Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Гештальт, ведущий к просветлению

ModernLib.Net / Психология / Энрайт Джон / Гештальт, ведущий к просветлению - Чтение (стр. 4)
Автор: Энрайт Джон
Жанр: Психология

 

 


      Пока же попробуем вмешиваться не так глубоко. Существуют определенные воспроизводящиеся полярности, альтернативные возможности в том, как сознавание приходит или выражается. И можно многому научиться, обращая на это внимание. Каждая из этих полярностей, каждое из этих различений может быть основой простого упражнения в сознавании. Это формальные аспекты сознавания, независимые от содержания, и их можно предложить человеку, осуществляющему континуум сознавания, как структуру сообщений.
      Первое различение — отмечать для каждого сообщения о сознавании, было ли оно выбранным или данным. Сообщая о каком-то определенном содержании, имею ли я дополнительные чувства, что я мог сказать несколько вещей и из них выбрал эту одну, или она кажется прямо здесь присутствующей, данной, и только о ней я и могу сказать? Внезапный громкий звук посреди эксперимента обладает обычно этим качеством данности. Если читатель пробует выполнять упражнение по мере чтения, он может остановиться здесь и посвятить несколько минут выполнению континуума сознавания под магнитофон, добавляя это различение. Люди сильно различаются в том, как они переживают. Это различение "данного — выбранного" лишь отчасти связано с объективным качеством стимулов. Более полно мы рассмотрим его в пятой главе.
      Два тесно связанных различения могут быть рассмотрены под общим названием оценки. Одна оценка — это различение приятного и неприятного. Это связано прежде всего с телом: пристальное внимание может дать возможность почувствовать приятное, как движение тела к стимулу, а неприятное — как отталкивание, отторжение. Выполняя континуум сознававания, просто добавляйте: "Сейчас я сознаю…, и нахожу это приятным (или неприятным)" после каждого сообщения. Если добавить нечего (то есть такого рода оценка не возникает), — можно попробовать угадать или попробовать то или иное: часто чувство начнет возникать.
      Другого рода оценка, которая кажется исходящей, метафорически говоря, больше из головы, чем из тела — это суждение. Для исследования такого рода оценки можно добавлять после каждого сообщения о сознавании: "Я нахожу это хорошим (плохим)", точно так же пользуясь попыткой угадать, если оценка не возникает сразу.
      Когда то и другое некоторое время практиковалось независимо, может быть одновременно обескураживающим и завораживающим попробовать их вместе: "Я сознаю то-то и то-то, и нахожу это приятным и считаю дурным!"
      Следующее различение лучше всего ввести на примере. Однажды во время группы, когда выполнялось основное упражнение на континуум сознавания, секретарша на высоких каблучках несколько раз проходила вверх и вниз по лесенке прямо рядом с комнатой, где мы занимались. Каждый раз при этом говорящий отмечал: "Сейчас я сознаю, что кто-то проходит вверх (вниз) по лесенке…". Когда мы начали обсуждать упражнение, я показал участникам небольшую деревяшку и молоток; постукивая молотком по деревяшке, я мог воспроизводить звук, очень похожий на стук каблучков по лесенке. В действительности я не делал этого во время упражнения, но ясно, что это могло бы быть в таком случае говорящий мог сказать о таком же сознавании.
      Это яркая иллюстрация следующего различения — разделение "Я сознаю" на «Наблюдаю» и «Воображаю», т. е. представляю себе. «Наблюдаю» относится к чувственно данному в момент говорения, а «Представляю» — ко всему остальному: предположению, как в случае каблучков на лесенке, воспоминаниям и пр. Это наиболее яркое и, может быть, наиболее полезное из всех различий. Я советую людям практиковаться в этом, пока они не приобретут такого же искусства, как в вождении машины, то есть пока это не станет почти второй природой — осуществлять это различение, двигаясь по миру.
      При этом мне предполагается, что в представлении или воображении есть что-то плохое, хотя это одна из специфически человеческих функций, она придает жизни глубину и качество, источник творческих изменений во внешней реальности. Проблема возникает лишь тогда, когда то, что могло бы быть, путается с реальностью — тем, что есть.
