Обладая знанием (gnosis), «духовные» (pneumati koi) считают себя свободными от человеческой формы существования, не подвластными социальным законам и этическим запретам, — ситуация, имеющая параллели и в других частях света, но в особенности в Индий. Действительно, свободный выбор между аскетизмом и сексуальной распущенностью у гностиков напоминает нам риши времен Упанишад и тантристских йогинов. Самой поразительной параллелью шиваистских и тантристских сексуальных обрядов, описанных выше, являются, конечно, обряды секты эбионитов. Основной источник сведений об этой секте — свидетельства Епифания, который, будучи молодым человеком, часто посещал собрания эбионитов в Александрии и прочел несколько их книг. На своих собраниях, пишет Епифаний,
      «они подают богатое угощение, мясо и вино, даже если они бедны. Когда они насытятся и, так сказать, наберутся сил, то от избытка энергии они переходят к развлечениям. Мужчина, оставляя свою жену, говорит ей: «Встань и займись любовью с братом» («Соверши agape с братом»). Тогда эти двое несчастных соединяются друг с другом, и мне просто стыдно сказать, какие постыдные вещи они делают… тем не менее я не постыжусь говорить о том, что им не стыдно делать, чтобы вызвать отвращение в тех, кто услышит об этих богомерзких делах. После того, как они соединятся в страсти блуда, они обращаются с богохульством к небу. Женщина и мужчина берут в руки жидкость из мужских выделений, встают, обращаются к небу, с руками, выпачканными в нечистотах, и молятся, как люди, называемые Стратиотиками (Stratiotokoi) и Гностиками (Gnostikoi), предлагая Отцу Всего Сущего то, что у них на руках, и говорят: «Мы предлагаем тебе этот дар, тело Христово». А затем они поглощают это, свой собственный позор, и говорят: «Это тело Христово, и это Пасхальный агнец, ради которого наши тела страдают и ради которого должны исповедаться в страданиях Христовых». Так же и с женщиной: если она оказывается в крови, они собирают менструальную кровь в ее нечистоте и съедают ее все вместе, говоря: "Это кровь Христова"».
      Столь «странные и постыдные» обряды объясняются космогонией и теологией эбионитов. Согласно этой космогонии и теологии, Отец (или Первичный Дух) породил Барбело (называемую также Пруникос), которая живет в восьмом небе. Барбело родила Иалдаваофа (или Саваофа), создателя нижнего мира. Следовательно, все, что было создано и жило, и прежде всего архонты — правители нижнего мира, имело искру силы Барбело. Но услышав, как Иалдаваоф говорит: «Я — Господь, и нет иного…» (Ис. 45: 5), — Барбело поняла, что сотворение мира было ошибкой, и погрузилась в скорбь. Чтобы вернуть себе как можно больше утраченного могущества, «она соблазнила архонтов, явившись им в виде красавицы, вызвала у них поллюцию и взяла сперму, в которой содержалась сила, изначально принадлежавшая ей». Таким образом, появилась надежда на спасение в космическом плане. Уже николаиты утверждали: «Мы извлекаем силу (dynamis) Пруникос из жидкости, порождающей потомство (gone), и менструальной крови» (Panarion 25.3.2). Эбиониты пошли еще дальше:
      «…силу, содержащуюся в менструальной крови и сперме, они называют душой (psyche), которую собирают и поглощают. И что бы мы ни ели, мясо, овощи или хлеб или что-либо другое, мы оказываем услугу всем тварям, так как из всего этого мы извлекаем душу […]. И они говорят, что это та же самая душа, что растворена в животных, рыбах, змеях, людях, плодах, деревьях и во всем, что создано» [Рапаriоп 26 9 3–4].
      По этой причине деторождение, в толковании эбионитов, является грехом и преступлением; оно вновь разделяет душу и продлевает ее временное пребывание в мире.
      Итак, можно сказать, что конечная цель сексуальных обрядов эбионитов заключалась, с одной стороны, в ускорении процесса восстановления докосмогонической стадии, то есть «конца мира», а с другой стороны — в приближении к Богу посредством постепенной «сперматизации». Действительно, сперму не только поглощали в ходе ритуала, но, согласно Епифанию, приходя в экстаз во время совершения обрядов, их участники обмазывали свои руки и тела собственными выделениями и «молились о том, чтобы таким путем достичь свободного общения с Богом».
