– Да-да, – я уже почти окончательно впадаю в сон, я ничего не понимаю, и мне хочется только одного – отключиться.

Он укладывает меня на кровать и стягивает одежду. Аккуратно, словно боясь причинить мне боль своими прикосновениями.

Его руки невесомо скользят по мне. Я даже не чувствую никакого стеснения или стыда.

– Я тоже рада, что я здесь.

Раздев, он укрывает меня одеялом и целует в лоб.

– Сладких снов, маленькая. До завтра!

Проснувшись, я открываю глаза и первое время не понимаю, где я. Солнце проникает в комнату сквозь тончайший тюль, и в воздухе пляшут золотые искорки. Я с трудом встаю и вспоминаю вчерашний день. Я дома! Я у себя дома!

Но я не помню ни этого дома, ни себя… Не помню белого мишки в углу с сердечком в лапах. Словом, я не помню ничего!

Белое покрывало все в сложных замысловатых узорах, я силюсь вспомнить: когда я его покупала, или я выбирала все по каталогу, а потом мне привезли сюда? И когда я обставила этот коттедж? Как давно мы женаты? Год, два, три, пять? Детей, судя по всему, у нас нет?

Я снова откинулась на подушку, и вдруг лежавший на тумбочке сотовый залился трелью. Я схватила телефон.

– Алло! – раздался веселый голос Александра. – Встала, моя лапочка? Что делаем? – это был нарочито бодрый голос мужа, который заботится о своей больной жене. И этот голос почему-то вызвал у меня сильнейшее раздражение.

– Я еще сплю.

– А с кем ты тогда разговариваешь?

Я невольно проснулась.

– С тобой, кажется. Хотя, может быть, я до сих пор сплю, – ехидно добавила я.

– Я рад, – голос мужа вдруг стал серьезным. – Рад, что ты смеешься и у тебя хорошее настроение.

– Я рада, что ты рад.

– Вот и славненько!

– Где ты? – Я поймала себя на мысли о том, что я стараюсь соответствовать ему и играю роль жены, которая интересуется, где ее муж.

– На работе, где же мне быть еще! Все пашу, как проклятый, вместо того, чтобы быть рядом с тобой. Это единственное, о чем я жалею.

– И когда будешь?

– Не знаю. Как освобожусь – позвоню. Не скучай!

– Постараюсь.

– Мариночка! Тебе и правда лучше?

– Наверное, – скороговоркой сказала я и дала отбой.

Внутри я ощутила глубокую усталость: сколько я буду еще притворяться? И как скоро разоблачат мой обман?

Прошло несколько дней. У меня был постельный режим, и даже еду мне носили наверх. Однако я потихоньку вставала с кровати и ходила по комнате.

Однажды я поняла, что окрепла и вполне могу спуститься вниз.

Раскрыв гардероб, я нашла там кучу модной одежды. Видимо, я была еще той модницей и выбирала стильные вещи. Была там и парочка откровенно экстравагантных нарядов, вроде ярко-красного платья с глубоким вырезом впереди. Интересно, куда я в нем ходила? Не иначе, как в ресторан или на модные вечеринки. Я повертела платье: оно было шелковым, тяжелым и переливалось в руках.

Я разделась для примерки. Сейчас я видела себя в зеркале целиком. На моем бедре был шрам. Откуда? Я упала и поранилась? Когда это случилось? Я дотронулась до шрама… Моя проблема была в том, что я ничего не помнила. Кем я была в прошлой жизни, что со мной происходило. Единственное, что я могла сказать, – у меня был муж. Александр. Все остальное было зыбким и нереальным…

Я надела платье и посмотрела на себя в зеркало шкафа. Платье было мне чуть велико в бедрах, а в груди – мало. Я посмотрела на себя внимательно – около рта была складка, а в зелено-ореховых глазах затаилась грусть.

– Мариночка! – прошептала я, гладя свое отражение. – Мариночка!