      Вот пример применения этого различения. "Я сознаю, что ты мной недоволен" — превращается в: " Я вижу, что ты хмуришься. Я воображаю, что ты недоволен". После некоторой практики и при некотором внимании это превращается дальше в "Я вижу, что губы у тебя кривятся и брови слегка морщатся. Я воображаю, что ты хмуришься. Я вижу, что твой взгляд направлен в мою сторону. Я воображаю, что ты смотришь на меня, и что твоя нахмуренность имеет ко мне какое-то отношение." Вполне возможно, что человек действительно хмурится и недоволен мною. Но важно понять, что такое восприятие — это нечто, созданное мной, верно оно или нет.
      Таковы основные различения, с которыми я работаю. Возможны и другие. Например, я еще не изучил различения (хотя оно меня интересует) существительного и глагола, который следует за "сейчас я сознаю": предпочтения могут быть интересными и значимыми.
      Пользуясь этими средствами — натуралистическим следованием континууму сознавания и структурированными различениями — мы можем начать исследовать то, что находится под поверхностью сознавания, не спекулируя по поводу причин потока сознавания, а посредством побуждения самого сознавания двигаться глубже первого приближения.

Универсальные процессы в сознавании

      Три основных процесса глубже сознавания — это сравнение, намерение и определение.
       1. Сравнение
      Однажды довольно продвинутая в сознавании женщина сказала: "Сейчас я сознаю, что Мери высокая, и…" Я остановил ее и спросил: "Откуда вы знаете, что Мери высокая?" Постепенно прояснилось, что говорящая в какой-то момент быстро сравнила Мери с картиной средней женщины, каким-то образом существующей в ее памяти. Сравнение было очень быстрым, совершенно несознаваемым, хотя когда мы остановились и стали внимательно это рассматривать, осознать его оказалось возможным.
      Хотя акт сравнения почти никогда не сообщается в качестве содержания сознания, и редко доступен сознаванию без специального особого внимания. Акт сравнения воспринимаемого с некоторой представляющейся альтернативой лежит в основе невероятного количества содержания сознания. Существуют четыре основных вида формальных логических сравнений.
      Сравнение, скрытые в кажущемся описании. "Я сознаю маленькое дерево…" — хотя маленькое кажется описанием, оно содержит скрытое сравнение, подобное вышеописанному — высокая Мери. Дерево, которое кажется маленьким среди секвой, может быть названо большим среди рощи саженцев. Это не является проблемой, когда речь идет о размере дерева, но когда делается утверждение, вроде "Моя жена всегда держит дом в чистоте" — возможны более серьезные последствия, и вопрос "по сравнению с кем" может быть полезным, чтобы выудить формальное сравнение, лежащее под этим описанием. Другого рода формальное сравнение содержится в утверждениях об изменении или отсутствии изменения. "Я все еще испытываю…" или "Это, кажется, не изменилось…" основываются на формальном сравнении того, что есть, с некоторым представлением о том, что было — как правило, неполным и искаженным. Оценки, предпочтения и выбор, основанный на формальных или творческих актах сравнения. Это становится очевидным в момент рефлексии, но как акт редко переживается. Несколько лет назад я в своей машине ждал очереди у бензоколонки. Когда водитель передо мной получил шланг, служащий сказал, что бензин кончается, и сейчас они могут дать только минимальное количество до следующей колонки. До этого они, по-видимому, давали полные баки, так что я вышел из машины, чтобы выяснить, что случилось. Служащий объяснил, что бензин почти кончился, так что они решили давать из оставшегося всем понемногу, а не отдать это все одному или двум. Я ворчал, получая свой минимум, и, ворча, выруливал на выезд, жалуясь на свою неудачливость и глядя на машины впереди меня, уезжавшие с полными баками. Затем я случайно поглядел назад, и увидел очередь машин, которым, по-видимому, вообще не достанется бензина. Тогда во мне поднялась волна благодарности по поводу моей удачливости, что мне хоть что-то досталось, так что я могу доехать до следующей бензоколонки.
      Затем я сознавал странность ситуации: вот я сижу с минимумом бензина в баке, количество его не меняется, а моя оценка — повезло мне или не повезло — скачет туда и сюда, буквально в зависимости от того, в какую сторону повернута моя голова. Оценка ситуации целиком зависела от сравнения, которое я делал.
