Поначалу Андрей представлял себе работу сучкоруба легкой и незатейливой. Иди себе по стволу и помахивай топориком. Но теперь, продвигаясь по скользкой, словно жиром смазанной, сосне, оступаясь в невидимые, заваленные ветками ямы, обдирая лицо, когда приходилось подбираться к стволу неподступно-колючих, опутанных паутиной елей, Андрей думал иначе. Только лиственница поддавалась легко. Толстенные ветки ее достаточно было разок ударить, и они с хрустом отламывались. А к березе, сосне и кедру нужно приловчиться. Ахнул было Андрей сплеча по сосновому суку, и отскочивший топор, к счастью вскользь, полоснул по ноге, распоров сапог. Андрей вполголоса выругался, но работать стал осторожнее.
      - Берегись!
      - Бойся! - кричали то Володя, то Петя-большой, и зыбко качалась земля под ногами.
      Андрей поднимал голову, слыша крики, и с тоской убеждался, что поспеть за разохотившимися в работе "дружбистами" нет никакой возможности.
      - Осатанели парни, - жаловался кто-то.
      А облепленный паутиной, похожий на лешего Славик кричал бригадиру:
      - Бугор! Не зверей! Загоняешь ты нас со своей игрушкой!
      И когда вечером бригадир наконец закричал долгожданное: - Кончай, народ! Ко мне! - Никто к нему не пошел.
      Медленно, постанывая, разгибали спины, жадно пили из ведра теплую воду и тяжело валились на землю.
      - Бригада - сплошной повал, - засмеялся Володя и вдруг застыл, завороженно глядя в сторону тайги.
      - Тиш... - зашипел он, приседая. - Глухарь.
      Поднялись все. Даже Скоба открыл оба глаза, протер их руками и уставился в сторону, куда смотрел бригадир.
      Андрей затаил дыхание.
      - В-о-о-н... - прошептал Володя. - Видите, здоровая листвянка. Так чуть правей.
      - Ага.
      - Во здоровый...
      - Снять бы его...
      - Так и подпустит, разевай рот шире.
      Теперь и Андрей увидел глухаря: большая черная птица сидела неподвижно. До нее было метров двести.
      - Трах-ба-ба-бах-бах! - заорал что есть мочи Славик и замахал руками.
      Птица тяжело поднялась с дерева и ответила:
      - Карр-р-р!
      Минуту молчали, приходя в себя, а потом Андреи хохотал так, что заболел затылок. Славик дурашливо катался по земле, ухватившись за живот и вопил:
      - Пожизненный клей! Глухарь! Уйди, бугор, а то я сдохну!
      - Хватит, хватит... Ишь, обрадовались.
      - Ну, поехали...
      - Стой, народ, - остановил Володя, - еще одно сообщение. Штаб решил сегодня после работы провести воскресник, вместе с поселковыми. В лагере уберем, возле клуба. Площадки сделаем: волейбольную, городошную.
      Бригада заворочалась, недовольно загудела.
      - Штаб решил, пусть и работает. А я, как бобик, умотался, копытом не шевельну, - отозвался Славик.
      - Надо убрать. Чего в свинстве жить. И площадки нужны.
      - Кому нужны, пусть те и делают.
      - Я приехал сюда не мусорщиком работать.
      - Точно. Тыщу лет валили, а теперь дурачков нашли.
      - А заплатят за это?
      - Благодарность, видимо, объявят!
      - Да уберем, какой разговор, - поднялся Петя-большой. - А тебя, детинушка, задавлю, если будешь противоречить, - положил он лапищу на голову своего маленького тезки. Но тут же взвизгнул от щекотки и бросился убегать.
      - Пошли, ребята, пошли...
      В лагере и возле уже шла работа. Таскали и складывали в штабеля разбросанные доски и брусья, рубили и пилили торчащие из земли пеньки, со звоном и скрежетом сгребали и грузили на носилки битые бутылки, жестянки консервных банок. Их было здесь великое множество, особенно под вагончиками. Тут же сколачивали из горбыля тротуары, прокладывая их к кухне, умывальнику, клубу.
      Володина бригада работала на краю лагеря, невдалеке от клуба. Андрей со Славиком под вагончик забрались и выгребали оттуда мусор, когда рядом раздался раскатистый смех.