Где-то внизу хлопнула дверь, и я поспешно сняла платье. Чувствовала я себя уже лучше, побаливало плечо, и немного кружилась голова. Но это понятно – все-таки я была еще очень слаба. В гардеробе я нашла светлое платье и надела его. Сунула ноги в туфли, стоявшие около двери, и сошла вниз по лестнице.

Эльвира Николаевна ждала меня внизу, как будто специально подкарауливала.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она, старательно выговаривая слова.

– Хорошо. А что на завтрак?

– Ваши любимые мюсли с молоком и тост с сыром. Как вы любите.

– Спасибо.

Мюсли я съела всего полтарелки, они показались мне совершенно безвкусными, а тост с сыром – слишком тонким.

– Хлеба можно? И масла! Я хочу сделать бутерброд с маслом.

– Конечно.

Эльвира Николаевна принесла мне хлеб, нарезанный ломтями, масло и сыр.

– Ваш кофе.

– Можно чай?

– Да. Одну минуту.

Позавтракав, я вышла на террасу. Солнце уже поднялось и весело заливало все ярко-рыжим светом. Прямо около дома была большая клумба, где от ветра покачивались астры и желтели бархатцы, а посередине росли лилии. Мне вдруг захотелось пройтись по земле босиком. Я скинула туфли и пошла по земле.

– Вы простудитесь! – крикнула мне вслед Эльвира Николаевна. – Наденьте туфли!

– Успеется! – крикнула я. – А здесь есть речка?

– Какая речка? – Эльвира Николаевна сделала вид, что не поняла моего вопроса.

– Обычная. Где можно искупаться.

– Нет. Такой в наших окрестностях нет, – но по ее голосу я поняла, что она врет. Муж дал строгие инструкции, чтобы больную не выпускали за пределы дачи. Это понятно. Если я уйду, ей потом голову свинтят.

– Ладно. Спрошу у мужа.

– Александр приедет не скоро, – высоким натянутым голосом говорит Эльвира.

– Я знаю. Он мне уже звонил.

Я обошла клумбу вокруг. Земля приятно холодила ноги, деревья на участке были посажены друг от друга на одинаковом расстоянии. По периметру красовались треугольные елки, как на картине.

– Вы не хотите поплавать в бассейне? Он сзади дома, – крикнула Эльвира Николаевна.

Вода в бассейне была чисто-голубой, прозрачной. Вокруг бассейна стояли шезлонги, я уселась в один из них и вдруг поймала себя на мысли, что никак не вписываюсь в эту картинку. Картинка есть, а меня – нет.

– Так вы будете купаться? Принести вам халат? – надрывалась Эльвира Николаевна.

– Я сейчас приду, – крикнула я и пошла наверх. В шкафу я нашла пару купальников – один из них был леопардовой расцветки, другой – бирюзовый. Под платье я надела бирюзовый купальник и снова спустилась по лестнице.

Эльвира Николаевна стояла возле шезлонга.

– Вам сделать коктейль? – спросила она.

– Нет. Пока не надо.

Я нырнула в воду и поплыла к противоположному бортику.

Отфыркиваясь, я вынырнула из воды и увидела прямо перед собой мужские ботинки. Я подняла голову и наткнулась взглядом на мужчину лет тридцати – русого, среднего роста, с серо-стальными глазами. Он смотрел на меня внимательно, даже сосредоточенно, как будто рассматривал диковинный экземпляр.

– Добрый день! – голос был низким и чуть хриплым.

– Добрый! – я почему-то не могла отвести от него взгляд.

– Вы тут аккуратно плавайте, – предупредил он меня.

– А что? Можно утонуть?

– Вы еще очень слабы и активные физические упражнения вам вредны.

– Спасибо за заботу. Вы, наверное, мой доктор?

– Не имею чести им быть. Я – телохранитель.