      Может, наиболее удивительным является понимание того, что большая часть так называемых чувств основана на формальных сравнениях. В только что приведенном примере очевидно, что мои чувства раздражения или облегчения были реакцией на оценку повезло/не повезло, которая, в свою очередь, основывалась на сравнении с теми, кто получил больше, или с теми, кто не получил ничего.
      По существу, то же самое оказывается справедливым по отношению к таким чувствам, как вина, обида, и т. п. Вина или самооправдание вытекает из моих сравнений того, что я сделал с представлением или образом моего идеального лучшего Я. То же относится и к обиде. Допустим, я услышал, что кто-то говорит обо мне гадости. Что я чувствую? Что я чувствую, зависит в меньшей степени от самого действия, нежели от того, кто это делает и в каком контексте.
      Если речь идет о заклятом враге, я пожимаю плечами и говорю себе: "Чего же еще можно было ожидать?". Если это кто-то, кого я считал другом, я чувствую себя преданным и обиженным. Только сравнивая действие со списком того, что делают друзья, а что — враги, и чего не должны делать друзья, я могу почувствовать, что мне нанесли ущерб.
      Исходя из подобных наблюдений, я пришел к точке зрения, что по существу все негативные чувства и, кроме того, большинство позитивных основаны на сравнениях, осуществляемых без осознания. Из этого можно вывести ошеломляющие следствия для жизни и для терапии. Качество опыта в жизни меньше зависит от того, что с вами происходит, чем от того, с чем вы это сравниваете. Теперь я часто говорю пациентам, когда они рассказывают про свою жизнь и про то, что они чувствуют, что если они хотят чувствовать все время, что жизнь плоха, им достаточно регулярно сравнивать то, что есть, с чем-нибудь лучшим. Если же они хотят чувствовать, что жизнь хороша, достаточно сравнивать то, что есть, с чем-нибудь худшим.
      Другое следствие для терапии состоит в том, что если чувства укоренены в сравнивании, то мало смысла непосредственно работать с чувствами, результатами, поверхностными проявлениями. Вместо этого лучше сознательно проследить момент сравнения и сделать его открытым. Это приближает нас к представлению о просветлении, о чем речь будет позже.
      Отрицание: "Я не чувствую…" также можно теперь вкратце рассмотреть. Негативное осознание: "Сейчас я сознаю, что я не чувствую гнева…" или "Я сознаю, что Мери здесь нет" можно понять, как невероятно сложный комплекс или смесь сопоставлений и оценок.
      Шаги примерно таковы: (1) замечается наличие некоторого опыта-переживания; (2) оценивается, что некий другой опыт, другое переживание (например, гнев) был бы уместным или возможным в этой ситуации; (3) создание представления этого другого опыта; (4) приписывание значимости его отсутствию; (5) сообщение об его отсутствии. В процессе человек часто забывает, что некий опыт (1) присутствует, и также не замечает, что для того, чтобы шаги (2) и (3) были осуществлены, чтобы было создано представление гнева, нужно, чтобы присутствовал след этого гнева!
       2. Намерение
      Подобно сравнению, но даже еще более тонко, намерение пронизывает весь процесс сознавания. Оно настолько фундаментально, что я чуть было не напечатал его большими буквами, когда писал это мгновение назад, чтобы выразить мое намерение, показать его центральную роль. Я не сознававал этой цели, но мой левый пятый палец уже двигался к клавише больших букв. Когда я расширил свое сознавание этого момента, понимание этой интенции появилось как часть полного сознавания.
      Намерение, цель — почти, но не совсем синоним, — это нить, которая связывает, соединяет поток сознавания. То, каково содержание, протекание, направление, толчки — определяется намерением. Это то, зачем я что-то делаю, не в смысле внешних причин или оснований, которые привносятся скорее, чтобы затемнить сознание намерений. Хотя слово «почему» обычно нелюбимо в гештальт-терапии, я признаю его, если намерение такого вопроса состоит в выяснении намерения.
      Одно из упражнений, в которых удается поймать след этого трудно уловимого создания — намерения — упражнение с выбором: "дано или выбрано". Иногда можно заметить, что выбирается «а», чтобы избежать «б». В чем состоит намерение избегания «б»? Может быть окажется, что вы не хотите думать то-то и то-то по этому поводу. Это — первый проблеск того, что во второй части будет центральной темой в качестве создания имиджа. Хотя иногда здесь возникает опасность бесконечного регресса — "каково ваше намерение в выражении этого намерения?"
