Софьюшка нагнулась, чтобы приподнять и посадить девочку на табуретку, но Варя вырвалась из ее рук, отбежала на несколько шагов, остановилась и закричала отчаянным голосом, взявшись за голову:

– Нет, нет, пожалуйста, нет!

– Замолчи! – крикнула пепиньерка и направилась было к Варе, но девочка бросилась от нее на другой конец комнаты, забилась между кроватью и стеной и, как испуганный зверек, беспокойно оглядывалась по сторонам.

– Оставьте ее, барышня, – сказала участливым голосом Софьюшка, – смотрите, как она испугалась, бедная пташка! Все равно, ведь можно завтра утром…

– Как можно оставить до завтра, когда Елена Антоновна сказала, чтобы ее остричь теперь? Что за пустяки! Пожалуйста, не выдумывай! – сказала пепиньерка, подойдя к девочке, которая, видя, что деваться некуда, ждала своего врага с широко открытыми глазами и лицом, исказившимся от ужаса.

Пепиньерка подошла к ней и, стараясь разнять ее руки, с досадой продолжала:

– Ведь ты не дома; иди и садись сейчас, слышишь? Здесь куражиться не позволят!

Она разняла ее руки и взяла крепко в свои.

Варя беспомощно осмотрелась, как бы ища защиты, но в комнате, кроме нее и двух ее врагов, никого не было. Она вырвала свои руки и, закинув их на голову, крепко сжала их на затылке и что было сил закричала:

– Не надо, не надо, душечка, пожалуйста, не надо!

Молодая девушка остановилась на минуту и, дернув Варю за плечо, произнесла с досадой:

– Противная девчонка! Вот выдрать бы тебя!

Она с досадой дернула Варю за волосы и отчетливо проговорила, сдерживая, насколько могла, свое раздражение:

– Пойми ты, что тебя надо остричь, здесь с космами твоими тебе не позволят оставаться. Если ты не уймешься сейчас же, тебя остригут насильно. И не только волосы, но и уши отрежут!

С этими словами она положила свои руки на плечи Вари. Девочка, почувствовав ее прикосновение, еще теснее прижалась к стене и, уцепившись за железную перекладинку кровати, закричала неистовым голосом…

– Что тут такое? Что за шум? – вдруг раздался встревоженный голос, и в комнату почти вбежала женщина лет тридцати пяти, среднего роста, худенькая, очень сутулая, так что на первый взгляд казалась горбатой, с бледным серьезным лицом, большими темно-голубыми глазами, светлыми длинными ресницами и массой золотистых волос, гладко причесанных спереди, а сзади закрученных в косу, с трудом умещавшуюся на маленькой голове.

Варя тут же замолчала. И она, и пепиньерка, и Софьюшка, стоявшая поодаль, молча и смущенно смотрели на так неожиданно явившуюся помощь или помеху – этого они еще не знали.

Вбежавшая дама была Марина Федоровна Милькеева. Она быстрым взглядом окинула сцену, увидела забившуюся за кровать, растрепанную и испуганную девочку, смущенную пепиньерку и горничную, стоящую с ножницами, и тотчас же поняла, в чем дело.

– Что вы тут делаете? – обратилась Милькеева по-французски к пепиньерке.

– Елена Антоновна приказала остричь вот эту новенькую, а она не дается, злится, – начала объяснять молодая девушка, покраснев.

– Je dois vous dire, mademoiselle, que vous meritez fort peu la confiance de votre dame. Retournez a votre service. Je me charge de l’enfant[36], – сказала Милькеева голосом, не допускающим возражения.

– Я не могу этого сделать. Мне приказано отвести ее в лазарет, к сестре, после стрижки, – нерешительно сказала пепиньерка тоже по-французски.

– И прекрасно. Я исполню это за вас и вечером объяснюсь с Еленой Антоновной. Можете идти. Да, впрочем, на какое время позволено оставить маленькую у сестры?

– До семи часов, – ответила молодая девушка с нескрываемым неудовольствием и, быстро повернувшись, пошла из дортуара.

– С чего она так расплакалась? – спросила Милькеева Софьюшку.

Софьюшка рассказала все, как было, и добавила:

– Она больше от страха, очень уж напугала ее Бунина.

– Ты о чем плакала? – спросила Марина Федоровна Варю, подойдя к ней.

Варя подняла на нее глаза и узнала в ней ту даму, которая экзаменовала сестру, а потом спросила, сколько ей лет.

– Эта… большая… девочка… хотела мои волосы отрезать, – ответила Варя, торопясь, заикаясь и подбирая губы, чтобы не заплакать.

– Ты была в классе? – помолчав минуту, спросила Марина Федоровна. – Видела там девочек?

– Видела, много-много, – сказала Варя нараспев и посмотрела прямо в глаза классной даме.

