Человек невольно поддаeтся оцепенению природы, прерывает вечную череду сельских забот. Косить траву больше не нужно, сгребать палые листья ещe рано. Можно заняться мелким ремонтом, покрасить ограду, убрать садовые инструменты в подвал. Но с этим справляешься за два-три часа. Бездна свободного времени делается шире, глубже, опаснее. И, конечно, затягивает меня всe дальше в чтение мудреных книг.
      Очередное моe увлечение - книги об "умном незнании". То есть о проникновении в Божественную суть бытия путeм отрицания всех зримых и осязаемых свойств его. Оказывается, такой подход имел место почти во всех религиях. Например, в индуизме человек может приблизиться к Брaме, запретив себе любые виды описания его. "Он не может быть обозначен словами... Нельзя его обозначить и качеством, ибо он вне качеств; ни деятельностью, ибо он вне деятельности... Нельзя его обозначить и через отношение, ибо он не имеет "второго" и не есть объект чего-либо, кроме самого себя. Он один, от коего слова отлетают".
      То же самое обнаруживаем мы и в даосизме. "Дао нельзя услышать: то, что можно услышать, не Оно. Дао нельзя увидеть: то, что можно увидеть, не Оно. Дао нельзя выразить в словах: то, что можно выразить в словах, не Оно. Знаем ли мы бесформенное, которое даeт форму форме? Таким же образом Дао не допускает быть названным".
      Как ни странно, даже в христианстве, где в центре - вера в Бога, принявшего образ человеческий, были сильны подобные течения. "Это не есть ни душа, ни интеллект, ни произносимое, ни мысль, ни число, ни порядок, ни величие, ни малость, ни равенство, ни неравенство, ни доброта, ни сыновство, ни отцовство, ни что-либо среди несуществующего, ни что-либо среди существующего..."
      Не пытаются ли здесь мировые религии выразить на своeм языке то, что великий Кант назвал "вещью в себе"?
      Так или иначе, постепенно эти мысли проникают в тебя, и ты начинаешь верить, что о самом важном можно только молчать. Или описывать Его через бесконечные "не". Например:
      Хризантемы в саду НЕ покрыты инеем, НЕ гнутся под шмелями, НЕ блестят росой, НЕ вянут под солнцем.
      Облака, проплывающие над крышей, НЕ темнеют, НЕ грохочут, НЕ сверкают, НЕ изливаются градом и дождeм.
      Дорога, уходящая от моего дома, НЕ вьeтся по склону холма, НЕ исчезает в шиповнике, НЕ обходит стороной ферму Готлибов, НЕ трескается под напором древесных корней.
      Женщина, навестившая меня вчера, НЕ пишет мне писем, НЕ делает ни одного волоса на своей голове из белого чeрным, НЕ жалуется на жeсткость кровати, НЕ спрашивает меня, люблю ли я еe. Она та, "от которой слова отлетают".
      Я НЕ прощаюсь с тобой и НЕ теряю надежды, что и ты когда-нибудь пожелаешь навестить меня в этих холмах, а может быть, даже НЕ захочешь умчаться на следующий же день, как это бывало с тобой в юности.
      Искренне твой Антонио А."
      Последнее письмо было украшено картинкой, изображавшей какую-то длинноносую птицу. В углу - адрес отправителя: "Общество по охране белоклювого дятла". Кипер готов уже был выбросить нераспечатанный конверт в корзину. Но заметил над адресом имя, написанное от руки. Доктор Мэтьюс? Кажется, так звали визитeра Полины. Пришлось вскрыть и этот конверт.
      "Уважаемый мистер Райфилд-Визерфельд! Я был очень рад узнать от Эсфири Розенталь о горячем интересе, проявленном вами к судьбе белоклювого дятла. Положение этой красивейшей птицы на сегодняшний день поистине трагично. Как вы знаете, она может обитать лишь в больших лесах по берегам рек, где есть много упавших и засохших деревьев. Под корой таких деревьев живут жуки и личинки, составляющие главную пищу этой породы. Но таких лесов становится всe меньше. Цивилизация наступает повсюду. По нашим сведениям, несколько десятков белоклювых дятлов ещe живут в лесах Джорджии, Флориды, Техаса. Но у нас, в Пенсильвании, их практически не осталось. Если мы не примем срочных мер, прекрасному созданию Господа нашего грозит полное уничтожение.
