5

Риикка хлопотала на кухне, Йенни не было видно. Бросив рюкзак на пол, я вытащила из него бутылку пива и, открыв ее зубами, выпила половину одним глотком. И лишь потом поинтересовалась, не спрашивал ли обо мне еще кто-нибудь, кроме полиции. Риикка ответила, что все тихо, только раз постучались свидетели Иеговы с проповедью да заходил какой-то русский студент в надежде продать собственные картины. Ему удалось соблазнить своей мазней пожилую соседку, которая не только купила у него одно из произведений, но и пригласила на чай с пирожками и ветчиной. У меня были собственные мысли по поводу этого бродячего художника, и я решила на следующий день заглянуть к пенсионерке и побеседовать с ней. Пожилая вдова будет только рада, если кто-нибудь скрасит ее одиночество, к тому же она всегда угощала пирожками, которые просто таяли во рту.

Перед сном я по привычке осторожно выглянула в окно и осмотрелась. Перед тем как снять эту комнату, я обследовала местность и убедилась, что в окно невозможно выстрелить с улицы. Разумеется, снайпер мог спрятаться и на крыше противоположного дома, но и там все просматривалось насквозь и стрелявший сильно рисковал быть замеченным. Я улеглась, положив в изголовье заряженный пистолет. Соседки и не подозревали, что у меня есть оружие. Разумеется, мне стоило поместить его в специальный металлический ящик, а тот спрятать в платяной шкаф и закрыть на замок, но вместо этого я убрала туда шелковый платок Аниты. От него до сих пор исходил слабый запах ванили и пачули, словно привет из царства мертвых.

Во сне ко мне пришла Фрида. Мы бегали по мартовскому льду, я ловила в проруби рыбу и бросала своей подруге, а та, перед тем как съесть, играла с рыбешками, подцепляя когтями. Вдруг из леса раздался выстрел, и в то же мгновение шкура Фриды оказалась изрешечена дырками, как та шуба, в которой Анита встретила свою смерть. В этот момент я проснулась и услышала за дверью тихий скрежет. Вскочив, я схватила пистолет и взвела курок. И снова услышала негромкий звук, словно кто-то пытается открыть замок неподходящим ключом.

Беззвучно подкравшись к двери, я открыла ее и выглянула в коридор. Навстречу мне распахнулась входная дверь, я вскинула пистолет. Совершенно пьяная Йенни изумленно взглянула на меня и, открыв рот, пронзительно завизжала.

Я кинулась обратно к себе, схватила мобильный телефон, так что в темноте его легко можно было принять за оружие, и прыгнула обратно в коридор.

– Боже, не кричи так, перебудишь весь дом!

Йенни плюхнулась на колени посреди коридора.

– У тебя в руках была пушка!

– Брось, какая пушка? Это мой мобильник! Мне показалось, что кто-то пытается взломать нашу дверь, и я собралась вызывать полицию. Боже, да ты пьяная в дым, ты сейчас не отличишь лося от белки.

Я говорила шепотом, чтобы не потревожить Риикку. Мы наверняка разбудили ее, поскольку было слышно, как скрипит кровать, когда она ворочалась, но она не вышла в коридор жаловаться на шум. Взглянув на Йенни, я поняла, что ее тошнит, и быстро потащила подругу в туалет, подхватив под мышки.

