Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сотворение мира или эволюция?

ModernLib.Net / Философия / Елизаров Евгений Дмитриевич / Сотворение мира или эволюция? - Чтение (стр. 2)
Автор: Елизаров Евгений Дмитриевич
Жанр: Философия

 

 


Скажем, неожиданным пересечением хорошо изученного и предсказуемого пути изменений какого-то одного объекта с так же хорошо провидимой линией развития (закономерности) какого-то другого явления. Так трагически пересекаются друг с другом преследующий какую-то свою цель пешеход и рейсовый автобус.

Кстати, существует и определение случайности, согласно которому она возникает именно на пересечении автономных, независимых друг от друга линий необходимости. Другими словами, каждая изолированно рассмотренная последовательность смены состояний любого отдельного объекта подчиняется каким-то своим законам, но при столкновении с линией столь же закономерного развития другого объекта действие этих законов может непредсказуемо измениться.

Разумеется, это не значит, что тем самым нарушаются объективные законы природы, просто в их действие вмешивается какой-то новый дополнительный фактор, действие которого не может быть заранее предсказано нами, и это накладывает свою специфическую печать на конечный результат прогноза. Необходимость столкновения всех этих линий вовсе не предопределена внутренней логикой ни одной из них (так, столкновение пешехода и автомобиля не обусловлены ни генетикой жертвы, ни конструкцией движущегося средства), а это значит, что такое столкновение вовсе не является обязательным для каждой из них. Именно поэтому-то для каждой из них оно и предстает случайностью; отсюда случайным всегда будет выглядеть и сам результат столкновения.

Но в какой-то более широкой системе явлений, в которой последовательная смена состояний двух внезапно пересекающихся объектов оказывается уже не чем-то изолированным и автономным, но лишь составной частью широкого потока изменений огромной массы других объектов, закономерным, строго обязательным и даже предсказуемым оказывается и само пересечение. Все дело в том, что в этом более широком массиве действует уже совсем иная логика – внутренняя логика развития самого массива, и закономерность изменений каждого из составляющих его объектов будет в определенной мере подчинена именно ей.

Существует определение случайности как одной из форм проявления объективной необходимости; и действительно, если видеть в ней только итог такого внезапного пересечения линий развития автономных объектов, то в этой – более широкой – совокупности явлений она всегда будет выглядеть строго необходимой и предопределенной. Другими словами, и в самом деле случайность предстанет как одна из ипостасей строгой необходимости.

Не исключено, конечно, что это понимание не имеет отношения к тому фактору, который предварительно обозначен случайностью здесь. Но не исключено и то, что – в какой-то степени – оно может служить характеристикой именно этого начала. Впрочем, в любом случае непредсказуемые отклонения от строгой закономерности не могут быть объяснены только механическим пересечением автономных линий развития независимых друг от друга объектов. Ведь в противном случае на уровне макродействительности, то есть на уровне предельно возможных обобщений, скажем, когда в качестве объекта предстает вся Вселенная в целом, для случайности вообще не оставалось бы никакого места. Все было бы строго закономерным и предсказуемым, и любая случайность могла бы быть объяснена только пробелом в наших знаниях. Однако мы вправе говорить, что случайность все же действует и в макродействительности; никакие новые знания не только не устраняют ее, но и в принципе не могут устранить. Слишком многое свидетельствует в пользу такого предположения. К тому же понимание случайности как простого недостатка информации противоречит фундаментальным принципам организации мира элементарных частиц.

Другими словами, приведенные нами расхожие формулировки раскрывают лишь отдельные – причем далеко не самые важные – свойства того пока еще неподдающегося определению начала, которое накладывает свою печать в сущности на весь ход развития нашей Вселенной. Подлинная же природа этого фактора до сих пор неизвестна. Раскрыть ее пытались многие, однако удовлетворительного решения не найдено и по сию пору, поэтому и мы не ставим своей задачей окончательное разрешение этого вопроса. Но все же об отдельных ее свойствах говорить можно и сегодня. Так, например, определенную информацию для размышлений можно найти в количественных соотношениях необходимости и случайности.

