2. Возвращение к жизни

Ей-богу, насчет «Спешиал К» рекламщики безбожно врут. В сухих завтраках он, конечно, не дока, но вот эта фигня, выдаваемая за «Келлоггз», больше всего напоминает обжаренную кукурузную стружку, пропитанную ароматизаторами и усилителями вкуса, которую перемешали с приторно-сладким кукурузным сиропом и отформовали в виде крупных треугольников. Он высыпал завтрак в пластиковую чашку, смешал с молоком и съел. Фу, от этой химии даже нёбо защипало. И сердце опять побаливает – стреляет как из пистолета.

А впрочем, ничего, есть можно. Зато кофе… Воды не пожалели, но вот всего остального… Мерзость.

Киллиан собрал вещи, в последний раз поглядел на себя в зеркало и положил на шкаф двадцатидолларовую купюру. Сначала он хотел положить пятерку, однако, продержав ее в кармане целый день, по глупости потратил в раздаточном автомате, чтобы купить «Кит-Кэт». А теперь – либо отдавать двадцатку, либо разменивать.

Он пересек двор Объединенной теологической семинарии и остановился перед дверями часовни. Над входом виднелась гостеприимная надпись: «Открыты для всех религий». Деревянная дверь с железным замком была заперта. Чтобы вскрыть ее, понадобилось всего сорок секунд. Он вошел, присел на скамью в последнем ряду и попытался настроиться на мысли о высоком. Тщетно. Еще через две минуты, так и не испытав прилива религиозных чувств, Киллиан осторожно покинул часовню.

Ключи от номера он оставил у охранника, уже накачивавшегося спиртным, и вышел на Бродвей. С Гудзона резкими порывами дул ветер. На тротуаре пустые бутылки завывали, подобно спятившему ксилофону. Небо было какое-то не по сезону пустынное, как паромная переправа ранним утром. Такое небо Киллиану совершенно не нравилось. Он заметил такси, но не успел выкрикнуть: «Та-а…», как оно промчалось мимо. Затем мимо проехали еще два такси, пока наконец не подъехал «бомбила».

– В какой аэропорт?

– Логан.

Размытый указатель «Западная 125-я улица». Он перебирал воспоминания двадцатилетней давности: «M&G», почтовое отделение Манхэттенвилля, поезд подземки маршрута «А», парни из 37-й пожарной бригады.

Из аэропорта Ла-Гуардиа валом валил народ в деловых костюмах, направлявшийся к автостоянке. Водитель, умудренный долгим опытом наблюдений за человеческим отчаянием, изрек:

– Приехали, похоже…

Киллиан кивнул и вместо тридцати шести долларов заплатил за проезд все сорок. Водитель – русский или восточноевропеец – искренне поблагодарил его. Киллиан занял свое место в конце очереди.

– Прошу прощения, это до Бостона? – спросил он рослого мужчину в синем пальто, стоявшего перед ним.

Не получив ответа, Киллиан спросил еще раз:

– Это бостонская очередь?

Незнакомец вздрогнул, но ничего не сказал. Киллиан поглядел мимо него на аэропорт, где самолеты, постоянным потоком летевшие над Ист-Ривер, казалось, только чудом избегали столкновения. Его захлестнула волна депрессии. Он почувствовал себя усталым, выбитым из колеи, плохо соображающим. И дело было не только в подкатывающей тошноте – завтрак «Спешиал К» давал себя знать. Тяжелая неделя, тяжелый месяц, тяжелый год. За квартиру в Лагансайде он задолжал триста тысяч фунтов. В Северной Ирландии обвал рынка недвижимости по закону подлости наступил после двенадцати лет стабильного роста и как раз в тот самый момент, когда Киллиан ушел из Дела и поступил в Ольстерский университет, круто поменяв траекторию жизни.

