камнем на шее...

– Мы должны отдать этот долг. На моем счету никогда не было подобной суммы. Придется что-нибудь продать. Рынок сейчас в упадке. Я буду продавать себе в убыток.

Эмми намеренно старалась сыпать Джастину соль на раны – но ран, похоже, не было вовсе. Джастин, напротив, просиял:

– Но это тебе даже на руку, правда? В смысле налогов...

Эмми – далеко не в первый раз за свою жизнь – с трудом преодолела искушение закатить отчиму оплеуху.

– Ладно. Я подумаю, что можно сделать.

Лицо Джастина просветлело еще больше:

– Ты и впрямь хорошая девочка, – радостно произнес он. – Сказать по правде, в последнее время я чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Знаешь, мне не то чтобы угрожают; просто звонят по телефону и говорят, что лучше бы я заплатил. Так что я написал Ди, и... – Глаза его расширились. – Слушай... а вдруг это ростовщик убил Диану? Ох, нет, это же Гила убили, а не Ди!.. Я никогда не был в восторге от Гила, ты знаешь. Но все равно, это ужасно. Кто его все-таки застрелил?

– Я же сказала тебе: не знаю.

– А он не мог сам застрелиться? – с надеждой предположил Джастин.

– Без пистолета – вряд ли, – отрезала Эмми и встала. – Где Агнес?

Ей снова показалось, что Джастин уклончиво отвел глаза, но ответил он достаточно быстро:

– Она ушла еще в полдень, сразу после того, как ты отправилась за покупками. Сказала, что ей зачем-то нужно в бюро по найму, а потом она едет к племяннице. Просила передать тебе, что вернется через пару дней. По-моему, сегодня приходила уборщица. Моя домашняя куртка была черт знает где.

– Кстати, – сказала Эмми, – можешь снять свой роскошный бархатный сюртук и помочь мне с ужином.

– Хорошо, – покладисто ответил Джастин. – С удовольствием. Вот только выпью еще рюмочку. Да, прискорбные новости. Убийство. В доме Дианы. Кошмар, да и только! Ты иди, Эмми, а я подойду через пару минут. Кстати, Агнес сказала, в холодильнике что-то есть.

Эмми сбросила пиджак, допила последний глоток, еще раз мечтательно подумала о том, как хорошо было бы наградить отчима звонкой пощечиной, и двинулась в кухню. Оказалось, что Агнес оставила начищенный картофель и спаржу.

Эмми уже заканчивала делать приправу для спаржи, сбивая масло с лимонным соком, когда Джастин, уже без бархатной куртки, появился в кухне и доложил, что готов помогать. Эмми не без злорадства указала подбородком на большой передник Агнес, висевший на двери в кладовку, и велела Джастину облачиться в него, поскольку ему придется иметь дело с бифштексом. Джастин безропотно повиновался и даже заикнулся о грибном соусе. В конце концов Эмми, конечно же, готовила бифштекс сама – и пережарила его. Джастин и тут смолчал, только достал из буфета красного дерева самые острые ножи и резал мясо с преувеличенной торжественностью.

К тому моменту, как они перебрались в гостиную и приступили к кофе, Джастин уже вполне стал самим собой и гораздо оживленнее, чем хотелось бы Эмми, выспрашивал у нее подробности убийства. Но когда она резко сказала, что желала бы поскорей забыть эту историю, отчим внезапно посерьезнел:

– Ты никогда не забудешь ее, Эмми. Это – на всю жизнь...

В этот миг раздался звонок в дверь. Это был Сэнди. Бледный, усталый, он прошел мимо открывшей ему Эмми прямо в гостиную, опустился на диван и попросил кофе. Эмми поспешила в кладовку за чашкой.

– Ну, что? – живо спросил Джастин. – Что они там делают? Кого-нибудь уже арестовали?

– Нет, – ответил Сэнди.

Эмми вернулась и быстро налила ему кофе.

– Ты ужинал?

Сэнди посмотрел на нее, точно сквозь:

– Не помню. Кажется, нет... Забыл.

– Есть холодный бифштекс, мой мальчик, – сказал Джастин. – Можем сделать тебе сэндвич. Еще сыр... Принесешь, Эмми?