Мы принимаем, что истекшее прошлое и настоящее практически полностью определяют собой будущее любого явления, но все же не до конца, ибо что-то зависит и от непредсказуемого. Поскольку же сюда каждый раз вплетается и случайность, то вполне допустимо утверждать, что будущее любого объекта (явления, процесса) определяется вовсе не одной только причинностью, но сочетанным действием причины и случайности. При этом степень зависимости будущего (или, что то же самое, всей суммы следствий) от прошлого или настоящего (всей суммы причин) можно выразить некоторой величиной, равной х. Отсюда случайность предстанет как 1 – х. В сумме они всегда должны давать единицу.

Неизвестно, чему именно равняется величина х, но выражение 1 – х, как кажется, никогда не равно нулю. В самом деле. Если бы степень влияния случайности на ход событий была равна нулю, вся предвычисляемая их цепь не имела бы абсолютно никаких ограничений, и допустимо было бы утверждать, что действующая в настоящий момент совокупность причин способна предопределить собой всю последовательность предстоящих изменений любого анализируемого объекта аж до самого «конца времен». Больше того, в этом случае мы имели бы полное право утверждать, что весь ход его развития когда-то раз и навсегда уже был определен какой-то «первопричиной», расположенной в далеком прошлом, в некотором условном «нуль-пункте» единого развития всего сущего. Все это допустимо распространить и на любую совокупность объектов, и на последовательное развитие всей Вселенной в целом: уже самый первый шаг в становлении и развитии нашего мира[5] должен был определить собою совокупную цепь событий до самого «конца света».

Но возможность полного сведения к нулю влияния случайности на ход событий – это очень сильное допущение, делать которое мы сегодня не вправе. Уже хотя бы потому, что нам никогда не удастся найти ему подтверждение; действительным подтверждением может служить только вся совокупность выявленных следствий, но исчерпать ее полностью нельзя даже в бесконечной временной перспективе.

Казалось бы, такое допущение довольно неплохо согласуется с концепцией креационизма, когда уже самый акт Творения заранее предопределяет все пути развития тварного (говоря современным языком, сотворенного) мира в целом. Однако и в том взгляде на мир, центральное место в котором принадлежит Создателю, это совсем не так, ибо оно исключает не только слепой случай, но и свободу воли человека. А значит, исключает и ответственность самого человека за свои действия, что делает подобное допущение неприемлемым и здесь, уже хотя бы только по этическим соображениям. Известно, что Бог дает человеку свободу (правда, долгое время и это было спорным; так, например, Эразм Роттердамский и Лютер в свое время поломали немало копий один отстаивая[6], другой оспаривая необходимость и действительность свободы воли.) Поэтому правильней было бы говорить о том, что нуль – это только математический предел, к которому может неограниченно стремиться случайность, но, как и «положено» любому математическому пределу, он никогда не достигается на деле.

Но вместе с тем есть основания утверждать, что степень влияния случайности на ход событий вовсе не микроскопична – по крайней мере там, где речь идет о довольно длительных временных интервалах.

Действительно, гибель динозавров едва ли сказывается на общей динамике длины женских юбок. Гораздо ближе (во всяком случае у нас, на Руси) к фасону одежд стоят петровские реформы. Но вряд ли динамику моды можно объяснить и влиянием петровских начинаний, скорее здесь действуют куда менее отдаленные от настоящего времени причины. Между этими же событиями мы вправе постулировать практически полное отсутствие всякой (причинно-следственной) связи.

