ГЛАВА XII. Беседа

Ни один народ в мире не может сравниться с американцами в искусстве строить города. На том месте, где рос девственный лес, таинственный и мрачный, они в несколько недель воздвигают город, прокладывают улицы, строят дома, тротуары, проводят газ и нередко посреди улицы или на площади подобных городов, созданных как бы по мановению волшебника, торчат не засохшие еще пни, и старые дубы, почему-то забытые дровосеками, печально раскидывают свои зеленеющие ветви.

Нужно заметить, что множество подобных городов, возведенных на скорую руку, часто так же быстро и пустеют, потому что североамериканцы по преимуществу народ кочевой. Ничто не привязывает их к земле, лишь только выгода может удержать их на одном месте. У них нет ни привязанности, ни воспоминаний детства или юности, ради которых другие народы терпят всевозможные лишения, но не покидают родные места и не переселяются в другие страны, где жизнь, может быть, и сложилась бы для них гораздо лучше во всех отношениях. Наконец, в заключение нужно еще сказать, что у американца нет домашнего очага, которым так дорожит каждый европеец. Американец чувствует себя хорошо только там, где он может наиболее легким способом набивать карманы долларами.

Город Сан-Франциско, который насчитывает в настоящее время более шестидесяти тысяч жителей и в котором царит самая утонченная роскошь, служит наглядным доказательством того, с какой замечательной легкостью возникают американские города. Не прошло еще и пятнадцати лет с тех пор, как в местах, где построены теперь великолепные здания, под сенью двухсот — или трехсотлетних дубов происходила меновая торговля с индейцами, а китолов одиноко ловил китов в бухте, самой прекрасной во всем мире, где в настоящее время с трудом помещаются бесчисленные суда, приходящие со всего света.

В ту эпоху, к которой относится наше повествование, Сан-Франциско не был еще городом в полном смысле этого слова. Он представлял собой группу беспорядочно разбросанных хижин, где находили приют авантюристы всех наций, заброшенные сюда золотой лихорадкой. Они поселялись только на то небольшое время, какое им требовалось для сборов перед отправлением на рудники или же для того, чтобы проиграть в игорных домах золотой песок, добытый тяжелыми трудами и лишениями.

Полиции не существовало почти никакой, царило право сильного; нож и револьвер считались ultima ratio79 и творили суд и расправу среди этого разнообразного населения, состоящего из отбросов общества всех пяти частей света.

Свежие толпы пришельцев, постоянно сменявших одна другую, жили здесь, как в чаду. Даже самые твердые характеры нередко становились жертвами золотой лихорадки, увлекавшей всех без исключения.

Но это продолжалось недолго, и скоро первая горячка наплыва на золотые россыпи несколько поулеглась. Благодаря некоторым решительным людям, одаренным высоким умом и великодушным сердцем, начала понемногу организовываться нормальная жизнь. Бандиты уже не так смело разгуливали по городским улицам, честные люди могли наконец вздохнуть свободно и ходить с поднятой головой. Все обещало лучшие дни; приближалось время рассвета, порядка, мира и тишины.

Прошло два месяца после событий, описанных нами в предыдущей главе. Мы поведем теперь читателя в очаровательный домик, построенный несколько в стороне, как будто его обитатели желали держаться как можно дальше от вихря, в котором они были вынуждены жить, введем его в низкую залу, скромно меблированную несколькими обыкновенными стульями и столом, на котором разложена подробная карта Мексики, и будем присутствовать при разговоре двух лиц, склонившихся над картой.

Одно из этих лиц — уже знакомый нам граф Луи де Пребуа-Крансе. Его собеседник — человек средних лет с худощавым и умным лицом, с открытыми, смелыми глазами и изящными манерами, по-видимому, тоже был французом, так как без малейшего акцента объяснялся с графом на этом языке.

Оба собеседника были заняты тем, что булавками отмечали что-то на разложенной перед ними карте.

— Я совершенно согласен с вами, дорогой граф, — проговорил, выпрямляясь, незнакомец, — эта дорога самая прямая и в то же время самая безопасная.

— Не правда ли? — спросил Луи.

— Вне всякого сомнения. Но скажите, пожалуйста, вы твердо решили высадиться именно в Гуаймасе?

— Это самое подходящее место.

— Я спрашиваю вас об этом потому, что, сообразуясь с вашими планами, я уже написал об этом нашему представителю в Гуаймасе.