То, что он стоял под дождем без куртки, только усугубляло положение. Еще бы. От этой липкой мороси промокаешь сильнее, чем от настоящего дождя, потому что на нее вроде как не принято обращать внимание.

Киллиан запрокинул голову, подставив лицо под мелкий дождик, прикрыл глаза и прислушался: рокот грузовиков на Кросс-Бронкс, гул самолетов на военном аэродроме, завывание ветра, дующего на автостоянку как будто из горлышка «Абсолюта».

Дождевая капля попала в левый глаз. Он зажмурился, потряс головой и осторожно приоткрыл глаза. Опять это отвратное небо. Зловещее… Не то чтобы злое, но явно не предвещающее добра. Такое небо должно нависать над мелким воришкой или над размякшим от выпитого мужем, который часто поколачивает жену Киллиан подумал: а что будет, если постучать пальцем между плеч здоровяка, стоявшего впереди? Почему он не ответил на вопрос, оглох, что ли?! Киллиан попытался разглядеть, есть ли у мужчины слуховой аппарат, и, не обнаружив искомого, неожиданно для себя самого впал в ярость: в крови закипел адреналин, перехватило дыхание, а лицо, обычно мертвенно-бледное, налилось кровью. Кулаки сжимались и разжимались, пальцы будто перебирали сотни способов убить и искалечить человека, хотя Киллиану не так уж часто приходилось этим заниматься: убийство не являлось его основной профессией.

– Слушай, приятель, ты мне скажешь, наконец, это очередь до Бостона или куда?! – прорычал он густым басом, подпустив в речь старомодного западнобелфастского акцента.

На сей раз мужчина обернулся. Он читал «Нью-Йоркер» и, даже не взглянув на собеседника, после паузы, выражавшей глубочайшее и невыразимое презрение, осведомился:

– Что вам нужно?

«Ага, все-таки отвечаешь!» – обрадовался Киллиан, но раздражение все еще не отступало. А что если врезать как следует этому типу?! Ему многое не нравилось в том, как в нынешние времена делаются дела – один только заказ билетов в Интернете чего стоит! – так почему бы не сорвать дурное настроение на незнакомце, встреченном на мокрой автостоянке возле аэропорта? Мужик попался высокий и широкий в плечах, но и Киллиан ему в росте не уступал, только плечи поуже.

– Так чего тебе нужно, кретин?! – рявкнул человек с «Нью-Йоркером».

В 1990 году Киллиан, бывший тогда совсем новичком, для того чтобы произвести впечатление на Темного Уайта, мог врезать грубияну по левой коленной чашечке, оттаскать за волосы, схватить портфель и со всего размаху ударить по голове. Увы, сейчас не 1990 год.

– Посмотри мне в глаза… – Голос Киллиана был подобен скрежету стекла по камню.

– И что? – спросил мужчина.

За свои сорок лет, двадцать три из которых он провел в Деле, Киллиан много чего повидал и выработал способность смотреть людям в глаза с убийственной серьезностью. Любой человек, хотя бы мало-мальски разбирающийся в психологии общения, сразу понимал: это не тот человек, с которым можно шутить.

Неудивительно, что через секунду-другую собеседник Киллиана не выдержал.

– Это очередь в Логан? – ядовито поинтересовался Киллиан.

Запоздалое прозрение… страх… паника…

– Ах да… да-да, конечно, простите, да, это та самая очередь… – промямлил мужчина трясущимися губами, опустив очи долу.

Киллиану даже скучно стало смотреть: так часто он видел подобное в былые времена. Черт, как же ему это надоело! Все на свете надоело, если честно сказать. Может, потому он и взялся посещать Ольстерский университет.

– Благодарю, – ответил Киллиан и отвел глаза.

– Да не за что, – отозвался собеседник и снова закрылся, как щитом, «Нью-Йоркером».

Киллиан обернулся. За ним пристроился хвост человек десять, а очередь стояла как вкопанная.