– Вот как! Я вас не нанимала.

– Меня нанял ваш муж. Смотреть за вами и оберегать.

– Я в ваших услугах не нуждаюсь.

– А вас никто и не спрашивает. Мое дело маленькое: наблюдать за вами и следить за всеми перемещениями.

Я упала в воду и поплыла на спине; сквозь сомкнутые ресницы я смотрела на незнакомца, который почему-то непонятным образом взволновал меня. Глухое раздражение, смешанное с любопытством, ворочалось где-то внутри. Я поплыла обратно. Он все так же стоял, немного расставив ноги, и смотрел на меня. От его взгляда мне стало неловко, и я опустила голову, чтобы он не увидел краски, разлившейся на моем лице.

– Послушайте, как вас зовут?

– Вадим.

– Я – Марина.

– Я уже знаю, знаком заочно. Ваш муж рассказывал о вас.

– А что он говорил?

Вадим усмехнулся:

– Только хорошее. Другие вещи мужья обычно и не говорят.

– Похоже на издевку! – с досадой воскликнула я.

– Ничуть! Можете спросить у него сами.

Я повернулась спиной.

– Эльвира Николаевна! – позвала я экономку. – Принесите мне коктейль!

– Какой? Ваш любимый?

– Да-да.

Я вылезла из воды, ощущая на себе взгляд Вадима: пристальный, мужской. Плюхнувшись в шезлонг, я вытянулась на нем, подставляя лицо и тело солнечным лучам. Эльвира Николаевна принесла коктейль, и я принялась лениво через трубочку потягивать его, время от времени посматривая на Вадима. Он уже отошел в сторону и сел на стул. Нас разделял бассейн, а мне почему-то захотелось, чтобы он был рядом. Выпив один коктейль, я попросила другой. В голове зашумело…

Я встала и подошла к бассейну.

– Эй, вы! – позвала я телохранителя.

– Да, слушаю!

– Вы не можете здесь торчать все время! Это неправильно.

– Я охраняю вас и поэтому обязан быть рядом.

– Вы… мозолите мне глаза, – сказала я сердито, – и я чувствую себя как под колпаком.

– Мне за это платят.

– Но мне это не нравится!

– Мне тоже много чего не нравится.

– Хам! – вырвалось у меня.

Он усмехнулся, покачал головой, но ничего не ответил.

Вскоре приехал муж.

– Саш! – мы сидели с ним наверху в моей спальне, и он держал меня за руку. – Зачем мне телохранитель?

– Маленькая! – муж погладил меня по голове. – Ты же помнишь налет в больнице? Как я испугался за тебя! Я понял, что могу внезапно лишиться самого дорогого. Конечно, я принял все меры, чтобы уберечь тебя от подобных инцидентов в будущем. Я не могу больше рисковать тобой!

– Я понимаю. Но этот Вадим…

– Что – Вадим? Он – надежный человек.

– Ты уверен?

– Маленькая. Я проверяю людей, прежде чем брать их на работу. Можешь даже не сомневаться. Если бы я был не уверен в Вадиме, я бы не работал с ним. И тем более не нанял бы его охранять самый дорогой для меня объект. – И Александр поднес мою руку к губам. – Ты имеешь что-то против него?

– Нет. – Я отняла руку. – Ладно, замнем этот разговор. Считай, что его и не было.

– Я рад, что твое здоровье поправляется. Очень рад. – Александр хотел сказать что-то еще, но замолчал.

Я сидела и чувствовала внутреннюю неловкость. Мы еще ни разу не были близки с мужем с тех пор, как я приехала в этот дом. Каждый вечер я вся сжималась от того, что Александр в любой момент может сказать: «Я буду ночевать здесь». А то и вовсе ничего не будет говорить, просто возьмет и останется.

– Я пошел, – сказал Александр, целуя меня в щеку. – Мне еще нужно поработать с бумагами. Накопилось работы всякой – не разгрести… Спи. До завтра.