      - Ха-ха-ха! Молодцы, комсомольцы. Старайтесь, Родина вас не забудет.
      Ребята вылезли наружу. Три парня, которых они недавно видели в клубе, стояли возле вагончика. Разглагольствовал длинный - Иван.
      - Не забудьте и возле нашего дома марафет навести, - подбоченился он и дурашливо раскрыл рот. - А что? В порядке помощи. Человек человеку... Вы мне - чистоту, я вам - поллитру. У вас сухой закон, так я ее сам выпью, за ваше здоровье. Пойдет?
      Ребята стояли растерянные, не зная, что ответить. Сзади за плечо Андрея тронула чья-то рука.
      Начальник участка Прокопов с маленькой девчушкой, которая удобно сидела на его просторном плече, встал рядом.
      - Чего зубы скалите? - спросил он у парней. - Работать пришли - берите лопаты. Нет - так сматывайтесь, чтоб духу вашего не было!
      - А что, что?! - запетушился Иван. - Разве не имеем права подышать? После труддня. Вполне.
      - Я говорю: пошел. А то покажу труддень!
      Троица ушла, бормоча себе под нос что-то невнятное.
      Девчонка, обхватив голову Прокопова, попросила:
      - Папа, не ругайся, я боюсь.
      - Ты что, - засмеялся Прокопов, снимая ее с плеча, - я вовсе не ругаюсь, маленькая.
      Девочка в больших руках Прокопова и вправду казалась крошечной.
      - Извините, ребята, есть у нас и такие. Извините, - проговорил начальник участка. - Болтун! Ко мне! - Собака примчалась мигом и стояла, весело помахивая хвостом. - Будь с Леночкой, Болтун, - приказал Прокопов. Понял?
      Болтун переступил ногами, хвостом еще сильнее завилял: дескать, что тут непонятного.
      Девчушка его тотчас обняла, начала уговаривать:
      - Болтуша, Болтуша, где ты репьев набрал. Давай я их вытащу.
      - Антоныч! - закричал Прокопов. - Гони сюда!
      Подъехал тягач со свеженькими, недавно ошкуренными столбами, какие-то девушки стояли в кузове.
      Лихарь выпрыгнул из кабины, замахал длинными руками.
      - Живей, девчата, живей! Прыг - и на землю! Что вы такие неповоротливые! Вот помню я, тридцать лет назад, молодой, красивый...
      Девушки прыснули, видно, не могли представить, что носатый, жердлявый Лихарь мог быть красивым и молодым.
      - Значит, не верите?!
      Сделав зверское лицо, Лихарь засунул два пальца в рот да так разбойничьи свистнул, что все вокруг сразу поверили: был Лихарь молодым. Был!
      - Комиссар! Куда комиссар делся? Где волейбольную площадку делать будем?! Вон скрепер идет!
      Григорий с Лихарем пошли к клубу. Прокопов остался у вагончиков. Взяв лопату-грабарку, он начал шуровать ею, покрикивая:
      - Давай-давай! Носилочки, носилочки! Не ленись, ребята!
      И вовсе не похож он был на бугая. Лицо у него приятное, только дубленое, красноватое. А силища... Когда нужно было железные бочки с известью на тягач погрузить - они городошной площадке мешали, - начались дебаты. Прокопов же подошел, затянул на поясе широкий офицерский ремень, ухватил бочку, поднял и в кузов бросил. Потом другую, третью. Люди вокруг только рты разинули. А Григорий сказал Володе:
      - Вот так, штангист. Понял?
      Прокопов, услышав, повернулся к Володе, окинул его взглядом, спросил:
      - Второй средний? По какому работаешь?
      И к великому Володиному удовольствию, начался у них серьезный, профессиональный разговор.
      - Мать моя! Это еще что за гвардия? - воскликнул Лихарь.
      От поселка к лагерю приближалась небольшая колонна из десятка пацанов.
      Лица были серьезны. Впереди маршировал Колька, широко размахивая руками. Иногда он косил глазом назад и шипел сдавленно:
      - Р-ровней иди... Рот закрой, Васька...