      Ваша готовность оказать финансовую поддержку нашему делу вызывает у нас естественное чувство горячей благодарности. Чеки можно направлять по вышеуказанному адресу, на имя "Общества защиты белоклювого дятла". Две тысячи долларов в месяц будут заметным вкладом в нашу нелегкую борьбу.
      Идя навстречу Вашему пожеланию, мы обязуемся держать Вашу благотворительную деятельность в секрете. Ни ваша бывшая жена Джози Визерфельд, ни еe начальница, миссис Фербюссон, ни Ваша бывшая жена, Полина Сташевич-Райфилд, ни Ваши будущие жeны ничего не узнают о наших с Вами контактах. Тот факт, что Ваш короткий брак с Джози Визерфельд хронологически совпадал с гораздо более длительным браком с доктором Сташевич, никакого влияния на судьбу белоклювого дятла оказать не может и не должен. Наши законы о браке не должны мешать благородному делу защиты природы.
      Конечно, у Ваших жeн и их адвокатов могут быть свои представления о том, на что Вы должны тратить честно заработанные деньги. Но ведь в этом мире каждый имеет право направлять свои силы и средства на поддержку того, что он считает наиболее важной и первоочередной задачей.
      Ещe раз благодарю Вас за то, что Вы выбрали защиту белоклювого дятла делом своей жизни,
      неизменно признательный,
      доктор А. Мэтьюс"
      Дочитав, Кипер первым делом попытался нащупать телефон. Но зловещие строчки не давали ему отвести взгляд от страницы с изящной птицей в углу. Он шарил вслепую. Трубка выскальзывала из пальцев, как рвущийся на свободу дятел. Наконец он кое-как ухватил еe, набрал номер.
      - Эсфирь?! За что?.. Что ты со мной делаешь?.. Кто такой доктор Мэтьюс?.. Значит, ты меня предала, предала?.. О чeм тут говорить! Я всe-всe про тебя понял... Да, я готов выслушать... Хотя не представляю, что ты можешь сказать в своe оправдание... Мне?.. В чeм я должен признаваться?.. Джози Визерфельд?.. Ты хочешь знать, кто такая Джози Визерфельд?.. А почему я должен тебе доверять?.. После всего, что случилось... Ну, хорошо... Завтра с утра?.. На дамбе?.. Но имей в виду: на этот раз я не приму никаких отговорок! Тайнам, недомолвкам - конец!.. Мне нужна наконец вся правда про тебя. Вся понимаешь?!
      II-7. Признания
      Земляная дамба тянулась чуть не до середины Главной реки. Узкая дорога, проложенная по ней, с трудом отбивалась от бесчисленных врагов. Кусты наступали на обочину, трава прорывалась в щели асфальта, вода и ветер уносили песок. И всe это героическое противоборство кончалось тупиком - бетонными остатками старого причала посреди реки. Два ранних рыбака любовно ласкали задранные к небу удилища.
      Эсфирь дочитала письмо, вернула его Киперу. Покачала головой. То ли с отвращением, то ли с недоумением.
      - Какой негодяй... Боже, какой негодяй... Всегда его недолюбливала, ждала подвоха... Но такое!..
      Кипер сидел на краю скамейки. Глядел на речную рябь, на дрожащие натянутые лески, на туман, ползущий над водой. Eжился под утренним ветерком.
      - Ты можешь рассказать всe с самого начала? Но так, чтобы совсем-совсем без вранья? Прямо с того дня, когда ты сунулась мне под колeса? Я ведь до сих пор надеялся, что это была случайность...
      Эсфирь вытащила из-под ворота розовый шарфик, повязала его на голову. Крепко затянула узел под подбородком.
      - Как сказал бы наш Экклезиаст, есть время темнить, есть время сознаваться. Всему своe время под солнцем. И под туманом... Так вот... Если без вранья, то - нет. Не случайность. Заказ на тебя мы получили ещe за месяц до этого. От нашего коллеги из Филадельфии. От этого самого треклятого Мэтьюса.
