Спустя неделю побледневший, осунувшийся, но уже почти здоровый Максим впервые принимал дома гостя – к нему зашел Фидель.

– Ну ты дал, бродяга! – сказал Фидель, с улыбкой оглядывая товарища.

– Что да, то да! – согласился Максим. – Три дня – температура под сорок, и не спадала дольше, чем на час. Врачи говорят, еще с недельку дома посижу. Ну, что там, на фронте?

– Фронта больше нет, – с гордостью сообщил Фидель. – Поздравляю тебя с победой и окончанием войны.

– Что, серьезно? – удивился Максим. – А я вот, если честно, больше какой-то беды ждал. Как только жар прошел, и я что-то соображать начал, каждого стука боюсь – думаю, милиция заявилась.

– Я тебя понимаю! – кивнул Фидель. – Мне тоже поначалу везде люди в форме мерещились. Я, веришь ли, в первый день в школу не пошел – страшно было. Все гадал, убили мы кого-то или нет.

– И что?

– Не убили! – воскликнул Фидель радостно. – И представляешь, к нам Кефела в школу приходил.

– Да? – глаза Максима округлились. – Он же Собачовки как огня боится!

– Боится, – согласился Фидель. – Но через день после драки заявился и не один – с Рудым и с Хачеком. Мирные такие – прямо не узнать! Сразу же сказали, что пришли только поговорить.

– И о чем говорили? – глаза Максима горели любопытством.

– Все, как и предсказывал Пеля. Умный он, блин, хотя и сволочь, конечно! Мы проспектовских так напугали, что они сразу же предложили нам вечный мир, причем без каких-то условий. «Пацаны, – начал Фидель, копируя гнусавый выговор Кефелы, – что вы делаете? Два проломанных черепа, разбитый глаз, несколько сломанных пальцев, у Мясника обожженные ноги, он не меньше месяца в больнице проваляется! Пацаны, так же нельзя – а если и мы начнем с дубинками ходить и гранаты взрывать, что будет?! Мы тут между собой перетерли, и решили – надо, пацаны, завязывать – вы нам ничего не должны, мы – вам. Иначе – кровь, смерть, тюрьма…» В общем, – закончил Фидель своим обычным голосом, – заключен вечный мир. И Пеля говорит, что на этот раз мир будет долгим – никто нас больше не посмеет тронуть.

– Да? – с сомнением протянул Максим. – А мы? Мы тоже никого трогать не будем?

Фидель пожал плечами.

– За всех не скажу, – ответил он, – а я – точно никого! Как «чугунка» рванула, у меня чуть от ужаса волосы не повыпадали. Я не хочу пережить такое еще раз.

Друзья помолчали.

Они, конечно, не могли знать, что уличные войны для их поколения действительно закончились – битва на «Радуге» слишком напугала всех подростков Шахтерского. Они также не могли знать, что эпоха войн кварталов в городах Советского Союза вообще уходит в прошлое – наступало новое время, время распада огромной страны, время отчаянной погони за деньгами и успехом. Кулачные битвы толпа на толпу должны были уступить место новым, зачастую куда более опасным занятиям.

Но в Шахтерском война район на район еще должна была вспыхнуть в последний раз – спустя несколько лет подросший молодняк, те, кто с завистью и восторгом наблюдал битву на Сусликах, кто впитывал каждое слово о битве на «Радуге», вновь сошлись в схватке. Но на этот раз все было жестче: наученные примером старших, они сразу же стали использовать дубинки, ножи и самодельные гранаты…

Всего этого Фидель и Максим не знали. Не знали они и того, что криминальники, контролировавшие подростков, уже провели отбор среди этого поколения, и вскоре наиболее способные будут приспособлены к новому «делу».

