Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Меткая Пуля (№2) - Меткая Пуля

ModernLib.Net / Исторические приключения / Эмар Густав / Меткая Пуля - Чтение (стр. 8)
Автор: Эмар Густав
Жанр: Исторические приключения
Серия: Меткая Пуля

 

 


— Мой прародитель, Солнце, предупредил меня, что вскоре я возвращусь к нему. Не знаю, как и когда я умру, но убежден, что близок мой последний час.

При этих словах окружавшие его вожди зарыдали. Все они испытывали к нему глубокое благоговение. Он стал утешать их, говоря:

— Близок мой последний час на этой земле, но я не умру, так как вернусь к моему прародителю, Солнцу, где буду вкушать блаженство, неизвестное в этом мире. Не плачьте же, мои верные друзья, напротив, радуйтесь счастью, которое меня ожидает. Белые бородатые люди изменой овладели большей частью моей империи, скоро они захватят и остальное. Кто воспрепятствует им в этом? Их оружие делает их неуязвимыми, они обладают властью над небесным огнем. Однако и их владычеству придет конец, они также падут жертвой измены, им жестоко воздастся по заслугам!.. Вслушайтесь внимательно в мои слова. Спасение отечества зависит от того, насколько верно вы исполните мои последние приказания. Возьмите каждый понемногу от священного огня, который некогда был зажжен самим Солнцем и на который бледнолицые еще не дерзнули святотатственно поднять руку, чтобы погасить его. Этот огонь перед вами, он горит в золотой курильнице. Унесите его с собой — но так, чтобы наши притеснители не заподозрили, куда он девался, и не завладели им. Разделите огонь между собой таким образом, чтобы у каждого его оказалось достаточно. Храните его тщательно, со всем благоговением и не позволяйте ему угаснуть. Каждое утро сперва поклоняйтесь ему, потом взбирайтесь на крышу вашего дома при восходе солнца и обращайте взор свой к востоку. Настанет день, когда я явлюсь вам, протягивая правую руку моему прародителю, Солнцу. Тогда возрадуйтесь — минута вашего избавления будет близка. Я и мой прародитель придем, чтобы возвратить вам свободу и навсегда избавить вас от врагов, пришедших из нечестивого мира, что изверг их из своих недр.

Мексиканские вожди немедленно повиновались приказанию своего любимого императора; мешкать было нельзя.

Через несколько дней Моктекусома поднялся на крышу своего дворца, чтобы говорить с взбунтовавшимся народом, когда его поразила стрела, неизвестно кем пущенная, и он упал на руки сопровождавших его испанских солдат.

Собравшись с последними силами, император приподнялся и, воздев руки к небу, проговорил, обращаясь к собравшимся вокруг него друзьям:

— Огонь! Огонь! Не забывайте об огне!..

Это были его последние слова. Через десять минут он испустил дух.

Тщетно испанцы, любопытство которых было сильно возбуждено этим таинственным предостережением, пытались проникнуть в его смысл, они так ничего и не добились от мексиканцев, которых расспрашивали. Все свято сохранили тайну, многие даже умерли в пытках, но не выдали ее.

Команчи и почти все народы Дальнего Запада сохранили это верование в полной неприкосновенности. Во всех селениях есть неугасимый огонь Моктекусомы, который два воина стерегут без пищи и питья двадцать четыре часа подряд, после чего их сменяют двое других, и так происходит непрерывно.

В прежние времена огонь караулили вместо двадцати четырех часов целых двое суток подряд, и нередко случалось, что пришедшая смена находила предшественников мертвыми — от газа ли, выделяемого огнем, который тем гибельнее действовал на часовых, что они несли караул натощак, или от другой какой причины.

Тела уносили в пещеру, где их, по уверению команчей, поглощала змея.

Это вынудило сократить время караула наполовину. С той поры несчастий больше не случалось.

Огонь помещался в подземелье со сводом, в серебряной курильнице, где он тлел под пеплом.