— И что же? — перебил его с живостью граф, с видимым нетерпением слушая это объяснение.

— Все идет отлично, по крайней мере, если судить по тому, что наш представитель пишет мне.

— Разве он уже ответил вам?

— Да, сразу же, со специальным курьером. Мексиканские власти встретят вас с распростертыми объятиями, для ваших людей будут приготовлены отдельные казармы, и им будут поручены важнейшие пункты в городе — одним словом, вас ждут с нетерпением.

— Тем лучше! Признаюсь, я очень боялся встретить с этой стороны вражду и неприязнь… у мексиканцев такой странный характер, что не знаешь, как нужно обращаться с ними.

— Все это, в общем довольно верно, друг мой, но вы забываете, что положение ваше исключительное и со всех точек зрения не может не устраивать городские власти… Вы ведь концессионер баснословно богатой золотой россыпи, находящейся в стране, где каждую минуту можно ожидать нападения индейцев. И вы желаете всего только проехать через Гуаймас.

— Совершенно верно. Клянусь вам, что я отправлюсь как можно скорее туда, где находятся золотоносные россыпи.

— Кроме того, я хотел вам сказать следующее. Многие из тех, в ком вы можете подозревать ненависть и зависть, состоят акционерами общества, представителем которого являетесь вы. Если они будут проявлять неприязнь или вздумают вредить вам, они поплатятся прежде всего сами и первые же понесут наказание.

— Это правда.

— Далее, вы не преследуете никакой политической цели, ваши намерения ясны и определенны. Вы едете добывать золото — вот ваша цель.

— Да, и, кроме того, я хочу обеспечить спокойное и независимое существование отправляющимся со мной людям.

— Что может быть благороднее и выше этой задачи?

— Итак, вы довольны, милостивый государь?

— Как нельзя более, любезный граф. Все идет как по маслу, наше общество окончательно обосновалось в Мехико.

— Я и сам прекрасно знаю все это. Во время моего пребывания в этом городе я положил начало этому делу и все подготовил; наконец, я могу рассчитывать на своих тамошних друзей.

— Я совершенно согласен с вами. Президент республики также, по-видимому, одобряет ваши планы…

— О! Он относится к ним очень сочувственно.

— Превосходно! В настоящее время губернатор Соноры, с которым вам придется иметь дело, — один из наших самых крупных акционеров, поэтому и с этой стороны вам нечего бояться.

— Скажите, пожалуйста, вы знаете нашего представителя в Гуаймасе?

При этом вопросе какое-то облачко тенью скользнуло по лицу незнакомца.

— Только по слухам, — отвечал он после минутного молчания.

— Значит, вы ничего мне не можете сообщить о нем? Вы понимаете — для меня очень важно знать, что представляет собой человек, с которым мне, по всей вероятности, придется иметь дело и у которого в тяжелую минуту, а это очень легко может случиться, я, возможно, буду вынужден просить помощи.

— Совершенно верно, дорогой граф. Вы даже и представить себе не можете, что вас там ожидает, и поэтому я должен сообщить вам все, что знаю… Выслушайте меня.

— Я вас слушаю с величайшим вниманием.

— Гуаймас, как вам это уже известно, в торговом отношении занимает второстепенное место для нашей родины. В течение года туда заглядывает не больше десяти кораблей, на мачте которых развивается наш флаг. Поэтому французское правительство сочло излишним посылать в этот город специального французского агента и по примеру многих других держав выбрало одного из среды самых знатных негоциантов Гуаймаса и назначило его своим представителем.

— А-а! — проговорил задумчиво граф. — Значит, наш консул в этом городе не француз?

— Нет, он мексиканец. Это большое несчастье для вас — многие жаловались на то, что этот консул не оказывает той поддержки, которую он по своему положению должен был бы им оказывать… Как я слышал, он делец и очень любит забирать в свои руки все выгодные дела.

— Ну, в этом отношении я могу быть совершенно спокоен.

— А остальное уж и совсем не должно вас беспокоить. Мексиканцы в общем-то не злы — это взрослые дети. Мне кажется, вы без особого труда добьетесь всего, что вам будет нужно от этого человека, стоит только держать себя с ним немножко свысока и не упускать ничего из того, что вы считаете своим по праву.

— В этом отношении можете положиться на меня, я сумею держать себя с ним как следует.

— Это-то и нужно.