Они не знали, что Боря Кефела и его друг Прыщ вольются в число наркоторговцев – будут возить маковую соломку из Западной Украины. Вскоре и они отведают наркотического кайфа, и спустя полгода Прыщ умрет от передозировки. Кефела продержится дольше, но наркотики подточат и его. Спустя несколько лет на вокзале города Днепропетровска истощенный опием Кефала потеряет сознание на глазах у постовых милиционеров. Милиционеры окажут пострадавшему помощь, но в его сумке найдут несколько килограммов соломки и большое количество опия сырца. Кефала получит большой срок – двенадцать лет.

Они не знали, что лидер микрорайоновских Саня Лаптев станет карточным шулером и будет «работать» в поездах дальнего следования. Спустя несколько лет он исчезнет из Шахтерского навсегда. В городе так и не узнают, что обезображенное ножевыми ранами тело Лаптева найдут на пустынном полустанке, невдалеке от Тулы. Труп похоронят как неопознанный – при нем не будет документов.

Они не знали, какая судьба ждет их самих, хотя кое-какие соображения на этот счет были.

– А у меня новость, – сообщил Фидель. – Пеля определил нам новое дело! Серьезно дело. Сказал – пора становиться взрослыми.

– И что же это за дело?

– Норковые шапки снимать, – ответил Фидель бодро.

Максим оторопело уставился на друга.

– Это не для всех, конечно, – объяснял Фидель, как показалось Максиму, с излишней, наигранной уверенностью. – Для тех, кто заслужил доверие, так сказать. Есть две группы: одну возглавляет Жорик, другую – я. В группе четыре или пять пацанов. Поздним вечером, в местечке потише, высматриваем мужичка в норковой шапке, желательно пьяненького, подходим, шапочку хвать – и вперед. А если мужичек сопротивляется – мы его тихонько дубиночкой стук – и бежать. Дубиночкой, ясное дело, аккуратненько – чтобы не покалечить. Вот и все дела! Шапку отдаем Пеле, он нам – долю. Хорошую долю! После этого недельку сидим тихо, чтобы ментов слишком не злить, потом выходим на охоту вновь. Жорик со своими уже вчера первую шапку добыли.

– И кого ты хочешь с собой взять?

– Ну, Длинного – нельзя. Сын районного прокурора снимает шапки – это сильно круто. Пусть лучше дядя Коля нас потом из ментовки вытягивает, если что. С собой возьму Бригадира, Корня, Кольку Шварца, тебя, когда выздоровеешь.

Максим потянулся к варенью, которое стояло на столе, потом долго, задумчиво молчал, мешая ложечкой варенье в блюдце.

– Федя, а зачем это нам? – спросил он наконец, впервые за много месяцев назвав Фиделя по имени. – Разве мы голодаем?! У нас ведь все есть – еда, одежда! Пока дают родители, но скоро окончим школу – будет работа, свои деньги. Шапки снимать – это ведь подсудное дело. Я не хочу в тюрьму.

– Да какая тюрьма? – хмыкнул Фидель. – Ты когда-нибудь слышал, чтобы кого-то из тех, кто шапки снимает, «на кичу» отправили? Нет? Я тоже не слышал! И потом, – добавил он серьезно, – я не хочу быть просто как все – работа, работа, раз в году – отпуск, потом опять работа… Я хочу жизни яркой, интересной. Времена ведь сейчас новые, много чего прокрутить можно. Пеля вот открывает кооператив – импортную технику из Киева сюда ввозить, а в универмаге будет отдел, где эту технику станут продавать. Пеля уже обо всем с директором универмага перетёр. И это еще не все – у него идей много. Конечно, у самого до всего руки не дойдут, поэтому ему нужны проверенные, на все способные пацаны, которым он будет доверять серьезные дела. Ты что, предлагаешь отдать все это Жорику? – Фидель ненадолго замолчал. – Да ты не дрейфь! – добавил он после паузы. – Пока ты лечишься, мы успеем пару шапок снять. Увидишь, как это просто и не опасно. Я хотел бы, чтобы ты был со мной. Мне ведь, как и Пеле, тоже нужны проверенные пацаны рядом!

– Хочешь на его место? – спросил Максим.