– А видела у кого-нибудь из них длинные волосы или букли?

– Нет, они все такие смешные, точно мальчики! Волосы у всех коротенькие, вот такие…

Варя прищурила глаза и показала пальцами, какие у девочек короткие волосы.

– А ты знаешь, отчего у них короткие волосы?

– Отчего? Оттого, верно, что им их обрезали.

– А как ты думаешь, для чего всем им обрезали волосы?

– Для чего?

Варя повела плечами, открыла большие глаза, улыбнулась всем лицом, развела ручонками и стояла молча.

– Для того, чтобы они были всегда гладенькие, чистенькие. Они еще маленькие, сами справиться с длинными волосами не могут, а причесывать их некому. Ты сама причесываешь волосы и завиваешь букли? – спросила мадемуазель Милькеева.

Варя засмеялась, откинув голову, и произнесла:

– Не-е-ет, я не умею, меня завивала всегда мама. А когда она была больна, то Мариша, Лёвина няня. Только няня редко.

– Ну, а здесь кто тебе будет завивать букли и расчесывать твои длинные волосы, как ты думаешь?

Девочка молчала.

Не дождавшись ответа, Марина Федоровна продолжала:

– Когда привели всех этих маленьких девочек, почти у всех тоже были длинные волосы, как у тебя. И тоже дома их причесывали няни и мамы. Няни и мамы имели время их причесывать, потому что у них было по две, по три девочки у каждой, не больше. А здесь так много девочек, что если всех их будет расчесывать и завивать дортуарная девушка, у которой и без того много дел, то ей придется с утра до вечера снимать папильотки[37] и расчесывать волосы девочкам, а с вечера до утра завивать их в папильотки. А девочкам уже не придется ни учиться, ни играть вовремя днем, а ночью многим долго не спать, ожидая своей очереди.

Мадемуазель Милькеева помолчала.

– Что ты об этом думаешь, девочка, а?

Варя опустила глаза и, искоса взглядывая на классную даму, перебирала свои пальцы и молчала.

– Вот сегодня после молитвы всех вас, маленьких, приведут в спальную. Все твои товарки умоются и лягут спать. А ты… как ты справишься со своими волосами? Ну-ка попробуй, – сказала Марина Федоровна, – а я посмотрю. Софьюшка, дай сюда гребень!

И, взяв из рук горничной гребень, она подала его Варе, повторив:

– Попробуй, мой друг. Если ты сумеешь сама причесаться, тогда я попрошу, чтобы тебе позволили оставаться с длинными волосами.

Варя взяла гребень и, неловко придерживая его пальцами, чуть слышно сказала, конфузясь:

– Я не умею…

– Попробуй, душа моя. Я уйду на минутку к себе, а ты постарайся расчесать свои волосы, да поскорее, а то ты опоздаешь к сестре. Ты можешь ее видеть только до семи часов. Твоя бедная сестра соскучилась и ждет тебя.

– Так лучше пойдемте к ней теперь! – оживилась девочка.

– Нельзя, мой друг. Ты так растрепалась, что в таком виде никуда нельзя показаться. Надо или причесаться гладко, или остричь волосы.

Марина Федоровна, не дожидаясь возражений ребенка, скорыми шагами пошла вон из комнаты.

– Вы можете меня причесать? – спросила заискивающим голосом девочка, протягивая Софьюшке гребень.

– Нет, милая, и рада бы, да не умею, – сказала Софьюшка, покачивая головой. – Я больше вырву волос, чем расчешу. Вот посмотрите, что у меня самой-то на голове осталось…

Софьюшка, проведя рукой по своей голове, спустила с нее две жиденькие коротенькие косички со вплетенными в них тесемками.

– Точно крысьи хвосты! Вокруг головы даже раз не обходят. А ведь были длинные… Я все повырвала, не умела расчесывать.

Варя стояла с гребнем в руках и не знала, что ей делать.

– Если бы Катя была здесь, она наверняка сумела бы, – сказала она громко и, подняв голову, вопросительно посмотрела на Софьюшку, но та ничего ей не ответила.

– Ну, что же, причесалась? – спросила Марина Федоровна, возвратившись. – Пора бы и к сестре идти.

– Я не умею, но, думаю, Катя может, – сказала Варя нерешительно.

– Катя, мой друг, в лазарете. А когда ее выпустят, она будет не с тобой, а в другом классе. Она ведь уже большая.

– Ну, тогда надо остричь! – сказала вдруг девочка решительно.

– Да, и я так думаю, – ответила Марина Федоровна, – и остричь поскорее, чтобы еще успеть сестру навестить. Софьюшка, уж ты извини, пожалуйста, что маленькая барышня задержала тебя, и остриги ее поскорее.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.