Тело приблизилось к ларцу и опустилось перед ним на корточки. Действия обезглавленного трупа были четкими и осмысленными, как будто голова, лежащая в ларце на расстоянии управляла им. Руки уверенным движением подняли крышку ларца и извлекли из него голову, затем приставили ее к шее; бледный, еле заметный сполох пробежал в том месте, где отточенная сталь рассекла мертвую плоть.
      Зольдо опустил руки и сделал несколько вращательных движений головой.
      - Наконец-то, - сказал бессмертный и принялся сбрасывать с себя остатки сети.
      Киммериец резко повернулся и, не сказав ни слова, покинул подземелье, оставив чародея и графа в растерянности.
      - Следуй за нами, - повелел Пелиас бессмертному. Желтые глаза Зольдо остановились на Просперо, изучая его; графу стало неуютно под пристальным взглядом того, кого первый и бесстрашный из полководцев Аквилонии справедливо считал чудовищем.
      - Пойдем, Просперо.
      Волшебник коснулся плеча графа, и Просперо еле сдержался, чтобы не отпрянуть. Но внутренний порыв полководца ничего не могло скрыть от Пелиаса. Лицо чародея стало печальным.
      - Ах, Просперо, Просперо... - грустно обронил он.
      Они поднимались по крутой узкой лестнице. Граф шел впереди, освещая дорогу; за ним, постукивая посохом по каменным ступеням, поднимался Пелиас. Зольдо шел третьим, чему граф был несказанно рад; меньше всего на свете ему бы хотелось, чтоб за его спиной вышагивало исчадье с Серых Равнин, приводившее его в дрожь. Просперо никогда не был трусом; своей отвагой полководец заслужил уважение солдат, которыми командовал в десятках сражений. Конечно, не только храбрость сопутствовала его славе среди друзей и недругов, но и она была не последним его достоинством. Однако колдовство внушало страх Просперо, как и любому другому человеку, столкнувшемуся с ним. За время своей службы королю Просперо приходилось уже встречаться с магией, но так близко и зримо это происходило впервые.
      Граф шел, сжимая роняющий капли смолы факел, и мучительные раздумья переполняли его. В свое время, кода король в одиночку отправился в дебри Кхитая, Просперо частенько наведывался к Пелиасу, который с помощью магии старался следить за киммерийцем и передавал графу новости о странствующем короле. Жизнерадостный и насмешливый, чародей пришелся по нраву Просперо. А теперь Пелиас предстал ему в совершенно иной стороны.
      Когда узкая лестница окончилась, граф Понтайнии решился. Замедлив шаг, он поравнялся с магом.
      Волшебник предугадал его желание.
      - Я слушаю тебя, граф Просперо, - произнес он.
      Полководец замялся, подбирая нужные слова.
      - Пелиас, я вполне могу поверить твоим речам о грозящих нам бедствиях, заключенных в... - Просперо незаметно качнулся головой в сторону Зольдо. - Я доверяю тебе, сам не знаю почему... Но что заставило тебя поступить именно таким образом? Наша бедная королева... Неужели не было другого выхода?
      По губам волшебника пробежала невеселая улыбка.
      - Друг мой, - сказал Пелиас, - я надеюсь, что ты позволишь мне называть тебя так? - Просперо кивнул. Когда на чашу весов положено так много, то приходит время нелегких решений. Если ты обеспокоен тем, что между мной и королем пробежала черная кошка, то тут уж пока ничего не поделаешь. Лишь время исправит это, расставив все по своим местам.
      - Но ведь ты мог приехать и рассказать обо всем Конану, не впутывая в это дело королеву Зенобию?
      Волшебник вздохнул.
      - Дорогой Просперо, неужели ты так плохо знаешь своего короля? Да, я бы мог приехать и все рассказать ему... Возможно, он бы согласился, а возможно, и нет. А вот его "нет" - этого мне допустить никак нельзя. Мне необходимо было вынудить его ехать, чего бы это ни стоило! Поверь, я бы мог вообще остаться в тени - Зольдо вынудил бы его ехать, а я - я вышел бы на сцену лишь в последний момент. Но, памятуя о нашей дружбе, я решил не прятаться.