– И сколько еще стоять… – подумал вслух Киллиан.

Мужчина перед ним вздрогнул, готовясь ответить, но сообразил, что вопрос был риторическим.

И вправду, сколько еще ждать?

Почти час в очереди.

Примерно столько же в самолете.

Сплошное мучение. Место в середине… с боков жмут… соседи безостановочно болтают… ребенок хнычет… целых пять долларов за баночку кока-колы!

Логан выглядел паршивой подделкой под настоящий аэропорт. Телескопический трап барахлил. Целую вечность пришлось ждать автобуса. Внутри ничего не работало. Лампы, висевшие на низком протекающем потолке, мигали. Всюду сновали копы, военные, бойцы Национальной гвардии. По полу змеилось множество кабелей. Багаж отправили не на тот конвейер.

Все это дополнялось праздничной атмосферой по случаю Дня святого Патрика: кругом висели флаги, какие-то зеленые штуковины, народ как будто навеселе.

Киллиан позвонил Шону. На месте того не оказалось, поэтому он попросил Мэри соединить его напрямую с Майклом Форсайтом, находившимся в Парк-Слоуп. Прорвавшись через бессмысленные расспросы каких-то холуев, Киллиан услышал голос Майкла.

– Да? – спросил Майкл.

– Это приятель твой из Белфаста.

– Мне уже доложили. Мы тебя искали вчера вечером.

– Я не хотел, чтобы меня нашли.

– Когда ты работаешь на нас, ты обязан всегда быть в пределах досягаемости, – холодно заметил Майкл.

– При всем моем к тебе уважении, разреши уточнить: работаю, начиная с этого утра. А вчера вечером я еще был сам по себе.

Киллиан и Майкл были выходцами из одной и той же среды – постепенно набирающего силу мирка мелкой североирландской преступности. Майкл знал порядки, но он к тому же очень давно знал Киллиана. И решил не спорить с коллегой, оставить все как есть.

– Да я просто хотел узнать, как ты. Кстати, где ты сейчас?

– В Логане.

– Отлично. «Фермонт-отель» знаешь?

– Угу.

– Отправляйся туда и подойди к консьержу. Я отправлю факсом адрес.

– Хорошо.

– Понадобится машина.

– Разве это не в городе?

– Нет. На северном побережье. Ты ведь водишь машину, верно?

– Верно.

– Возможно, я к тебе отправлю кого-нибудь, посмотрим.

– Не стоит.

– Будут проблемы, звони мне. Мне до зарезу нужно покончить с этим делом именно сегодня.

– Не беспокойся, Майкл, я все сделаю.

– Рад слышать. Днем из Чикаго приезжает наша старушка, отмечать День святого Пэдди, а мне бы не хотелось сообщать ей, что мы по-прежнему с пустыми руками.

– В этом нужды не будет, – заверил его Киллиан.

– Мои люди закажут тебе номер, если только ты не собираешься приступить к работе сразу после перелета.

– Разберусь.

– Киллиан, а трэвеллеры[2] отмечают День святого Патрика, а? – полюбопытствовал Майкл.

Спрашивал он вроде бы и дружелюбно, но не без расистского подтекста.

Какая путаница у людей в голове, однако!

– Разумеется, отмечаем! Говоря по правде, весь прошлый вечер я только и делал, что пересказывал одному парнишке в Бронксе твой коронный пассаж про Троицу и трилистники.

– Ну и как поговорили?

– Как со стенкой.

– Все с тобой ясно. Удачно отпраздновать! Счастливо, приятель.

Киллиан отключил телефон и задумался. С Майклом ему не раз доводилось встречаться. Лучше всего запомнился конечно же Рождественский сочельник 1992 года, когда Майкл прикончил своего хозяина, Темного Уайта, пока Киллиан и еще двое телохранителей пребывали в состоянии унизительной беспомощности.