      За десяток шагов от площадки Колька скомандовал: "Стой!", подошел к Прокопову и доложил:
      - Индейский отряд "Разведчик" прибыл. Ставьте на работу.
      На голове Кольки, надо лбом, торчал пучок длинных перьев, привязанных тесемкой. Такие же султаны из перьев были и у других ребят.
      - Какой, какой отряд? - почему-то шепотом спросил Лихарь.
      - Индейский отряд "Разведчик", - сурово повторил Колька.
      Лихарь раскрыл было рот, хотел еще что-то спросить, но Прокопов его опередил.
      - Комиссар, принимай разведчиков, - без тени улыбки сказал он. Определи их на работу.
      Григорий повел ребят к клубу.
      И лишь тогда Лихарь, разинув рот от уха до уха, закатился в беззвучном смехе, прикрывая лицо руками.
      - Индейцы... - сдавленно сипел он. - Монтигомо - Ястребиный Коготь... Черти полосатые.
      Прокопов тоже засмеялся.
      Снова все пришло в движение. И в лагере, и на площадках, и у клуба.
      Зоя с прорабом напропалую кокетничала. Они размечали волейбольную площадку.
      - Валерий Никитич... Валерий Никитич... - щебетала Зойка.
      Валерий Никитич был молод, носил джинсовый костюм, очки в тяжелой оправе, гривастую студенческую прическу. Так что не грех с ним было и пококетничать.
      - Зоенька, Зоенька, правее реечку поставьте! - кричал он.
      - Слушаюсь, Валерий Никитич, слушаюсь! - откликалась Зоя.
      Было шумно, суматошливо. Инструмента уже не хватало.
      Болтун, кудластый Болтун, с веселым лаем носился, а за ним гонялась Прокопова дочка. Она цеплялась за его густую шерсть, хотела повалить. Болтун вырывался и мчался прочь от девочки, делал круг, сразу же возвращаясь к ней.
      * * *
      После воскресника Андрей пошел Кольку провожать. На голове мальчишки по-прежнему красовался пучок длинных птичьих перьев.
      - Что это у вас за отряд? - спросил Андрей.
      Колька подозрительно покосился.
      - Вам, значит, можно отряд, а нам нельзя?
      - Почему нельзя... Я просто спрашиваю, какой отряд?
      - Индейский.
      - А почему индейский?
      - А почему у вас студенческий?
      - Здорово. Мы же студенты, вот и студенческий. А вы школьники - значит, школьный.
      - Школьный, - презрительно усмехнулся Колька. - Скажешь тоже... школьный. Индейский, вот это да.
      - А почему "Разведчик"?
      - А у вас почему "Ермак"? Вы что, Ермаки, что ли?
      - Вообще-то верно.
      - А мы разведываем.
      - Что разведываете?
      - Разведываем. Нельзя говорить. Не обижайся, я клятву дал.
      - Раз клятву, тогда конечно... Слушай, это ты ребятам в лагере сказал, что нас бить собираются? Тогда, в клубе?
      - Я.
      - С чего ты взял? Кто нас бить собирался?
      - Я у клуба слышал. Ваня этот бешеный. Лезет на всех. Задавучий. Вот я и побежал. Неправильно, что ли?
      - Да нет, может, и правильно. А ты чего не приходишь к нам?
      - Чтобы врачиха опять орала?
      - Не будет она орать, - успокоил его Андрей. - Мы ей сказали, приходи.
      - Приду, - пообещал Колька. - А ты нам можешь индейские значки нарисовать? Как у вас на рубашках?
      - Нарисую. Только ты скажи, что рисовать. Подумайте с ребятами, и скажешь.
      - Точно нарисуешь?
      - Я же сказал.
      - Тогда я побегу к пацанам. Может, сегодня успеем придумать.
      - Беги.
      Колька, поддернув штаны, помчался рысью и исчез за вагончиками.
      Андрей же пошел потихонечку дальше и скоро очутился за поселком, на развилке дорог. Одна из них вела к посадочной площадке вертолетов, другая поворачивала вправо, к станции. Андрей двинулся по второй.
      Вечерело. Погустела комариная сетка, висящая возле лица. Сумерки пробрались в тайгу, она потемнела. Розовой пеной лежали высоко в небе легкие облака. А от поворота дороги, навстречу Андрею шла женщина.