Чем больше временной интервал, которым измеряется развитие любого объекта, тем слабее должны быть причинные связи между крайними его состояниями… но это должно означать, что тем самым соразмерно возрастает роль случайности. Поэтому справедливо утверждать, что с увеличением продолжительности анализируемого нами интервала роль причинной зависимости, как говорят математики, должна асимптотически стремиться к нулю, в свою очередь, роль случайности столь же асимптотически – к единице. Действительно: следствие любой материальной причины, действующей в настоящий момент, всегда является причиной всех последующих изменений; в свою очередь, последние – причиной дальнейших и так далее до бесконечности, но чем дальше мы продвигаемся вдоль этого ряда по цепи возможных в будущем следствий, тем с меньшей определенностью мы можем говорить о характере дальнейшей эволюции. Уходящая в далекую перспективу линия развития становится все более расплывчатой и неопределенной. При этом многое, если вообще не все, зависит и от рассматриваемого нами объекта: ведь в одном случае возможны предсказания на довольно продолжительный период времени, в другом – только до окончания действия настоящей причины. Примером первого может служить развитие биологического организма, когда мы можем с большой точностью предсказывать основные этапы его жизни вплоть до естественной смерти, классическим примером последнего – игральная кость или рулетка, когда сочетанное действие всех факторов, определивших результат, заканчивается тотчас же после остановки и на все дальнейшее развитие событий не оказывает решительно никакого влияния.

Но вместе с тем ни нуля, ни единицы ни та, ни другая, как уже сказано, не достигают, каким бы длительным ни был анализируемый нами период. Словом, начиная с любого настоящего момента, мера причинности может быть выражена величиной, равной х^t, в свою очередь, мера случайности – величиной, равной 1 – х^t, где t – некоторая функция от времени. Как бы в скобках, заметим: эти формулы применимы только для независимых друг от друга событий. Но в том-то и дело, что если мы говорим о случайности, мы обязаны предполагать именно независимость каждого следующего вмешательства этой таинственной стихии от всех предыдущих ее проявлений. В противном случае, само вмешательство случайности будет родом все той же причинности, общая логика которой в структуре случая еще просто не познана нами. Поэтому в каждый настоящий момент поддающаяся доказательному прогнозу перспектива всегда будет описываться процессами асимптотического приближения одной стихии к нулю, другой – к единице, и все дело только в том, какой именно функцией (каждый раз разной, ибо для каждого объекта она, как кажется, должна быть своей) будет описываться величина t.

Все это довольно явственно говорит о том, что собственно причинная зависимость на самом деле проявляется только в относительно непродолжительном временном интервале. «Стратегическая» же линия развития любого материального объекта определяется вовсе не ею, но тем, что скрывается в глубинной природе того, что предварительно было обозначено здесь случайностью. Все это справедливо не только по отношению к отдельно взятому объекту, но и к любой взаимосвязанной их совокупности, ибо и всю эту совокупность можно рассматривать как единый объект (в сущности точно так же, как и любой изолированной взятый объект на самом деле является бесконечной совокупностью молекул и атомов). А значит, в конечном счете все это можно распространить и на всю доступную нашему наблюдению Вселенную в целом.

Но это же можно распространить и на наше собственное прошлое. Согласно сегодняшним представлениям возраст Земли составляет около 4, 5 миллиардов (4, 5 * 10^9) лет. Отсюда, если в качестве меры t взять астрономический год, то есть один оборот нашей планеты вокруг согревающего ее светила, то показатель степени (10^9), в которую должен будет возводиться х, окажется способным существенно отклонить от единицы любую (находящуюся в разумных пределах) причинную зависимость. Так, если допустить, что в расчетном интервале времени роль причинности может быть измерена величиной, равной 1 – 1/10^9, то в определенности настоящего ее состояния соотношение закономерности и случайности может быть определено как один к десяти. Иными словами, образование органохимических соединений, зарождение жизни, появление человека, наконец, его собственная история окажутся вовсе не такими уж и закономерными следствиями каких-то расположенных в прошлом объективных причин даже при стечении всех начальных условий, необходимых для формирования жизни.