      - Он никогда не простит тебе того, что ты сделал.
      - О, нет! Конан был и остался в душе тем, кто он есть. Поверь, он возможно даже и рад, что вновь отправится в путь, как в старые добрые времена. Он гневается на меня за то, что я вынуждаю его " не в привычках Конана действовать помимо своей воли. Однако предстоящее странствие делает его счастливым.
      - Но ты противоречишь самому себе! - Тень недоверия легла на лицо полководца.
      - Это только кажется, потому что мне ведомо больше, нежели я вам сказал.
      - Почему же тогда ты таишься? Это вредит тебе самому.
      Пелиас улыбнулся:
      - Друг мой, неведение - самый лучший путь для тех, кто не связан с магией.
      - Возможно. Но почему король должен ехать один, сопровождаемый лишь мерзким монстром? Почему, Пелиас? Небольшой отряд верных рыцарей готов сопровождать его хоть на край света...
      - Конечно, друг мой! И ты, естественно, будешь во главе отряда?
      Волшебник легко угадал невысказанные мысли графа.
      Переложив свой посох в правую руку, он левой коснулся плеча Просперо.
      - Он должен ехать один. Один, понимаешь? И с этим ничего не поделаешь.
      * * *
      - Ты еще здесь? - прорычал Конан, завидев Пелиас. Тебе, по-моему, лучше убраться отсюда - да побыстрее!
      Командир Черных Драконов невольно положил ладонь на меч, когда разглядел за спиной волшебника фигуру ночного гостя, доставившего ему столько неприятностей. Тот никак не отреагировал на жест Паллантида, будто никогда и не встречал его.
      Чародей развел руками.
      - Я прошу извинения, мой король. Я задержался лишь потому, что хочу попросить тебя выполнить мою просьбу.
      - Просьбу? - Киммериец хлопнул себя по бедрам. Просперо, ты только послушай его! Колдун, ты связал меня по рукам и ногам, а теперь всего лишь просишь? Так что же тебе надо?
      - Я прошу тебя отложить отправление до ночи. Я помогу тебе сократить дорогу.
      - Нет!
      - Но, друг мой...
      - Я тебе не друг!
      Пелиас внезапно сник; плечи волшебника сгорбились, он отвесил королю глубокий поклон, повернулся и пошел прочь.
      Конан просверлил взглядом спину чародея и обратился к бессметному:
      - У тебя нет оружия, можешь выбрать его сам. Кони готовы. Когда соберешься, дай знать. И не мешкай! Паллантид тебе поможет.
      Зольдо не проронил ни слова, а только выжидающе уставился на Паллантида. Командир гвардии холодно кивнул ему, приглашая следовать за собой, и они удалились.
      - Конан, к чему такая поспешность - ведь ты даже не знаешь, куда отправиться, - вырвалось у графа Понтайнии.
      - Какая разница, Просперо... хоть в саму преисподнюю! - Конан с досадой передернул могучими плечами. - Я буду у Зенобии. Пошли за мной, когда все будет готово.
      - Хорошо. Только...
      - Что еще?
      - Мне не дает покоя Пелиас...
      - Я не желаю слышать этого имени! - резко оборвал графа Конан. - Не произноси его при мне!
      Полководец умолк и только сокрушенно покачал головой. Он смотрел вслед королю, и мысли его были печальны.
      В покоях королевы киммериец обнаружил Пелиаса. Траурное убранство, равно как и погребальные одежды вместе с курильницами, исчезло. На ложе королевы опустился полог из кисеи, за которым, посередине широкой кровати, лежала она в повседневном наряде, с легкой короной поверх густых темных прядей.
      Волшебник сидел в мягком кресле у ложа Зенобии, уперев подбородок в кулаки, и смотрел на спящую. У изголовья ложа на низком пуфе пристроилась одна из прислужниц - киммериец не помнил ее имени - и тихонько перебирала струны лютни, которую держала на коленях.
      - Так... - процедил сквозь зубы Конан. - Что это значит?
      Звуки лютни затихли. Девушка, подхватив инструмент под мышку, соскользнула с пуфа и исчезла за драпировкой, найдя укрытие от гнева короля в соседнем помещении.