      Как указывал Лейзеганг, в Первом Послании Иоанна (3:9) можно найти теологическое оправдание этого: «Ни один человек, рожденный от Бога, не совершает греха; ибо семя Бога пребывает в нем, и он не может грешить, ибо рожден от Бога». Более того, согласно учению стоиков о «семенном логосе» (logos spermatikos), понимаемом как огненная «пневма», человеческое семя содержит пневму, благодаря которой в зародыше образуется душа. Учение стоиков было логическим следствием концепции Алкмеона Кротонского о локализации семени в мозгу, то есть в том же органе, где, как предполагалось, находилась душа. Как говорит Ониан, для Платона душа — это «семя», сперма (Тимей 73с), «или, вернее, находится в "семени"» (91 а), «и это «семя» заключено в черепе и позвоночнике (73 ff)… Она дышит через детородный орган (91b)… То, что само семя является дыханием, духом, или обладает пневмой, и что само воспроизводство является таким дыханием, или дуновением, совершенно ясно сказано у Аристотеля».
      Возвращаясь к эбионитам, заметим, что информации об их верованиях и обрядах все еще недостаточно для адекватных сравнений с тантристской maithuna, о которой пишет Абхинавагупта, и ритуалом kundagolaka у шиваитов. Очевидно, общим во всех этих системах является надежда на то, что изначальное духовное единство может быть восстановлено посредством эротического блаженства и поглощения семени и менструальных выделений. Во всех трех системах генитальные секреции символизируют два божественных существа, бога и богиню; следовательно, ритуал поглощения их усиливает и ускоряет освящение его участников. Но во всех этих школах первоначальное установление соответствия (божество—дух—свет—семя) смешивается с архаическими и не менее важными концепциями (например, божественное двуединство с присущей ему религиозной значимостью женского элемента, духовная гермафродизация участника церемонии и т. д.).

      Таким образом, подводя итог, мы видим следующие доминирующие идеи:
      «Разделение» божественного духа (света) и материи (демонической тьмы) является преобладающей темой в религиозных и философских теориях и мистических методах времен эллинизма и раннего христианства, хотя оно встречается и раньше в Иране и Индии.
      Приблизительно в это же время равенства Бог (дух)=свет и первый человек (дух, пневма)=свет стали чрезвычайно популярными в гностицизме, мандеизме, герметизме и манихействе. Оба равенства, по-видимому, характерны для эллинистического Духа времени и находятся в противоречии с духовными горизонтами классической Греции, Ветхого Завета и христианства.
      Для гностиков и манихеев спасение равносильно сбору, спасению и перенесению на небо искр божественного света, которые скрыты в живой материи и прежде всего в человеческом теле.
      Будучи известным некоторым другим гностическим сектам, равенство «божественный свет=пневма=семя» играет центральную роль только в религии эбионитов (и связанных с ними сект), а также манихеев. Однако в то время как последние, на основании этого самого равенства, с презрением относились к половому акту и превозносили суровый аскетизм, эбиониты проповедовали самые низменные сексуальные оргии, где практиковали ритуальное поглощение semen virile и менструальных выделений, стараясь только избегать беременности. Подобные противоположные направления: крайний аскетизм, с одной стороны, и оргиастические обряды — с другой, — наблюдаются в Индии со времен Упанишад; и, опять же, только в Индии отмечалось ритуальное поглощение генитальных секреций в некоторых шиваистских и тантристских сектах (см. выше).
      У некоторых тантристских авторов приводятся описания экстатических видений света различных цветов (см. выше). Туччи допускает здесь возможность манихейских влияний; но подобные световые ощущения, включая различные цвета, расположенные в определенном порядке, часто наблюдаются во время йогических медитаций (см. выше). Они известны также в йоге, даосизме и в алхимии, а в Тибете считается, что их испытывают во время предсмертной агонии и сразу же после смерти (см. выше).