Это очень важное следствие. Дело в том, что концепция всеобщего развития предполагает собой именно закономерность, другими словами, строгую обязательность, если угодно, некую принудительность всех этих событий. Если же в действительности они оказываются вовсе не столь уж и предопределенным следствием всей совокупности действовавших в прошлом условий, то уже здесь можно было бы сделать предварительный вывод о том, что в нашем мире существует род какой-то иной детерминации явлений, которые отличны от действия материальных факторов. Иначе говоря, детерминации, которая уже не связана с действием физических, химических, биологических, социальных и так далее причин, но оказывается подчиненной незримому действию какой-то иной, выходящей за пределы этого ряда силы. А значит, и сама случайность является ничем иным, как формой проявления именно этой «альтернативной» причинному ряду закономерности.

Правда, здесь все зависит от величины х, о подлинной размерности которой сегодня можно только гадать. Кроме того, совершенно неизвестно, как сказывается на степени случайности масштаб развивающейся системы. Величина1 – 1/10^9 представляется нам невообразимо малой при оценке микроявлений реальной действительности (скажем, таких, как выпадение игральной кости, развитие отдельного организма, популяции или, может быть, даже некоторой замкнутой экосистемы), но при оценке макросистем она вполне может оказаться и заниженной. Но точно так же можно утверждать и нечто противоположное, то есть то, что избираемый масштаб лишь незначительно влияет на результат.

Однако здесь вовсе не ставится цель найти точные количественные соотношения между ними.


Существуют, как кажется, два возможных объяснения механизма действия этой «стратегической» случайности (или, другими словами, альтернативной причинно-следственному ряду формы детерминации явлений), одинаково применимые как в рамках эволюционной теории, так и в рамках представлений о сотворении мира.

Одно из них заключается в том, что законы физического мира, подобно законам гражданского общества, не в состоянии урегулировать без исключения все отправления объективной реальности, и поэтому (точно так же, как и в человеческом обществе) всегда остаются какие-то свободные от их действия «лакуны». Именно в этих «лакунах», не ограниченная необходимостью подчинения чему бы то ни было материя может проявлять себя самым непредсказуемым образом. Правда, здесь можно возразить тем, что не подчиняющаяся никаким законам материя должна была бы оставаться недвижимой, ибо любое движение, как кажется, может протекать только по руслу, определяемому всей совокупностью действующих (физических, химических, биологических и так далее) законов. Но не исключено, что и точечные приостановки любого движения могут проявлять себя как некоторый «мутагенный» фактор, деформирующий чистую линию причин. Поэтому вовсе не исключено, что и (локально) недвижимая материя способна как-то изменять объективные следствия строгих законов.

Второй заключается в том, что законы природы подчиняют себе действительно все формы движения, не оставляя вне своего действия ни одно отправление реальной действительности, но в строгом соответствии с ними возможно только вечное круговращение в рамках каких-то одних неизменных орбит, любые же преобразования никогда не переступают заранее определенные границы. В свою очередь, разрыв этих рамок и восхождение на какой-то иной уровень развития может быть достигнут только за счет деформирующего давления со стороны этой таинственной стихии – случайности. Иначе говоря, если бы в нашем мире действовали бы только строгие законы природы, никакого развития вообще не было бы.

Еще одно касается только эволюционистского взгляда на мир. Ведь если считать, что Вселенная имеет свое начало во времени, и в «нуль-пункте» своей истории она принципиально отличается от сегодняшнего состояния, то необходимо ответить, когда именно появляются сами законы природы? То есть сразу же по ее зарождении, или они, в свою очередь, формируются строго поэтапно, вслед за поступательным возникновением все новых и новых форм организации материи?