– До завтра, – с облегчением вздыхаю я.

Утром у меня все валилось из рук, да и небо было неприветливое, затянутое тучами. Я спустилась вниз, позавтракала и поймала себя на том, что все время смотрю на дверь – войдет или нет Вадим. Я хотела его увидеть и в то же время боялась этого. «С чего бы такое?» – хмурилась я. Мужик как мужик, к тому же хам и строит из себя независимого. Для такого женщина – существо второго сорта, даже если это жена работодателя, что уж там говорить об остальных! Эльвира Николаевна ушла куда-то, я сидела в кухне одна и пила чай. Рядом с чашкой я положила сотовый. Мог позвонить Александр, а бежать на второй этаж не хотелось.

На улице раздалось громыханье: резкое, протяжное. Зашумело в деревьях, небо стало из серого набухше-синим, и дождь внезапно полился косыми струями по стеклам.

И все-таки он вошел бесшумно, неслышно. Я скорее почувствовала его присутствие спиной и, вздрогнув, обернулась.

– Как вы меня напугали! – вскликнула я. – Разве можно так?!

– Как «так»? – он смотрел на меня без улыбки.

– Подкрадываться незаметно, – сказала я. – Так можно людей и по-настоящему напугать.

– А вы такая пугливая? Пардон, не знал.

– Да нет! – с досадой вырвалось у меня. – Я не то хотела сказать!

– А что?

И тут меня начала бить мелкая дрожь, которую я не могу сдержать. Я вцепилась в чашку, чтобы успокоиться или скрыть дрожь; мне хочется, чтобы Вадим ушел, но я не знаю, как сказать ему об этом. Мне хочется остаться одной. Вместо этого я как со стороны слышу свой голос:

– Хотите чай или кофе?

– Чай, – резко бросает он, и я услужливо вскакиваю с места и бегу к плите. Спиной я чувствую его тяжелый взгляд, и большая белая чашка выскальзывает у меня из рук; осколки летят в разные стороны.

– Разбилась, – прошептала я. – Надо же.

Я присела, собирая руками осколки, Вадим, наклонившись, стал помогать мне. Наши ладони случайно встретились, и я удивилась, что мои руки холодны как лед, а его – сухи и горячи. Я выкинула осколки чашки в ведро и налила воды в электрочайник.

Вода, наконец, забулькала, и я заварила чай в пузатом чайнике с яркими розами.

– Вам покрепче?

– Да, – бросил Вадим, а внутри у меня все сжимается. Я… боюсь этого человека, но вместе с тем чем-то он притягивает меня. До судорог. До головокружения. А если я знала его раньше?

Я изучающе смотрю на него, пытаясь отыскать в глубинах памяти что-нибудь, что дало бы мне хоть какую-то зацепку, толчок, знак. Но тщетно. Моя память, как пуленепробиваемый сейф, закрытый на сверхсложный кодовый замок.

– Чего смотришь! – говорит Вадим, переходя на «ты».

И я страшно пугаюсь от одного звука его голоса. А если он был одним из тех, кто напал на меня в больнице? Я же их плохо запомнила. Эта мысль абсурдна и глупа, но мне непонятно: почему этот человек вызывает у меня такое паническое животное чувство страха. Этот страх зарождается где-то в солнечном сплетении и поднимается выше – к горлу. Мне хочется выплюнуть его, вытащить из себя. Но я лишь прикладываю руку к шее.

– Что-то случилось?

– Н-нет.

Я поставила на стол коричневую чашку с пальмой и придвинула сахарницу.

– С сахаром не употребляю.

– Извините, – говорю я почему-то шепотом. – У меня очень… болит голова. Вы тут пейте. А я пойду к себе.

– Иди… те, – буркнул Вадим, не поднимая головы.