      Описания световых видений, вызываемых сексуальным слиянием, и вообще видения различных «мистических» цветов, не встречаются в известных нам гностических документах; единственное важное упоминание, которое мне известно, это экстатическое путешествие, описанное в «Парафразе Сима» (№ 27 в библиотеке, обнаруженной в Хенобоскионе). Вспоминая свои видения во время экстатического вознесения, Сим рассказывает о разноцветных облаках, через которые он проходит: «так, облако Духа подобно священному бериллу; облако Гименея подобно сверкающему изумруду; облако Тишины подобно прекрасному амаранту; а облако Центра (Mesotes) подобно чистому гиацинту».
      Экстатические видения разноцветного света играют важную роль в исламском, а особенно в исмаилитском мистицизме, связь которого с эллинистическим гностицизмом и иранской традицией была убедительно показана Анри Корбеном. Световые видения отмечались у суфиев с давних времен. Однако только начиная с Наджм-ад-дин Кубра (1220) такие разноцветные световые видения начали систематически описываться и интерпретироваться как специфические моменты экстаза. Достаточно прочитать отрывки из великой книги Наджм-ад-дин Кубра «Fawa'ih al-jamal wa-fawatih al-jalal» («Расцвет красоты и благоухание величия»), переведенной и блестяще интерпретированной Корбеном, чтобы понять, что мы столкнулись с новым грандиозным переосмыслением уже известного опыта разноцветных световых видений. Однако, насколько я могу судить на основании документов, представленных и изученных Корбеном, Свету там, по-видимому, не придается «оплодотворяющего» значения, хотя темы космогонии и космологии все же рассматриваются.

      Удивительную параллель к некоторым из описанных выше световых теологии можно наблюдать у десана, небольшого племени, говорящего на языке тукано, которое обитает в экваториальных лесах вдоль реки Ваупес в Колумбии. Культура этого племени находится на архаическом уровне, выше всего ставится охота, а рыболовство и земледелие играют лишь незначительную роль. Поскольку прежде я уже рассматривал религиозные взгляды и установления племени десана, то здесь я ограничусь анализом культовой роли существующего вечно «Отца-Солнца» и сферы его творческих способностей.
      От золотого света Отца-Солнца произошло все живое. Солнце-Творец считается не полностью идентичным существующему небесному светилу, а скорее творческим началом, которое продолжает свое существование в этом качестве и которое, будучи невидимым, познается через исходящее от него благотворное воздействие. Завершив свою созидательную деятельность, Солнце удаляется в Ахпикон-диа (Axpikon-dia), подземную райскую обитель. Однако в качестве своего представителя оно посылает светило, которое мы видим на небосводе и через которое оно продолжает распространять свою силу, даря свет, тепло, защиту и, в особенности, плодородие. Солнечная энергия передается посредством тепла и золотого света, имеющего свойства семени. Все божества были созданы Отцом-Солнцем для защиты своих творений. Эти «помощники» являются представителями Солнца. Поэтому в конечном счете вся космическая энергия, вся жизнь вселенной и плодородие находятся в зависимости от Отца-Солнца.
      По мифу, недавно опубликованному Райхель-Долматовым, человечество произошло из капель спермы, упавших на землю из солнечных лучей. После этого Отец-Солнце повелел одному из мифических персонажей, Памуре-махсе (Pamuri-maxe), отвести предков племени с реки Ваупес на те территории, где они теперь обитают. Путешествие совершалось в огромном каноэ, которое было также и гигантским змеем. Наличие здесь сексуальной символики подтверждается этимологией имени Памуре, которое вызывает ассоциацию с фаллосом, извергающим семя, — то есть с Отцом-Солнцем, посылающим нового творца, чтобы населить землю.
      Секс — это источник жизни, но он может также нести с собой смерть, хаос и разрушение. Отец-Солнце совершил инцест со своей дочерью; потом она умерла, но ему удалось воскресить ее, окуривая табачным дымом. За этим преступным кровосмешением последовал период хаоса, во время которого в огромных количествах появились звери и демоны, угрожая самой жизни мира. Но творец восстановил порядок, наложив запрет на кровосмешение; таким образом, был введен первый, и весьма важный, социально-этический закон.