      - Кто такие "мы"? Что такое "заказ"? Ваш коллега - но в чeм?
      - Мы - это "Следопыты Сиона". Частное сыскное агентство. Отец был в Израиле полицейским, у него большой опыт. Я окончила юридический факультет, но работы найти не могла. А тут в семье подруги случилось большое несчастье: убежала из дома еe сестрeнка, девочка четырнадцати лет. И мы с отцом помогли еe быстро найти. Семья подруги - люди богатые - уговорили нас взять плату. Заверили, что профессиональным сыщикам пришлось бы выложить в два раза больше. И тогда мы с отцом подумали: а почему бы и нам не стать профессионалами? Так и возникло наше агентство. И существует вот уже почти пять лет.
      - Воображаю, как много преступников вы изловили за эти годы.
      - Преступников ловит полиция. Наше дело - поиски потерявшихся. Ведь часто люди теряют связь друг с другом, не желая того, по чистой случайности. Переезд, долгая болезнь, запропастилась записная книжка. Но есть, конечно, и ситуации, когда мы ищем человека, который вовсе не хочет, чтобы его нашли. Как, например, в твоeм случае.
      - И кто же "заказал" вам искать меня?
      - Мэтьюс не сообщил нам имя клиента. Просто переслал все данные и попросил провести поиск в трeх штатах. Сказал, что разыскивается муж, который убежал, оставив жену с ребeнком без всякой поддержки. Самое обычное дело. Но я таких типов не выношу. Охочусь за ними с азартом, со страстью. Поначалу казалось, что найти тебя будет очень трудно. Всех данных у нас было: номер твоего автомобиля в регистрационной книге мотеля. Где ты останавливался под именем Сэмсон Визерфельд. Но ведь прошло семь лет! На наше счастье, ты до сих пор ездишь в своeм старом "фальконе", с тем же номером.
      Один из рыбаков рванул удилище и начал крутить катушку. Упиваясь игрой с тайной, растягивая противоборство. Честно давая своей добыче последний шанс. Рыбeшка вылетела из воды, растопырив плавники. И скоро уже колотилась о пластмассовые стенки ведeрка.
      - И что же можно узнать о человеке по номеру его машины? - спросил Кипер.
      - Дальше нужно было идти по этой ниточке шаг за шагом. В бюро регистрации автомобилей мы узнали имя владельца. То есть твоe настоящее имя. В отделе регистрации браков - что ты был женат на Полине Сташевич. В полиции нам сообщили, что уголовных дел за тобой не числится. В телефонном справочнике ты даeшь только номер почтового ящика. Но жена твоя должна была давать и уличный адрес своим пациентам. Так мы нашли твой дом. Тебе, правда, важно всe это знать?
      - Ещe как!
      - Потом возникла проблема с фотографией. Заказчик хотел быть уверен, что ты - именно тот, кого они разыскивают. Ведь "фалькон" мог быть просто продан или передан другому. Но улица у вас такая тихая, что караулить тебя у дома было невозможно. Стоящий долго автомобиль с водителем внутри вызвал бы подозрения. Нам пришлось устроить ту охоту на шоссе. Я пыталась ехать рядом, чтобы отец мог сделать снимок, но ничего не получалось. Мы незаметно доехали за тобой до "Космоса" и узнали место твоей работы. А оттуда поехали за тобой до "Крогера". Как назло, плeнку заело в аппарате. Мне пришлось ехать домой за другим.
      - Значит, весь этот долгий задушевный разговор с твоим отцом?.. О детях, о жизни, о любви... Ему просто нужно было удержать меня до твоего возвращения?..
      - Но не удалось... Сняли мы тебя только на следующий день. Когда ты выходил из дверей под зонтиком. У нас ведь тогда уже был повод торчать у твоего дома - визит к психотерапевту Сташевич-Райфилд. И заказчик сразу узнал тебя на фотографии. И подтвердил, что это ты. Можно было возбуждать судебное дело. И требовать с тебя алименты за все эти годы. Но я... Я предложила Мэтьюсу действовать наверняка. Прислать нам анализ крови ребeнка. Чтобы сравнить его с твоим. Сказала, что сделаю это бесплатно.
