– А что, береза – лесбиянка? – спрашивает Дина, рассматривая экран ноутбука (или лэптопа?).

– Почему?

– Ну, если аллегория… Одна тетя – береза, другая тетя – садистка, режет из нее три пруточка и балалайку. Балалайка – это в смысле банан? – спрашивает Дина. – И потом та, что садистка, бросает ту, что береза, ради того, чтобы разбудить мужика. Мужик – «спящая красавица»? – Она хищно чмокает губами. – Трансвестит?! Забойный хит, эта ваша «Береза»…

– Дина! – сердится Наташа. – Это музыка.

– А это – слова! Хотите, я вам ссылку на один сайт отправлю? Сами почитаете, – обижается Дина и серьезно добавляет: – До конца света, наверное, успеете…

– У меня конец света, Дина, если честно… наступает каждый вечер, – вдруг жалуется Наталья Станиславовна.

– Вот именно, – совершенно неуместно хихикает Дина. – У нас тоже. Брат на стороне родился. Я вот думаю, почему не в больнице? А мама говорит, что это не брат, а байстрюк.

– А у меня Го жениться надумал. А невесте до пенсии – пятнадцать лет, – начинает смеяться Наташа.

Смеется и не может остановиться. И не потому, что истерика, а потому что – радость.

Радость. И байстрюк, если разобраться, тоже радость.

Дина прыскает в кулачок и важно заявляет:

– Пока я вырасту для вашего Георгия, она уже успеет умереть. Давайте напишем ей за это благодарственное письмо.

– Письмо? А адрес?

– А вы что, не копаетесь в карманах и компе собственного ребенка? – удивляется Дина. – А хотите – я?.. Я умею. И мы оставим в строжайшей тайне тот факт, что уроков музыки не будет две недели? Соглашайтесь!

– Шантаж? – соглашается Наташа.

– Дружба… – заискивающе заглядывает в глаза Дина.

Оказывается, это очень трудно – написать историю, начав ее словами «жили-были». А как легко? «Бежали-разбежались»? «Столкнулись-испугались»? «Ждали – не дождались»?

Я смотрю в окно. У меня такая тема, что лучше смотреть в окно, чем на студентов.

«Педагогические взгляды эпохи античности». Подвопрос: «Платон о коллективном воспитании».

Студент Мухин хмурится. Во-первых, он – химик. Во-вторых, взятый из детдома. Не химик взятый, а человек. Мальчик. Он против коллективного воспитания. Но и против домашнего. Его мама по документам – никто. Ему – никто. Просто нянька из интерната. Полякова Елена Евгеньевна. Забирала Мухина на ночь, приводила утром. Дома два раза кормила ужином и один – завтраком. Потому что два завтраком – не успевала. Покупала одежду. В тумбочке рядом с кроватью, в ящичке с ключом, складывала деньги ему на жизнь. С тех пор как начала складывать, почти перестала спать. Боялась, что на деньги позарятся, ее убьют, а Мухина вернут на ночевку в интернат. А он и так замкнутый. И очень молчаливый. Но умный.

Какой умный? У меня он троечник. И то – из жалости к Елене Евгеньевне.

Мы теперь готовим два вида специалистов – из денег и из жалости. В пропорции один к одному.

Елена Евгеньевна приходит раз в неделю. Проверяет оценки и посещаемость. Заглядывает в глаза преподавателям и сообщает, что Мухин не ест картошки. И макаронов не ест. Кашами – брезгует. Как паспорт получил, так и началось… А раньше ел как миленький.

Она говорит: «Это психологический феномен. Вы на кафедре должны изучить и разобраться».

Это очень важный феномен. Если мы не разберемся, то Мухин будет голодать. Наш заведующий, профессор Кривенко, считает, что Мухин просто хочет мяса. А доцент Андреева думает, что каша и макароны – это углеводы, а значит, прыщи. Мухин не ест, потому что борется с прыщами.

А я думаю, что не с прыщами, а с интернатом. Мухин ударил паспортом по меню интернатовской столовой. И стал нормальным домашним ребенком.

Химиком.

Елена Евгеньевна выбрала факультет, чтобы быть поближе к ядам. Крысы, тараканы, пауки, мыши и вши. На их травле можно сделать целое состояние. Мухин выучится и не останется без куска хлеба. И деньги из ящичка можно будет потратить на кровлю. А то дети Елены Евгеньевны сильно ругаются, что в доме течет крыша. Как звонят ее поздравить с днем рождения, так и ругаются. Сильно.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.