      Еще издали, не видя ее лица, Андрею показалось, что походка и фигура женщины знакомы, а пройдя десяток-другой шагов, он понял, что это Наташа. Андрей остановился, подождал и, когда Наташа поравнялась с ним, поздоровался.
      Сегодня на лице Наташи не было и следов косметики, которая неприятно поразила Андрея в клубе. Оно было ясным, и ветер плескал на него темные пряди распущенных волос, обнажая маленькое ухо с проколотой оттянутой мочкой.
      Андрей вдруг почувствовал, как томительной и светлой волной наплывает на него робость.
      - Гуляете? - спросил Андрей, когда они пошли рядом, и показал глазами на большую сумку: - Позвольте?
      - Да она пустая, - отозвалась Наташа и легко подняла сумку на вытянутой руке перед собой, но потом вдруг передумала, протянула ее Андрею: - Держите.
      - Гуляете? - еще раз повторил Андрей.
      - Купаться ходила. Постирала немного. Здесь озеро, километра два по дороге. Правда, вода какая-то черная, но чистая, да и лучше нет.
      - А я не, знал, - отозвался Андрей и вдруг со страхом почувствовал, что наступает катастрофическое состояние, которое было его всегдашней бедой. Он никогда не был молчуном и считался в своем кругу человеком разговорчивым. Но стоило ему остаться наедине с девушкой, которая ему нравилась, и язык замирал. Боязнь сказать что-нибудь не так, заговорить о пустом и тем показать себя человеком болтливым и бестолковым, слишком откровенное желание с первых минут разговора понравиться, произвести выгодное впечатление портили дело. Десятки будто бы подходящих тем вертелись в голове и просились на язык, но все тот же страх заставлял лихорадочно искать лучшее. А время между тем шло, и унизительная, по его мнению, пауза затягивалась. Все новые и новые темы, забавные случаи и истории вспоминал он, тотчас отвергая их. Пауза становилась угрожающей. Андрей окончательно терялся и, желая во что бы то ни стало прервать мучительное молчание, с каждой минутой отдаляющее его от идущей рядом девушки, бодро наигранным, насквозь фальшивым голосом начинал действительно бесцветный и пустой разговор, какой ведут люди, когда им приходится идти рядом. Путь становился тягостным, длинным, и Андрей с нетерпением ждал конца, быстро прощался, а потом ругал себя последними словами и горько жалел, что все получилось так нескладно. Так вышло и сегодня. Он уже начал ругать себя, что пошел с девушкой, надо было поздороваться и идти своей дорогой, не выставлять себя на посмешище. Но его выручила Наташа.
      - Домой вы дошли спокойно?
      - Да, конечно.
      - Я боялась, как бы эти... - она запнулась, - ну, Ваня Судак, по пьянке драться на вас не кинулись.
      - Нас же было четверо. А вас они не потревожили?
      - Обошлось, - нахмурилась Наташа и тут же спросила: - А эта девушка, Зоя, она вместе с вами в бригаде работает?
      - С нами.
      - Молодец! Вот молодец!
      В голосе Наташи звучало уважение.
      - Чему вы удивляетесь? Ведь вы тоже работаете, и больше, чем Зоя.
      - То я, а то она, - разница.
      Минуту поколебавшись, Андрей спросил:
      - А кто эти ребята, вчерашние?
      - Эти-то... Ну, тот высокий, Ваня - Бешеный Судак. Так... без царя в голове. Больше пьет, чем работает. Его бы выгнали давно, да людей не хватает. Электрик... А те двое, я и звать-то их как не знаю, недавно приехали.
      - Они пристают к вам?
      Наташа не ответила, опустила голову.
      - Да вы не бойтесь, скажите. Мы с ними не справимся, что ли. В конце концов начальству вашему скажем. Тоже мне гангстеры.
      - Нет, не надо начальству, - испуганно сказала Наташа. - Не надо.
      Андрей остановился.
      - Послушайте, чего вы боитесь?
      - Хорошо, я вам скажу, только об этом не надо рассказывать, и заступаться за меня не надо. Я сама не маленькая. Обещаете?
      - Обещаю.