      - Святители и осветители - но почему!? Тебе-то зачем это было нужно?
      Эсфирь вглядывалась в дальний берег реки. Долгий гудок поезда протянулся, как леса, вытягивал из тумана то жeлтые деревья, то белых чаек, то синюю крышу ресторанчика на другом берегу.
      - Потому что я хотела... Я уже знала тебя и не верила... Я просто не могла поверить, что ты... Что ты способен бросить своего ребeнка без поддержки... Конечно, это не профессиональный подход... Но к тому моменту... Не знаю, много ли оставалось от моего профессионализма... Я имею в виду - по отношению к тебе... Да-да... Ваша честь, я обвиняю этого человека в разрушении моих рабочих навыков... То есть способности трезво смотреть на вещи... И на людей... А вообще, это часто так бывает: мужчина убегает, потому что знает или думает, - что ребeнок не его. И только анализ крови может показать...
      - Значит, тогда с арбузом?.. Ты чуть не отрезала мне палец, только для того...
      - Пойми - я должна была убедиться!.. И как я была счастлива, когда анализ показал, что ты не можешь быть отцом того ребeнка... Наш первый праздник с бухарским пловом...
      - Но почему же меня не оставили в покое?
      - Видимо, Мэтьюс почуял добычу. Я ведь не знаю, что ты там вытворял в Пенсильвании. Чем он тебя шантажирует? Ты женился на этой Джози? Когда уже был женат на Полине? Он грозит тебе обвинением в двоеженстве? Две тысячи долларов в месяц за молчание - это недeшево.
      Кипер не отвечал. Он чувствовал привычное жжение в щеках. Столько лет он никому не рассказывал про Джози. Это была главная тайна его жизни. Самая дорогая. Даже Школьный учитель ничего не знал о ней.
      - Конечно, ты не обязан мне рассказывать... Особенно теперь... Когда я во всeм созналась... Сняла все луковые оболочки. Остаток можно выбросить вместе с шелухой... Я очень боялась этой минуты... Уговаривала себя, что вообще-то здесь нет нашей вины... Не было бы нас - Мэтьюс заказал бы слежку другому... Но так уж оказалось, что это были мы... Мне бы ужасно, ужасно хотелось исправить то, что мы - хоть и невольно - натворили... Но я не смогу, если ты... до тех пор, пока ты мне не расскажешь...
      Туман медленно уплывал вверх по реке. Вдалеке проступили опоры моста. Не самого Главного, но самого длинного. Термитная цепочка автомобилей беззвучно ползла за добычей на левый берег.
      - Ты знаешь, вот этот бетонный причал - он ведь был построен во время войны, - сказал Кипер. - Пришлось сооружать искусственную дамбу чуть ли не до середины реки. Чтобы к нему могли приставать океанские суда. И на них по ночам грузили танки, орудия, войска, боеприпасы. Всe делалось вдали от большого города, под покровом ночи, чтобы не пронюхали немецкие шпионы. Нагруженные суда плыли в Европу, а немецкие подводные лодки караулили их на подходе. И многие топили. Это я вспомнил по поводу наших секретов... Мы часто устраиваем их не там, где грозит настоящая опасность... А там, где можно натянуть покров... Эти военные суда... Мы не могли окутать их ночным мраком на весь путь до Европы... Но что-то ведь надо было сделать... Вот мы и прятали их в ночи хотя бы на время погрузки...
      Эсфирь молчала. Второй рыбак выплюнул сигарету и погладил пальцем натянутую леску. Что-то показалось ему подозрительным. Он схватил удилище и начал тянуть. Приходя постепенно в изумление и восторг. Криками призывая приятеля на помощь.
      Тот прибежал с сачком на длинной ручке. Вдвоeм они извлекли из воды какое-то змееподобное чудовище. Длиной чуть ли не в метр. Оно продолжало извиваться даже после того, как один из рыбаков отрезал ему голову складным ножом.