Это верование до того распространено среди краснокожих, что встречается не только у индейцев бравое, или воинственных, но также у индейцев мансос, или мирных, цивилизованных. Много людей, которые слывут образованными и получили почти европейское воспитание, хранят где-нибудь в тайнике огонь Моктекусомы, тщательно караулят его, ежедневно посещают и никогда не преминут подняться на крышу своего дома на заре и посмотреть на восток, в надежде, что с солнцем появится их возлюбленный император и возвестит им свободу, которой они жаждут уже столько веков и которой мексиканская республика им не дала.

Мысль Серого Медведя заключалась в следующем: необходимо было рассказать индейцам легенду и объявить, что время настало — Моктекусома вскоре появится и станет их вождем. Образовав таким способом ядро сильного полчища, он рассеет своих воинов по всей американской границе, нападет на неприятеля одновременно со всех сторон и захватит его врасплох, не дав времени прийти в себя.

Этот план, хотя и безумный, в особенности, когда орудием для его исполнения были индейцы — люди, меньше всего способные вступить в союз, отчего их всегда и побеждали — план этот, хоть и безумный, говорим мы, был, однако, смел и благороден, а Серый Медведь являлся единственным индейцем, способным довести его до успешного завершения.

Команчи, сиу, пауни и большая часть индейцев Дальнего Запада могли быть очень полезны вождю черноногих, потому что разделяли верование, на котором он основывал свои планы; их не надо было убеждать, напротив, они могли помочь ему убедить миссурийских краснокожих.

Но в многочисленном собрании племен, разделяемых множеством мелочных интересов, говорящих на разных наречиях, по большей части враждующих между собой, как отыскать связь, достаточно крепкую, чтобы сплотить их в одно неразрывное целое? Как убедить их идти вместе без обоюдной зависти? Разумно ли было предполагать, что среди них не окажется изменника, который продаст своих братьев и откроет их планы американцам?

Однако Серый Медведь не унывал. Он не закрывал глаза на многочисленные трудности, которые ему следовало преодолеть, но его мужество только возрастало от преград, его решимость утверждалась при виде препятствий, которые возникали перед ним на каждом шагу и казались непобедимыми.

Когда старейшина после предварительных церемоний знаком пригласил его встать, Серый Медведь понял, что настала минута приступить к осуществлению задуманного. Он смело заговорил, зная, что успех его планов во многом зависит от того, как он приступит к делу и какое первое впечатление произведет на людей, к помощи которых собирался прибегнуть в будущей экспедиции.

— Вожди команчей, апачей, сиу, пауни, мандан, ассинибойнов, миссури и все вы, слушающие меня краснокожие мои братья, — начал он твердым и выразительным голосом, — вот уже много лун дух мой печален; я вижу с прискорбием, что наши охотничьи земли, которые все больше и больше отбирают у нас бледнолицые, становятся все меньше и теснее с каждым днем. Всего каких-нибудь четыре века тому назад наши бесчисленные племена покрывали все обширное пространство между обоими морями, теперь же нас только горстка воинов, боязливых, как сайги, которые бегут от грабителей; наши священные города, последнее убежище цивилизации наших праотцев, вскоре сделаются добычей этих чудовищ с человеческим лицом, у которых один Бог — золото; наше разбросанное племя вскоре будет стерто с лица земли, которой оно так долго владело и безраздельно управляло. Загнанные, как стаи животных, утратив разум от огненной воды, этого убийственного яда, изобретенного бледнолицыми на нашу погибель, поражаемые мечом и болезнями бледнолицых, наши кочующие орды — всего лишь тень народа. Наша вера презрена победителем, который хочет подчинить нас закону Распятого. Он подвергает поруганию наших жен, убивает детей, жжет наши селения и под предлогом приобщения к цивилизации превращает нас в домашний или вьючный скот. Все вы, слушающие меня индейцы, — неужели вы окончательно отреклись от независимости, неужели в ваших жилах переродилась кровь ваших праотцев? Отвечайте! Хотите вы умереть рабами — или жить свободными?!