      Практически следование за намерением кончается довольно быстро. Ясное и точное следование за намерением требует некоторой искусности в сознавании. Я редко предпринимаю слишком большие заходы в этом направлении с наивными пациентами, пока они не пройдут некоторое обучение. Вместе с тем, это способ тренировки сознавания, может быть даже более фундаментальный, чем различение «наблюдаю-воображаю».
      "Хочу" и «нуждаюсь» также часто появляются в повседневном сознавании. Они тесно связаны с намерением, но более поверхностны. «Хочу» основано на сравнении с представляемой ситуацией изобилия и основано на представлении об отсутствии. «Нуждаюсь» может относиться к действительной потребности, но чаще — безответственный способ выражения «хочу». Если вам действительно что-то нужно для выживания, это, конечно же, у вас есть, так что перевод "мне нужно" будет "мне очень этого хочется и вы должны мне это дать!"
       3. Определение
      Под определением или приписыванием я имею ввиду процесс обнаружения, или точнее, — назначения источника или расположения содержания сознания. Если я сознаю какое-то чувство, которое я решил на основе быстрого сравнения назвать гневом, следующий вопрос — где оно расположено или откуда оно проистекает? Это не такой легкий вопрос, и на него не так просто ответить, как кажется.
      При некотором размышлении становится ясно, что гнев, который я чувствую — во мне, но возникает ли он реально во мне, или является резонансом, ответом на ваш? Хотя слово «проекция» используется во множестве смыслов и значений, я предпочитаю обозначить им неправильное определение: неправильное помещение в некоторый внешний источник чего-то, что лучше было бы рассматривать, как возникающее во мне.
       4. Проекция как форма определения
      Этот раздел — моя статья "Побудь этим: проекция и игра в гештальт-терапии", где рассматриваются некоторые практические методы обнаружения, переживания и изучения проекции.
      "Ты проецируешь" — частое замечание в терапии и в инкаунтер-группах. В любом случае на это имеет смысл ответ «Конечно». Переживание собственного чувства или готовности к действию как свойству чего-то или кого-то вовне вполне обычно. Хорошо это или плохо, но мы делаем это постоянно. Мера нездоровья в этом зависит лишь от упорства. Цель этого замечания — предложить использовать этот фундаментальный человеческий процесс в работе вместо того, чтобы терять энергию, противодействуя ему или критикуя его; предложить пойти за ним в качестве упражнения, увеличивающего сознавание и развивающего более живые чувства и восприятия. Это не новая техника. Художники и артисты, в частности японские, использовали ее в течение веков. Я встречался с этой техникой в качестве салонной игры. В свое время вариации ее давал Фриц Перлз. Однако терапевты и руководители групп недооценивают ее простоту и широкие возможности. Я пользовался этим методом тысячи раз и хотел бы поделиться несколькими конкретными случаями и возможными вариациями.
      В терапевтической или инкаунтер-группе я обычно предлагаю это упражнение а паузе или перерыве, предлагая каждому оглядеться вокруг и выбрать объект, который привлечет его. Затем каждый в течение нескольких минут старается отождествиться со своим объектом, то есть говорить нечто, как будто он и есть этот объект: описывать его, но говорить я. Когда я вижу, что большинство остановились (каждый делает это про себя), я предлагаю, чтобы каждый вернулся к упражнению, добавив еще одну-две вещи.
      Часто момент остановки возникает как раз тогда, когда человек подбирается к чему-то особенно интересному. Почти всегда несколько человек в группе оказываются сильно взволнованными тем, на что они набрели и делятся своими проекциями с группой. Удивительно сильные чувства и значительная вовлеченность развиваются этим упражнением в течение одной-двух минут. Это может происходить даже при группе в несколько сотен человек, встретившихся в первый раз. Например, женщина, отождествившая себя со светильником на потолке, поражается, слыша, как сама она говорит: "Я очень старомодна и обвешена бесполезными украшениями… Мне приходится выдерживать тяжелый груз… И никто мне не помогает. Ближайший светильник далеко, и мне приходится нести мою часть нагрузки в одиночестве". Готовая разразиться слезами, она попросила позволения остановиться здесь, но спустя час смогла рассказать много важного, что с этим связано и много нового, понятного ей относительно ее жизненной ситуации.