      - Доктор Мэтьюс! - вдруг оживился Кипер. - Гляди - это будет новый доктор Мэтьюс! Один мой приятель верит в переселение душ. И он сказал бы, что сейчас душа этого угря переселилась где-то в новорожденного младенца, который вырастет и станет скользким и зубастым негодяем.
      - Мы с отцом не очень следуем еврейским традициям и правилам... Но всe же хорошо, что нам запрещали есть эту гадость...
      - Да... Так о чeм мы говорили минуту назад?.. О тайнах, секретах?.. Пенсильвания, Джози... Честно говоря, большой тайны тут нет... Джози - моя младшая сестра... Которую я очень, очень люблю. И всю жизнь пытаюсь защищать от бед и людей... Но, видимо, не очень успешно... И если ты сумеешь мне помочь...
      Она протянула ладонь в его сторону. Раскрыв еe, как попрошайка. Он покосился, но не вынул рук из карманов. Ладонь осталась лежать на скамейке пустой.
      - Начать нужно вот с чего: Джози с детства была очень умненькая и способная. За исключением одной вещи. Никогда не понимала, что такое "собственная выгода". Когда она пошла учиться на медицинский, родители вздохнули с облегчением. Решили, что она "повзрослела" и теперь станет думать о больших заработках и прочем. Но она их вскоре разочаровала. Увлеклась исследовательской работой, где денег платят очень мало. Еe ужасно заинтересовала одна детская болезнь. Или психическое отклонение. Бывает, что ребeнок растет очень замкнутым в себе. Не смотрит людям в глаза, не любит, когда его трогают, не может научиться говорить. Часами сидит на одном месте и раскачивается. Или ритмично колотится головой о стену, о кровать, о стул.
      - Да, я где-то читала о таком.
      - Называется "аутизм". От латинского слова "сам". У наших родственников была девочка, наша кузина, страдавшая этой болезнью. Джози еe очень любила, проводила с ней много времени. Поэтому у неe как бы со старта был накоплен большой опыт. Какого не было даже у старших врачей в той клинике, куда она поступила после университета. Ведь это совсем новая область медицины. Джози стала применять к больным детям приeмы, которые помогали ей с нашей кузиной. И эти приeмы оказывали очень хорошее действие. В клинике ею были довольны. Скоро она уже печатала статьи, выступала с докладами. Она была страшно увлечена своей работой.
      - Ты помнишь, какие это были приeмы? Для примера?
      - Например, она заметила, что эти дети хорошо реагируют на музыку. Часто бывает так: говорить ещe не умеет, а мелодию на детском пианино воспроизводит безошибочно. И она стала использовать музыкальные игрушки. Или она придумала, как научить таких детей не бояться смотреть в глаза. Она стала кормить их, неся ложку как бы от своего лица к их ротику. Тогда они поневоле привыкали смотреть в лицо. И это было связано с приятными ощущениями. Наша кузина первые слова произнесла в пять лет, когда ей дали прокатиться на пони. Джози попыталась устроить такое катанье для детей в клинике, и им это явно пошло на пользу.
      - Говорят, домашние животные очень помогают сохранять бодрость старикам. А "старый - что малый". Как такие дети с кошками и собаками?
      - Не знаю. Конечно, пони, лошади - это дорогое удовольствие. Но главный еe приeм был совсем дешевый, то есть практически бесплатный - "обнимание". У них часто бывают вспышки беспричинного гнева. Ребeнок начинает кричать, колотить руками и ногами, вырываться. Тогда Джози хватала его в охапку и держала, крепко прижимая к себе. Не обращая внимания на крики и метания. Иногда полчаса, иногда час. После нескольких таких обниманий ребeнок становился более доверчивым к ней, как бы раскрывался. И многие матери, применившие этот нехитрый приeм, сообщали, что дети словно бы возвращались к ним.
      - Надо бы мне всe это запомнить. Вдруг и с моим ребeнком случится подобная беда. Я читала, что такие дети, как правило, рождаются у слишком умных родителей. Значит - мой случай.