При этих словах, произнесенных звучным голосом, сопровождаемых выразительными жестами, трепет пробежал по толпе, головы людей гордо поднялись, глаза засверкали.

— Говорите, говорите еще, вождь черноногих! — восторженно вскричали в один голос все вожди.

Серый Медведь надменно улыбнулся; теперь он почувствовал свою власть над массами.

— Настало время, — продолжал он, — когда после стольких унижений мы можем сбросить наше постыдное иго. За несколько дней, если хотите, мы выгоним бледнолицых за пределы наших земель и отплатим им сполна за причиненное нам зло. Уже давно я наблюдаю за американцами и испанцами, я знаю их тактику, знаю их средства. Что нам нужно, возлюбленные мои братья индейцы, чтобы разбить их в пух и прах? Только две вещи — ловкость и отвага!..

Краснокожие прервали его речь радостными криками.

— Вы будете свободными, — продолжал Серый Медведь — я верну вам богатые долины ваших предков, поля, где погребены их кости, ежедневно разбрасываемые во все стороны святотатственной сохой. Этот замысел гнездится в глубине моего сердца с тех пор, как я стал мужчиной и воином, он сделался смыслом моей жизни. Я далек от мысли предлагать вам себя в вожди, особенно после чуда, свидетелем которого я был, и явления великого императора. Нет, после этого верховного владыки, который один должен вести вас к победе, вы вольны сами выбрать себе вождя, который будет исполнять его приказания и передавать их вам. Когда вы изберете его, то будете ему повиноваться, следовать за ним повсюду и преодолевать вместе с ним любые опасности, потому что он будет избранником солнца, наместником Моктекусомы! Не заблуждайтесь, воины, наш неприятель силен, многочислен, прекрасно выучен военному делу, и главное его преимущество — это привычка всегда нас побеждать. Назначьте же наместника Моктекусомы, и пусть ваш выбор будет свободный. Изберите самого достойного, и я, как и вы все, с радостью подчинюсь ему.

Поклонившись старейшинам, Серый Медведь примкнул к толпе воинов со спокойным лицом, но с сердцем, снедаемым беспокойством и тоской.

Непривычное для индейцев красноречие пленило их, увлекло и повергло в какое-то исступление. Они почти готовы были видеть в отважном вожде черноногих высшее существо и поклоняться ему на коленях, так точно он попал в цель, желая затронуть в их сердцах чувствительную струну.

Довольно долго в совете преобладала восторженность, доходившая до исступления.

Все говорили разом.

Когда же волнение утихло, мудрейшие из старейшин стали обсуждать, своевременно ли браться за оружие и какова вероятность успеха. Тут-то пламенная вера племен Дальнего Запада в легенду о священном огне и принесла ожидаемую пользу. После довольно продолжительных прений все единодушно высказались в пользу общего восстания.

Порядок, на время нарушенный, вновь восстановился, и Белый Бизон, по поручению вождей объявить мнение совета, заговорил следующим образом:

— Вожди команчей, пауни, сиу, мандан, ассинибойнов и миссури, откройте ваши уши и слушайте мои слова. Сегодня, в четвертый день луны затвердевшего снега, после благоговейного исполнения всех обрядов, чтобы расположить к нам злого духа, известными всем нам вождями — Маленькой Пантерой, Могучим Псом, Белым Бизоном, Серым Медведем, Красным Волком, Белой Коровой, Седым Ястребом, Жемчужной Змеей, Прекрасной Женщиной и другими представителями народа или племени, собравшимися вокруг огня большого совета, перед священным Деревом Повелителя Жизни, решено объявить жестокую войну бледнолицым, нашим поработителям. Так как война эта священна и цель ее — свобода всех, то принимать в ней участие должны все: мужчины, женщины, дети, каждый по мере сил. Сегодня же вожди отправят знамена в те индейские племена, которые при всем желании, ввиду отдаленности их земель, не могли присутствовать на этом совете. Я все сказал.