      Другая женщина, отождествив себя с ярко окрашенным куском стены, разразилась слезами по поводу того, что она, как стена, недокрашена наверху. Она нашла в себе мужество остаться с этим болезненным ощущением и через несколько минут смогла радоваться факту, что эта недокрашенность давала ей возможность свободно расти и завершить себя своим путем. Человек, отождествивший себя с громкоговорителем, сказал, что хотя он много говорит, ничто из этого не исходит от него самого, он только передает то, что сказали другие.
      Я всегда проделываю сам упражнение вместе с группой, часто с волнующими для себя результатами. Однажды мне не нравилась группа, с которой я работал, мне хотелось, чтобы меня не было здесь. Нечаянно я выбрал большой подсвечник, и из этого получились следующие фразы: "Я красивый и крепкий, но сейчас во мне нет свечи, я пуст. Мое дело — давать свет, но сейчас я этого не делаю." Когда группа, и я вместе с ней, перестали смеяться, мне стало легче вернуться к работе без сожаления или недовольства.
      Если читатель еще не остановился и не проделал это упражнение, я предлагаю ему сделать это. Однако группа создает своеобразный усиливающий эффект: видеть, что кому-то метод хорошо удался, кажется полезным, чтобы продолжать самому. Трудно передать словами, насколько интенсивным и вовлекающим часто оказывается это упражнение.
      Часто, когда интенсивность снижается, можно возобновить поток энергии, продолжив какие-то манипуляции объектом или ситуацией. Одна женщина, работая с кастрюлей с крышкой, подчеркивала, как плотно и хорошо закрыта кастрюля. Я подошел и дотронулся до крышки, собираясь поднять ее. В панике женщина бросилась ко мне и оттолкнула мою руку от крышки. На мгновение она действительно была кастрюлей, и она не могла допустить, чтобы с нее сняли крышку! Свернутый флажок может быть развернут, на стул можно сесть, лампа может быть погашена или включена или, если есть возможность, свет может быть сделан более ярким или менее ярким, в то время как человек отождествляется с этим объектом, и из этого могут возникнуть драматические изменения в чувствах и восприятиях.
      Когда упражнение выполняется так, что люди один за другим рассказывают свои проекции, часто возникает эффект запаздывания: те, кто слишком долго ждет своей очереди, теряет спонтанность своего выбора. Тогда я часто предлагаю коробку с игрушками, и предлагаю тем, чья очередь подходит, выбрать фигурку и работать с ней. Поскольку они не видят фигурок до того, как придет их очередь осуществить выбор и начать работу, эффект пересказывания уже задуманного исчезает. В коробку может попасть все, что угодно. Мне часто приходится пополнять коробку, потому что люди часто просят подарить им фигурку, которая оказалась особенно значимой.
      Различия в реакциях в этом упражнении бесконечны. Моим любимым примером остается ворчливый самокритичный мужчина с игрушечным бизоном. Внезапно, будучи бизоном, он стал сильным и благородным защитником своего стада. Остановившись на минутку, он заметил пластиковый накат на задней ноге и добавил: "Даже мой помет полезен, индейцы сушат его и используют, как топливо!" Женщина, работая с игрушечной гориллой, описывала, какая она сильная, пока не заметила легкую вмятину на спине, тогда она задохнулась от ужаса, проговорив: "Я ранена" и пустилась в интенсивные фантазии о смерти.
      Последний пример показывает важное отличие этого метода от большинства техник, связанных с фантазиями и снами. Объект создает определенное подталкивание к областям, которые могли не возникнуть в чистой фантазии.
      Когда один человек смотрит на другого, работающего со своим объектом, для него очевидно, что выбор того вполне адекватен, что возможности объекта бесконечны, и что тот опускает некоторые очевидные черты, выбирая нечто весьма особенное, что наблюдающему и в голову не пришло бы заметить. Работающий же совершенно не сознает себя выбирающим, его ведет то, что воспринимается им как действительные объективные качества объекта. Он может сопротивляться проговариванию этого, если это его беспокоит или пугает, но он не видит выбора в видении этого. Субъективное переживание выполняющего эксперимент отождествления можно сравнить с аттракционом вроде санок для катания с гор: севши в них, вы проезжаете все повороты, подъемы и спуски.