      - Хорошо, пойдемте, чего мы стали... - Она повернулась к Андрею и пожаловалась. - Пристает он ко мне.
      Это было сказано просто, но такими жалобными стали Наташины глаза, в которых казалось вот-вот проступят слезы, что Андрею сделалось не по себе.
      - Кто пристает, Иван? - спросил он тихо.
      - А-а, Иван этот - пешка. Китыч пристает.
      - Какой еще Китыч?
      - Да прораб наш, Валерий Никитич. Его Китычем все зовут.
      Андрей удивился.
      - Это в очках? Наш прораб?
      - Да, он. Когда мы в клубе были, он мне днем еще сказал, что какой-то праздник у них, чей-то день рождения. И чтобы я пришла. Иван потом тоже подходил: не забудь, мол, смотри. Человек ждать будет. А я плюнула и не пошла.
      Он и раньше... то провожать идет, то придет домой - не выгонишь же, сидит, сидит... Не нравится он мне, и все, - простодушно сказала Наташа и руками развела. - Ну, не лежит к нему душа. А тут эти сваты пришли. Прямо в клуб. Ждет, видишь ли... Ой, - вздохнула Наташа. - Так нехорошо получается. Вот и вам теперь... неприятность может быть. Он настырный, Китыч. Может, и зря не пошла. Не съел бы, в конце концов.
      - И правильно, что не пошли, - сказал Андрей. - Тоже мне хозяин. Правильно сделали. Не бойтесь. В случае чего я помогу.
      Но Наташа оставалась по-прежнему невеселой. Поэтому Андрей согласился зайти в "балок" - маленький бревенчатый домик, где жила она с подругами. К тому же ему просто-напросто не хотелось расставаться с Наташей.
      Девичья квартирка была тесной: крохотная кухня с железной печкой и комнатка, в которой умещались три кровати да стол. О том, что жили здесь женщины, говорили флаконы да склянки на тумбочке, беленькие занавески на окнах, открытки с красавчиками киноактерами на стенах возле кроватей да какая-то зелень в простых стеклянных банках.
      На подоконнике лежали книги. Андрей перебрал их: несколько учебников и еще какое-то детективное чтиво.
      - Можете взять почитать, - сказала Наташа.
      - Нет, - помедлив, отозвался Андрей, - не хочу.
      - Я тоже такие книжки не очень люблю, - сказала Наташа.
      - А что же вам нравится? - заинтересовался Андрей.
      - Да разное... Садитесь, чего стоять-то. Чай будем пить. Мама варенье прислала. Свежее.
      Она ушла на кухню, загремела посудой. Когда вернулась, Андрей повторил:
      - А что же вам все-таки нравится?
      - Вы о книгах? - засмеялась Наташа. - Дотошный вы... Да из меня читака... так, от скуки. А вообще я люблю про будущее читать... - и замолчала.
      - Фантастику, - помог ей Андрей.
      - Может, и фантастику, только чтобы там людей побольше было, а не одни машины. Интересно ведь знать, как люди будут жить. А машины что... их и сейчас много.
      Она обхватила стакан ладонями, грела их, и, глядя куда-то мимо Андрея, продолжала:
      - Я книжкам про революцию верю и кино. Хорошее было время. Люди старались... - она запнулась и взглянула на Андрея: не смеется ли. Андрей был серьезен. - Старались не только для себя, для всех вместе. Я как-то лежала ночью, приемник слушала. Передача была про Дзержинского. Письма его читали. И вообще про него рассказывали. Письма-то настоящие ведь читали. Он не знал, что их когда-нибудь по радио будут читать. Его родные уговаривали, чтоб он бросил все это дело. Они богатые были. Но он им прямо сказал, что будет до конца бороться. Я, конечно, не помню, но он там очень хорошо говорил. Прямо реветь хотелось...
      Она посидела еще мгновение задумавшись, а потом вдруг усмехнулась, покачала головой.
      - Гос-споди, застрочила... Вы про это, наверное, сто раз читали.
      - Нет, не читал. - солгал Андрей.
      - Давайте, я вам еще чайку налью. И варенья побольше кладите.
      Андрею хотелось вернуться к прежнему разговору, да сдерживала боязнь показаться навязчивым.