Громкие восторженные возгласы прервали слова Белого Бизона, который через минуту продолжал:

— После тщательного обсуждения старейшины, вняв просьбе Серого Медведя, главного вождя черноногих, желающего, чтобы совет назначил наместника императора Моктекусомы, верховного властелина индейских воинов, избрали этим высшим наместником, подвластным одному только императору, который с безграничной властью поведет за собой все племена, воина самого мудрого, разумного и достойного повелевать нами. Этот воин — главный вождь черноногих индейцев из древнего племени кайнахов Серый Медведь, брат Солнца, ослепительного светила, которое озаряет нас своими лучами.

Последние слова были встречены громом рукоплесканий. Серый Медведь поклонился вождям, вошел в середину круга и гордо произнес:

— Принимаю, вожди, мои братья, ваше решение. Через год я буду мертв или вы свободны!

— Да здравствует Серый Медведь, великий Серый Медведь черноногих! — вскричала толпа.

— Война бледнолицым! — продолжал Серый Медведь. — Война без отдыха и пощады! Это будет настоящая охота за дикими зверями, подобная охоте бледнолицых на нас! Помните закон прерий: око за око, зуб за зуб! Каждый вождь должен послать знамя войны своему народу, потому что уже к концу этой луны мы разбудим наших врагов громовым ударом.

Сегодня, в седьмой час ночи, мы вновь соберемся, чтобы выбрать моих заместителей, пересчитать наших воинов и назначить день и час атаки. Я все сказал.

Вожди молча наклонили головы и стали расходиться; вскоре они уже скрылись из глаз в облаке пыли.

Серый Медведь и Белый Бизон остались одни.

Отряд черноногих воинов оберегал их, стоя неподвижно на некотором расстоянии.

Скрестив на груди руки, опустив голову и нахмурив брови, Серый Медведь казался погружен в глубокие размышления.

— Ну что? — обратился к нему старик с едва уловимым оттенком иронии в голосе. — Ты имел полный успех, сын мой, теперь ты счастлив и твои планы наконец осуществились.

— Да, война объявлена, — ответил индеец, не замечая насмешливого тона своего приемного отца. — Мой план удался, но теперь я невольно робею перед своей тяжелой задачей. Поймут ли меня эти темные, необразованные люди? Сумеют ли они прочесть в моем сердце любовь и безграничную преданность к ним? Созрели ли они для свободы или, быть может, не достаточно еще настрадались? Отец, отец! Ваше сердце могуче, дух велик, всю свою жизнь вы посвятили великой и бесконечной борьбе, так посоветуйте же мне, помогите мне! Я молод, я слаб, у меня только сильная воля, храбрость и безграничная вера.

Старик грустно улыбнулся и прошептал, отвечая скорее на собственную мысль, чем на слова своего молодого друга:

— Да, положим, я посвятил свою жизнь этой бесконечной борьбе; то дело, ради которого я жертвовал собой, уничтожено, но не совсем — на развалинах дряхлого общества возникло новое, полное жизненных соков, и благодаря нашим усилиям борозда, проложенная нами, так глубока, что уничтожить ее уже нельзя, прогресс идет вперед, несмотря ни на какие преграды. Теперь, сын мой, выходи ты; настало твое время действовать! Свобода жаждет крови. Та кровь, которую ты прольешь в этом никому не известном уголке земного шара, потечет не напрасно: настанет день — и день близкий, надеюсь, — когда свет озарит всех нас. Не унывай, мой мальчик! Новый мир призван переродить старый. Если ты падешь в предстоящей битве, список мучеников вселенной обогатится еще одним именем. Ты падешь, но мысль твоя переживет тебя; мысли не исчезают, они живут во времени. Иди, не останавливайся на избранном пути, это прекраснейший и благороднейший путь для настоящего человека.