– Почему нет? – Фидель подмигнул другу. – Не сейчас, конечно, со временем. Крупными делами вертеть хочется, Макс!

Когда Фидель ушел, Максим вытащил из полки книгу «Крестный отец» Марио Пьюзо. Он любил эту книгу и перечитывал много раз, но теперь принялся читать вновь, внимательно и серьезно, примеряя жизнь главных героев на себя. Впервые в жизни эти выдуманные люди, убивающие и умирающие ради денег, вызвали в Максиме отвращение. Ему совершенно не хотелось вертеть крупными делами! Неправильная дорога, с которой он все еще не решался сойти, вела его дальше и дальше – в пропасть. Было очень страшно.

Поздним вечером Фидель, Коля Шварц, Корень и Бригадир мерзли на углу улицы Социалистической, которая вела с Собачевки на микрорайон. Фидель, как и собирался, выбрал тихую улицу, даже, видимо, слишком тихую – за прошедшие два часа по ней прошло только двое мужчин. Как на зло, ни один из прохожих не имел на голове норковой шапки – у обоих шапки были белые, кроличьи, из-за которых начинать сыр-бор, конечно, не стоило.

– Уф, и холодина же! – в третий раз за последние десять минут проговорил Бригадир, вроде бы обращаясь ко всем, но вопросительно поглядывая на Фиделя.

Тот промолчал, лишь зыркнул зло на товарища, затем поднес руки ко рту и попытался теплым дыханием согреть заледеневшие пальцы. Настроение и без намеков Бригадира было прескверное – первый блин, как не крути, выходил комом, и на завтра к Пеле предстояло идти не солоно хлебавши.

– Может домой, а? – с надеждой предложил миролюбивый Шварц, который уже сто раз успел пожалеть о том, что из-за мягкости и податливости характера уступил уговорам Фиделя и согласился участвовать в этой авантюре.

– Да, Фидель, верно, – поддержал его Корень. – Выйдем завтра, выберем место поживее, тогда все и получится, а то как бы вместо шапки воспаление легких не заработать!

Фидель еще раз зло посмотрел на приятелей, сплюнул на серый, истоптанный снег.

– Добро, – процедил сквозь зубы. – Давайте так – ждем следующего мужика. Если он не в норке – сразу же идем домой. Согласны?

– Согласны! – сразу же подхватил Шварц, в тихую радуясь; он прекрасно знал, что в городке Шахтерский дефицитную норковую шапку носил лишь каждый десятый мужчина – никак не больше.

Десять минут прождали в полном молчании. Бригадир уже было решил еще раз заявить о том, что он замерз, но замолчал на полуслове – невдалеке раздался хрустящий звук шагов по мерзлому снегу, и из-за угла показался высокий мужчина лет сорока. На голове его была норковая шапка.

Новоиспеченные грабители переглянулись – они так и не догадались заранее распределить, кто и что должен делать в этой ситуации. Между тем прохожий быстрым шагом прошел мимо, окинув четверых подростков подозрительным взглядом.

– Ну, Корень, ты быстрый, давай! – в отчаянии шепнул Фидель, видя, как жертва уходит.

Корень поперхнулся, сдавленно икнул и беспомощно посмотрел на Фиделя. Фидель оглядел остальных – ни один не был в состоянии подбежать к прохожему сзади и сорвать злосчастную шапку.

– Вот, блин, свяжись с вами… – процедил Фидель недовольно. – Эй, мужик, закурить есть?! – крикнул он прохожему, попытавшись вложить в эту короткую фразу все свое мужество.

Прохожий вздрогнул: любой в городке Шахтерский, да и во всем Советском Союзе, понимал, что подобное начало не предвещает ничего хорошего; с другой стороны, он видел – за его спиной всего лишь несколько школьников, поэтому не сбавляя шага бросил:

– Не курю, ребята.

– Лучше бы ты не ел! – процедил Фидель, и это тоже прозвучало не убедительно, но в его спутников вдохнуло способность к действию – вся четверка, наконец, тронулась с места и быстро догнала мужика.