      - Джози говорила, что этот приeм она впервые попробовала на кузине ещe в детстве, после одного разговора со мной. Я как-то сказал ей, что единственное занятие, единственная работа, которая не показалась бы мне противной, это ловить заигравшихся детей на краю обрыва. Ловить и спасать. И когда с нашей кузиной случился очередной припадок гнева, Джози схватила еe и стала крепко-крепко держать. Потому что ей казалось: стоит ей разжать объятия хоть на минуту - и девочка полетит в пропасть. Как ни странно, объятие помогло девочка скоро успокоилась. По сути, Джози досталась именно такая работа, о которой я мечтал: ловить детей на краю пропасти одиночества. И возвращать их родителям. Но недавно она сказала мне с печальным укором: "Тогда, в детстве, мы не догадывались об одной важной детали. О том, что ты ловишь их, а они при этом ловят тебя. И не отпускают".
      - Ну, это понятно. Чем можно выманить маленького человечка из пещеры, куда он залез? Лучшая приманка - кусочек собственного сердца. Но ведь он его схватит и не выпустит. Опасное дело.
      - Джози поняла это уже в первый год работы. Однажды она заболела гриппом и неделю не появлялась в клинике. И у троих детей, еe подопечных, произошло резкое ухудшение. Один мальчик совсем перестал есть, его пришлось кормить искусственно. Другой забыл все слова, которым она его научила. Девочка забросила игрушки, играла только с собственными какашками. Джози поняла, что она в ловушке. В ловушке любви. Но было уже поздно. А потом пришла настоящая беда...
      Белый прогулочный пароходик проплыл мимо причала, плеснул на него гладкой длинной волной. Туристы толпились на верхней палубе. Под дулами их фотокамер рыбаки оживились, разом начали менять наживку на крючках. Остатки тумана цеплялись за высокие фермы моста.
      - ...пришла настоящая беда. То есть самое обычное дело. В местный колледж приезжал на месяц аспирант из Индии. В лиловой чалме, омытый водами Ганга, овеянный мудростью Будды - как тут устоять? У Джози с ним завязался пылкий роман. Аспирант уехал, обещал писать, звонить. Исчез. А через два месяца Джози поняла, что так называемый неизгладимый след остался не только в еe сердце. По еe взглядам, избавиться от ребeнка - это убийство. А по взглядам еe начальства, внебрачный ребeнок - это что-то недопустимое. Потому что клиника существует на деньги большого католического фонда. Они не принимают на работу даже разведeнных. А уж когда заметят растущий живот, сразу уволят.
      ...Джози позвонила мне в полном отчаянии. Для неe потерять своих подопечных - всe равно что потерять собственных детей. А что было делать? Она плакала по телефону. Я прыгнул в машину и помчался к ней. Застал еe в слезах. Будто она плакала все два часа, что я ехал. И тогда мне и пришeл в голову этот авантюрный план.
      - Но как же? Они ведь знали, что вы брат и сестра?
      - В том-то и дело, что нет. То есть в клинике знали, что у Джози есть братья. Но никогда меня не видели. Поэтому Джози смогла представить им меня как своего жениха. Мистер Сэм Визерфельд, подающий надежды кинорежиссeр-документалист. Вынужден разъезжать по всему свету, выполняя задания разных студий. И мы объяснили, что свадьбу устроим в Коннектикуте, якобы у моих родителей. Уехали только на два дня и вернулись как бы мужем и женой. Купили новую квартиру, новую мебель... Все нам поверили. Нам ведь не нужно было притворяться, что мы любим друг друга. Это было видно с первого взгляда.
      ...А потом меня якобы послали в долгую заграничную командировку. Но к моменту рождения Астеры я вернулся. Прожил там чуть не два месяца. Полине сказал, что получил заказную работу в Пенсильвании, в фирме взял отпуск. Помогал Джози на первых порах. Но вскоре снова уехал. И теперь уже якобы навсегда. Якобы бросил еe. Такой подлец.
      - И этого подлеца мне было поручено отыскать...