Говоря таким образом, этот старый солдат идеи увлекся, его охватила восторженность, он поднял голову, лицо его сияло, освещенное заходящим солнцем, которое придавало ему выражение, какого Серый Медведь, пораженный благоговением, никогда еще не видел. Но вскоре старик грустно покачал головой, огонь в его глазах померк.

— Дитя, — спросил он, — но как же ты сдержишь свое слово? Где ты найдешь Моктекусому?

Молодой вождь улыбнулся.

— Вы скоро его увидите, отец мой, — ответил он.

В то же мгновение индеец на взмыленном коне, из ноздрей которого валил пар, каким-то чудом наездничества стал перед двумя вождями как вкопанный, точно он внезапно превратился в гранитную статую. Не сходя с лошади, он наклонился к уху Серого Медведя и шепнул ему два слова.

— Уже! — вскричал тот. — О, небо за меня! Нельзя терять ни минуты! Скорее лошадь!

— Что случилось? — спросил Белый Бизон.

— Пока что ничего интересного для вас, отец мой; но вскоре вы все узнаете.

— Ты уезжаешь один?

— Так надо. До свидания! Надейтесь!

Он вскочил на лошадь, которая издала громкое ржание и стрелой понеслась прочь.

Спустя десять минут все индейцы скрылись и вокруг Дерева Повелителя Жизни снова царили тишина и безмолвие.

ГЛАВА XI. Американское гостеприимство

Вот каково было положение вещей в тот момент, когда начинается наша история. Закончив теперь все необходимые предварительные объяснения, мы приступим к рассказу с того места, на котором прервали его.

Джон Брайт со своими домочадцами, притаившись за укреплением стана, смотрели с радостью, к которой примешивалось беспокойство, на приближение толпы всадников, мчавшихся как вихрь, поднимая за собой столбы пыли.

— Держать ухо востро, ребята! — сказал американец сыну и слугам. — Не снимать пальца с курка! Вы знаете дьявольскую хитрость этих обезьян здешних прерий, так не дадим же захватить себя врасплох еще раз. При малейшем подозрительном движении — немедленно пулю в лоб! Таким образом мы им докажем, что находимся настороже.

Жена и дочь переселенца, не отрывая глаз от равнины, пристальным взором следили за приближением индейцев.

— Ты, кажется, ошибаешься, мой друг, — возразила мужу миссис Брайт, — эти люди, по-видимому, не имеют враждебных намерений. Индейцы редко нападают днем, а если случайно и решат напасть, то никогда не подходят так открыто.

— К тому же, — прибавила девушка, — если не ошибаюсь, во главе отряда едут европейцы.

— О! Это ни о чем не говорит, дитя, — возразил Джон Брайт. — Прерии кишмя кишат негодяями, которые объединяются с краснокожими, чтобы грабить честных путешественников. Кто знает, не белые ли стали зачинщиками ночного нападения на нас?

— О! Отец, я никогда не поверю этому! — вскричала Диана.

Диана Брайт, о которой мы едва упомянули в нескольких словах, была девушка семнадцати лет, высокая, стройная; ее большие черные глаза, окаймленные бархатистыми ресницами, густые темные волосы, миниатюрный ротик с алыми губками и жемчужными зубками — словом, все в ней пленяло бы и не в этих диких прериях, но тут она буквально приковывала всеобщие взоры.

Религиозно воспитанная матерью, доброй и набожной пресвитерианкой, Диана сочетала в себе всю невинность детства с опытностью повседневной суровой жизни в колониях, где с ранних лет вынуждена была приучаться думать и заботиться о себе самостоятельно.

Между тем всадники быстро приближались; они были уже рядом.

— Это действительно бежит наш скот, — заметил Уильям. — Я узнаю моего доброго коня Султана.

— И Чернушка там, моя бедная корова! — прибавила миссис Брайт со вздохом.