      - Варенье-то ох как хорошо, - причмокнула губами Наташа и зажмурилась. - Мама варила. Мы в Серове живем. Еле отпустила меня сюда. Уж я уговаривала, уговаривала. Мне и самой не очень хотелось уезжать из дому, да подзаработать хочется, - объяснила она с бесхитростной откровенностью. Здесь, знаете, хорошо платят.
      Андрей рад был этой откровенности. Он даже не заметил, когда стали говорить они друг другу ты. Случилось это невольно и естественно.
      А когда, неловко шевельнувшись, он уронил на колени с ложечки несколько капель варенья и, Наташа заохала: "Испачкался", хотя на нем были зеленые, чуть ли не брезентовые брюки, в которых работал, и наклонилась над ним с тряпкой в руках, осторожно вытирая варенье, Андрей не остановил ее, не сказал: "Что ты, это ж рабочие брюки, больше чем они вымазаны, их не запачкаешь", а сидел беспомощно опустив руки и улыбался растерянно-глупой, довольной улыбкой. И радовался возможности ближе обычного увидеть ее лицо, чувствовать тепло ее тела.
      - Все в порядке, - объявила Наташа, поднимаясь и откидывая тыльной стороной ладони волосы со лба.
      И они снова пили чай, разговаривали, а потом играли в шашки. И лишь когда заскрипели ступени крыльца: пришли Наташины подруги, Андрей вспомнил про время и ахнул: шел двенадцатый час.
      "Ребята теперь что только не подумают", - мелькнуло у него в голове. Попрощавшись, выбежал он из комнаты, спрыгнул с крыльца и, наткнувшись на какой-то пенек, чуть не упал на землю.
      - Лоб не расшибите, сударь, - раздался голос.
      Андрей вздрогнул, но уже в следующую секунду понял, что это Григорий.
      - Откуда вы здесь? - удивился он, различая рядом с Григорием Славика. Чего бродите? Почему не спите?
      - Бродите, - жалобно проговорил Славик. - Ты, значит, развлекаешься... С дамами. А товарищи твои, как собаки, под углами сидят. Чтоб завтра же купил нам литруху... яблочного сока. Нет, два литра, - передумал вдруг он.
      - Пошли, - позвал Григорий. - А мы часов в десять спохватились, нет тебя. По всем вагончикам прошарили - нету. Вот тут нас и стукнуло. Ну, думаю, перехватили где-то Андрюху. И понеслись со Славиком. Решили командиру пока не говорить. Пробежим, думаем, по поселку. Не найдем - тогда уж скажем.
      - Ну, я-то сразу почувствовал, - перебил его Славик, - где этот ловелас увивается. Приходим - точно. Сидят голубки. Чай с вареньем распивают. А какое варенье было? - толкнул он Андрея.
      - Смородиновое. А что?
      - Ой-ой-ой! - закричал Славик. - Я же это варенье до смерти люблю, - и, внезапно успокоившись, махнул рукой. - Грише спасибо скажи, что он жалостливый. Я бы враз вашу идиллию нарушил и все варенье сожрал.
      - На это ты скорый.
      - Спасибо, ребята. И простите меня, дурака, - сказал Андрей.
      - Чего уж там, - отозвался Славик. - Сами молодыми были. Предупреждай только.
      Григорий шел молча и только в вагончике, когда Володя, увидев входящего Андрея, воскликнул: "Вот, я же говорил, что все будет в порядке!" - сказал:
      - Конечно. Ты у нас ясновидец.
      Тут Зоя прибежала, затарахтела.
      - Где, где... Где он был?
      Славик приподнялся, ехидную физиономию состроил и начал:
      - А был-то он, наш голубок...
      Но Григорий перебил:
      - Слушай, ты, мандолина, гитара и бас, помнишь, - когда приехали, о чем ночью орал?
      - Когда орал? Чего?
      Григорий медленно прикурил, скуластое лицо сощурилось в улыбке, глаза узкими стали.
      - Вон Андрей скажет. Ты же кричал, что на концертах будем зарабатывать. Так? Как вечер - пятьсот рублей на стол. Еще вечер - тысяча. Про фотографию говорил - тоже золотое дно.
      Славик обомлел.