– Принеси сам, – распорядилась она и села рядом с Сэнди. – Рассказывай...

Джастин, поколебавшись, махнул рукой и двинулся на кухню, всем своим видом выражая негодование. В серо-зеленых глазах Сэнди заплясали смешинки:

– Что у вас тут стряслось? Поссорились?

– Нет. То есть да. Он связался с ростовщиком.

Сэнди нахмурился:

– Джастин? Это худо.

– Ничего, я постараюсь все уладить. Оказывается, ростовщик ему угрожает. А он не хотел мне ничего рассказывать. Он попросил у Дианы денег взаймы, и... Ох, Сэнди, ты не знаешь, полиция делала обыск в ее столе? Дело в том, что Диана отказала Джастину, и он написал ей, по его словам, "гневное письмо".

– Но убили-то не Диану, правда? – сказал Сэнди, точь-в-точь как Джастин. – Не знаю, как там насчет стола и писем, но... они нашли пистолет.

– Сэнди! Где?

– Тебе будет неприятно это услышать. В кухне, в холодильнике.

– Пистолет Ди!

– Вне сомнения. Зарегистрирован на ее имя. Вероятно, там ее отпечатки пальцев. Они проверят. Главное в том, что полиция склонна считать: только женщина способна сунуть пистолет в холодильник, вместе с морковкой и прочей чушью... и, боюсь, они решат, что эта женщина – не кто иная как Ди... Эмми, ты ведь не прикасалась к пистолету?

– Нет! Я же тебе говорила. Мы не нашли его. Искали, искали... а потом приехала полиция.

Сэнди вздохнул:

– Ладно. Но там было всего две женщины – Диана и ты. По крайней мере, насколько известно полиции. И, конечно же, тот факт, что пистолет найден среди салата и морковки, еще не доказывает, что его положила туда именно женщина... А это правда, что Гил повсюду появлялся с Дианой?

– Да, но только потому, что Дуг был слишком занят – репетиции, поездки, все такое – и не мог ее никуда водить. Но, если честно, Сэнди, – Диана была равнодушна к Гилу. К тому же, он был помолвлен с Корриной Харрис. Ди не была влюблена в него. Поверь. Господи, Сэнди, ну не думаешь же ты, что она убила его в приступе ревности и тому подобную чушь?

Сэнди выпрямился и уперся локтями в колени:

– Ди хочет, чтобы приехал старик Бигэм. И я тоже этого хочу.

– А он берется за уголовные дела? – Эмми замерла, пораженная собственными словами. – Сэнди... но они же не могут обвинить Ди в убийстве?

– Могут, – спокойно ответил Сэнди, – если соберут достаточно улик. Причем веских; иначе Хейли не передаст дела в суд.

– Сэнди, ты обещал мне: если ее обвинят, ты будешь вести дело.

Он задумался:

– В моей практике были уголовные дела, правда, мелкие. Мне давали их вести, потому что я моложе всех в фирме и не имею права отказаться. Вообще, мы крайне редко беремся за уголовные дела, однако иногда приходится. Но Ди может и отказаться от моих услуг... Ладно, зачем искать брод, не дойдя до реки. А вот и сэндвич.

Действительно, подоспел сэндвич, кривой и громоздкий. Принесший его Джастин выглядел удрученно.

– Тебе надо выпить, мой мальчик, – он направился к столику с напитками. – Виски? С содовой или с водой?

– С содовой. Спасибо.

Джастин налил ему виски, критически осмотрел свой кулинарный шедевр и произнес:

– Ну? Расскажи нам.

Сэнди отхлебнул, откусил огромный кусок и с набитым ртом ответил:

– Пока нечего.

– Гм-м, – Джастин сел и эффектно закинул ногу на ногу. – Я бы не удивился, если бы оказалось, что это – дело рук Дианы. Весьма крутая особа.

– Боже правый! – Сэнди поперхнулся. – Что вы говорите? Она же ваша падчерица!