— Утешьтесь, — сказала Диана, — ручаюсь вам, что эти люди гонят их обратно.

Переселенец отрицательно покачал головой.

— Индейцы не отдают того, чем завладели однажды, — сказал он. — Но — ей-Богу! — я внесу ясность в это дело и не дам ограбить себя без сопротивления.

— Подождите еще, отец, — возразил Уильям, удерживая его, поскольку переселенец уже был готов перемахнуть через укрепление, — мы не замедлим увидеть их намерения.

— Гм! По-моему, они очень даже ясны: эти дьяволы хотят предложить нам какую-нибудь гнусную сделку.

— Но мне кажется, что вы ошибаетесь, отец! — с живостью вскричала девушка. — Вот теперь они остановились и как будто совещаются.

Действительно, на расстояние ружейного выстрела от укрепления индейцы и трое белых остановили лошадей и о чем-то говорили между собой.

— Зачем мы здесь остановились? — спрашивал в это время граф у Меткой Пули.

— Гм! Вы не знаете янки, господин Эдуард, — я уверен, что мы не проехали бы и десяти шагов, как были бы встречены градом пуль.

— Полноте! — воскликнул молодой человек, пожимая плечами. — Не сумасшедшие же эти люди, чтобы действовать таким образом.

— Однако они поступили бы именно так. Вглядитесь внимательнее и вы увидите между кольями их укрепления блестящие на солнце дула винтовок.

— И вправду! Разве они хотят, чтобы их зарезали?

— Они и были бы уже убиты, если бы мой брат не заступился за них, — вмешался в разговор Серый Медведь.

— И благодарю вас за это, вождь. Прерии бескрайни, какой вред могут нанести вам эти бедняги?

— Они — никакого, но после них придут другие и поселятся возле, а там еще и еще; глядишь, через полгода на месте, где была одна только дикая природа, такая, какой вышла из-под всемогущих рук Повелителя Жизни, вырос уже целый город.

— Это правда, — заметил Меткая Пуля, — янки ничего не уважают, страсть строить города делает их опасными сумасшедшими.

— Так зачем же мы остановились, вождь? — спросил граф, возвращаясь к своей первой мысли.

— Чтобы вступить в переговоры с бледнолицыми.

— Сделайте мне удовольствие, предоставьте это мне. Я хочу удостовериться, как эти люди понимают правила войны и каким образом они меня примут.

— Мой брат свободен.

— Хорошо. Подождите меня здесь, а главное — ни шагу в мое отсутствие!

Молодой человек снял с себя оружие и отдал его слуге.

— Вы собираетесь идти безоружным к этим еретикам, ваше сиятельство? — вскричал Ивон.

— Как же ты хочешь, чтобы я шел? Ведь парламентеру опасаться нечего.

— Возможно, — возразил бретонец, нисколько не убежденный, — но, право, ваше сиятельство, лучше бы вам оставить при себе хотя бы пистолеты. Никогда нельзя знать наперед, на каких людей нападешь. Далеко ли до беды?

— Не говори глупостей! И граф пожал плечами.

— Если вы непременно хотите идти безоружным разговаривать с этими людьми, которые не внушает мне ни малейшего доверия, я прошу позволения идти с вами, ваше сиятельство.

— Ты-то? Полно, брат! — вскричал молодой человек, смеясь. — Ведь ты страшный трус, это всем известно!

— Правда, но я готов на все, чтобы защитить своего хозяина.

— Именно потому я и не согласен. А вдруг на тебя нападет страх и ты с перепугу перебьешь их всех на месте? Нет, нет, я не хочу этого, у меня нет никакого желания ввязаться в скверную историю из-за тебя.

С этими словами он сошел с лошади и направился в сторону укреплений.

Когда граф был уже совсем близко, он вынул из кармана белый платок и помахал им в воздухе.