Да, тогда Форсайт переиграл Киллиана. Они были одного возраста и занимались одним и тем же ремеслом, но все же Майкл был лучшим.

После той истории Киллиан покинул Нью-Йорк, вернулся в Белфаст, и как раз вовремя. Начали сказываться последствия Соглашения о прекращении огня, и вчерашние бойцы военизированных формирований постепенно вливались в ряды обыкновенных преступников. Всем вдруг остро потребовалась помощь в организации наркоторговли на новом, современном уровне, и Киллиан с его «нью-йоркским опытом» был чрезвычайно востребован. В прежние времена Ирландская республиканская армия и Ассоциация обороны Ольстера уничтожали выловленных наркодилеров, чтобы доказать законность своих притязаний на защиту общества. Но после вступления в силу Соглашения, по окончании Тревожных лет наркотики стали для бывших боевиков не только способом избавиться от скуки, но и сферой воплощения амбиций. Так что с начала 2000-х все, связанное с перевозкой и изготовлением наркотиков, сделалось для военизированных формирований истинным raison d'etre[3].

Киллиан весьма преуспел и заработал определенную репутацию, сначала в качестве боевика, а потом – переговорщика, мастера убеждать. И репутация была настолько прочной, что и год спустя, после того как он завязал, кое-кто из его коллег, наподобие Майкла Форсайта, мог позвонить Киллиану и заставить сорваться с места и пересечь Атлантику.

Однако если б он не задолжал за жилье, даже Майкл Форсайт не сумел бы заставить его приехать. Киллиан снова попытался дозвониться до Шона. На сей раз Мэри соединила с ним довольно быстро.

– Так… ты где был минуту назад?

– А где был ты прошлым вечером, а? – парировал Шон.

– Сначала ответь на мой вопрос.

– В сортире. А ты?

– Кое-где.

– Нормальное место?

– Угу.

– Я кучу отелей обзвонил!

– Не сомневался в этом.

– Не строй из себя умника… Тут была парочка клиентов, которых мы могли бы передать тебе в обработку.

– Ни в коем разе. Не мой профиль. Одноразовое дельце для сам-знаешь-кого.

– Но ты ведь не в Джерси загасился?

– Шон, ты же все равно из меня ничего не вытянешь. Я был в одном тихом, спокойном местечке на Манхэттене. И не собираюсь о нем кому-либо рассказывать.

Шон поразмыслил и решил, что из Киллиана ему и вправду ничего не вытянуть. А время – деньги.

– Так, ладно, ты сейчас в Бостоне?

– Да.

– О «Фермонте» слышал?

– Он уже сообщил мне. Сказал, чтоб я взял напрокат машину.

– Квитанцию привезешь.

– Скопидом гребаный…

– Возьмешь джип, но чтоб без выкрутасов.

– Черт побери, мне, надеюсь, не в Мэн придется ехать?

– Не-а.

– Хорошая новость.

– Ты уверен, что не хочешь заодно провернуть еще какое-нибудь дельце? А то давай, скажу пару-тройку адресов…

– Нет, ты же знаешь меня… От этих людей уже блевать хочется…

– От каких?

– От любителей пострелять.

– Киллиан, на кону стоят большие бабки, не упусти шанс, – зловещим тоном произнес Шон.

– Насколько большие?

– Пятьдесят тысяч.

– Ого… И он хочет, чтобы все было сделано именно сегодня?

– Угу. Так что смотри в оба, когда люди оказываются зажатыми в угол, дело может закончиться печально.

– Разберусь.

– Береги себя, ладно?

– Слушай, ты меня за кого принимаешь, а?

– За уставшего, измученного сменой часовых поясов старикашку, который вроде бы завязал, однако теперь с годовым перерывом вновь выходит на дело.

– Ну, сорок лет еще не старость, – пробормотал Киллиан, выключая телефон, подхватил свою сумку, проскользнул между двумя двойниками комика У.К. Филдса, раздающими зеленые шарики, и вышел из аэропорта.