– О да. Но она вся в своего отца. Внешностью, конечно, в мать, зато характером... Я знал его немного. – Джастин деланно вздрогнул. – Жесткий был человек. Эмми тоже порою бывает крута, но на самом деле она больше похожа на мать. Когда я признался ей, что – то есть вынужден был признаться, – что мой кредитор мне угрожает, она сразу сказала, что выручит меня. – Джастин перевел взгляд бледно-голубых глаз на Эмми, затем снова на Сэнди. – Нельзя сказать, чтобы она пришла в восторг от этой новости. Не мудрено. Я понимаю. Но она пообещала помочь. А Диана отказала наотрез. Заявила, что ей наплевать, что со мной случится, и что это послужит мне уроком. Вся в папашу. Говорю вам: в жилах у него текла не кровь, а ледяная водица!

Может, внезапно подумала Эмми, потому ее мать и вышла за Джастина? Она почти не помнила отца, зато отлично помнила нежность и привязанность матери ко второму мужу.

Джастин вздохнул:

– Да, я не удивился бы, если бы Ди попросту схватила пистолет и пальнула в этого Гила Сэнфорда. Подозреваю, он этого заслуживал. Слишком много женщин...

– Слишком много? – уставился на него Сэнди. – Но откуда вы знаете?

Джастин беспечно пожал плечами:

– У него это было на лице написано. Помяни мое слово, мальчик мой, здесь замешена особа прекрасного пола. А то и не одна, – добавил он мрачно.

Сэнди глубоко вздохнул и снова взялся за сэндвич:

– Но стреляла-то в него только одна особа, и нужно еще доказать, что это была женщина.

– А тут и доказывать нечего. Вот увидишь. – Джастин помолчал несколько мгновений, затем спросил: – Что они там делают? Я имею в виду полицию.

– Обыскивают дом. У них уже есть ордер на обыск. Ищут улики. Допрашивают Ди и Дуга. Те говорят, что ничего не знают.

– Полиция нашла пистолет, – сказала Джастину Эмми.

Он едва не подпрыгнул:

– Пистолет, из которого убили Гила? Постой-ка, это ведь оказался пистолет Ди, верно?

– Да, – с набитым ртом подтвердил Сэнди, – но это еще не значит, что стреляла именно Ди.

– А где был пистолет?

Сэнди вкратце рассказал. Джастин взъерошил свои редеющие волосы:

– Ну, что я тебе говорил? Только женщина могла выбрать такое место.

– "Могла" – не значит "выбрала", – сказала Эмми. – Джастин, ты не должен так говорить о Ди. Кто-нибудь может услышать и подумать, что ты серьезно.

– А я серьезно, – парировал Джастин. – Еще виски, Сэнди?

– Нет, спасибо. Кажется, я начинаю приходить в себя.

– Тогда кофе? – Джастин встал, проворно подскочил к кофейному подносу и налил кофе. – С сахаром? Нет? А зря. Это придало бы тебе энергии. Ну, как знаешь, – снисходительно добавил он.

Эмми спросила:

– Сэнди, а что они делают? Я имею в виду Ди и Дуга.

– Когда я уходил, – сухо сказал Сэнди, – Ди как раз пыталась оторвать Дуга от телефона, чтобы заказать ужин на дом. Дуг обзванивал актеров и каждому говорил, что это трагическое событие, разумеется, никак не должно отразиться на премьере. Это его слова.

– Но в них есть резон, – заметила Эмми. – Он в ответе перед актерами. Спектакль – их хлеб.

– Кроме того, это первая постановка Дуга на Бродвее. – Сэнди вздохнул. – Кажется, я так и не смог вбить ему в голову, что свершилось убийство. Он... понимаешь, он ведет себя так, словно все это происходит на сцене.

– Это естественно для Дуга. Он живет в театральном мире, а не в реальном.

– Это уж точно. Мне пора домой, Эмми. Я зашел только рассказать тебе, что случилось после твоего ухода. И еще... может быть, это звучит глупо, но я думаю, что лучше бы тебе в ближайшие дни поменьше выходить из дому.

– С какой стати?! Почему?

– Во-первых, ты – важный свидетель. Есть старое правило: беречь свидетеля!

Эмми остолбенело глядела на него.

– Сэнди! – воскликнула она наконец. – Но я же ничего не знаю об убийце! Я не видела, как он выходил из дому! Я не опасна ему – и никому другому.

– Давай считать, что это так. Но погоди, что с тобой?

– Просто... нет, это глупо...

– Что глупо?