      - Какого дьявола тебе здесь надо? - продолжал Конан. Он направился к волшебнику, намереваясь вышвырнуть того вон собственноручно. - Ты что - ищешь собственной смерти, колдун?
      Пелиас оторвался от созерцания спящей и повернул лицо к королю.
      - Конан, ради нашей прежней дружбы выслушай меня, сказал он.
      Киммериец остановился. Голос Пелиаса был полон искреннего сожаления.
      - Ну, говори, - произнес король.
      Маг, хрустнув гибкими пальцами, удрученно вздохнул.
      - Я не мог поступить иначе, руг мой. Я боялся. Боялся того, что добровольно ты не пойдешь за Камнем Мертвых.
      - Так вам, магам, тоже знаком страх? - спросил с насмешкой киммериец.
      - Да, Конан, когда дело касается таких вещей, как судьбы мира, - подтвердил Пелиас.
      Конан подошел к ложу королевы и откинул полог в сторону.
      - Мне нелегко простить тебя, - сказал он, указывая на Зенобию. - Я бы понял это, будь ты моим врагом, но таковым я тебя не считал. Ты ударил мне в спину.
      - Я объяснил, почему это сделал. Я боялся, что ты не пойдешь добровольно.
      - Вот в это могу поверить, - согласился Конан. - Ладно, Пелиас, считаться будем после моего возвращения. Где хоть находится твое святилище?
      - На юге, в джунглях за Черными Королевствами. Где-то за рекой Зархебой.
      Конан нахмурился.
      - Далековато.
      Пелиас согласно кивнул.
      - Поэтому я и хочу предположить способ сократить дорогу.
      - Как?
      - Я вызову двух созданий - из тех, что подвластны мне. На своих крыльях они донесут тебя и Зольдо либо до побережья Аргоса или Шема, либо в глубь Стигии. Дальше они не смогут. Там вы купите лошадей или места на корабле.
      - А такое исчадье, чтобы донесло до самого храма, ты вызвать не сможешь?
      - Это сложно и опасно, Конан, да и время ныне не подходящее.
      - Хорошо. Тогда пусть доставят нас на побережье. Пойдем морем, а то в Стигии чужестранцев не жалуют.
      Конан отвернулся от волшебника. По-прежнему сжимая кисею в сильных пальцах, он смотрел на лежащую перед ним супругу.
      - Пелиас, - тихо сказал киммериец, не поворачиваясь, иди и вызывай своих тварей. И оставь меня одного. Сейчас.
      * * *
      Сумерки опустились на Тарантию, великую аквилонскую столицу. Тени удлинились, воздух стал прохладным, а солнце приобрело красноватый оттенок.
      Конан придирчиво оглядел снаряжение своего спутника. Оружие и доспехи, выбранные Зольдо, доказывали, что в воинском деле он действительно не новичок. Бессмертный выбрал прочную, но не тяжелую кольчугу, крепкий боевой браслет и небольшой круглый шлем, который при надобности можно было укрыть под головным убором. Прямой меч и длинный кинжал составляли его вооружение. Помимо кинжала из-за пояса торчали рукояти двух стилетов. Он также сменил одежду, в которой появился, на другую, более богатую и изукрашенную шитьем - Просперо предложил, чтобы Зольдо представился в роли путешествующего аквилонского дворянина из мелкопоместных. Королю в этом случае выпадала роль слуги. Сам Конан в ответ на это только пожал плечами.
      Пелиас стоял посреди обширного дворцового двора, возведя очи горе; губы волшебника шевелились - он неслышно читал заклинание. Когда в зените появились две едва заметные точки, он удовлетворенно облизнул губы и кивнул. Удивленные крики стражей на стенах заставили всех поднять головы; две точки стремительно росли, превращаясь в двух огромных крылатых существ. Конан спешно подошел к чародею и тронул того за рукав. Пелиас обернулся.
      Король взглядом показал ему на бессмертного.
      - Ты так настойчиво отправлял его со мной, - тихо проговорил он. - Мне ведь придется снести ему голову еще раз, верно? Только там, в святилище? и уже навсегда?
      Пелиас мигнул, но ничего не ответил.