— Благодарю вас за драгоценные сведения, которыми, поверьте, я сумею воспользоваться… Кстати, как зовут этого представителя Франции?

— Дон Антонио Мендес Паво. Перед вашим отъездом я дам вам к нему рекомендательное письмо. Я уверен, оно поможет вам избежать многих неприятных стычек с этим господином.

— Буду очень и очень признателен.

— Теперь поговорим о другом.

— Хорошо.

— Вы окончили вербовку людей?

— Почти полностью. Мне не хватает всего каких-нибудь десяти человек.

— Вы ведь снаряжаете свою экспедицию по-военному?

— Мне хотелось бы избежать этого, но, оказывается, — это невозможно потому, что нам придется проходить через территории индейцев, с которыми, конечно, будут стычки, и не раз.

— Вы даже можете быть уверены в этом.

— Как видите, я принимаю все необходимые меры предосторожности.

— И вы поступаете вполне благоразумно. Сколько же человек берете вы с собой?

— Всего будет человек двести пятьдесят — во всяком случае, не больше трехсот.

— Да, больше брать не следует, иначе это может не понравиться мексиканцам и, чего доброго, у них, пожалуй, появится подозрение, что вы преследуете совсем другие цели.

— Я хочу избежать этого во что бы то ни стало.

— Ваши люди французы?

— Все. Я хочу иметь при себе таких людей, на которых я мог бы вполне рассчитывать… я очень боюсь приглашать иностранцев и смешивать их с нашими молодцами, чтобы не ослабить узы, связывающие людей одной нации, это важно для успеха предпринимаемой мной экспедиции…

— Совершенно справедливо.

— Затем, — продолжал граф, — я набираю только опытных солдат или людей, привыкших к военной дисциплине и умеющих владеть огнестрельным оружием.

— Значит, вы закончили организацию экспедиции?

— Почти, как я уже говорил вам.

— Тем лучше. Несмотря на удовольствие, которое мне доставляет разговор с вами, я желал бы знать, когда вы уезжаете отсюда.

— Благодарю вас за внимание, я и сам спешу уехать отсюда как можно скорее… Судно нанято, и если не случится ничего особенного, то я прощусь с вами не позже, чем через неделю. Я отлично понимаю, что в таком деле самое важное — быстрота исполнения.

— Кому вы это говорите!.. В таких делах успех зависит главным образом от быстроты и смелости.

— Ни в том, ни в другом у меня нет недостатка, будьте уверены.

— Не забудьте взять с собой человек двух или трех, вполне вам преданных и хорошо знающих страну, куда вы намерены отправиться.

— Я беру с собой двух лесных бродяг, для которых нет тайн в прериях.

— А вы уверены, что можете положиться на них?

— Как на самого себя.

— Браво! Не знаю почему, но я предчувствую, что нас ждет успех.

— Дай-то Бог!.. Во всяком случае я, со своей стороны, сделаю все, что будет от меня зависеть.

Незнакомец взял шляпу.

— Однако я слишком засиделся здесь и совсем забыл, что меня, по всей вероятности, ждут дома… я должен покинуть вас, дорогой граф.

— Уже?

— Что делать, это необходимо, но я, конечно, увижу вас сегодня вечером?

— Не могу вам этого обещать… Вы знаете, как мало у меня свободного времени, особенно сейчас.

— Конечно. Но если только представится возможность, не забудьте заглянуть вечерком.

— Постараюсь.

— Итак, до свидания.

Собеседники пожали друг другу руки, и незнакомец вышел.

Оставшись один, граф снова склонился над картой и принялся внимательно изучать ее.

Он отошел от стола, когда на землю уже спустилась глубокая ночь.

— Почему Валентин до сих пор еще не приехал? — прошептал он задумчиво. — Ему уже давным-давно пора бы быть здесь.

В то время, когда он произносил последние слова, послышался стук в дверь.

ГЛАВА XIII. Сборы

Время, к которому относится наш рассказ, было самым подходящим для отчаянных предприятий и разбойничьих похождений. Политические катаклизмы, сотрясавшие Западную Европу некоторое время тому назад, выбросили на поверхность массу людей смелых и решительных, но без всяких правил, единственной целью которых было ловить рыбу в мутной воде революций — положение если не совсем почетное, зато, по крайней мере, очень выгодное. Анархия для таких субъектов является единственным якорем спасения.