      - Да... И ты меня нашла... Пойми - мы же не могли разыграть развод. Еe бы сразу уволили. И все еe подопечные дети свалились бы обратно в свои одинокие пещерки. Она не могла этого допустить. А к брошенной жене с ребeнком на руках - только сочувствие и понимание... "Чем мы можем вам помочь?" И так она и жила эти семь лет. Почти без отпусков, без возможности уехать хотя бы на неделю. Мы встречались в одном ресторанчике неподалeку от еe городка. Всe шло хорошо. Пока еe начальнице не пришла в голову эта доброхотская идея - разыскать беглого мужа.
      - Но, я надеюсь, ты не собираешься поддаваться на шантаж?
      - А что мне остаeтся делать? Не могу я нанести Джози такой удар. Если он донесeт еe начальству, вся еe жизнь будет разрушена. Тут на меня как раз свалились шальные деньги. По две тысячи в месяц - их хватит почти на год. А там что-нибудь придумаем.
      - Ты с ума сошeл. Не знаешь шантажистов. Получив первый взнос, он тут же пожалеет, что не запросил три тысячи. И потребует их. А там будет набавлять и набавлять. Заявит, что белоклювые дятлы попросили построить для них больницу и школу. Умоляю тебя, не поддавайся. Помнишь, я тебе рассказывала про опасные подводные течения? Когда нужно поплыть в сторону, чтобы спастись? Это именно тот случай.
      - Нет-нет, ты не понимаешь... Всe это слишком запутано... Мне нужно разобраться, подумать... Через неделю у меня начинается отпуск... Пожалуй, я поеду в Калифорнию... Мне дали адрес одного курорта-пансионата... Называется "Оленья гора"...
      - Меня не зовeшь с собой? Поедешь один?
      Эсфирь вглядывалась в верхние перекрытия моста.
      ОБИЖЕННЫЕ ОРЛЫ БОЛЬШЕ НИКОГДА, НИКОГДА НЕ СОВЬЮТ ТАМ СВОE ГНЕЗДО.
      Вопросительный знак, прилепившийся к слову "один", пошатался и упал сам собой. Как столб, съеденный изнутри термитами. Получился почти приказ: "Поедешь один". Кипер попытался ладонями стереть угли со щeк.
      - Да... мне нужно побыть одному... Всe это обрушилось так внезапно... Я позвоню тебе оттуда... Или напишу... Если заживeт палец... Он до сих пор побаливает... Трудно крутить телефонный диск... Так что я уж тебя прошу... Если тебе снова понадобится моя кровь... Найди что-нибудь почище, чем огородный нож, - хорошо?..
      II-8. Курорт "Оленья гора"
      "Дорогой мистер А.!
      Пишу вам, сидя в купе поезда, который везeт меня обратно на Восточный берег. За эти три недели в Калифорнии я такого насмотрелся и таких наслушался диковинных историй, что должен непременно кому-то рассказать обо всeм. Кроме того, я так долго не отвечал на ваши чудные письма сельского отшельника самое время отдать накопившийся долг. Правда, для описания жизни в "Оленьей горе" я должен украсть ваш приeм - "описание через отрицание".
      Нет, это был не семейный курорт, хотя некоторые постояльцы привезли с собой детей.
      Нет, это не лечебница, хотя распоряжались всем два врача. Нет, это не коммуна, хотя постоянные жильцы (не такие визитeры, как я) отдают заработанные деньги в общую кассу.
      Нет, психотерапия не является целью "Оленьей горы", хотя участники постоянно исповедуются друг перед другом или перед всем сборищем.
      Нет, это не клуб любителей группового секса, хотя интимные отношения между всеми постояльцами не только поощряются, но в какой-то мере являются обязательными.
      Нет, это не культ с догмами и строгой дисциплиной, но нарушение принятых правил может привести к изгнанию - сначала в одну из удалeнных кабинок в окружающем лесу, а потом - и вообще из коммуны.
      Новички вроде меня имеют статус кандидатов-послушников и с самого начала живут в этих лесных хижинах, которые, кстати, достаточно комфортабельны: там есть водопровод, туалет, холодильник, душ, маленькая печь для отопления и стряпни. Наше участие в общей жизни коммуны приветствовалось, но не было обязательным.