Когда я жила в Нью-Йорке, хозяйка, у которой я снимала комнату, часто возвращалась домой в полубессознательном состоянии. На вечеринках она любила перемешивать крепкие коктейли с кокаином, а после просила меня дать ей что-нибудь солененького и таблетки от головной боли, чтобы уменьшить муки похмелья. Мне удалось снять комнату на Мортон-стрит в районе Вест-Виллидж благодаря Майку Вирту. Хозяйка квартиры приходилась ему двоюродной сестрой, и, зная ее привычки, он просил немного присмотреть за ней. Девушка считала себя большим знатоком современного искусства, неплохо рисовала, мы с ней обошли кучу ночных клубов непонятной направленности. Это были места, где невозможно отличить настоящее от искусственного и никогда нельзя угадать, кто сидит рядом за столиком – женщина или мужчина. Мне нравились заведения, где каждый прикидывался не тем, кем был на самом деле, но, к счастью, я не успела проникнуться этим духом в той же степени, как сестра Майка. Занятия в Академии длились от зари до зари, у нас были уроки по стрельбе, борьбе и самообороне, дорога до дома занимала полчаса в один конец. К тому же мои возможности здорово ограничивал курс доллара, который в те времена стоил гораздо дороже финской марки. Когда я сидела в кафе где-нибудь на Манхэттене, мне казалось, что родные мои края находятся где-то на другой планете. Часто я развлекалась тем, что представлялась случайным знакомым разными именами: сегодня я была Хеленой, на следующий день Аннели, потом Камелией. Для одного я была бедной уборщицей из Финляндии, для другого – художницей из Дании. Где-то в шкафу у меня до сих пор валяется кипа разноцветных визиток. Утром я обычно ускользала от своего нового знакомого, пообещав позвонить, но никогда не держала слова.

Домой в Финляндию я привезла огромный пакет разноцветных таблеток от похмелья. Когда бледная Йенни вошла в комнату, я протянула ей пару пилюль и стакан воды. Моя американская подруга, после буйной вечеринки приняв подобное средство, наутро ничего не помнила. Я надеялась, что с Йенни будет так же.

Мне повезло: так и вышло. В середине дня я вернулась насквозь мокрая, пробегав под дождем добрых полтора часа; бледно-зеленая Йенни сидела на кухне и мужественно пыталась влить в себя стакан сока.

– Привет. Ты решила для разнообразия заехать домой? – произнесла она и снова потянулась за соком.

Взяла стакан в руки, посмотрела на него и снова поставила. Было очевидно, что Йенни и понятия не имеет, кто ее лечил прошлой ночью.

– Риикка сказала, что я тебя разбудила, когда пришла домой в три часа. Сорри. Мы отмечали начало учебного года, и вечеринка немного затянулась…

– Ничего страшного. Мне все равно не спалось. Можно, я тоже налью себе сока? Я потом схожу в магазин, куплю еще. А то у нас в доме, похоже, кроме макарон, ничего нет…

Мне следовало встать на учет на биржу труда, но визит откладывался до завтра, так как сегодня было воскресенье. Я совершенно не собиралась бездельничать три месяца, а хотела как можно скорее найти новую работу. Полистала газеты, высмотрела пару подходящих объявлений. Требовался охранник в аэропорт Хельсинки, и я, включив компьютер, заполнила необходимые документы на сайте.

Шел дождь, и я решила, что соседка, Элли Вуотилайнен, едва ли куда-нибудь уйдет. Пенсионерка вселилась в этот дом одной из первых и была почти как крестная мать для всех новых жильцов. Я часто помогала ей выбивать на улице ковры, пару раз мыла окна. Я позвонила в дверь, и старушка возникла на пороге. На ней был пестрый передник, в квартире пахло свежеиспеченным брусничным пирогом.

– Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал! – воскликнула она, всплеснув руками. – Хилья, заходи, пожалуйста! Давно же тебя не было. Сегодня видела из окна, как ты бегаешь под дождем в спортивном костюме. И как ты только не простужаешься?

– Ну почему это я должна заболеть от дождя? – улыбнулась я, заходя в квартиру.

– Ты очень вовремя. Я только что испекла сдобный пирог с брусникой. Мы с родственниками вчера ходили в лес по ягоду, добрались аж до Нууксио. Подожди пять минут, он должен еще немного зарумяниться. Кофе будешь?

Она провела меня в гостиную. Я огляделась. Хозяйка увлекалась росписью по фарфору, повсюду стояли ее произведения. Она с удовольствием их дарила, у меня в комнате тоже было несколько расписанных ею тарелочек. Старушка любила рисовать птиц и цветы, весь украшавший ее квартиру фарфор был яркой веселой раскраски. Я пробежала взглядом по стенам и замерла, заметив новую картину.

– Эту вещь ты купила у русского паренька, про которого мне рассказывали? – поинтересовалась я.