Но когда первое волнение и вызванные им народные смуты начали мало-помалу затихать, как входит в берега внезапно разлившийся поток, общество, уставшее вести бесполезную борьбу без всяких основательных мотивов, только для удовлетворения гнусных желаний нескольких ничтожных людишек, осознало наконец, что скорейшее восстановление порядка только и может спасти страну от окончательной гибели. Все темные личности, игравшие во время Революции более или менее видные роли, вдруг очутились как бы выброшенными за борт. Благодаря своей беспечности эти люди, пользовавшиеся сыпавшимися на них милостями слепой фортуны, ничего не припасли на черный день: они были искренне убеждены, что созданное ими фальшивое положение будет продолжаться бесконечно.

Первые несколько месяцев они упрямо боролись с постигшим их несчастьем и старались всеми способами снова захватить добычу, так глупо выскользнувшую из их рук.

Но скоро им пришлось убедиться, что времена переменились и настал конец их беспечному житью, — они чувствовали, что почва ускользает из-под ног и грозит совершенно поглотить их.

Положение было критическим. Зажить тихой и скромной жизнью, вернуться к прежнему ничтожному состоянию, откуда их извлек слепой случай, — подобные мысли даже не приходили им в голову.

Пожив в роскоши и почете, они не могли, не хотели работать. Гордость и лень властно запрещали это.

История знает только одного Цинцината, и поэтому память о нем так свято чтится до сих пор.

Людям, о которых мы говорим, было так же далеко до Цинцината, как небу до земли, хотя сами они, подобно римскому диктатору, считали себя способными руководить судьбами народов.

К счастью, на помощь им явилось провидение, пути которого неисповедимы.

Первое известие об открытии богатых золотых россыпей в Калифорнии пришло в Европу в самый разгар революций и вскоре заняло все умы. В обществе ходили самые невероятные слухи о неисчерпаемых богатствах этого нового Эльдорадо. Пылкое воображение создавало целые легенды, и скоро все только и говорили, что об Америке. Хищники с радостью устремились в эту неизвестную землю, где рассчитывали через несколько дней испить полную чашу наслаждений и утолить ненасытную жажду.

К сожалению, в Калифорнии, как и повсюду, благосостояние приобреталось только путем долгого и неутомимого труда. Нетрудно себе представить разочарование авантюристов с первого же дня их вступления на американскую землю. Золотые россыпи существовали на самом деле, попадались среди них и очень богатые, но добыть золото можно было только тяжелым трудом, перенеся немало лишений, а чтобы серьезно поставить дело, требовалось затратить огромные суммы — чем не обладали вновь прибывшие искатели золота.

Многие из них погибли — частью от нищеты, частью ужасной смертью во время драк в питейных заведениях, частью от перемены климата, к которому они не могли никак привыкнуть. Уцелевшие, исхудалые и оборванные, с голодными глазами, таскались по притонам Сан-Франциско, готовые на все за самую незначительную плату, лишь бы утолить снедавший их волчий аппетит.

За первыми поселенцами следовали новые и новые. Немногие баловни фортуны, которым удалось вернуться в Европу, разбогатев за несколько месяцев, естественно, возбудили алчность в других, и Сан-Франциско, благословенная земля с превосходным климатом и плодоносной почвой, могла превратиться в громадное кладбище.

Тогда некоторые предприимчивые люди, видя, что иллюзии их разбиты и золото от них постоянно ускользает, решили силой с помощью шпаги и револьвера завладеть богатствами, раз уж они не давались иначе. Одним словом, они стремились воскресить похождения флибустьеров шестнадцатого и семнадцатого веков.

Это был новый путь для выхода из ужасной нищеты, и авантюристы с яростью устремились туда.

Все вылазки флибустьеров выполнялись по строго обдуманному плану, как будто речь шла о каких-то коммерческих или финансовых операциях.

Граф Луи прибыл в самое подходящее время для исполнения своих замыслов.

Граф принадлежал к одной из самых знатных и старинных французских фамилий. В Калифорнии он пользовался вполне заслуженной безупречной репутацией, причем был очень строг в выборе людей, с которыми завязывал более или менее дружеские отношения. Главное же, что привлекало к нему авантюристов всех мастей, заключалось в том, что поставленная цель льстила в то же время их честолюбию, и это заставляло бродяг стремиться под его знамена.