Я пулей несусь наверх, на второй этаж. И влетаю к себе в комнату. Я бросаюсь к окну. Дождь заливал все вокруг, вселенский потоп. Но где Эльвира Николаевна? Я вдруг понимаю, что не знаю номера ее телефона. Может быть, позвонить мужу? Что сказать? Мне страшно от одного взгляда телохранителя, которого ты нанял? Я боюсь оставаться с ним в доме, приезжай скорее, пока он… Что «пока»? И как Александр отреагирует на мою истерику? Лишний раз убедится, что у меня не все в порядке и болезнь приняла затяжной характер? А я боюсь этого больше всего: что он упечет меня в психушку, откуда уже никто и никогда не вытащит…

Нет, звонить ему не стоит. Лучше просто подождать, когда он приедет. А когда он приедет? Александр приезжал всегда без предупреждения, я не знала, когда он заявится с работы домой. Иногда он звонил и ставил меня в известность. Иногда – нет. Я поймала себя на том, что стою у окна и дрожу, как весенняя береза от порыва ветра.

Дождь изо всех сил хлестал по стеклу, и пейзаж за окном размывался угрюмым серым пятном. Где-то раздался странный звук, словно что-то упало, и я, насторожившись, прислушалась. Сомнений не было: тяжелые шаги раздавались на лестнице. Я метнулась к двери. Но поняла, что уже не успею выбежать. Звонить мужу? Я вспомнила, что мобильный остался на первом этаже в столовой. Чего от меня хочет Вадим? Завершить то, что не сделали его подельники в больнице? Но неужели они не поняли, что я – дама с дырявой головой и абсолютно ничего не помню? Получается, что я все же обладаю некоторой ценной информацией, только сама не знаю – какой.

Может быть, открыть окно и попытаться выпрыгнуть… А что?.. Тут не так высоко, и упасть я могу удачно, ничего существенно не повредив. «А если несущественно, – возразил кто-то внутри меня. – Если ты сломаешь ногу, то как далеко сможешь уйти, точнее – доползти?» Я схватилась рукой за раму. Шаги раздавались совсем близко. Я дернула шпингалет, но он не поддавался.

Дверь распахнулась, и в проеме возник Вадим.

– Ч-то вам надо?

– Ничего, я же телохранитель и должен все время держать вас в поле зрения.

– Со мной все в порядке, – быстро говорю я. – Вы можете идти вниз. Я вас не звала. Если будет надобность – позову. А где Эльвира Николаевна?

– Поехала в город. Она разве не говорила вам?

– Нет. Я и не спрашивала.

Он по-прежнему стоит в дверях, и во мне рождается настоящая паника.

– Что-то еще?

– Ничего! Отойдите от окна. Не дай бог, оно распахнется, и вы вывалитесь наружу.

– А почему оно должно распахиваться?

– Всякое бывает! Отойдите.

– Хорошо, – все так же торопливо говорю я. – Отойду.

– Я жду. Или вам помочь?

– Нет, – завизжала я. – Не подходите ко мне!

– Я и не подхожу. – Вадим делает несколько шагов вперед. – Мое дело отвечать за вашу безопасность. Все остальное меня не волнует.

– Вот-вот. За безопасность!

Я поворачиваюсь к нему спиной и рву изо всех сил шпингалет. Он поддается, и окно распахивается настежь. В комнату врываются дождь и ветер, капли падают на платье. В один прыжок Вадим оказывается около меня и сгребает в охапку. Я вся дрожу в этих сильных крепких руках, вдыхая его запах. Странное чувство бессилия охватывает меня, и неожиданно я обвиваю его шею руками и утыкаюсь в плечо. Он берет меня за подбородок и смотрит в глаза. А потом впивается в губы хищным поцелуем. У меня ноют десны, сладко екает в груди. Он прижимает меня к себе, несет на кровать и опускает на нее. Моя кожа горит от его прикосновений. Кажется, уже когда-то были эти прикосновения-ожоги, эта прохладная нежность, похожая на освежающий мятный коктейль, эти губы, от которых сводит скулы, а внутри рождаются нежность и печаль, и еще чувство обреченности, что это не навсегда.