Хозяйка семенила за мной. Эта женщина, ростом не более полутора метров, так же излучала радость, как и ее фарфоровые безделушки.

– Тетя Элли, не стоит пускать в дом незнакомых людей.

– Ты что, считаешь меня совсем беззащитной? Уж поверь, я разбираюсь в людях. Этот Юрий очень хороший мальчик. Мы сразу нашли с ним общий язык. Он рассказал, что днем работает водителем мусоровоза, а ночами рисует. А все полученные деньги отправляет семье куда-то в Мурманскую область, откуда сам родом. Я напоила мальчика кофе и накормила пирогом с ветчиной – у бедняжки был такой голодный вид…

– Элли, почему ты выбрала эту картину?

– Юрий сказал, что она мне прекрасно подойдет по стилю. И действительно, посмотри, она отлично сочетается по тону с обоями и диваном. На самом деле мне больше понравилась картина с лебедями, но Юрий уговорил меня купить эту. Подожди, пойду посмотрю пирог и накрою на стол.

Я подошла ближе. В углу полотна стояла размашистая подпись «Юрий Транков». Вряд ли это было его настоящее имя. Такие полотна продаются у метро в Москве или Санкт-Петербурге. Нельзя сказать, что этот лже-Транков плохой художник: картина была написана смелыми и уверенными мазками, в сюжете чувствовалась динамика. Полотно было небольшого размера – где-то сорок на тридцать сантиметров – и в другое время очень бы мне понравилось: рысь перед прыжком на фоне темных заснеженных скал. Но сейчас я поняла – это не просто картина, это предупреждение, угроза. Я вспомнила хриплый голос в телефоне: «Ты понятия не имеешь, кто стоит за убийством твоего шефа, если не хочешь закончить так же, как рыси, из которых сшили ту шубу…»

За чашкой кофе я задала несколько вопросов о художнике. Соседка вспомнила, что свои картины он возит в сумке на колесиках и просит за каждую пятьдесят евро. Она дала ему шестьдесят, поскольку в кошельке нашлось три купюры по двадцать евро.

– На каком языке вы общались? Он говорит по-английски? Ты же вроде по-русски не понимаешь.

– Нет, мы беседовали по-фински. И он весьма неплохо знает язык, особенно учитывая, что приехал в Хельсинки только прошлой осенью. Очень способный молодой человек.

У Элли Вуотилайнен не было детей, и она с удовольствием брала под крыло молодых людей, с которыми ее сводила жизнь. Я поинтересовалась, не оставил ли Юрий номера телефона или другого способа с ним связаться. Но, кажется, парень был настолько беден, что не мог позволить себе даже мобильника. Я пожурила соседку за то, что она так легко впустила в дом чужого человека, а она обвинила меня в черствости, сказав, что бедняга унес только три куска пирога с ветчиной, да и те она всучила ему почти насильно. Честно говоря, я тоже не думала, что парень когда-нибудь вернется с намерением ограбить пожилую даму. Он должен был передать мне весточку, и ему удалось отлично выполнить свою задачу.

Элли прекрасно рисовала, и я попросила ее набросать портрет Юрия Транкова. Она покачала головой:

– Детка, ты слишком подозрительная. Наверное, это все твоя профессия.

В свое время я рассказала ей ту же байку, что и соседкам по квартире: будто занимаюсь сопровождением ценных грузов и охраной промышленных объектов. Немного поворчав, она все же взяла карандаш, и через некоторое время на бумаге появилось изображение молодого мужчины славянской внешности: худощавого, с длинным лицом, запавшими щеками, высокими скулами и узким носиком, с бородкой, даже скорее щетиной, и короткими бакенбардами.

– Жаль, что у тебя нет его адреса. Ему бы понравился этот портрет. Продашь мне его?

– Что значит «продашь»? Возьми так, если нравится, и отнеси, пожалуйста, половину пирога Йенни и Риикке. Кто из них сегодня так колобродил ночью, что перебудил половину дома? Думаю, что Йенни, ох уж эти мне артистки…

У Риикки был копировальный аппарат, и я сняла несколько копий с портрета Транкова. Сама Риикка мгновенно узнала того, кто недавно стучался в нашу дверь.