      Для племени десана душа — это светящийся элемент, обладающий способностью излучать свет, дарованной Солнцем при рождении каждого человеческого существа. Когда душе угрожает серьезная опасность со стороны магических сил, на помощь ей приходит солнечный свет трех видов. Среди них второй вид — это белый свет, который ассоциируется со способностями Солнца к порождению жизни. Внутреннее свечение души могут видеть только посвященные, то есть шаманы (рауe) и жрецы (kumu).
      Душа шамана сравнивается с огнем, который освещает тьму и делает все видимым; ее представляют в виде пламени, излучающего яркий золотой свет, подобный свету Солнца. Без знания, которое дается этим светом, шаман не имеет силы, поскольку «он является частью солнечного света». Подобно Солнцу, душа шамана излучает золотой свет; другими словами, она «символизирует животворящие способности Солнца». Каждый шаман носит на шее цилиндр из желтого или белого кварца, называемый «фаллосом Солнца». Более того, любой кварц или кристалл символизирует semen virile. Жрец (kumu) считается — пожалуй, даже в большей степени, чем шаман, — светоносной фигурой. Он излучает сильный внутренний свет, невидимое для непосвященных сверкающее пламя, посредством которого он проникает в мысли людей.
      Таким образом, для племени десана (а также для других племен тукано, обитающих в районе реки Ваупес) Отец-Солнце олицетворяет собой не только верховного Бога-Творца, но также и fans et origo (источник и первопричину) всего священного в мире. Поэтому имеется тесная внутренняя связь между солнечным светом, святостью, способностью к созиданию и сексом. Все религиозные идеи, персонажи и действия также имеют сексуальный смысл. Причину этого священного пансексуализма, возможно, следует искать в отождествлении солнечного света и тепла с происхождением и сохранением жизни космоса и человека. Отец-Солнце является основой бытия: его космическая, а также духовная деятельность — лишь следствие его онтологической полноты. Он творит посредством излучения, и такой тип космогонии и теологии служит также моделью и образцом духовной деятельности самого человека. Отец-Солнце остается невидимым, хотя солнечный свет является источником жизни и мудрости; точно так же невидим и внутренний свет жреца и шамана, постигаемый лишь в своих результатах и через них.
      Поскольку солнечный свет рассматривается как божественное, порождающее semen virile, становится понятным, что экстатические световые галлюцинации, вызываемые растением yage, сравнивались с половым актом. Индейцы тукано говорят, что во время совокупления человек «задыхается» и ему «являются видения». Согласно мифу, Женщина-jage забеременела через глаза. Действительно, эквивалентность глаза=влагалище встречается у индейцев тукано. Глагол «оплодотворять» имеет тот же корень, что глаголы «видеть» и «откладывать (яйца)».
      Ритуальное питье сока yage происходит три или четыре раза в год. Время назначает жрец (kumu), который объявляет об этом в ходе праздника или какого-либо иного торжественного события. Участвовать в этом разрешается только мужчинам старше тридцати лет. Присутствующие при этом женщины поощряют участников песнями; они также презрительно смеются, когда кто-либо из молодых людей, почувствовав сильное головокружение, поспешно покидает хижину. В мифе о происхождении этого ритуала рассказывается, что сверхъестественная Женщина-yage родила ребенка, «имевшего форму света: это был человек, но вместе с тем он был Свет; это был yage».
      Перед питьем yage и во время него происходит ритуальное изложение космогонического мифа и мифической генеалогии племени. Главную роль в этом играет жрец (kumu), ибо он объясняет участникам видения, которые их посещают. В самом начале участник ощущает сильные порывы ветра; при этом kumu говорит ему, что он поднимается к Млечному Пути. Затем он спускается в Ахпикон-диа, подземный рай, где видит все возрастающее количество золотых огней, пока наконец у него не создается впечатление, что на него сыплется дождь светящихся тел. Вторая фаза начинается с прихода в надземный рай, где он видит множество разноцветных фигур; kumu объясняет, что это различные божественные существа, среди которых находится дочь Солнца.