Он касается меня нежно, едва-едва, как будто бы крылья гигантской бабочки порхают по моему телу, и я, как древняя иссушенная земля, покрываюсь разломами и трещинами. В местах прикосновений я разламываюсь до основания, до судорог. До полного неузнавания самой себя. Это явь или сон? Или обморочное забытье до стирания границ всех миров? В его губах таился привкус талой воды и свежего ветра, как это бывает ранней весной… И здесь что-то глухо заурчало, зашевелилось во мне.

Весна, талая вода… и сумасшедший ветер, который уносит все воспоминания, чтобы писать новую историю на новом холсте.

– Весна! – прошептала я.

– Сейчас лето, – напоминает он мне и кусает за мочку уха.

– А я решила, что весна.

– Почему? – раздается его спокойный голос. – У тебя возникли какие-то ассоциации, воспоминания?

Я прислушиваюсь к себе. Ничего.

– Это так. Минутное наваждение.

Рядом раздался легкий вздох.

Я ухватила его за большой палец.

– У меня такое чувство, что я тебя знаю.

– Может быть…

– Ты говоришь загадками.

– Дело в тебе, ты должна вспомнить.

– Что вспомнить?

– Все.

Его губы перекрывают мне дорогу к воспоминаниям. Потому что в эту минуту я не могу думать ни о чем другом, кроме этих наглых восхитительных губ и это мускулистого тела, в котором я растворяюсь без остатка.

Я рада заблудиться на всех этих заманчивых перекрестках и тропинках, потому что этот омут, затягивающий меня, уничтожает всякое желание когда-нибудь выбраться из него. Мои стоны-всхлипы и его тяжелое дыхание – все переплелось в один клубок, который было невозможно распутать. Да и не хотелось.

Его тело дарило наслаждение-забвение. И я с трудом вынырнула из этого забытья.

– Ты жива?

– Ага, – слабым голосом откликнулась я. – И я тебя знаю давным-давно. Всю жизнь.

– Ну, слава богу! – выдыхает он. – Я уж думал, что ты меня никогда не вспомнишь.

Я хмурюсь и пальчиком трогаю его брови.

– А мы… друг друга знаем? Это просто у меня такое чувство, что я тебя давно знаю. Понимаешь, ощущение…

Он отстраняется от меня и, приподнявшись на локте, всматривается в лицо, словно хочет понять: правду я говорю или лгу.

– Я не лгу, я вправду ничего не помню. Здесь – я дотрагиваюсь до головы, – полный провал – пустота. Если бы я могла вспомнить…

– Ничего?

Я отрицательно качаю головой.

– Ничего.

– А если попытаться…

Резкий вздох застревает у меня в груди.

– Я пытаюсь. Изо всех сил. Но не могу.

– Попытайся, пожалуйста… Это важно для тебя, для нас.

– Для нас, – эхом повторяю я и беру его за руку, а потом кладу ее на грудь. Мой сосок набухает, и снова волны желания затапливают меня. Я поворачиваюсь на спину. Его рука скользит по спине и спускается ниже. Легкий стон исторгается из меня.

– Я могу дать тебе одну подсказку. Тебя зовут не Марина.

– Не Марина? – Я замираю. Недаром мне это имя с самого начала казалось чужим и не подходящим мне. А теперь оказывается, это не мое имя. Мое предчувствие оказалось верным.

– Тебя зовут Настя!

– Настя? – повторяю я. – Настя!

Он дотрагивается до моего бедра.

– Здесь шрам. Откуда? Раньше его не было. И совсем свежий.

– Не знаю, – шепчу я. – Правда, не знаю…

Внезапно я вскакиваю с кровати.