Не выпуская винтовки из рук, Джон Брайт внимательно следил за движениями графа; когда он увидел его миролюбивое заявление, то поднял голову и сделал ему знак подойти ближе.

Молодой человек спокойно засунул платок обратно в карман, закурил сигару, вставил монокль в глаз и, тщательно натянув перчатки, храбро двинулся вперед.

У самого укрепления он очутился лицом к лицу с Джоном Брайтом, который ожидал его, опираясь на свою винтовку.

— Что вам надо? — грубо спросил американец. — Говорите скорее, мне некогда болтать.

Граф окинул его надменным взглядом с головы до ног, принял самую презрительную позу и пустил ему в лицо клуб дыма.

— Вы неучтивы, любезнейший, — сухо заметил он.

— Послушайте! — крикнул тот. — Вы что, оскорблять меня пришли, что ли?

— Я пришел оказать вам услугу, но если вы не перемените своего тона, то я боюсь, что буду вынужден отказаться от своих намерений.

— Оказать мне услугу, прошу покорно! А какую же услугу вы можете мне оказать? — усмехнувшись, спросил американец.

— Вы грубиян, с которым говорить очень неприятно, — с осуждением заметил граф. — Я предпочитаю уйти.

— Уйти? Нет, подождите, теперь вы наш драгоценный заложник! Я заберу вас, господин, и отпущу только тогда, когда мне будет выгодно, — возразил американец.

— Неужели? Странно же вы понимаете справедливость! Любопытно право! — вскричал граф все так же насмешливо.

— Справедливости нет там, где речь идет о разбойниках.

— Благодарю за комплимент, почтеннейший. Как же вы удержите меня против моей воли?

— А вот как! — сказал американец, грубо схватив его за плечо.

— Кажется, прости Господи, вы подняли на меня руку! — с живостью вскричал граф, высвободившись быстрым движением.

Не успел переселенец опомниться, как граф перехватил его поперек туловища, приподнял и изо всей силы швырнул через укрепление.

Великан грохнулся оземь посреди своего лагеря совсем ошеломленный.

Вместо того, чтобы удалиться, как сделал бы всякий другой на его месте, молодой человек скрестил руки и преспокойно ждал, куря сигару.

Переселенец между тем, едва опомнившись от удара, встал, потирая бока, встряхиваясь, как мокрая собака, и принялся ощупывать себя, проверяя, все ли кости целы.

Женщины вскрикнули от ужаса, увидев его необычный способ возвращения в лагерь.

Сын и слуги глядели на него, готовые стрелять при малейшем знаке.

— Бросьте оружие! — приказал он им и, снова перескочив через укрепление, подошел к графу.

Тот стоял совершенно бесстрастно.

— Ага! Вы вернулись, — заметил он. — Как вам полет?

— Полноте, полноте, — возразил американец, протягивая ему руку, — я был неправ, я грубая скотина, простите меня!

— Так-то лучше, таким вы мне нравитесь больше; всегда стоит прежде понять друг друга. Ну, теперь вы расположены слушать меня, не правда ли?

— Как нельзя более.

Есть люди, с которыми, подобно тому как поступил граф с Джоном Брайтом, надо действовать при помощи крайних мер, чтобы дать им почувствовать свое превосходство. С подобными людьми надо не рассуждать, но отколотить их, после чего всегда окажется, что эти несговорчивые люди становятся кротки, как агнцы, и делают все, чего от них хотят.

Американец, наделенный большой физической силой и полагаясь на нее, считал себя вправе быть дерзким с человеком худощавым и тщедушным, как ему казалось, но едва этот человек, такой слабый по наружности, доказал ему неоспоримо, что сильнее его, американец, как бык, спрятал рога и отступил.

— Этой ночью, — заговорил тогда граф, — на вас напали черноногие. Я хотел прискакать на помощь, но это оказалось невозможным, да я и опоздал бы в любом случае. Однако, так как по некоторым причинам люди, напавшие на вас, питают ко мне уважение, то я воспользовался своим влиянием на них, чтобы заставить возвратить вам угнанный у вас скот.