Бригадир обогнул прохожего и встал перед ним, загородив ему дорогу.

– Эй, мужик, шапку снимай! – сказал он дрожащим голосом.

Мужик усмехнулся – он прекрасно понимал, что у подростков дрожат коленки от страха перед собственной затеей.

– Шли бы вы домой, ребята! – сказал прохожий, прикидывая, кто из юнцов самый опасный.

– Тебе сказали – шапку… – начал Фидель, но закончить не успел – прохожий, в юности сам прошедший школу уличных драк, сделал то, что полагается делать, если на тебя наседают несколько противников – безошибочно определив Фиделя, как заводилу, он сильным ударом в лицо опрокинул его на землю.

Коля Шварц тут же развернулся и побежал прочь. Корень застыл, не зная, что и делать. Бригадир же, пользуясь своим немалым весом, вцепился в мужика, и они оба рухнули на снег, причем прохожий оказался сверху. Корень попытался стащить мужика с приятеля, но через секунду оказался на снегу тоже. Норковая шапка отлетела в сторону. О ней никто и не вспомнил.

Ночная тишина сменилась отчаянными воплями и звуками ударов.

– Пусти! Пусти, падла! – кричал Бригадир.

– Я тебя пущу! – вопил мужик. – Я тебя сейчас так пущу! Я тебя, щенка, в милицию!

– Пустите, пустите его! – Корень попытался столкнуть мужика с яростно сопротивляющегося товарища, но мужик махнул рукой, и Корень вновь повалился на снег.

– Пусти! – хрипел Бригадир.

– Щас! Щас пущу, собака! – прохожий отвесил Бригадиру звонкую оплеуху. – Милиция! – прокричал он, добавив Бригадиру еще раз – для верности. – Кто-нибудь – вызовите милицию!!!

Если бы прохожему повстречалось четверо взрослых мужчин, то он, отразив первый натиск, кинулся бы бежать со всех ног, не ожидая, пока нападающие оправятся, но против него были всего лишь школьники, и поэтому он утратил остатки осторожности…

– Эй! Милиция!!!

Этот крик привел в чувство Фиделя – попасться в милицию при попытке грабежа совершенно не входило в его планы. Фидель вскочил и прыгнул мужику на спину. Тот оказался вертким – миг, и Фидель вновь растянулся на снегу.

– А! А! – кричал Бригадир, которому прохожий, вывернувшись, пребольно наступил коленом на мошонку.

– Покричи, падла! В ментовке не так накричишься! Эй, кто-нибудь – вызовите милицию! Я бандита поймал!

Фидель вновь вскочил. Он был в панике – хотелось бежать, но бежать, бросив Бригадира и Корня, он не мог. Внезапно что-то с глухим звуком выпало у него из-под полы пальто. Фидель мельком взглянул вниз – это была деревянная дубинка, про которую он в пылу драки совершенно забыл. Едва соображая, что делает, Фидель схватил дубинку и тут же что есть мочи ударил прохожего туда, куда было удобнее – по голове.

Раздался противный громкий треск, прохожий глухо ойкнул и повалился набок. Из-под него со стоном выбирался Бригадир. Фидель выпустил дубину. Он смотрел на прохожего, который почему-то судорожно дергался всем телом, неестественно вытягивая руки и ноги. Под его головой разливалось темное пятно. Внезапно прохожий громко, как-то очень болезненно охнул, в последний раз дернулся, изогнулся всем телом, затем враз обмяк и затих. Поняв, что это означает, трое нападавших посмотрели друг на друга, а потом одновременно кинулись бежать в разные стороны, не вспомнив ни о дубинке, ни о норковой шапке, которые так и остались лежать на утоптанном снегу.