– Мой муж! Он, наверное, скоро приедет с работы.

– Нет. Он сначала позвонит мне, я буду знать, когда он поедет из города.

– А вдруг он что-то заподозрит и тогда…

– Тебя это реально волнует? Забей!

– Я не хочу подставлять тебя. А потом, – и горькая улыбка трогает мои губы. – Ты забыл, что у меня дырявая башка? А с таким багажом далеко не уедешь!

– О себе я в состоянии позаботиться сам. Но ты права, пока ты не узнаешь, кто ты… – Он хватает меня за руку и притягивает к себе, – я хочу, чтобы ты вспомнила все. Понимаешь – все?

Его рука поднимается выше, он кладет ее на горло, и я физически ощущаю, как сладкий спазм вспарывает меня изнутри. Я целую его руку, перебирая пальцы. Этот мужчина обладает надо мной странной колдовской властью, от которой мне даже не хочется избавляться, так она приятна, желанна и сладостна.

Он рывком встает с кровати, и мои глаза скользят по его тренированному телу, рельефным мышцам, наконец мой взгляд упирается в его подбородок, и у меня внезапно вырывается:

– Мне так… стыдно!

– За что? – в хриплом голосе звучит странная нежность.

– За себя. Я просто не могу… Я… хочу еще.

Он прижимает меня к себе.

– Что ты со мной делаешь? – простонала я. – Это чистой воды безумие!

– Ровным счетом ничего противозаконного, – и я чувствую, как он улыбается.

– У нас есть еще время?

– Навалом…

Мы опускаемся прямо на пол, каждое движение его тела отзывается во мне вспышками наслаждения. Он поцелуем закрывает мне рот, и я впиваюсь в сухие твердые губы…

Когда он уходит, я нахожусь в полном смятении и бреду в ванную. Я смотрю на себя в зеркало и вижу незнакомую женщину. Горят глаза, горит кожа на лице, я дотрагиваюсь до нее. Что со мной? Кто я? И кто этот мужчина, который уверяет, что мы были когда-то знакомы… Но почему мы расстались? Зачем?

Дождь прошел. А мне хочется искупаться в бассейне. Охладить кожу… Я надеваю купальник и спускаюсь вниз. После дождя кругом мокро. И погода явно не располагает к купанию. Я иду в кухню и делаю себе коктейль. Я достаю из бара в гостиной французский коньяк и наливаю в коктейль. Мне внезапно становится тошно, и я почти ненавижу себя за то, что не могу ничего вспомнить и живу как призрак среди живых людей. Беру бокал коктейля и иду к бассейну. Я выпиваю коктейль и иду делать второй…

Хмель ударяет в голову, все качается, плывет передо мной. Я хочу позвать Вадима, но его нет рядом. Наконец, я вижу, что он идет от будки охранника. Я машу ему рукой, и тут моя нога скользит, и я плюхаюсь в бассейн, моментально уйдя под воду.

Вода заливается в уши, в горло… я взмахиваю руками и ногами, внезапно ставшими тяжелыми… я тону, передо мной мелькают картины жизни – вот я собираю клубнику в деревне, вот моя мать… ее лицо четко всплывает передо мной. А затем – другое лицо… Вадима… ночь, тесная комната, его тело, и на губах – привкус талой воды…

Как выпитое шампанское, мне в голову ударяет вся моя прошлая жизнь, и я начинаю энергично двигаться в воде; отплевываясь и отфыркиваясь, я всплываю на поверхность и смотрю на Вадима. Он уже ныряет в воду, прежде чем я успела ему что-то сказать, и вытаскивает меня.

Я судорожно дышу, из меня льется-выплескивается вода. Я сплевываю и мотаю головой.

– Я все вспомнила! – выпаливаю я.

Он непонимающе смотрит на меня.

– Я вспомнила, – выпаливаю я. – Ночь в отеле, убийство Бергер. Я – Настя Вострецова.