Подъехало такси. На голове водителя-афганца красовалась бумажная шляпа, на которой было написано: «Я ирландец, поцелуй меня!»

Пятьдесят тысяч никак не выходили из головы Киллиана. За кого же могли назначить такую нехилую сумму?

Они подъехали к туннелю Теда Уильямса. Навалившаяся темнота ввергла Киллиана в созерцательно-философское состояние.

Какого черта он вообще тут делает?

Как-то раз он слушал Тони Роббинсав бирмингемском зале собраний. По словам Роббинса, человек живет либо в прошлом, либо в будущем. Чтобы это объяснить, психологу понадобилось пятьдесят семь часов.

Его, Киллиана, будущее – это учеба, экзамены, полная перемена жизни. Там нет места оружию или отчаянным парням, готовым на все.

Если бы только не эта чертова квартира!

Машина вырвалась из туннеля.

Дождь.

Гололед.

Деловая часть Бостона.

Начинался парад: конные пилеры, зрители в костюмах лепреконов, пожарные в парадной форме, дрожащие, раскрасневшиеся девушки в ирландских национальных костюмах.

А вот и «Фермонт».

И опять эта ирландщина. Персонал щеголяет в пластиковых шляпах-котелках, а из скрытых динамиков доносится проникновенный грудной голос Селин Дион, исполняющей ирландские народные песни.

Киллиан разыскал консьержа, который хоть и обходился без котелка, но наверняка состоял в спиритическом контакте с Винсентом Прайсом[4].

– У вас должен быть факс на мое имя. Я Киллиан.

– Вы проживаете в отеле, мистер Киллиан?

– Нет. Факс должны прислать из «Эрин Риэлти Инвестментс», – ответил Киллиан, чтобы сразу покончить с ненужной болтовней. Все, кто имел отношение к «коридору» между Бостоном и Нью-Йорком, знали, что это означало.

– Разумеется, сэр, – ответил консьерж и передал ему факс.

Киллиан присел в удобное кресло и развернул листок. Так красовалась всего одна строчка: «Эндрю Марчетти, Нью-Гемпшир, Хэмптон-Бич, Карпентер-стрит, дом 21. 50.000 долларов».

Киллиан запомнил имя и адрес и скомкал бумагу. Решив подстраховаться, он позвонил Шону.

– Приступаю к делу, – сказал он.

– Опять этот рэкет? Кого-нибудь там пытаешь? – отозвался Шон.

– Это все из-за Селин Дион. Ты послушай, я просто хочу… э-э-э…

– Что?

– Ничего. Позвоню, когда все закончится, – отрезал Киллиан и отключился.

Интересно, удастся ли ему взять в этом отеле машину напрокат, раздумывал он, как вдруг над ним нависла чья-то тень.

Киллиан поднял взгляд. Перед ним стоял крупный парень и неловко переминался с ноги на ногу. Тощий, долговязый блондин, на вид чуть старше двадцати, рубашка мятая, зато при галстуке.

– Тебе чего? – осведомился Киллиан.

– Это вы мистер Киллиан? – В речи парня звучал полустершийся южный выговор.

– Ну допустим. А что?

– Мистер Форсайт решил, что вам может понадобиться водитель.

Как это похоже на Майкла… Киллиан любил работать в одиночестве, однако терпеть общество этого верзилы все же лучше, чем мучиться в автобусе или пытаться объехать воскресные пробки.

– Как тебя зовут?

– Люк.

– Мое имя ты уже знаешь. Где машина?

– Снаружи в…

– Пошли отсюда.

Черный «крайслер-3000» мчался по шоссе № 1.

Эта часть Америки Киллиану была незнакома, и он выглянул в окно. Хижины ловцов моллюсков, клюквенные болота, киоски с мороженым, леса, старые деревянные дома.