      - Точно! Я с этим лесом, с этой древесиной, сам дубиной стал. Слушай, заегозил он. - А ведь это можно, да? Это ж не запрещается? Ведь ребята на Камчатке в прошлом году так делали. И ничего.
      - Почему же нельзя, - успокоил его Григорий. - Готовьте программу. Первый раз в этом клубе прогоним. Триста мест. По полтиннику. Ты по полтиннику говорил?
      - Ага.
      - Сто пятьдесят рублей. Тоже негде взять.
      - Железно... - шепотом проговорил Славик. - Сейчас побегу ребятам скажу, - бросился он к двери.
      - Да спят уже все, - остановила его Зоя. - Двенадцать часов. Ой, пойду... Как подумаю, что завтра подниматься... Мама-а...
      Улеглись спать. Вместе с легкой дремотой полусна пришла мысль о Наташе. Андрей пожалел, что так скоро попрощался с ней, не договорился о новой встрече. Хотя к чему договариваться? Пойти к ней, вот и все. Ему представилось, как входит он завтра в Наташину комнату, как встречает она его. Явь постепенно перешла в сон, который не прерывался до самого утра, и потому Андрей спал и проснулся легко.
      7
      Володина бригада неожиданно удвоилась. Только за работу принялись десяток деревьев повалили, не более, - как, перекрывая натужный вой бензопил и стук топоров, раздался леденящий душу вопль. Ничего не понимая, ребята оглядывались недоуменно.
      - Ты, что ли, дурака валяешь? - спросил Володя у Славика.
      - Чего ты все на меня! Я что, дурной...
      И снова, теперь уже в тишине, повторился многоголосый вопль. А вслед за ним из-за ближних кустов и деревьев, из вороха ветвей, лежащих рядом, вылетела ватага Колькиных индейцев. Сегодня они не султанами перьев были украшены. Одежду их прикрывали хвойные лапы, березовые ветви, даже на фуражках и кепчонках тоже кустики зелени были пристроены.
      Промчавшись с боевым кличем по порубке, "индейцы" подбежали к ребятам и смолкли.
      - Законно мы замаскировались? - спросил Колька. - Никто не заметил. Зоя на меня чуть не наступила. Я вон в той куче сидел. Прямо под носом.
      - Законно, - одобрил Володя. - Хоть сейчас в морской десант бери.
      - Зеленые привидения... - сообщил Славик.
      - Меня комары жрут, жрут, - почесываясь, с гордостью сказал один из мальчишек, - а я все равно не пошевелился.
      - Молодец.
      - Мы вам помогать будем, - сказал Колька.
      - А матери вас не заругают?
      - Не-а. А чего дома делать?
      - Значит, помощники, - задумался Григорий и Володю спросил: - Как, бригадир, нужны люди?
      - А что... Пусть ветки стаскивают в кучи.
      - Итак, - назидательно произнес Григорий, - обрубленные ветви и макушки стаскивать в кучи. Не спешите, поспокойнее. Задача ясна?
      - Ясна-а-а! - нестройным радостным хором отозвались "индейцы" и принялись за работу.
      Мальчишки старались один перед другим. За каждой обрубленной веткой бросались, чуть не сталкиваясь лбами. Колька, ухватив отпиленную еловую вершину, еле сдвинул ее с места, но подоспевшего помощника отогнал: "Не трожь, чур, моя. Я первый захватил!" Еловая вершина, закрыв собою носильщика, казалось, сама двигалась вперед.
      - Не надорвись! - крикнул Андрей. - Чего пыжишься?!
      - Я еще не такую могу! - отозвался Колька.
      Прораба увидели издали. От лагеря и клуба он двинулся не напрямую к бригаде, а порубкой, с того места, где начали работать в первый день. Шел он не спеша, осматривая кучи веток, штабеля дров, и, когда подошел к ребятам, они ждали его.
      - Что скажет начальство? - спросил Володя.
      Усевшись на пенек, Валерий Никитич оглядел бригаду и ее пополнение, очки неторопливо протер, расстегнул куртку.
      - Начальство скажет, что жара сегодня будет градусов тридцать, не меньше. А второе... Товарищи индейцы, так вас кажется зовут, а ну-ка постройтесь.