В рамках концепции сотворения мира такой вопрос полностью лишен смысла, ибо если мир создается «готовым», то в нем уже с самого начала действуют все известные (и даже все пока еще не открытые нами) законы. Но если мы исповедуем принцип эволюционного развития и принимаем в качестве всеобщего начала мира «большой взрыв», мы обязаны быть последовательными до конца. Между тем вариант, согласно которому все законы физического мира, в свою очередь, претерпевают эволюционное становление, кроме всего прочего, не исключает наличие (пусть и коротких) периодов, когда существует возможность широкого разветвления объективных следствий, вытекающих из одних и тех же причин. Ведь если есть развитие, должны быть и какие-то альтернативы. Но если возникает разветвление возможных путей дальнейшего восхождения к более сложным и совершенным формам бытия, то что (или Кто) определяет окончательный выбор?

Строгого ответа нет, но трудно предположить, что первичный сгусток материи уже в «точке сингулярности», иными словами, в самый момент зарождения нашего мира из некоего сжатого сгустка первичного вещества, содержит в себе все те законы, в соответствии с которыми атомы по истечении некоторого времени начнут соединяться в молекулы, молекулы – слагать клетку, клетки – формировать сложно структурированные биологические организмы, организмы порождать разум, разум – высокую идею животворящего Слова Создателя (или, напротив, противостоящую ей безбожную идею естественного эволюционного развития). Этот вариант решения в сущности эквивалентен абсолютному исключению не только какой бы то ни было случайности, но и самой эволюции, ибо в явной форме содержит в себе некую Первопричину, действие которой с самого начала определяет все пути развития явлений. Между тем существование такой Первопричины категорически несовместимо с идеей естественного развития.

Однако еще труднее предположить обратное. Ведь в этом случае все новые законы действительности, регулирующие движение и развитие более сложных форм организации того первовещества, которое образуется при рождении Вселенной, не возникают из ниоткуда. Все они должны претерпевать точно такую же эволюцию, как и развитие материальных структур, движение которых с того самого момента им предстоит регулировать и направлять. То есть исходные (простые) законы, каким-то образом комбинируясь друг с другом и подчиняясь перекрестному воздействию друг на друга, со временем должны порождать все более и более сложные и совершенные формы управления всеобщим развитием. Но ведь если они не возникают ниоткуда со стороны, но представляют собой точно такой же продукт естественно-природного развития, то становление более сложных и развитых законов бытия не может не деформировать действие более простых. В точности так же, как высшие формы организации материи до некоторой степени видоизменяют движение низших.

Другими словами, далекое прошлое в принципе не может быть оценено с позиций тех объективных законов природы, которые действуют в настоящее время, и поступать вопреки этому – значит совершать серьезную методологическую ошибку, которая может привести к искажению всех представлений о реальной действительности. Другими словами, это может означать, что все сегодняшние представления о мире, включая и саму концепцию поступательного эволюционного развития природы от простого к сложному, – принципиально неверны. Между тем нелишне напомнить, что одним из тех постулатов, которыми руководствуемся в своем постижении действительности мы, является утверждение того, что все процессы, доступные нашему наблюдению сегодня, в прошлом развивались точно так же, как они развиваются сейчас. Ничто в истекших миллиардолетиях, на которые простирается наш теоретический взор, было не в состоянии хотя бы что-то изменить во всем ходе вещей.

Каждая из этих гипотез обладает определенными достоинствами, но в то же время ни одна из них не в состоянии удовлетворительно объяснить все факты, имеющиеся в нашем распоряжении. Поэтому решение вообще не может базироваться на простом выборе между ними. Скорее всего, обе они свидетельствую о необходимости поиска чего-то третьего (четвертого, пятого и так далее) или выработки какого-то синтетического подхода, способного объединить их и устранить имеющиеся между ними противоречия.


Между тем последовательное снижение роли причинности и столь же неуклонное возрастание случайности свидетельствует о том, что вовсе не причинность лежит в основании всеобщего развития, в основании появления все более и более высоких форм организации материи. Но ведь и случайность, если именно она на самом деле направляет неуклонное восхождение всего сущего от неразвитых примитивных форм к каким-то вершинам организации, обязана подчиняться чему-то. Иными словами, и в основе случайности должен лежать какой-то свой, альтернативный причинному ряду, механизм детерминации. В противном случае самый факт гармонии мира становится в принципе необъяснимым.