Среди этих субъектов было много довольно порядочных людей, не заслуживших постигшей их участи. Увлеченные неизвестным, они поддались на заманчивые обещания вербовщиков, которые в сущности принудили их к эмиграции.

Они с горделивым достоинством несли нужду и с терпением мужественных людей ждали случая вновь занять то положение в обществе, которого они лишились под влиянием бездумного увлечения и наивной доверчивости.

Граф благодаря своему опыту мог оценить толпу, ежедневно осаждавшую его дом, как только разнесся слух об формируемой им экспедиции, и подобрал отряд из людей преданных, привыкших к лишениям, мужественных, видящих в предприятии графа единственный выход из своего ужасного положения и ухватившихся за него с твердым намерением добиться успеха во что бы то ни стало, даже с риском для жизни.

Можно с уверенностью сказать, что из всех экспедиций, формировавшихся в то время в Калифорнии, предприятие графа Луи де Пребуа-Крансе считалось не только самым почетным, но и имевшим самые большие шансы на успех.

Уже через несколько дней, когда еще продолжалась вербовка и экспедиционный отряд только начинал формироваться, дух единства охватил людей, смотревших на себя как на единую семью.

В отряде все обожали графа.

Закоренелые авантюристы, жестоко потрепанные судьбой, с безошибочной проницательностью угадывали доброту, безупречную честность и светлый ум в своем вожде, и они не ошибались: сколько заботы и сочувствия к ним скрывало грустное выражение его лица. Он внушал им не только уважение, но поклонение и преданность, доходящие до фанатизма.

Организовать такую экспедицию было не легко, особенно с теми ресурсами, которыми он располагал. Он не получал ниоткуда помощи и, выслушивая только неопределенные обещания своих компаньонов, должен был лично заботиться обо всем.

Богатая россыпь, открытая Весельчаком и Орлиной Головой, эксплуатировалась еще во времена испанского владычества, но с объявлением независимости Мексики везде воцарились беспечность и беспорядочность. Индейцы вскоре прогнали золотоискателей, и золотоносная россыпь оставалась полностью заброшенной. Апачи и команчи, убедившись, что белые слабее их, становились все смелее; они снова двинулись вперед, захватили громадные пространства земли и утвердились там окончательно, вполне уверенные, что мексиканцы никогда не осмелятся изгнать их. По этой причине упоминавшаяся выше золотая россыпь, прежде находившаяся во владениях Новой Испании, оказалась среди индейских территорий, и, чтобы достигнуть ее, нужно было вести ожесточенную борьбу с двумя самыми ужасными племенами обитателей прерий — апачами и команчами, которые ни за что не уступят своих земель белым и шаг за шагом будут защищать свои территории.

Губернатор Мехико охотно дал графу разрешение основать общество золотоискателей, но при этом потребовал, чтобы экспедиционный отряд был организован по образцу воинского соединения и окончательно изгнал бы индейцев с территорий, захваченных ими после объявления независимости.

Граф взял на себя трудную, почти невыполнимую миссию. На его месте любой другой отказался бы принять подобные условия, предпочтя бросить все дело. Но граф Луи был одарен редкой энергией, которая только увеличивалась, сталкиваясь со встречающимися на пути препятствиями. В экспедиции он искал не богатства, а смерти, но позволить себе умереть мог только после выполнения обещаний, данных своим спутникам.

Условия губернатора он принял как великодушный человек, жертвующий собой ради идеи и общего блага. Прекрасно сознавая, как велики препятствия и затруднения, которые ему необходимо преодолеть, чтобы добиться успеха, он тем не менее надеялся победить их мужеством, настойчивостью и самоотверженностью.

Он сам не мог бы сказать, сколько потратил энергии, терпения и в особенности слов в течение двух месяцев, прошедших со времени разлуки с Валентином в Сан-Хосе.

В одной из статей договора, заключенного им с мелочным и подозрительным губернатором Мехико, указывалось, что он имел право взять с собой не больше трехсот человек.

Президент республики — в то время президентом был генерал Аристид — боялся, как бы французы не отняли у него всю Мексику.

Подобные придирки могут показаться невероятными, но, к сожалению, все это истина. Мы могли бы привести здесь слова, сказанные в сенате в Мехико, где выражалось опасение захвата французами республики.

Граф, желая рассеять существовавшие на этот счет подозрения и успокоить мнительность президента, решил взять с собой вместо трехсот только двести шестьдесят человек.