— Благодарю; верьте, я искренне сожалею о том, что произошло между нами, но я был так раздосадован этой потерей…

—Я все понимаю и прощаю вам от всего сердца, тем более, что и я, быть может, встряхнул вас не слишком-то нежно с минуту назад.

— Пожалуйста, не говорите об этом больше.

— Как хотите, мне все равно.

— А мой скот?

— Он в вашем распоряжении. Хотите сейчас же получить его?

— Не скрою, что…

— Очень хорошо, — перебил его граф, — подождите меня минутку, я пойду скажу, чтобы его привели.

— А вы не думаете, что я должен опасаться индейцев?

— Нет, если вы будете поступать правильно.

— Так я ожидаю вас.

— Вам придется подождать всего несколько минут. Граф сошел с пригорка тем же спокойным шагом, каким пришел.

Когда он вернулся к индейцам, его окружили друзья.

Они видели все, что произошло, и пришли в восторг от способа, которым граф прекратил спор.

— Боже мой, как американцы грубы! — вскричал молодой человек. — Отдайте ему скот, вождь, и покончим с этим, прошу вас. Грубиян чуть было не взбесил меня.

— Вот он сам идет, — произнес Серый Медведь с неуловимой улыбкой.

Действительно, Джон Брайт направлялся к ним. Достойный американец после надлежащей нотации от жены и дочери сам усмотрел всю неловкость своего поведения и от души желал поправить ее.

— Право, господа, — сказал он, приближаясь, — мы не можем так расстаться. Вы оказали мне громадную услугу, и мне хотелось бы доказать вам, что я совсем не так глуп, как, вероятно, кажусь. Будьте же так добры и согласитесь отдохнуть у меня с часок, хотя бы только для того, чтобы доказать, что простили меня.

Это приглашение было сделано так откровенно и вместе с тем дружелюбно, добрый человек так явно стыдился своей неловкости и желал загладить ее, что у графа не хватило духу отказать ему.

Индейцы расположились на том же месте, где стояли, вождь и трое охотников последовали за американцем в лагерь, где скот уже стоял на своем прежнем месте.

Прием был таким, какой обычно бывает в прериях.

Женщины наскоро приготовили закуску в палатке, пока Уильям со слугами разбирал укрепление, чтобы открыть проход для гостей, которых вел за собой отец.

Люси Брайт и Диана ждали посетителей у входа в лагерь.

— Добро пожаловать, господа, — сказала жена американца с любезным поклоном, — мы вам так обязаны, что считаем за счастье принимать вас у себя.

Вождь и граф де Болье вежливо поклонились достойной женщине, которая старалась по мере сил поправить неловкую грубость своего мужа.

При взгляде на девушку граф пришел в странное волнение, так что сперва даже не мог дать себе в нем отчета; сердце его сжалось при виде этого очаровательного создания, жизнь которого постоянно подвергалась опасности в этих диких и безлюдных местах.

Диана опустила глаза, покраснев от пламенного взора молодого человека, и робко отступила ближе к миссис Брайт, движимая, вероятно, врожденным чувством стыдливости, побуждающим девушку искать защиты у матери.

После всех приветствий Серый Медведь, граф де Болье и Меткая Пуля вошли в палатку, где их ожидали Джон Брайт и его сын.

Когда прошла некоторая неловкость первой встречи — а между людьми, знакомыми с жизнью прерий, это оказалось довольно скоро, разговор стал живее и откровеннее.

— Так вы оставили колонию с намерением более не возвращаться? — спросил граф.

— А что прикажете? — ответил переселенец. — У кого семья на руках, тот волей-неволей должен углубляться в прерии, на границе все так дорого.

— Что касается вас, то я все понимаю, вы мужчина и везде сумеете выбраться из беды. Но вот вашу жену и дочь вы осуждаете на очень печальное и бедственное существование.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19