      Употребление yage называется словом, которое означает «пить и видеть» и интерпретируется как возвращение в космическое «чрево», то есть в тот изначальный момент, когда Отец-Солнце начал акт творения. В действительности, эти видения повторяют теогонию и космогонию: участвующие видят, как Отец-Солнце создал божественные существа, мир и человека и как были основаны культура племени, социальные установления и этические нормы. Целью этого ритуала является укрепление религиозных верований; действительно, каждый участник его видит, что теогония и космогония племени являются истинными. Кроме того, видения позволяют участникам лично встретиться со сверхъестественными существами, что интерпретируется в сексуальных терминах. Туземец, получивший образование у миссионеров, объясняет это следующим образом: «Принятие yage — это духовное совокупление; это духовная связь, как говорят жрецы». С другой стороны, говорят также, что тот, кто принимает yage, «умирает», потому что возвращение в «чрево» космоса равносильно смерти.
      Здесь не место рассматривать отношения между галлюцинациями и теологией и мифологией племен тукано. Решающую роль в этом играет жрец (kumu), который передает молодому поколению традиционный смысл видений. Но в основе религиозной системы в целом лежит теологумен Отца-Солнца и, как следствие, однородность понятий света, духа и семени. Если все, что существует, живет и размножается, является порождением Солнца и если «духовность» (интеллект, мудрость, ясновидение и т. п.) имеет характер солнечного света, то отсюда следует, что каждый религиозный акт имеет в то же время смысл, связанный с «семенем» и «видениями». Сексуальные оттенки смысла световых ощущений и галлюцинаций кажутся логическим следствием последовательной солнечной теологии. Действительно, несмотря на преобладание сексуальной символики, в ритуальном питье yage отсутствует оргиастический аспект. Переживания, испытываемые во время галлюцинаций, оцениваются, по существу, с точки зрения их экстатической и светоносной природы; их эротическое значение является следствием солнечной теологии, то есть того факта, что Отец-Солнце породил все существующее и что, следовательно, солнечный свет носит «оплодотворяющий» характер.
      Пример племени десана служит прекрасной иллюстрацией того, как солнечная религия специфического типа может оценивать значение опыта света и формировать из зрительных галлюцинаций объекты экстатического мира. Некоторые из эквивалентностей (например, свет=сперма) напоминают восточные или средиземноморские выражения. Достоинством этого южноамериканского примера является также и то, что он указывает на скудость существующих документов из восточных и средиземноморских районов. Действительно, по сравнению с хорошо изученной теологией, мифологией и галлюциногенными ритуалами десана, тантристские и гностические тексты (даже лучшие из них) кажутся приблизительными и неполными.
      В конечном счете на примере десана видно, в каком смысле и до какой степени экстатические переживания — связанные с галлюцинациями или нет — могут обогатить и перестроить традиционную религиозную систему. Оказывается, что ряд эквивалентностей свет—дух—семя—бог и т. д. остается «открытым»; иначе говоря, основные первичные световые переживания допускают новые истолкования. Более того, оказывается, что световые видения вызываются не единственным фактором; в качестве таких факторов могут выступать: крайний аскетизм, или половой акт, или йогические и иные созерцательные упражнения; спонтайные вспышки света; рискованные методы, направленные на достижение «магического воздействия»; систематические медитации на огне, солнечном свете и творческих способностях; экстатические видения и галлюцинации и т. д. В конечном счете важно религиозное значение, которое придается опыту внутреннего света. Другими словами, «происхождение» религиозно значимых световых видений не следует искать в «естественных причинах», вызывающих круги перед глазами, или в ощущениях от таких самопроизвольных или искусственно вызываемых зрительных образов. Справедливость этого вывода следует из того, что, как убедительно показывают последние исследования, (1) круги различных форм и цветов, возникающие перед глазами, являются широко известным явлением, и (2) эти круги могут быть вызваны самыми различными средствами, от простого физического давления на глазное яблоко до наиболее утонченных приемов медитации. То, что интересует историка религий, а на самом деле и просто историка, — это бесчисленные переосмысления опыта, связанного со светом, иначе говоря, творческие способности человеческого разума.