– Если еще раз увидишь его, сразу скажи мне. И, ради бога, ни за что не пускай на порог. Передай это Йенни, когда проснется.

– Но почему? Что случилось?

– Не самый приятный тип. К тому же слишком активно бегает за юбками. Лучше держаться от него подальше.

– Он сделал тебе что-то плохое?

– Пытался. Послушай, я не могу всего рассказать. Извини, служебная тайна.

– Ну и работа у тебя. Сначала за тобой гоняется полиция, потом бандиты!

Я попыталась перевести разговор в шутку, намекая на будущую профессию Риикки: дескать, надеюсь, услуги священника мне понадобятся еще не скоро. Потом я отправилась в магазин за продуктами, а вечером решила немного прогуляться в районе вокзала, в надежде узнать что-нибудь интересное. К счастью, Риикка взяла шефство над Йенни и вытащила ее в кино, чтобы немного отвлечь от головной боли. Подружки приглашали меня с собой, но я решила посвятить вечер благому делу и отправилась в город, перевоплотившись в свое альтер эго – Рейску Рясянена. Я придумала этот образ пару лет назад на курсах актерского мастерства. Курсы вел приятель моей американской подруги, Дилан Монро. Однажды я узнала, что он собирается провести мастер-класс в Финляндии, и тут же записалась к нему. Он поставил задачу: придумать некий образ и постараться в него перевоплотиться. Многие принялись воображать себя эстрадными звездами, знаменитыми хоккеистами и генеральными директорами крупных компаний. А я решила стать простым финским парнем, одним из тех, с кем любой из нас в детстве учился в одном классе, гонял в хоккей и дрался во дворе. Рейска носил длинные белобрысые волосы, зачесывая их таким образом, чтобы скрыть небольшую лысину, а для надежности обычно нахлобучивал сверху бейсболку. Завершали образ зеркальные очки, как носили в семидесятые, и пышные бакенбарды. Чтобы брови казались гуще, я мазала их специальным кремом, а еще наносила особое средство, чтобы подчеркнуть поры на носу. По поводу одежды особо ломать голову не приходилось: мы с моим героем по жизни носили спортивные кроссовки, футболки унисекс и обычные джинсы либо растянутые тренировочные штаны. В дядином шкафу я нашла толстовку в серо-коричневую клетку, в которой Рейска выглядел просто неотразимо. В Москве и Петербурге его принимали за финского туриста среднего класса, и женщины определенного пошиба наперебой предлагали свои услуги. У Рейски была необыкновенная походка: уверенная, призванная демонстрировать, что у него на пути лучше не становиться.

Особенно я переживала из-за голоса. От природы у меня довольно низкий голос, тем не менее его трудно выдать за баритон. Поэтому Рейска говорил мало, немного сипел и заикался, но по произношению его было ясно, что он родом из Восточной Финляндии.

Дилан как-то поинтересовался, почему я решила стать именно Рейской – простым финским парнем. Я ответила, что он не представляет ни для кого особого интереса и поэтому не привлекает внимания. По таким парням не вздыхают женщины, а мужчины не считают их опасными соперниками, хотя мой персонаж просто излучал самоуверенность. Он не внушает зависти, а из-за сильно выраженного провинциального выговора производит впечатление деревенщины. При таком, ничего не опасаясь, можно свободно разговаривать на любые темы.

Завершить образ полагалось подходящим запахом. Рейска считал себя модным парнем и пользовался дезодорантом и туалетной водой от Феррари. Поверх парфюма – легкий запах сигарет. Для этого по дороге на остановку я выкурила пару, хотя меня всегда мутило от табачного дыма. Я частенько брызгала на одежду Рейски чем-нибудь вроде бензина, чтобы он как можно сильнее отличался от меня по запаху. Разумеется, я ничего не могла поделать с отпечатками пальцев, но стоило наступить холодам, как Рейска надевал кожаные автомобильные перчатки и почти никогда не снимал их.