Когда они подъезжали к мосту через Мерримак, прекратился дождь и выглянуло солнце. Красивые места.

Водитель попался на редкость неразговорчивый – всю дорогу ни слова. Они пересекли границу Нью-Гемпшира и вскоре оказались в Хэмптон-Бич. Типичный новоанглийский курортный городок: широкий пляж, развлекательный центр, лотки со сладостями и фастфудом, магазины спорттоваров и – Киллиан отметил это особо – невысокое здание казино.

– Притормози, – скомандовал он.

Парень припарковался, и Киллиан вышел из машины.

– Подожди меня, – попросил он Люка.

Киллиан заскочил в «Данкин донатс», заказал кофе и снова позвонил Шону.

– Чем наш клиент зарабатывает на хлеб с маслом? – спросил Киллиан.

– Слушай, ты вообще понимаешь, который час, а? Ты мне чай пить мешаешь!

– А меня ради него вынудили отправиться через океан, за три тысячи миль. Так чем же он занимается, Шон?

– Не знаю, а чего это ты так занервничал?

– Потому что не имею ни малейшего желания ввязываться в какие-либо разборки. У меня есть ровно один день. И мне не улыбается перспектива наследить или обзавестись врагами.

– Да о чем ты толкуешь-то? – переспросил Шон.

– В этом городке уже все схвачено.

– Рэкет?

– Да, причем вполне законный. Казино. Может, тут затеяли передел сфер влияния? Это был бы не первый случай, когда мой лучший друг М.Ф. вдруг решил меня подставить. Наведи справки, о’кей?

Киллиан выпил кофе, наблюдая за серферами в легких гидрокостюмах, которые шли кто к океану, кто уже обратно, неся свои длинные доски. Киллиан был одет в спортивную куртку, белую рубашку с простым синим галстуком и слаксы – одежда достаточно свободная, но в Хэмптон-Бич и в ней было жарко, а ведь стояла ранняя весна.

Через несколько минут перезвонил Шон.

– Значит, так, М. Ф. говорит, что этот парень отношения к игорному бизнесу не имеет. Он банковский служащий. В свое время женился на девушке из богатой семьи. Это его третье жилье. Дела ведет у себя дома, в Атлантик-Сити и в Фоксвудсе. Никого не беспокоит. Никаких подозрительных дел и связей. В полицейской базе данных не числится.

– Ты веришь этому?

– А почему бы и нет?

– Не знаю… Но какого дьявола он трется в городе, в центре которого находится чертово казино?

– Может, не станешь с ним связываться? – вздохнул Шон. – Откажись.

– Нет. Посмотрю, что и как. Когда закончу с делами, тебе позвоню. Да, и еще… он подослал кое-кого. – Киллиан потер подбородок.

– Наблюдателя?

– Не уверен.

– Парень, просто будь осторожен, – посоветовал Шон, подражая манерному западнобелфастскому выговору диктора Би-би-си-ТВ Джулиана Симмонса.

– Я всегда настороже, – парировал Киллиан в той же манере.

Скомкав и выбросив стаканчик из-под кофе, он вернулся к Люку.

Карпентер-стрит находилась в четырех кварталах от пляжа. Воплощенная американская мечта. Заборчик, дождевальные машинки, дети и тупик.

А вот и дом № 21: большой особняк в плантаторском стиле, оформленный так, чтобы казаться на двести лет старше, но на самом деле выстроенный в 2002 году. Какая ирония: парень, у которого проблемы с игорным бизнесом, живет в доме с роковым номером – 21!

Пять или шесть спален, гараж на три машины. На лужайке какой-то подросток машет пластиковой битой – пытается играть в бейсбол сам с собой. Лет тринадцать, шатен, зеленые глаза, футболка с логотипом «Хранителей». В этом районе на «крайслер» никто бы и внимания не обратил, но того, кто будет в нем сидеть, обязательно запомнят.