– Понимаешь, пока я шла домой, я не могла отделаться от ощущения, что за мной следят. Буквально идут по пятам.

Серо-зеленые глаза Сэнди сузились, взгляд их стал пронизывающим:

– Ты видела кого-нибудь?

– Ну, я заметила одного мужчину – он стоял рядом со мной на переходе, в середине Парк-Авеню. А потом, когда я дошла до дому, вроде бы он же прошагал мимо швейцара и направился дальше. Но, наверное, мне все это померещилось.

– Как он выглядел?

– Совсем неприметный. Тщедушный, среднего роста... даже ниже среднего. Серый костюм, серая шляпа. Большие очки... такие, знаешь, как глаза у совы... Но, Сэнди, скорей всего, он вовсе меня не преследовал! Просто показалось.

– А знаешь, это мог быть полицейский в штатском. Впрочем, не думаю, чтобы Хейли установил за тобой слежку. По крайней мере, не сразу.

Тем не менее, Сэнди выглядел хмурым и встревоженным. Он обернулся к Джастину:

– Что там у тебя за чертовщина с ростовщиком?

Джастин взъерошил волосы и снова тщательно пригладил их:

– Очень неприятная история.

– Неприятная? Мягко сказано. Вот если бы Эмми отказалась заплатить, была бы неприятная – как дырка в черепе.

– Дырка в черепе? – оживился Джастин. – А я почему-то представлял Ист-Ривер и камень на шее.

Рука Сэнди непроизвольно дернулась. Эмми узнала это движение – с ней часто происходило то же, когда ей до смерти хотелось закатить Джастину оплеуху.

– Что дырка, что камень – одинаково неприятно. Из-за каких-то пустяков...

– Пустяков?! – голос Джастина задрожал от благородного негодования. – Лично я не рискнул бы назвать сорок тысяч долларов пустяками!

– Сорок ты... Господи! Джастин! И как раз сейчас, когда так туго с деньгами...

– Не с деньгами туго, – парировал Джастин, – а Ди скряга! И всегда была такой. Говорю тебе: вся в отца. А у него, можешь мне поверить, зимой снега было не выпросить.

Сэнди тряхнул головой, точно вынырнув из воды:

– Ну ладно. Эмми, проводи меня до двери.

Когда они вышли в холл, Сэнди с ужасом спросил:

– Он что, всегда такой?

– Ты же не первый день его знаешь.

– Так-то так; но мне он всегда казался этаким безобидным попрыгунчиком. На что он потратил такую уйму денег? Женщина?

– Говорит – ставки на бегах.

Сэнди подумал и покачал головой:

– Может быть, во мне говорит шотландская кровь, но я вот что скажу тебе, Эмми: если так пойдет дальше, вы останетесь без единого цента – и ты, и Ди.

– Ох, да это чепуха. То есть, конечно, никакая не чепуха. Знаешь, иногда мне кажется, что деньги Ван Сейдемов для того и существуют на свете, чтобы причинять мне головную боль.

Он ухмыльнулся – и снова превратился в прежнего, до боли знакомого Сэнди:

– Есть люди, которое многое отдали бы за такую головную боль. Спокойной ночи, Эмми. Никого не впускай в дом и сама не выходи – то есть выходи, конечно, но будь осторожна.

– Ну, что со мной может случиться?!

– Время от времени, – с расстановкой произнес Сэнди, – людей избивают до полусмерти. Или сталкивают с тротуаров под колеса. Или... – Он оборвал себя на полуслове и ласково поглядел на Эмми сверху вниз: – Что, запугал? На тебе лица нет. Ну-ка, верни его на место. Я хочу тебя поцеловать.

Поцелуй, неожиданно для обоих (как думала потом Эмми), оказался жарким и долгим. Затем Сэнди велел ей запереть двери на все замки, сказал, что прикажет швейцару никого не впускать к Ван Сейдемам без предварительного звонка по домофону, и велел ей утром сказать то же самое управляющему. Эмми согласилась, хотя это все и казалось ей ужасной глупостью.

Вернувшись в гостиную, она увидела, что Джастин вприпрыжку удаляется вверх по лестнице, и отправилась гасить свет во всем доме – но, вопреки своему обыкновению, оставила в нескольких комнатах горящие лампы. Верхнюю дверь она решительно заперла на задвижку. Если Агнес явится поздно (или вообще явится), то без малейших колебаний начнет трезвонить в дверь до тех пор, пока Эмми не проснется. Ну, а Джастин всегда спит безмятежным сном младенца.