Мой герой имел довольно широкое знакомство среди разных типов, шатающихся на привокзальной площади, с некоторыми даже здоровался за руку. Переодетая в мужчину женщина всегда выглядит моложе своего возраста, поэтому обычно я тусовалась среди парней двадцати с чем-то лет. Я подошла к компании, в которой финская речь мешалась с русской; там же, затягиваясь сигаретами, стояли несколько мужчин лет тридцати в кожаных куртках и с короткими стрижками. Несколько минут они искоса изучали меня, потом один подошел поближе.

– Чего хочешь? – спросил он с мягким русским акцентом. – Здесь девочек не продают.

– Да мне и не надо.

– А чего надо? Мальчика? Здесь тоже нет, но за полтинник могу подогнать адресок.

– Да мне и нужен всего один. Русский парень, художник. Он продал моей тете очень красивую картину, я тоже хочу себе такую. Может, знаешь Транкова Юрия? Он работает водителем мусоровоза и по ночам рисует.

На лице у парня отразился тяжелый мыслительный процесс. Ему, привыкшему к городскому сленгу, было сложно понять диалект, на котором говорил Рейска.

– Не, не знаю никакого художника. Но могу поспрашивать. Дай номер, по которому тебе можно позвонить. Покурить не найдется?

Я протянула ему сигарету, он недоверчиво взглянул на пачку. Слишком легкие. Но это были единственные сигареты, которые я могла курить, – кстати, они были довольно дешевые, поэтому прекрасно соответствовали образу Рейски. Пока мужчина прикуривал, я нацарапала на каком-то клочке телефон. Это был номер одной из моих сим-карт, теперь пару дней надо будет не вытаскивать ее из мобильного. И с чего этот русский был со мной так любезен и обещал помочь? Непонятно… Для отвода глаз Рейска перебросился парой слов с другими парнями и отправился наблюдать за привокзальной площадью в ближайший бар, выбрав место у окна. Чтобы не привлекать излишнего внимания, заказал бокал пива.

Сложнее всего Рейске было с туалетом. Я пробовала мочиться стоя, но мне не удавалось добиться того звучания струи, как у мужчин. Писсуарами, разумеется, я не пользовалась, а мужчина, заходящий справить малую нужду в кабинку, выглядит немного странно. Поэтому с пивом следовало быть аккуратнее.

Казалось невероятным, чтобы кто-то из присутствующих знал Юрия Транкова и тем более поделился сведениями со мной. К тому же я понятия не имела, предлагал ли он свои картины еще кому-то, кроме пенсионерки Элли Вуотилайнен. В голове снова возник образ Аниты, лежащей в луже собственной крови. Насколько я помнила, у моей соседки действительно был племянник, только он жил где-то далеко, в Лоймаа. И я очень надеялась, что, обмолвившись про тетю, не подставляю под удар милую старушку, которая пекла замечательные пироги и расписывала фарфор.

В воскресенье вечером на вокзале царила суета: студенты возвращались из родительских домов, солдаты, проведя выходные с семьей, отправлялись к местам службы, фермеры, всласть нагулявшись в столице, торопились домой к хозяйству. Рейска допил пиво и еще раз прошелся по площади. Обычно он чувствовал себя вольготно, так как не привлекал внимания ни бандитов, ни полиции.

Однако, проболтавшись на площади до полуночи, он так не узнал ничего нового. Русский со своей компанией ушел еще до десяти, и их место заняла веселая стайка подростков: они просидели здесь не один час и совершенно не волновались по тому поводу, что завтра в школу. Рейска еще зашел выпить чаю в ближайшее кафе и тем заслужил право посетить чистый туалет. Ему так никто и не позвонил. В последнем автобусе, на котором мой герой отправился домой, народу было мало, и двое в кожаных куртках на заднем сиденье сразу привлекли его внимание. Было трудно разобрать, на каком языке они говорят, а судя по виду, могли быть как финнами, так и выходцами из Восточной Европы. Рейска расслабленно сидел на своем месте, но Хилья сразу же напряглась.