Ничем.


Заключение.

1. Развитие всех явлений реальной действительности (включая и развитие всего мира в целом) подчинено совокупному влиянию двух фундаментальных факторов: причинности и случайности. Ни один из этих факторов не может быть полностью исключен из полного перечня оснований любых изменений, которые происходят в окружающей нас природе.

2. В долговременной перспективе действие строгой причинности неуклонно снижается, роль случайности, напротив, возрастает. Поэтому в долговременной перспективе решающую роль играет уже не принцип причинности явлений, но именно случайность; в свою очередь, причинность с наибольшей отчетливостью проявляет себя только в ограниченном временном интервале.

3. Если мы принимаем, что развитие – это постоянная смена форм движения, поступательное восхождение к каким-то новым, более высоким, ступеням организации, а не монотонное круговращение в рамках от века заданных форм, то встает вопрос: что именно лежит в глубинной основе развития? Другими словами, что на самом деле лежит в основе того механизма, действием которого обеспечивается переход любого объекта в каждое новое качественное состояние?

2. Вероятность макроэволюционных событий.

В течение последних десятилетий наибольшей популярностью среди эволюционистов пользовалась гипотеза абиотического зарождения жизни, (то есть возникновения жизни из неживой материи), которая была еще в 20-е годы выдвинута советским биохимиком, одним из организаторов и директором (с 1946) Института биохимии АН СССР Александром Ивановичем Опариным (1894—1980).

Согласно этой гипотезе, жизнь (начальными формами которой являлись так называемые «коацерватные капли») развилась в первичном «бульоне» из сложных химических соединений под воздействием электрических разрядов в условиях лишенной кислорода первозданной атмосферы. Процесс естественного возникновения (зарождения) живой материи подразделяется им на три этапа: на первом появляются углеводороды и из них формируются простейшие органические вещества; на втором образуются сложные органические соединения (преимущественно белков); наконец, на третьем возникают сложные белковые системы[7].

Гипотеза возникла, что говорится, «на кончике пера», и, как всякое умозрительное построение, требовала экспериментального подтверждения. Знаменитые опыты Стенли Миллера, результаты которых были опубликованы в 1953 году, казалось, подтвердили ее, и с тех пор на долгое время это объяснение стало едва ли не общепринятым. В лабораторном опыте Миллера через смесь подогретых газов (водяного пара, метана, аммиака и водорода) неоднократно пропускался электрический разряд, ультрафиолетовое или рентгеновское излучение. Каждый цикл приводил к образованию какого-то количества жидкости, содержащей аминокислоты и другие органические соединения. В принципе, опыты подтверждали возможность искусственного синтеза всех известных аминокислот, необходимых для жизни. Больше того, встречались даже такие соединения, которых нельзя найти в живой природе.

Казалось, идея самопроизвольного зарождения жизни из каких-то абиотических элементов полностью подтверждалась. Но дело в том, что полученные Миллером продукты синтеза – это все еще были далеко не те белковые молекулы, которые способны к самовоспроизводству, а значит, и к зарождению жизни. Кроме того, обнаружилось, что каждый раз из 20 встречающихся в живых организмах аминокислот синтезируется лишь ограниченная часть, все вместе они не выявлялись. Поэтому сценарий самозарождения жизни значительно усложнялся: образующиеся в разных местах разные аминокислоты должны были еще встретиться в каком-то одном месте, чтобы, образовав полный набор, слиться воедино. Словом, разгадка тайны зарождения жизни оказалась не более чем иллюзией.