      Часто, бросив взгляд на объект, человек больше уже на него не смотрит, а работает со своей фантазией объекта. Он смотрит в сторону или вообще закрывает глаза. Один человек, взяв игрушечный спортивный автомобиль, начал рассказывать, как он элегантен, какой он модный. Заметив, что он смотрит в пространство, говоря все это, я попросил его вернуться к простому описанию. Начав снова смотреть на свою игрушку, он был сильно удивлен, и начал грустно говорить о своих вмятинах и царапинах, задумываясь, не побывал ли он в аварии.
      Когда человек начинает терять интерес к своему отождествлению, есть много способов обновить поток, часто вырастающих из того, как он говорил до этого. Я могу предложить ему сказать что-то группе от лица своего зверька или объекта, или достаю свою волшебную палочку и позволяю ему сделать одно изменение к лучшему в его объекте. Если человек начинает ненавидеть свой объект, то есть себя, я предлагаю ему выбрать другой объект и устраиваю диалог между ними.
      Часто людей привлекает чужой выбор, они берут тот же объект и продолжают работу с ним. В некоторых случаях вся группа работает с одним и тем же объектом. Очень часто члены группы научаются не говорить, когда работает кто-то другой, понимая, что их восприятия, весьма значимые для них самих, могут быть лишь помехами для кого-то другого. В одной группе фраза: "Это твоя горилла, а не моя" — стала общеупотребимой формулировкой, призывающей не путать свой процесс с процессом другого.
      Иногда после того, как члены группы поработали индивидуально, они начинают взаимодействовать друг с другом от лица их объектов-игрушек. Это может вести к шуточным, но очень продуктивным конфронтациям. Я был изумлен, как много теннисный мяч и скорпион имеют сказать друг другу. Иногда таким образом разрешаются за минуты долго тянувшиеся проблемы группы.
      Одна жесткая, независимая женщина все время держалась в стороне, члены группы оставили надежду добиться общения с ней, указывая ей на это. Она выбрала игрушечный грузовик-тяжеловоз, и была очень довольна своей силой и способностью перевозить тяжелые грузы. Затем она заметила, что в кабине у нее есть место только для одного человека. Ее одиночество и горечь, вызванные этим восприятием, были столь трогательными, что несколько членов группы открылись к ней, и ее отношения с группой сразу же переменились.
      В другой раз два аллигатора 45 минут разговаривали о жизни в болоте. Одна женщина подчеркивала, сколь она сильна — другая, как это опасно: тогда были в моде ботинки из крокодиловой кожи. Отношение этих женщин к жизни и к себе прояснились больше, чем это было бы возможно в течение часов обычных разговоров.
      Это лишь немногие из возможных примеров применения этого метода в групповой работе. В других случаях нечто происходит спонтанно — кажется нет предела групповому творчеству. Ведущему остается лишь следить за сохранением отождествления. Соскальзывание в модальность "оно или это", может быть либо указано, либо, иногда, в гештальтистском духе, может быть воспринято, как знак того, что человек чувствует угрозу или потребность остановиться.
      Эту технику несколько сложнее ввести в индивидуальной работе, но и здесь она может быть плодотворной. Одна ригидная женщина, имеющая опыт неудачного замужества однажды опоздала на пять минут, что было на нее не похоже. Она увидела несколько тюленей, играющих у берега, и остановилась посмотреть. Когда она описывала их, я предложил ей говорить от их имени. Через минуту она расплакалась, коснувшись долго прятавшейся, казалось бы, умершей части себя. Тюлени стали для нее началом терапии. Много раз впоследствии, когда она описывала тяжелые и тупиковые ситуации, мне достаточно было спросить: "Что сделал бы тюлень в такой ситуации?", и она сразу же находила, как освободиться от собственных самоограничений.
      Неудивительно, что одним людям этот метод подходит больше, чем другим. Те, кому он нравится, часто начинают сами использовать его дома и в других местах как способ настроиться или выяснить, что с ними происходит. Так, одна хронически подавленная леди осознала, как часто она замечает лилию, выросшую из кучи компоста, работая в саду. Решив, что это хороший момент для упражнения в отождествлении, она начала: "Я, лилия, выросшая на куче мусора…" Чувство надежды и обновления, которое в ней возникло, создало реальное и устойчивое изменение в ее состоянии.
