Николай Елин, Владимир Кашаев
      ТАТАРНИК
      На дворе стоял сентябрь. Молодой, энергичный, не подающий надежд писатель Полукарпов сидел в своём родном учреждении, где он от девяти до пяти работал бухгалтером, и мучительно думал, о чём бы ему написать новую, тридцать седьмую по счёту повесть. На эту повесть он делал особую ставку: он надеялся её опубликовать. Но тема не приходила. Вместо неё пришёл главбух и устроил очередной разнос. Полукарпов мысленно послал его в главк и, дождавшись, пока главбух выйдет из комнаты, снова отдал себя на растерзание мукам творчества.
      Однако никакой мало-мальски приличной компенсации за эти муки не было. Её не было уже вторую неделю. В голову лезла всякая дребедень вроде того, что счетовод Ведьман вчера явилась на службу в кримпленовых нарукавниках, а экономиста Скушина укусила его собственная собака, когда он пытался научить её курить, и теперь врачи запретили курить самому Скушину, пока они не выяснят, не замешано ли тут бешенство. Все это было мелко и темой повести послужить не могло.
      Полукарпов поглядел в окно и вздохнул. Разве могла хорошая, большая тема родиться в этом унылом кабинете, где всё, на что ни посмотришь, навевает скуку? Нет, настоящие темы рождаются где-нибудь на природе: в старом парке, в лесу, в поле. Там всё тебе радует взор: деревья, цветы, отсутствие начальства... Вот так, говорят, Лев Толстой однажды гулял по полю, набрёл на цветок татарника, пристально поглядел на него, и родилась у него идея "Хаджи-Мурата".
      "Это ж надо! Интересно, что в этом цветке такого?.. А что, если... что, если мне тоже на него поглядеть? Небось это приятнее, чем смотреть на главбуха или на Ведьман, хотя бы и в кримпленовых нарукавниках. И наверняка в тысячу раз полезнее! Уж наверное Лев Толстой знал, на что глядеть! Пусть даже я "Хаджи-Мурата" не придумаю, пусть что-нибудь другое! Главное, чтоб было по большому счету..."
      В ближайшую субботу Полукарпов встал на рассвете, наскоро позавтракал, рассовал по карманам три записные книжки и четыре запасных стержня для шариковой авторучки и с первой электричкой отправился за город. Выйдя на каком-то малолюдном полустанке, он долго бродил по окрестным полям, отыскивая татарник, и наконец уже к обеду нашёл его в придорожной канаве. Это был ничем не примечательный красноватый цветок, невзрачный и колючий. Писатель сел на край канавы, не торопясь перекусил, потом поднялся, вытер губы и, нащупав в кармане записную книжку, задумчиво уставился на татарник.
      Сначала в голову не приходило ничего путного, мысли разбредались. Полукарпов, как мог, собирал их. Но потом дело пошло лучше. Ему наконец удалось сосредоточиться.
      "Вот, цветок, - думал он. - Сухой, некрасивый... На кого он похож? Пожалуй... Пожалуй, на нашего главбуха. Тот тоже цепляется, как репей... В понедельник мне опять нагоняй даст за то, что я отчёт не закончил. Он велел к прошлой среде..."
      Настроение у Полукарпова испортилось.
      "А может, того... сделать ему отчёт к понедельнику? Всё равно ведь житья не даст... В душу лезть будет, выговором грозить..."
      Он тяжело вздохнул, спрятал записную книжку и поехал домой заканчивать отчёт...
      Неделя пролетела незаметно.
      В следующую субботу, едва взошло солнце, Полукарпов уже был на знакомом месте и пристально вглядывался в слегка пожелтевший цветок. Чтобы подстегнуть воображение, он несколько раз с разными интонациями повторил знаменитые слова Льва Толстого о татарнике: "Какая, однако, энергия и сила жизни..."
      Наконец подстёгнутое воображение Полукарпова заработало на полную мощность.
      "Мда, действительно, - думал он, - ничего себе! Уже осень на дворе, скоро небось снег выпадет, а этому сорняку хоть бы что! Какое-нибудь полезное растение или там овощ давно бы уже засохли. Огурцы, например..."
      В этом году он их у себя на садовом участке сажал, так все погибли. Так и не довелось попробовать! Даже засолить нечего было. А уж как он любит малосольные огурчики! Жена у него мастерица по этой части. Никто так солить не умеет. Точно, никто! Можно было бы, конечно, на базаре купить, но там засол совсем не тот... Вот разве... А что, если... Ну, конечно!
      - Эврика! - радостно воскликнул Полукарпов и одобрительно хлопнул себя ладонью по лбу. Ему пришла в голову великолепная идея. Ведь можно купить на базаре свежие огурчики, а жена их дома засолит. Только надо не опоздать, а то сезон закончится, и тогда огурцов ни за какие деньги не достанешь.
      Полукарпов повернулся и, теряя на ходу запасные стержни для авторучки, бросился к электричке...
      Вся следующая неделя прошла в хлопотах по хозяйству. В очередную субботу Полукарпов, хрустя малосольным огурчиком, занял свой пост у татарника и опять принялся думать над темой. Чтобы сосредоточиться, он понюхал цветок, потом потрогал пальцем и, уколовшись, отдернул руку.
      "Ох, чёрт, какой колючий!"
      Он помахал рукой в воздухе.
      "Вот гадость какая! Ух как больно! Уж на что я, кажется, терпеливый, вчера весь вечер в боку кололо - и ничего, даже в поликлинику не пошёл. А это ещё больнее!"
      Наконец боль утихла.
      "А может, и зря я вчера к врачу не пошёл, - подумал Полукарпов, задумчиво глядя на цветок. - А вдруг у меня в боку что-нибудь серьёзное?.. Очень даже вероятно. Нервничаешь всё время, переживаешь, суетишься... А такая вот колючка стоит себе и никаких волнений не знает, никаких стрессовых нагрузок. Нисколько не удивлюсь, если она меня переживёт... Нет, завтра же к врачу пойду, больше откладывать не буду! Э-э, завтра... завтра же воскресенье, поликлиника закрыта. А в понедельник у нас собрание, небось не отпустят. Что же, до вторника ждать? Мда... чего доброго, может оказаться слишком поздно... А может быть... может быть, сегодня?.."
      Он посмотрел на часы.
      "А что, успею! Честное слово, успею, если поторопиться! Надо же и о себе, в конце концов, подумать!"
      Полукарпов завязал палец носовым платком и, на всякий случай держась рукой за бок, заспешил к платформе...
      ...С тех пор минул год. Теперь Полукарпова не узнать. Он окреп и поправился. Бок у него больше не болит. На службе у него тоже всё в порядке. За это время он получил уже две благодарности и отпуск в летнее время. Жена его не может нахвалиться перед соседками хозяйственными способностями мужа.
      Правда, тридцать седьмую повесть он так и не написал. Он вообще больше не пишет повестей. Но тем не менее каждую субботу, как только взойдёт солнце, он садится в электричку, едет на тихий полустанок, отыскивает там знакомый цветок татарника и долго, пристально смотрит на него...