Впрочем, в последние годы были выявлены многие дополнительные тонкие детали общей системы кодирования информации в живой клетке, и стало ясно, что одного только сложения белковых молекул (даже если забыть о парадоксе их оптической активности, который не проявлялся в результатах Миллера[8]) явно недостаточно для запуска того глобального механизма, которому предстояло изменить весь облик нашей планеты. Для «запуска» механизма зарождения и воспроизводства жизни необходимо, чтобы в этом же первичном бульоне одновременно сформировались не только исходные аминокислоты, но и без исключения все элементы его устройства, ведь отсутствие хотя бы одного из конструктивных его узлов означает абсолютную ненужность и всех остальных. Другими словами, требовалось практически одновременное (то есть измеряемое коротким периодом существования всего лишь одного поколени я первичных молекул, организмов) стечение в одном и том же месте очень большого числа факторов, каждый из которых обладает сравнительно низкой, если не сказать ничтожной, вероятностью.

Расчеты вероятности самопроизвольного формирования такой целостной системы, выполненные специалистом по информатике Марселем Голэ[9], показывают, что для ее становления необходимо выполнение в строгой последовательности 1500 событий, вероятность каждого из которых равна 1/2. Отсюда общая вероятность зарождения простейших форм жизни составит 0,5^1500, или один шанс из 10^450.

Это чудовищно малая вероятность, по сути равная нулю.

Куда более простой процесс, в результате которого из уже существующей бактерии брожения развивается первая клетка, которая приобретает энергию за счет градиента протонов, предположительно требует всего 23 (то есть несопоставимо меньше, чем приведенная выше цепь событий) независимых мутационных изменения ДНК[10]. Однако, как и в случае абиогенеза, основная сложность состоит в том, что все эти мутации должны произойти на протяжении жизни всего одного поколения бактерий.


Состав изменений / Число необходимых мутаций


Образование АТФ-синтетазы:

– дупликация гена 1

– инактивация стартового кодона 1

– изменение двух аминокислот 2


Образование дегидрогеназы муравьиной кислоты:

– дупликация гена 1

– инактивация стартового кодона 1

– образование активной части фермента для расщепления муравьиной кислоты 3

– образование активной части для редуцирования фумаровой кислоты 3


Преобразование редуктазы фумаровой кислоты

– дупликация гена 1

– инактивация стартового кодона 1

– образование протеина мембраны 3

– образование активной части, которая может принимать электроны из муравьиной кислоты 3

– активация стартовых сигналов для транскрипции 3


Всего: 23


Если предположить, что в первичном океане имеется 10^35 бактерий (другими словами, предположить, что весь мировой океан чуть ли не целиком заполнен только ими[11]) то при частоте мутаций 10^– 5 вероятность стечения всего комплекса мутационных изменений составит 10^– 80.

Для того, чтобы оценить эту до чрезвычайности малую величину, напомним, что по приблизительным оценкам во всей Вселенной общее число элементарных частиц составляет порядка 10^80. Этот результат был получен Артуром Эддингтоном (Eddington), английским астрофизиком, членом Лондонского королевского общества, еще в тридцатые годы. Диаметр Вселенной по тогдашним представлениям составлял около 10^28 сантиметров, а общий ее объем – примерно 10^84 кубических сантиметров. Средняя плотность вещества тогда принималась приблизительно равной 10^– 28 г/см3. Отсюда вытекало, что общая масса вселенной должна была составить 10^56 граммов. Между тем масса одно нуклона составляет около 10– 24 грамма, следовательно, общее количество частиц можно было найти простым делением: 10^56 /10^–24 = 10^80. Конечно, с тех пор некоторые оценки размеров нашего мира поменялись, но все же не настолько, чтобы радикально повлиять на этот итог.

Иными словами, для того, чтобы в результате случайного совпадения мутационных процессов появился хотя бы один единственный организм, который отвечал бы выдвинутым здесь требованиям, необходимо примерно столько Вселенных, подобных нашей, сколько элементарных частиц содержится в структурах одной бактерии. Это чудовищно много, ибо даже одна бактерия состоит из астрономического количества частиц. Но беда в том, что нам-то в действительности дан всего один мир… Поэтому не будет преувеличением сказать, что и этот результат вполне может быть приравнен к нулю.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14