      Я сам постоянно пользуюсь этим приемом, чтобы выяснить, что происходит, — не для информации, а потому что прорывы осознания часто очень благотворны и богаты. В качестве побочного эффекта я обнаружил, что стал более чувствителен к природе и поэзии.
      В данный момент у меня нет законченной теории относительно того, что происходит в этом процессе. В себе я замечаю, что когда эксперимент работает хорошо, возникает комплекс, развивающий энергию и вызывающий осознание и часто перед этим я испытываю беспокойство. Объект, воспринимаемый вовне, становится организующим фокусом для комплекса чувств.
      Я могу увидеть мое обескураживающее чувство мертвенности и бесплодности как ветку дерева, сломанную бурей, или я могу перенести свое чувство возрастающей фокусировки и обретения направления на ведущего в стае гусей вдали. Как он, я всегда знаю, в каком направлении следует двигаться, и ничто не может сбить меня с пути. Чувство удовлетворения и облегчения, когда такой комплекс возникает в осознании, очень сильно, даже если сами чувства каким-то образом негативны. Я заметил, что если человек старается связать себя с объектом во время этой работы, эксперимент остается поверхностным. Чем больше я могу потерять себя в объекте, тем глубже я обнаруживаю себя в конце.
      Кроме индивидуальных приобретений в сознавании этот метод ведет к определенным качествам групповых взаимодействий и процессов. Группа, прошедшая несколько раз этот процесс, часто создает живой, метафорический внутренний язык ("Опять этот твой проклятый слон!"), выразительный и эффективный, так что даже те, которые казалось бы, сами не очень эффективно работают в этой технике, поддаются ее энергии. Обретая в себе дотоле дремавшие части себя, люди становятся более живыми и дифференцирование восприимчивыми к другим, менее замкнутыми в своих социальных ролях. Даже жестко антагонистические супруги, слишком защищающиеся и испуганные, чтобы слышать друг друга в обычном разговоре, обнаруживают симпатию друг к другу, когда партнер глубоко погружается в проекцию.
      В некоторых группах, как упоминалось, обобщается опыт: "Это твоя горилла". Каким-то образом, когда человек работает интенсивно с гориллой, я как наблюдатель могу глубоко почувствовать, что он действительно видит то, о чем говорит, и что это действительно отличается от того, что говорю я, — он не просто описывает неправильным образом объективную реальность, которую я вижу так ясно. Мы действительно различны, и это ОН. Следствием такого понимания часто оказывается способность дать другому быть тем, что он есть. Большинство из нас сохраняют за собой право судить других постоянно, когда они выражают себя, с точки зрения норм социального поведения. Мы свободно позволяем себе говорить: "На самом деле ты имеешь в виду…" или "Тебе следует…" Когда же человек глубоко вовлечен в выражении себя в упражнении отождествления, было бы совершенно неуместным вторжением сказать: "Но в действительности этот объект…" или "Твоя горилла должна…". Приобретение в этой области способности дать другим быть собой часто обобщается и переносится в жизнь, как вообще способность давать людям быть самими собой в их уникальности.
      Кроме того, для меня наибольшее воздействие этого упражнения на группу — просто общее ощущение возбуждения и игры, которые возникают. Понимание, что смех может быть глубоким, а глубина — веселой, что мы можем смеяться до слез и плакать до смеха на несколько минут, и при этом может возникнуть очень нужное и полезное знание. Все это поможет группе сдвинуться от тяжелой, ориентированной на проблемы настроенности к чему-то более богатому и полному. Трещина между учением и жизнью, очень частая как в жизни, так и в группах, начинает зарастать. В конце концов не так уж важно, что еще делает группа, если она может достичь этого. Определение и проекция.
      Когда люди говорят о проекциях, они, мне кажется, имеют в виду, что проецировать — значит помещать некоторые качества из себя в кого-то другого, то есть всякое обвинение автобиографично. Точнее сказать, что я вижу, слышу, чувствую некоторое качество скорее в другом, чем в себе — как я могу поместить его туда? На практике проекция означает повышенную чувствительность к качеству или теме, о которой идет речь.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11