Наконец, точно в спасительную гавань, Эмми вошла в собственную комнату. Она огляделась – и вспомнила, как после прогулки с Ди по магазинам вернулась сюда, сняла перчатки и надела новые, чтобы идти на собрание... Неужели это было только сегодня?! Неужели всего несколько часов назад она просматривала письма, лежащие теперь на столике у шезлонга, рядом с серебряным ножом для бумаги?.. Знать бы, чем кончилось собрание, мельком подумала она. Затем мысли ее вновь обратились к Джастину. Нужно завтра же расплатиться с ростовщиком! Правда, Эмми не знала, как нужно разговаривать с ростовщиками, но убедила себя, что это совсем не сложно.

Она пыталась уснуть и не думать об убийстве Гила Сэнфорда; но дневные события снова и снова вставали у нее перед глазами. Тогда Эмми решила вспомнить, что ей вообще известно о Гиле.

Ей казалось, что она знает о нем довольно много; но когда она попыталась разложить эти знания по полочкам, оказалось, что раскладывать-то и нечего. Гил всего-навсего принадлежал к тому же кругу, что и она. Как и когда Гил вошел в этот круг, она не могла припомнить. Кажется, он окончил колледж – где? какой? – и имел собственное дело. Гил был архитектором, но, похоже, не слишком процветающим: у него всегда было полно свободного времени. Эмми никогда не слышала, чтобы Гил был богат; следовательно, рассудила она, он зарабатывал ровно столько, сколько требовалось для поддержания образа жизни бонвивана. Сэнфорда знали все, но Эмми не помнила, чтобы у него был хотя бы один близкий друг.

Гил время от времени приглашал Эмми к ужину или в театр, и пару раз она даже отвечала ему согласием, но ни он, ни она не испытывали при этом особого энтузиазма. Зато сам он охотно принимал приглашения на ужины в качестве, любезном сердцу всякой хозяйки, – "свободный молодой человек". Интересно, не без ехидства подумала Эмми, есть ли в Нью-Йорке хотя бы один "подающий надежды" молодой холостяк, который не пользуется этим обстоятельством ради дарового ужина?

Вообще-то она не могла не признать, что Гил Сэнфорд был весьма мил, но на ней он ни разу не испробовал свои чары. Зато для Дианы Гил оставался бессменным и, безусловно, приятным кавалером.

В Гиле было неуловимое "нечто", льстившее дамам. Лица юных девушек вспыхивали румянцем, едва Гил приближался к ним. Но ей, Эмми, он никогда не нравился. Возможно, от того, что его веселые карие глаза казались ей бездумными и пустыми... Вспомнив, какими были эти глаза сегодня днем, Эмми вздрогнула всем телом, зажмурилась и помотала головой, отгоняя страшное видение.

А его семья? Не из яйца же он вылупился! Должны у него где-то быть мать, отец, братья, сестры... Но Эмми, хоть убей, не могла припомнить, откуда, из какого города, из какого уголка взялся Гил Сэнфорд. Он просто был – и все.

Может, Диана и Дуг что-то знают о его родных? Если да, то Дуг, наверное, уже уведомил их...

Нью-Йорк, полусонно думала Эмми, – это не город, а мириады крохотных городков, которые накладываются один на другой; житель одного из них запросто может познакомиться и подружиться с жителем другого. А вот Гил, похоже, был своим в каждом из этих городков. Он знал всех, и все знали его. И эта загадочная помолвка с Корриной Харрис... Сама не отдавая себе в этом отчета, Эмми когда-то раз и навсегда причислила Гила Сэнфорда к мужчинам, которые наслаждаются обществом многих женщин, но женятся только на деньгах. Она почти не знала Коррину, разве что видела ее на сцене да время от времени слышала, что в запале говорил о ней Дуг; и все же она чувствовала, что деньги тут ни при чем. Но кто может понять, почему люди совершают те или иные поступки? Эмми знала одно: она не хотела, чтобы Гил умер такой смертью – и уж, конечно, не в доме Дианы...