Спустя два дня в свой обеденный перерыв районный прокурор Куринной Николай Петрович подъехал на личных «Жигулях» желтого цвета к одному из окраинных домов микрорайона. Выйдя из машины, он направился к подвалу. Отпер навесной замок своим ключом, открыл противно скрипнувшую дверь и скользнул в темноту. Пройдя несколько шагов, повернул направо, затем – опять направо и очутился в маленьком подобии комнаты, где тускло светила малюсенькая лампочка, стояла раскладушка, а от идущих вдоль стены отопительных труб валил пар.

На раскладушке сидел Фидель. Он повернулся к входящему, и лицо его приняло жалкое, испуганное выражение – он явно ожидал увидеть кого-то другого.

– Здравствуй, Федя, – сказал Николай Петрович, подойдя к раскладушке, и ставя на ее угол бумажный пакет. – А я тебе поесть принес. Здесь бутерброды. И вот – пирожки…

– Это вам Вадик сказал, что я здесь? – спросил Фидель, не притронувшись к пакету.

– Да. И дал мне ключи, и объяснил, как тут по этим темным закоулкам ходить. Да ты ешь, проголодался, наверное.

Фидель потянулся к пакету, развернул его, жадно схватил бутерброд с колбасой.

– Вода у тебя есть? – спросил Николай Петрович.

– Угу, – с полным ртом промычал Фидель и кивнул в угол, где стояли несколько наполненных водой молочных бутылок.

Николай Петрович подождал, пока Фидель проглотит два бутерброда, а затем сказал тихо:

– Бригадиров и Корнеев задержаны. Оба дали показания – мужика убил ты. Его звали Артем Николаевич Слипенко – тебе это нужно знать. У него остались вдова и дочь.

Фидель вздохнул, отложил недоеденный бутерброд, опустил глаза, вмиг осунулся, поник всем телом.

– Я не хотел его убивать, – сказал он.

Николай Петрович молчал.

– Вы пришли меня арестовать? – спросил Фидель тихо.

– Почему арестовать?

– Вы – прокурор.

– Ты – друг моего сына, – сказал Николай Петрович веско. – Вадим дал мне ключ под мое обещание, а обещал я ему, что просто поговорю с тобой. И все.

– Все?

– Все. Да ты ешь. Крысы не тревожат?

– Да ну их, сволочей, – сказал Фидель, взяв бутерброд. – Бегают, шуршат, пищат. Из-за них спать не могу.

Он опять начал есть, а Николай Петрович помолчал немного, а затем сказал:

– Я, Федя, приехал уговорить тебя добровольно сдаться в милицию.

Фидель вздохнул, поднял на прокурора жалкое, ставшее совершенно детским лицо. Губы его задрожали.

– У тебя, Федя, теперь только два выхода, – продолжал Николай Петрович. – Или в тюрьму, или в бега. Я, как опытный человек, хочу тебе сказать – свой срок ты, конечно, отмотаешь, и тюрьма – далеко не сахар… Но в бегах ты точно пропадешь, это даже без вариантов! Ну подумай – документов у тебя нет и домой ты за паспортом не зайдешь – там тебя уже ждут милиционеры. Денег – тоже нет. На Пелю не надейся – я вчера говорил с этим человеком, он спасает свою шкуру – ни о каких шапках не знает, да и с тобой едва знаком – так, приходил мальчишка на тренировки… В общем, он не будет тебе помогать, ты свою беду должен расхлебывать сам. Предположим, ты выберешь бега и доедешь на электричках до Харькова или до Москвы, или до Орехова-Зуева какого-нибудь. И что дальше? Жить ведь где-то надо? Где? Только в таком же подвале, с крысами, и выходя из него как можно реже – учти, что листки с твоим фото под надписью «их разыскивает милиция» уже напечатаны. А кушать ведь тоже надо? Работу ты – шестнадцатилетний подросток без документов – нигде не найдешь. Чтобы выжить, ты будешь вынужден делать что-то незаконное и опасное – воровать, грабить. И, может быть, опять кого-то убьешь. Или тебя убьют.

В углу зашелестело, заскрипело, и огромная крыса метнулась куда-то в темноту. Николай Петрович и Фидель проводили ее взглядом.