– Вот что, пойдешь со мной, – бросил Киллиан.

– Что ты собираешься делать? – насторожился Люк.

– А ты что обычно делаешь для мистера Форсайта? – желчно поинтересовался Киллиан.

– Я работаю в «Экспресс каре». Водителем.

– Люк, чем я занимаюсь, как ты думаешь?

– Я действительно не знаю! – воскликнул Люк, но глаза его говорили об обратном: он знал или подозревал…

– Если пойдешь со мной, твой жизненный опыт значительно обогатится, – пообещал Киллиан.

Но Люк, видимо, в этом сомневался, поэтому Киллиан сменил тон на повелительный:

– Иди за мной и держи рот на замке!

Киллиан вылез из машины, оправил куртку и подошел к воротам. Бейсболка «Ред Соке» сидела на голове подростка слегка набекрень, вдобавок он комментировал для самого себя каждый бейсбольный финт, как будто в сцене из раннего фильма Спилберга. Киллиан огляделся в поисках золотистого ретривера, который бы придал всей сцене законченный вид, но собаки не было.

Киллиан распахнул ворота.

– Кто-о вы та-а-ко-ой? – спросил подросток, растягивая гласные на ленивый мэнский манер.

– Друг твоего отца. Он тут живет?

– О-он у-уше-ел в «Шо-оу-уз».

– А мама дома?

– Она-а уе-ехала-а в Ки-итте-ери-и.

– Кто за тобой присматривает?

– Ни-икто-о. Я са-ам по се-ебе-е.

– Братья или сестры есть?

– Ма-ама взя-ала Флэ-энне-ери-и в Ки-итте-ери.

– Хорошо, что не Киттери в Флэннери.

Парнишка засмеялся.

– Кстати, тебя как звать, парень?

– То-оби-и.

– Вот что, Тоби, ты мне не подскажешь, когда твой папа вернется? – поинтересовался Киллиан.

– Не зна-аю… Мо-ожет, через по-олча-аса-а…

Киллиан полез в карман и вынул оттуда две пятидесятидолларовые банкноты.

– Как я тебе уже говорил, я старый друг твоего отца. И, похоже, я тебе задолжал два подарка на день рождения. – Он передал деньги Тоби. – Вот что, держи деньги, на них ты сможешь купить себе настоящую бейсбольную биту в каком-нибудь магазине спорттоваров около пляжа. Хорошую.

У Тоби глаза на лоб полезли.

– Да я же-е смогу ку-упи-ить би-иту-у с авто-ографо-ом са-амо-ого Дэ-эви-ида-а О-орти-иса-а!

– Отличная идея! Отправляйся прямо сейчас. То-то отец удивится…

– Так я сго-оня-аю на ве-ело-оси-ипе-еде-е?

– Конечно! А шлем у тебя есть?

– Да-а! – застонал от счастья парнишка.

– Тогда надевай его и вперед!

Тоби вскочил на велосипед, напялил шлем и пулей полетел прочь. Киллиан подошел к двери, повернул ручку и вошел внутрь.

– Заходи! – позвал он Люка.

Это был чистый, хорошо обставленный, первоклассный и совершенно пустой дом.

Первым делом Киллиан направился в спальни, надеясь отыскать там тайник. В оружейном шкафу он нашел пистолет с комплектом патронов. Патроны Киллиан забрал, а пистолет положил обратно. Под полом чердака обнаружилась коллекция мягкого порно и две тысячи канадских долларов. Журнальчики и деньги Киллиан оставил на месте. Больше ничего не было. Ничего существенного. Самой интересной комнатой оказалась библиотека, расположенная на первом этаже. На полках были расставлены старые книги, не меньше тысячи, некоторые из них весьма ценные. К своему удивлению, Киллиан обнаружил том, посвященный творчеству Лe Корбюзье.

Он присел и начал листать его.

– Что теперь будем делать? – озабоченно спросил Люк.