      Мальчишки выстроились мигом. Колька стоял на правом фланге. Во главе шеренги. Вид у него был очень гордый.
      - Так вот, товарищи индейцы, - поднялся Валерий Никитич. - Я ценю ваши добрые намерения, спасибо. Но... чтобы больше, - строго погрозил он пальцем, - я вас и близко от лесоповала не видел. Вырастайте, и тогда "добро пожаловать". А пока... Напра-во! В поселок шагом марш!
      "Индейцы" команды не выполнили. И направо не повернулись, и маршировать не стали. Они поплелись к поселку вразброд, на ходу срывая с одежды зеленые ветви маскировки. Последним брел Колька.
      Ребята провожали их взглядами, молчали.
      - Запомните, хорошие мои, - сказал Валерий Никитич, снова усаживаясь на пенек. - Это работа, а не игра. А вот это, - указал он на уходящих, - дети. И их надо беречь. Я не Бармалей. Но надо... - он у виска пальцем покрутил, микитить. Что можно, а чего нельзя. Сегодня они ветки таскают. Вроде чего здесь страшного? Завтра дай топор - вы дадите. Послезавтра бензопилу попросят.
      - Да кто им топор даст...
      - А лучше, если они по поселку без дела болтаются?
      - Конечно, вон, говорят, подожгли что-то...
      - Мы же присматриваем за ними.
      - Ребята, никаких разговоров. Повторяю: работа есть работа, дети есть дети. А взрослые - мы с вами - должны быть взрослыми и беречь детей. Все. Бригадир, а ты, комиссар, тем более соображать надо. Все. Я запрещаю им здесь появляться.
      - Вообще-то, конечно, верно, - сказал Володя. - Напорются еще, глаз выткнут. Правильно. Учтем. А еще какие претензии к нам начальство имеет?
      - Больше никаких, - покачал головой прораб.
      - А вот у нас, Валерий Никитич, претензии есть.
      - Слушаю.
      - В бригаде двенадцать человек. Две "Дружбы". Сначала суетились, бегали и вроде даже не успевали. А теперь сачкуем. И вот прикинули и решили: на трех человек нужно одну "Дружбу". Тогда будет нормальная работа. Так что нам крути не крути, а еще две "Дружбы" нужно.
      - А где я их возьму? - скучно ответил прораб. - Нету "Дружб".
      - И трелевщик бы нужен еще один. Степан не успевает за всеми бригадами.
      - А где я его возьму? - также равнодушно проговорил Валерий Никитич. Нету трелевщиков, - и даже зевнул.
      - Чего ж мы тогда собрались? - удивленно спросил Славик. - Разговоры, разговоры...
      - Не знаю. Я вас не собирал. Работайте.
      - Рабо-отайте! - воскликнул Петя-маленький. - Это работа, что ли!
      - Где возьму, где возьму! Тоже мне, начальство!
      - Найти надо!
      Валерий Никитич закурил, сделал несколько глубоких затяжек, очки поправил.
      - Из крику, - сказал он спокойно, - ничего не слепишь. Ни трелевщика, ни самой паршивой бензопилы. От крику только головную боль можно заработать и поганое настроение. А нам ни то ни другое, я думаю, не нужно.
      Он был не по годам спокоен, этот молодой прораб. Ведь он немногим старше некоторых из ребят. И казалось, по-молодому должен был вспыхнуть, взорваться. А Валерий Никитич равнодушно поглядывал сквозь очки, покуривая, ровно говорил:
      - Значит, запомните, техники свободной нет и не будет. Другие бригады оголять я не собираюсь. Это все равно, что у вас забрать пилы и отдать другим. А вы, мол, вручную валите. Не выход же? Давайте думать. Вы же студенты. Научную организацию труда изучаете, планирование и прочее. Вы головы. А глотки что... Специалисты по глоткам здесь почище вас имеются. Так что думайте, ищите выход.
      - Выход-то есть, - сказал Григорий. - Выход - это спортзал, мастерские, пожарное депо, ледник, в общем все, что положено по договору.
      - Чего попусту говорить, - поморщился прораб. - Ты же прекрасно знаешь, проектов пока нет, а без них никто строить не разрешит. Вот главбух на днях в Тюмень поедет. Может, что и сделает.