Мой герой вышел из центральной двери, те двое сошли на той же остановке. Улица была совершенно пустынна, не считая одинокого такси. Рейска, не оглядываясь, уверенно шагал вперед. Мужчины вроде него не боятся нападения на пустынной улице, хотя именно такие чаще всего и становятся объектом случайной агрессии. Рейска не был пьян и совершенно не собирался прикидываться выпившим. Мне не хотелось идти к парадной двери, поэтому я решила пройти через соседнее кафе. Но оно было закрыто: по воскресеньям это заведение заканчивает работу уже в девять. Тогда я достала сигарету и закурила, словно размышляя, куда заглянуть, чтобы выпить последнюю рюмочку на ночь. И в этот момент передо мной возникла парочка в кожаных куртках.

– Эй, парень, угости-ка и нас сигареткой.

Незнакомец говорил по-фински без акцента. При ближайшем рассмотрении эти двое оказались моложе меня, похоже, им едва стукнуло восемнадцать. Я вытащила из кармана пачку и протянула парням. Те молча закурили.

– Чего шатаешься на ночь глядя, выпить хочешь? – наконец прервал молчание один. Его белое прыщавое лицо утонуло в облаке дыма.

– Да не… я просто… Решил вот глянуть, открыта ли кафешка… – ответила я и направилась прочь от подъезда своего дома.

У меня не было с собой оружия, и я совершенно не хотела ввязываться в драку. Рейска, в отличие от Хильи, не владел приемами дзюдо, и я не собиралась демонстрировать им навыки, неподобающие моему персонажу. К тому же при более близком контакте они могли понять, что я не мужчина, и трудно сказать, какая реакция за этим последует.

– Придурок, – произнес кто-то из них мне в спину. – Ты мелкий трусливый придурок.

Возможно, Рейска бы оскорбился и кинулся на обидчика с кулаками, но умная Хилья решила впустую не рисковать и бросилась от них наутек. Я забежала в знакомый двор и спряталась за поручнями, на которых хозяйки выбивают ковры. Парни ринулись было за мной, но быстро потеряли след и пошли своей дорогой. Я просидела в укрытии с четверть часа, потом осторожно вышла, огляделась и отправилась домой. Я не решилась войти в квартиру в обличье Рейски, хотя свет был погашен и все, похоже, легли спать. Сорвала усы и бакенбарды и, прокравшись в ванную, смыла остатки грима и запах мужчины. Спустя некоторое время после смерти дяди Яри из нашего дома выветрился запах охотника, сопровождавший меня все мое детство. Я долго скучала по этому запаху и сейчас, лежа в постели, пыталась вспомнить его. И, воскресив в памяти, спокойно уснула.

Телефон молчал до утра. Я позавтракала, съев целую тарелку гречневой каши и запив ее половиной пакета томатного сока. Затем вышла из дома и села в трамвай, идущий в Хаканиеми. Мне и раньше приходилось бывать на бирже труда, и эти визиты никогда не доставляли особого удовольствия. На этот раз я догадалась взять с собой книгу, бутылку воды и пару бананов. После двух часов ожидания меня наконец пригласили в кабинет. За столом сидела женщина пенсионного возраста в очках с такими сильными диоптриями, что ее глаза казались неправдоподобно огромными. Я назвала свое имя и вкратце изложила трудовую биографию.

– Причина увольнения?

– Разногласия с работодателем.

– Трудовое свидетельство получили?

– Нет.

– Надо взять, иначе возникнут трудности с устройством на новое место. Следует также получить рекомендательные письма.

– Не получится. Моего бывшего работодателя нет в живых, – сказала я и тут же раскаялась в своих словах.

Ну что мне мешало подделать необходимые документы? И тут же разум услужливо ответил на мой вопрос: старший констебль Лайтио мешал. Ведь я по собственной глупости искренне рассказала ему, почему ушла от Аниты. Вряд ли полицейский будет рыться в документах биржи труда, но природная честность не давала мне солгать там, где это не было жизненно необходимо.

– Нет в живых? – На унылом лице служащей мелькнул интерес. – А что это с ним случилось?

Я что-то пробормотала, подписала необходимые бумаги и ушла, пообещав явиться по первому вызову. Мне не составило бы труда найти работу, например, уборщицы, и я без проблем пошла бы мыть полы, если бы у меня на счету не было суммы денег, выражаемой трехзначной цифрой.