– Ждать, – коротко ответил Киллиан.

Люк достал свой «айпод», сунул в уши наушники и устроился на оттоманке.

– Что слушаешь? – Киллиану всегда было немного любопытно, что слушает нынешняя молодежь.

– Что-что?

– Что ты слушаешь?

– А… шум моря.

Киллиан кивнул, но оставался настороже. Он уже успел разглядеть у Люка короткоствольный пистолет, заткнутый за пояс. Киллиан обдумал ситуацию, прикинул все возможные варианты. Возможно, Форсайт подстраховался. Люк никакой не водитель, он киллер. Его задача – пристрелить клиента и свалить все на подвернувшегося под руку простофилю не из местных.

Красиво, но, вероятно, неверно. У Майкла репутация человека прямолинейного, и кроме того, если б он замыслил столь сложную комбинацию, он выбрал бы в исполнители кого-то, имеющего за плечами не менее десяти лет хитроумия и интриг. А этот парнишка всего лишь шестерка, подмастерье. Да и оружие у него несерьезное.

– Бред какой-то, – пробормотал Киллиан и вернулся к чтению книги.

Ле Корбюзье ему не нравился. Этот архитектор просто не понимал человеческую натуру. Люди изначально тянутся ко всему природному. Полмиллиона лет жизни в саваннах привели к тому, что выживали только те, кто был приспособлен к открытым равнинам, пастбищам. Но в своих воображаемых городских джунглях Лe Корбюзье не оставлял даже намека на возможность душевной тяги к открытым пространствам, к зелени, к прочим видам млекопитающих, к простору. Подобно другим социальным преобразователям двадцатого века, Ле Корбюзье желал переделать человека, сообразуясь с собственными идеями и образами. Да… похоже, это стоит взять на заметку, подумал Киллиан, вытащил карандаш и принялся делать заметки для своей курсовой работы. И так увлекся этим процессом, что не услышал, как вошел Марчетти. Наверное, нужно было сказать Люку, чтобы следил за входом. Ошибка, хотя, возможно, и не фатальная.

– Какого черта вы тут делаете, а? – резко спросил Марчетти.

Киллиан оторвался от записей. Марчетти, похоже, не итальянец. По крайней мере не итальянец нью-йоркского типа. Светлокожий, тощий и бледный, лет под сорок. И весь какой-то помятый, с отсутствующим выражением лица – Киллиану невольно вспомнился тот тип с «Нью-Йорке-ром» на ночной пересадке в Атлантик-Сити. Одет хозяин дома был в свободную гавайскую рубашку, голубые джинсы и туфли без шнурков. Глаза слезящиеся, усталые, выражение затравленное. Он балансировал на одной ноге, что Киллиану сразу не понравилось, ибо Марчетти держал его под прицелом обреза.

Но еще хуже было то, что мужчина целился попеременно то в Киллиана, то в Люка, постоянно водя оружием из стороны в сторону и пытаясь при этом удержаться на одной ноге.

– Короче, ублюдки, что вам от меня нужно?! – истерически выкрикнул Марчетти.

– Слушай, приятель, я просто… – начал было Люк, но Киллиан остановил его взмахом руки и посмотрел на Марчетти.

– Ты прекрасно знаешь, почему мы здесь. – Голос Киллиана был совершенно бесстрастен.

Марчетти кивнул.

– У меня этого нет, вашу мать! – заявил он.

Вздохнув, Киллиан отложил книгу и блокнот на книжный шкаф, улыбнулся:

– Плохо… очень, очень плохо… Утром я разговаривал с мистером Форсайтом по телефону, и он дал мне совершенно четкое указание: либо я получаю деньги, либо как можно быстрее отправляю тебя в твою следующую инкарнацию. Если ты, конечно, веришь в возрождение души в новом теле.

– Что… что? – Марчетти весь дрожал.

Киллиан махнул рукой в сторону стула: