Кто его знает, а вдруг он на самом деле генерал, Герой да еще со связями? Со сдвигом, коль решил жениться на зэчке, но со связями?

Мавр чувствовал ее душевную борьбу и пытался не то чтобы рассеять подозрения, а хотя бы сгладить их, снизить накал страсти.

– Как только будет отпуск, приезжайте ко мне в Крым, – как бы предлагал он взятку. – Дом стоит в тридцати метрах от моря! Великолепный сад, виноградник, винный погреб, прошу заметить! Спросите Томилу, она расскажет…

Она не покупалась, хотя вежливо кивала, приводила какие-то глупые аргументы, а сама лихорадочно соображала, как поступить. С той поры, как к зэкам каждую неделю стал приезжать священник, она начала проникаться христианскими заповедями, ибо никаких других уже не оставалось, а жизнь стремительно катила под гору. (Это Мавр узнал еще утром, за чаем.) И теперь «хозяйка» никак не могла решить, по-божески будет отказать в регистрации или нет? Самое главное, не нашла причин, чтоб отказать, даже после того, как под предлогом требований ЗАГСа взяла у него паспорт.

Потом уж и деваться некуда было…

Двадцатилетняя девчонка окрутила их за три минуты и еще десять выписывала документы.

Мавр знал: как только он достаточно удалится от колонии, так сразу же будет сигнал куда надо, с какой-нибудь несуразицей. Не зря же из «скорой» вылезли два могучих санитара, а орелики в гражданском бежали вприпрыжку по лестнице, помахивая пистолетиками…

А тут еще тесть пристал – исследовал складку на щеке, обнаружил шрам и кинулся на шею. Чувства его захлестывали, и было непонятно, обнимает он или душит; сказать ничего не мог, только низко и жалобно урчал, словно рассерженный бык.

– В рот тебя по нотам! Падла!.. Точно ты… Ах ты, сука! Не прощу!

Оперативники ворвались, когда Мавр с Василием Егоровичем возились на полу, разгребая стружки. Отцепиться от тестя оказалось невозможно: тренированный, цепкие руки драли мундир, отшелушивая награды. Их растаскивали сначала двое гражданских, затем прибежали санитары и эти двое, в масках – разодрали с треском, в руке тестя остался плетеный генеральский погон, и уже будучи в состоянии аффекта, он ничего не видел перед собой и драл бронежилет на автоматчике. На них попытались натянуть смирительные рубашки, но ничего не вышло, сами запутались в тряпье, и в результате оба оказались в наручниках. Эти шестеро здоровых малых запыхались, пока скручивали, и разозлились; у одного, в гражданском, так и вовсе было больное сердце, и по лицу разливалась нехорошая бледность. Он матерился и что-то искал на полу, разметая стружки.

– Притыкин! – обрадовался второй, более веселый и сильный, выворачивая карманы Мавра. – А я думаю, куда ты заплыл? Не видать, не слыхать… Это что за генерал к тебе пожаловал?

Василий Егорович пришел в себя и, увидев закованного зятя, которого шмонали грубо и бесцеремонно, немного оторопел. После схватки и сильного нервного возбуждения у него заплетался язык.

– Вы что, и его… в браслеты закоцали? – невнятно пробубнил он.

– Что? – опер вытащил документы у Мавра, а один из автоматчиков рывком поставил старика на единственную ногу.

– Он ваш, сука, – не совсем уверенно пролепетал тесть, качаясь.

– У нас таких нет, – засмеялся веселый. – Сейчас глянем, кого тут пригрел… Коноплев Виктор Сергеевич, год рождения двадцатого сентября одна тысяча… девятьсот девятого… Это ты с девятого?

Мавр ловко вскочил на ноги, и автоматчик в маске тут же очутился рядом.

– Стоять!

– Сколько же тебе лет, дедушка?

– А ты посчитай, – спокойно сказал он и сдвинулся чуть правее – к электрическому наждаку возле верстака, на котором тесть правил резцы.

Веселый приблизился к окну, посмотрел в косом свете, не переклеена ли фотография, полистал и глянул прописку.

– Поселок Соленая Бухта, Крымской области. Иностранец?.. Где ксиву купил?

– В советской милиции, – обронил Мавр. – Ксива натуральная.

– Хочешь сказать, тебе восемьдесят пять?

Тесть смотрел на него диковато и возбужденно, брови приподнялись и обнажили глаза. Мавр окончательно заслонил спиной наждак и нащупал кнопку под кругом.

– Хорошо сохранился, у моря живу.

– А генеральская форма откуда?

– В Ялте купил. Сейчас же все покупается и продается… Рынок!

Веселый опер глянул в свидетельство о браке, хмыкнул – о женитьбе ему было все известно – после чего стал снимать резинки с пачки удостоверений к наградам.

– А ты руки помыл? – с вызовом спросил Мавр.

Тот не ответил, развернул пленку и открыл первую книжечку.

Наждак включился с пронзительным, шипящим воем – обороты высокие, вся группа захвата вместе с санитарами от неожиданности качнулась, услышав непонятный звук и в первое мгновение не в силах объяснить его природу. Тонкий круг взвизгнул, и звено цепочки от наручников развалилось на две части. Мавр сделал шаг в сторону и показал руки с браслетами.

– Соберу награды – закуете! – и присев, поднял оторванный от колодки орден Ленина.

В следующий миг возник короткий и злой переполох: Мавра прижали стволом автомата к стене, стали искать другие наручники, но их не оказалось.

– А ну, сволочи, соберите награды! – крикнул Мавр. – Не позволю топтать! Если б за каждую столько погорбатились – не топтали бы!

Тесть стоял на одной ноге, как побитый петушок, и таращился на все происходящее с тихим изумлением. Молчаливый опер нагнулся и поднял юбилейную медаль, а веселый враз погрустнел, спрятал пачку удостоверений в карман и приказал выводить задержанных на улицу. Мавра схватили за руки автоматчики, санитары уцепились за тестя, но тут Василий Егорович вдруг обрел голос, заорал громко и решительно:

– Без протеза не пойду! Не имеете права брать инвалида без протеза! Есть закон!

Веселый распорядился надеть Притыкину деревянную ногу, и санитары принялись всовывать культю в ложе протеза. У них ничего не получалось, однако наручники со старика снять не решились, а он еще и мешал, капризничал – кое-как приделали деревяшку, затянули ремни поверх брюк и повели вперед.

– Ты меня прости, – вдруг повинился тесть перед Мавром, – я сдуру накинулся, вот нас и повязали под шумок. Перепутал я…

А спустя три минуты, когда ковылял по лестнице вниз, обвисая на руках санитаров, неожиданно похвастался:

– Эх, зятек, какую ногу я себе сделал! Мне один мужик с Украины болванку привез, старая акация. Кость, а не дерево! Не износить!.. Жалко, обуть не успел, замызгаю в грязи, размокнет…

Белая деревянная ступня ковыряла грязь, между аккуратно выточенными пальцами фонтанчиками выжималась снежная каша…

Их привезли в районный отдел милиции и посадили за решетку напротив дежурного. В клетке было еще человека четыре, сидящих по углам, будто рассорившаяся компания, но при появлении новичков все вытаращились, и кто откровенно, кто искоса, стали рассматривать увешанного орденами генерала. А они устроились на скамейке бок о бок с тестем, помолчали, осваиваясь в новом пространстве.

– Ты извини меня, – вдруг сказал Василий Егорович, глядя в сторону. – Обознался… С ментом одним спутал, энкавэдэшником. Здорово похож. Вот только забыл, на какой щеке у него шрам, – на левой или правой?

Клетка на него подействовала неожиданно: стал мягкий, рассудительный, враз исчезла нервность и скачки настроения. Он будто бы успокоился, угодив в привычное место.

– Сколько ты отбарабанил? – между прочим спросил Мавр. – Судя по наколкам, в авторитете был…

– В общей сложности тридцать один и пять ссылки, – с достоинством сказал и глаза больше не прятал под бровями. – И все в этих краях…

– Пятьдесят седьмая?

Тесть загадочно усмехнулся, взгляд потеплел – юность вспомнил…

– Ты-то, вроде, тоже… барабанил?

– Почти столько же. И до сих пор в ссылке.

– Ох, и не прост же ты, герой! Темнила… Извини, я тут камуфляж тебе немного попортил, – кивнул на оторванный погон. – И картавого оторвал…

– Пришьешь и приделаешь! Ты же у нас рукодельный.

– Выпустят – пришью, – пообещал он. – Как ты мыслишь, долго нам париться?

– Я ваших ментов не знаю. Скорее всего круглые дураки. Значит, ночь пропарят точно…

– Они тут не дураки! Далеко не дураки.

– Что же тогда хватают генерала, Героя Советского Союза, да еще в наручники?

– Я таких «героев» повидал. Мода вернулась, что ли?

– Какая мода?

– Под служивых косить.

– Да пошел ты… папочка!

Тесть отстегнул ремни протеза, размял культю руками.

– Ты вот что скажи мне, умник. До каких пор нас ломать будут через колено? Ведь уж никаких сил нет у людей! Ведь когда поднимемся – всем тошно будет.

– Это кто поднимется? Ты на деревянной ноге?

В это время к клетке подбежал опер с ключом, отомкнул замок, сказал звенящим голосом:

– Коноплев, на выход!

Мавр взял шинель на руку, надел фуражку.

– Завтра поезд утром. Смотри, не проспи. Накажи дежурному, чтоб разбудил в семь.

– Думаешь, выпустят? – безнадежно спросил тесть.

– Билеты купят и к поезду принесут.

– Жалко, так и не побываю в Крыму, в море не покупаюсь…

– Томила проводить придет на вокзал. – Он притворил за собой дверь и тут же очутился под опекой конвоиров. – Не проспи, я рано заеду!

На улице перед ним распахнули дверцу «Волги», помогли сесть на заднее сиденье, и Мавр увидел на переднем лысоватого, с тонкими рыжими усиками, человека. Он покосился на арестованного, задержал взгляд на орденах, сказал добродушно:

– Ну что, генерал, поехали?

– А вот фамильярности не люблю, – сказал Мавр высокомерно. – И неплохо бы представиться. Как положено.

– Подполковник Рябов. Устраивает?

– Начальник управления на месте?

– К сожалению, в командировке. И будет через трое суток, не раньше, товарищ генерал-лейтенант, – выговаривал тщательно, издевался. – Если есть настроение подождать, отведу в камеру, ждите. Нет – придется беседовать со мной.

– Придется так придется…

– А погон мы тебе пришьем.

Мавр лишь усмехнулся и, склонившись к его уху, обронил низким урчащим басом:

– Шей. Да смотри, не уколись.

Спустя четверть часа, уже в своем кабинете местного ФСБ Рябов попросил снять китель, дескать, портному снесут, и вдруг стал жестким и категоричным.

– На каком основании вы носите генеральскую форму?

– Юношеская мечта! – засмеялся Мавр. – Очень уж хотелось стать генералом. Да… Теперь вот в детство впадаю, вернее, в юность. Женился вчера…

– Это известно, – перебил он. – Отвечайте на вопрос!

– Форму купил на рынке. Знаешь, приятно, все-таки еще уважают генералов в нашем отечестве.

Подполковник вызвал конвой и отправил Мавра в одиночку. Камера в подвале оказалась холодной, а он остался в одной рубашке с погонами, и через час южный житель начал мерзнуть.

Он постучал в дверь, попросил дать ему одеяло, однако дежурный заявил, что постель выдается только на ночь, а так не положено. И все-таки спустя еще час принес ему шинель с оторванными погонами и петлицами.

– Это что такое? – прорычал Мавр. – Кто посмел снять погоны?!

– Не знаю, – дежурный запер решетчатую дверь. – Обращайтесь к начальству.

Завернувшись в шинель, он просидел до ужина, а на ночь дежурный принес тюфяк и одеяло. Несмотря на холод, Мавр снял рубашку и брюки, чтоб не помять и завалился спать.

В половине девятого утра, сразу после завтрака, его вызвали на допрос. В кабинете сидел подполковник Рябов и еще один в гражданском – тучный, молчаливый человек средних лет.

– Как спалось, Виктор Сергеевич? – участливо поинтересовался Рябов. – Не замерзли?

– Кто снял погоны с шинели? – мрачно спросил Мавр, глядя на толстого – очень уж напоминал начальника.

– Я приказал! – признался подполковник. – Ношение военной формы одежды со знаками различия без соответствующих документов не разрешается.

– Это хорошо, – Мавр повеселел. – А я уж думал, все можно… Но пока не пришьешь, разговора не будет. Вызывай конвой.

– Если больше нравится в камере – пожалуйста!

Его снова отвели в подвал и забыли на три с половиной часа. Сидеть тут еще одну ночь Мавру не хотелось, да и некогда было, хоть бы сегодня на поезд не опоздать. Надо было слегка сломаться, пойти на уступки, чтоб эти молодые подполковники почувствовали себя профессионалами. Он постучал в дверь и сказал дежурному, что готов разговаривать.

Через семнадцать минут его снова привели к Рябову. Тот был один и выглядел намного смелее и разговаривал резче.

– Объясните, каким образом к вам попали чужие правительственные награды? – отчеканил он.

– С рынка! – заявил Мавр не моргнув глазом. – Все оттуда – форма, награды. Сейчас же у нас рыночные отношения.

– Купили вместе с документами?

– Разумеется…

– И паспорт там же приобрели?

– Нет, паспорт у меня настоящий.

– Почему же документы на награды и паспорт на одно и то же лицо?

– Да, вот тут вы меня поймали! – усмехнулся он. – Не выкрутиться!.. Ладно, так и быть, скажу. Форму купил, а награды мои.

– Все? Весь комплект, что был на кителе?

– До последней юбилейной!

– Но это ложь, Виктор Сергеевич.

– Вероятно, слышали такое понятие, как презумпция невиновности? Не верите – докажите обратное.

– Часть орденов и Звезда Героя принадлежат сотруднику НКВД, заслуженному человеку, только полковнику, – чеканил Рябов слова. – И пока я не услышу вразумительного ответа, который можно проверить, вас отсюда не выпустят. Так будет разговор?

– Я бы с тобой поговорил, да в следующий раз, сейчас некогда, – пробасил Мавр. – В милиции у меня тесть остался, за решеткой сидит. Человек всю жизнь по лагерям мытарился, и надо бы на старости лет его в Крым свозить, в море покупать. У нас поезд через полтора часа.

– Может, не будем дурака валять, Виктор Сергеевич? – Рябов пригасил напор. – Не семнадцать лет все-таки.

– Да уж… Но хочется иногда…

– Что вас связывает с Притыкиным?

– Как же! Со вчерашнего дня он мой тесть.

– Это известно… А вы имеете представление, кто он такой?

– В общих чертах. Вчера познакомились. Отойдет немного, поправится под южным солнцем, может, и расскажет.

– С его дочерью давно знакомы?

– Можно сказать, на руках выросла.

– Надеюсь, знаете, что она – мошенница?

Мавр глянул исподлобья.

– Не смейте так говорить о моей жене, подполковник! Иначе я не стану с вами разговаривать.

– Но вам известно, за что ее осудили на пять лет?

– Ее подставили подруги – это мне известно.

– Вы по-прежнему утверждаете, что приехали в Архангельск, чтобы заключить с ней брак?

– Да, и я это сделал!

– Человек в преклонном возрасте… судя по паспорту, и сорокалетняя женщина. – Он будто бы с сожалением вздохнул. – Как прикажете понимать? Брак по любви? По расчету?

– По любви и расчету.

– Я бы поверил вам, – подполковник встал, показывая тем самым, что приступает к новому этапу допроса. – Но есть одно странное совпадение… товарищ генерал. Вашего тестя Притыкина Василия Егоровича впервые схватил за руку и усадил в тюрьму оперативный уполномоченный Пронский, еще в сороковом году. Тот самый заслуженный работник НКВД, часть наград которого оказалась у вас. Звезда Героя, два ордена Ленина, три Красного Знамени. Документы выписаны на Коноплева, однако номера на Звезде и орденах не сходятся. И полностью соответствуют наградам, врученным во время войны полковнику Пронскому… Каким образом они попали в вашу коллекцию, да еще с другими документами? Кстати, выписанными лишь в пятьдесят пятом году?

– Не может быть! – отрезал Мавр.

– Что не может быть?

– Скажи-ка мне, подполковник, за что этот Пронский усадил моего тестя?

– А у него статья как судьба, одна и на всю жизнь. Фальшивомонетчик!

– Да? Как интересно! – не сдержал восторга Мавр. – Хорошая у тестя профессия! То, что надо!

– Это как понимать? – прищурился Рябов.

– Неужели крестник?.. Погоди, а каким образом стало известно, что дело вел Пронский?

– Запрос сделали, подняли старые дела.

– Это невозможно! Дела, которые вел Пронский, уничтожены.

– Откуда такая информация? – Он не мог скрыть удивления.

– От верблюда…

– Оказалось, сохранили! Но вытащили из какого-то спецархива.

– Все равно не может быть! Я их всех помню, как детей. Притыкина среди фальшивомонетчиков того времени не было!

– Откуда вам знать – было, не было?

– Я не слышал такой фамилии!

– Вот как! А Самохина помните? Слышали о таком?

– Фальшивомонетчик Самохин был студентом Строгановского училища, между прочим. – Мавр помедлил. – Резал деревянные клише на досках из выдержанной акации…

И замолк, вспомнив верстак и резцы в комнате у тестя.

– Он женился и взял фамилию жены, Притыкиной Варвары Михайловны, вашей покойной тещи.

– Не верится, – сам себе сказал Мавр потрясенно. – Такой круг пройти, чтоб снова пути пересеклись… Вот почему он накинулся!

– Все возвращается на круги своя, – блеснул ученостью Рябов. – Фатальная неизбежность…

– Ничего себе, встреча!.. Он ведь узнал меня! То-то шрам полез щупать…

– Узнал? Любопытно! – Подполковник встал сзади Мавра. – Хотите сказать, вы упекли тестя? И фамилия ваша Пронский? А Коноплевым стали, конечно же, после женитьбы?

– Уйди из-за спины, не люблю! – прорычал Мавр. – Сядь и не прыгай. Хотите сказать!.. Что я хочу сказать, ты еще слушать не дорос! Я действительно Александр Романович Пронский. Пригласи начальника управления!

Рябов не сел, однако и в затылок больше не дышал, зашел сбоку.

– Прикинуться душевнобольным не выйдет. Не советую вам кричать, буйствовать, все это бесполезно… В нашем регионе время от времени появляется фальшивая валюта. Очень высокого качества, в Москву на экспертизу отправляем – фальшивая. А в последнее время и российские дензнаки. Вам, Виктор Сергеевич, и в самом деле не семнадцать лет, тем более вашему подельнику Притыкину… Право же, смешно утверждать, что вы – Пронский. Несмотря на его награды, попавшие к вам…

– Я требую начальника управления!

– Может быть, настала пора снять грех с души?

– Ну, будь по-твоему. Настала так настала, – вдруг согласился он. – Дай ручку и бумагу. Сейчас напишу явку с повинной.

Подполковник пощупал его насмешливым взглядом, положил несколько листков и стержень от ручки. Мавр оторвал маленький клочок от уголка и написал восьмизначный литерный шифр.

– Шуруй к начальнику. И время на все про все – полчаса. Правительственная связь должна быть в этом же здании. Может, еще на поезд успеем… Да! И чтобы жену мою доставили на перрон, проводить. Это в качестве контрибуции, за оторванные погоны и оскорбленные чувства.

Рябов посмотрел на бумажку, потом на него: должно быть, что-то слышал о подобных шифрах, но никогда с ними не сталкивался.

– И куда мне с этим прикажете?

– К начальнику, олух царя небесного!

– А ему куда?

– В свою московскую контору, должно быть. Не знаю, какой теперь отдел занимается. Найдет, не маленький!

Рябов для порядка помедлил и все-таки позвал лейтенанта в форме, посадил в своем кабинете присматривать за генералом и удалился. Мавру надоело играть в переглядки со своим стражником, он осторожно стянул газету со стола и сделал вид, что читает.

В последний раз он пользовался шифром в восемьдесят первом, когда они ходили с Радобудом искать затонувшие древнегреческие суда. Легли спать в своих, а проснулись в нейтральных водах и были задержаны пограничниками, которых сильно смутило водолазное оборудование на борту катера. Тогда их мытарили четыре дня и, когда возбудили уголовное дело, пришлось раскрыться.

К назначенному времени подполковник не успел, и вернулся, когда до отправления поезда осталось семь минут, причем не один – с начальником управления, тем самым тучным, широким мужчиной в гражданском. Мавр встретил их сидя, как полагается старшему по званию, да еще ногу на ногу положил.

– Ну и что, господа чекисты? Есть еще государственность в нашем отечестве?

Начальник прямо не смотрел на Мавра, как девица, отводил глаза, однако вместе с провинциальной стыдливостью в его редких, коротких взглядах чувствовалась настороженность и любопытство. Он подал руку, после чего выпроводил из кабинета Рябова и лейтенанта.

– Прошу прощения, товарищ генерал, – сказал в сторону. – Вы же знаете, в нашей работе никто не гарантирован от недоразумений. Если бы вы сразу предъявили шифр…

– Спасибо, что не сгноили в подвале, а только приморозили. Я же человек теплолюбивый…

– Извините, товарищ генерал, отопление еще не включили…

– Ладно, – оборвал Мавр. – Какие ваши дальнейшие действия?

– На наш поезд вы уже не успеваете, – заторопился начальник. – Посадим на Мурманский, через четыре часа. До станции Мудьюга отправим на машине.

– Слава Богу, еще не все развалили, – пробурчал Мавр. – Оказывается, еще зачатки государственности наблюдаются. А так бы сгноили в подвале… Где мой тесть Притыкин?

– Его сейчас доставят сюда.

– А моя жена?

– Извините, товарищ генерал, – начальник замялся. – Придется проститься здесь… Проблемы с конвоированием, нужен автозак… – и вдруг добавил со скрытым недовольством: – После событий девяносто третьего МВД усилилось, наша служба на втором плане…

– Ну что же, простимся здесь…

– В Москве вас встретят! – оживился он. – Все будет в лучшем виде.

– Зачем это? – Мавр насторожился. – Это лишнее, отмените.

– Помогли бы перебраться с вокзала на вокзал: Притыкин – инвалид, на метро с вещами…

– Чья инициатива? Московская?

– Просили сообщить номер вагона, поставить в известность начальника поезда. И наказать проводникам, чтоб присматривали…