      Не стану вдаваться в детали и, тем более, расписывать вам, до какой степени я позволил себе воспользоваться открывавшимися возможностями. Скажу лишь, что я оказался абсолютно непригодным выполнять главное требование коммуны: оказывать одинаковое внимание всем участницам, без разбора и различия. Очень скоро у меня завязались тeплые отношения с одной из женщин, мы начали проводить с ней много времени вдвоeм, уединялись - а это там считается самым большим грехом. Поэтому по окончании срока мне было отказано в звании постоянного члена, о котором я, кстати, и не просил.
      Я сел на поезд в Сан-Франциско. Бывали вы в этой столице землетрясений? Уверяю вас, напряжение земной коры здесь чувствуешь сквозь асфальт, сквозь подошвы ботинок. Местные привыкли, а нам - приезжим - поначалу неуютно. Поневоле испытываешь облегчение, когда поезд отходит от перрона. В "Оленьей горе" была одна женщина, которая живeт на окраине этого города. Она слегка хромала, и мне всe время хотелось спросить, не землетрясение ли тому виной. Еe родители помнят страшную встряску 1906 года. Разрушенный город горел две недели. В центре уцелело лишь несколько домов. В том числе - ко всеобщему изумлению - ликeрно-водочный завод некоего Хоталинга. Эта женщина с детства запомнила стишки:
      Когда всеблагий наш Господь
      Послал свой гнев на Сан-Франциско,
      Зачем разрушил Он все церкви,
      Но пощадил Хоталинг-виски?
      Хромоножка Джейн рассказала мне, что привело еe в "Оленью гору".
      Роза и шоколад
      Это случилось на научной конференции, проходившей в соседнем городке. Я поехала туда с надеждой забыть о человеке, с которым прожила восемь лет. Наш развод превратился в какую-то безобразную свару. Он выплеснул на поверхность всe худшее, что было в каждом из нас. Я надеялась выбросить из памяти этот кошмар, окунувшись в катакомбы науки. Они часто служили мне убежищем от житейских невзгод.
      Почему-то в этот раз традиционный банкет был устроен не в конце, а в начале конференции. И в какой-то момент официант принeс и поставил передо мной вазочку с шоколадными конфетами, увенчанную белой розой. "От джентльмена, который пожелал остаться неизвестным", - сказал он, улыбаясь.
      Во мне немедленно проснулась пятнадцатилетняя школьница, которую, оказывается, не смогли задушить даже восемь серых супружеских лет. Я стала исподтишка оглядывать зал. Мужские взгляды - это особая азбука, и у меня изрядный опыт в расшифровке их. Если пойманный взгляд мне не нравится, я обычно думаю со злорадством: "Погоди, посмотрим на твою физиономию, когда я встану и пройдусь, хромая".
      Но тут мне никак не удавалось угадать отправителя шоколада. Один профессор из соседнего университета как-то странно задержал свой взгляд на мне. Я знала его по имени, знала его превосходные статьи. Но в тот день он сидел за столом со своей женой, так что я его исключила. А оказалось - напрасно. Потому что позже он явился на мой доклад, осыпал комплиментами и спросил, понравились ли мне конфеты.
      Наш роман запылал с какой-то пугающей скоростью. Вечером того же дня мы уже целовались с ним в его автомобиле, спрятанном под апельсиновыми деревьями. Щадящий свет калифорнийской луны позволял нам воображать себя совсем молодыми. На прощанье я получила адрес дома, где он будет ждать меня вечером два дня спустя.
      "Ах, пропадай всe пропадом! - лихо думала я, подъезжая в назначенный день к назначенному месту. - Если какая-то дрянь увела у меня моего мужа, почему мне нельзя последовать еe примеру?"
      Он подхватил меня на руки в дверях и стал нежно целовать. Я отвечала ему со страстью, которую уже никак нельзя было выдать за простое признание его научных заслуг. Наконец он поставил меня на пол. В гостиной был накрыт стол со свечами. Мы обедали под музыку Брубека. В вырезе его рубашки торчали седеющие волоски. В винных парах передо мной плыли игривые картины: мы оба в ванной, в мыльной пене, я брею ему грудь, он бреет мне подмышки. Вдруг наверху раздались шаги.