      Два гигантских нетопыря, свистя перепончатыми крыльями, опускались на мощеный камнями двор. Чудовища с шумом приземлились; от взмахов крыльев поднялся ветер, в котором затрепетали плащи и волосы людей. Монстры царапали когтями камень и недовольно скрежетали; в глазах их горел красный огонь.
      Киммериец взобрался на шею летающей твари. Та негодующе рыкнула, протяжно и гнусаво; заклятье колдуна не давало ей сбросить седока и разорвать его на части.
      Бессмертный Зольдо оседлал свое чудовище.
      - Ну, Пелиас, мы готовы! - крикнул Конан.
      Маг гортанно и хрипло произнес несколько непонятных слов.
      Монстры взмахнули крыльями, поднялись вверх и быстро растаяли в темном вечернем небе.
      Глава 7. ДОРОГА К МОРЮ
      Гигантский нетопырь мерно и неторопливо махал крыльями. Под ним, далеко внизу, проплывали ласа и горы, города с крепостными стенами, укрепленные замки и беззащитные деревни. Обжитые людьми места чередовались с опустевшими и даже такими, где еще не ступала нога человека. Серебристыми лентами сверкали реки, темными нитями тянулись дороги, протоптанные бесчисленными караванами. Уже светало, и первые солнечные лучи обагрили верхушки гор.
      Конан проснулся, открыл глаза и зевнул. Киммерийцу, опытному всаднику, не составляло труда подремать в седле; теперь он воспользовался этим своим умением и выспался на шее монстра, чтобы не терять время зря. Второе чудовище летело чуть впереди. Когда оно опускало широкие кожистые перепонки, на шее нетопыря становилась видимой фигурка оседлавшего его Зольдо.
      - Эй! - крикнул киммериец.
      Всадник на чудовище остался недвижным.
      - Гнилое мясо! - в сердцах выругался Конан и заорал снова: - Зольдо!
      Бессмертный оглянулся и махнул рукой, показывая, что у него все в порядке.
      Сколько еще должны были пролететь твари - перед тем, как опуститься на землю - Конан не знал. От нечего делать он принялся рассматривать проплывавшую под ним местность. Солнце уже поднялось над верхушками гор и неудержимо продолжало свой бег по небосводу. Далеко впереди, на нитке торгового тракта, появилось крохотное облачко; оно тянулось за крупным караваном, что вез товар к шемскому побережью. Конан видел с высоты линию берега, за которой начиналась слепящая гладь моря.
      Но киммерийца больше заинтересовал караван, который они быстро нагоняли.
      - Зольдо! - позвал он бессмертного. Тот обернулся.
      Конан указал ему на облако пыли внизу, впереди которого уже можно было разглядеть маленькие фигурки верблюдов и вьючных лошадей.
      Бессмертный кивнул, показывая, что видит караван.
      - Там мы возьмем верховых лошадей.
      - Нет, - ответил Зольдо и ткнул большим пальцем руки под себя. - Эти твари никак не хотят опускаться.
      - Проклятье! - выругался киммериец. - А где они должны сесть на землю?
      - Не знаю.
      - Кром! Пошли чуму на головы этих колдунов, пробормотал Конан.
      Но он решил-таки заставить монстра опуститься.
      - Вниз! - рявкнул он, слегка хлопнув нетопыря по затылку.
      Чудище не обратило никакого внимания на шлепок и продолжало мерно взмахивать крыльями. Конан осторожно сдавил ногами толстую шею монстра. Никакой реакции снова не последовало. Конан усилил нажим; в ответ нетопырь издал отвратительный вопль и завертел головой так, что киммериец чуть было не свалился. Только грубая шерсть на шее монстра, за которую он цеплялся, помогла удержаться.
      - А-а, мерзость! - Кулак Конана опустился между торчащих ушей твари.
      Нетопырь взревел с подвыванием, завалился на крыло и косо пошел вниз к земле. Киммериец вцепился в шерсть на его загривке, проклиная свою неосторожность; он и не думал оглушить зверя, но, по-видимому, на темени монстра была какая-то уязвимая точка. Судорожно взмахивая кожистыми перепонками, тварь неуклонно падала вниз, словно подбитая птица. Второй монстр, заметив пропажу собрата, разразился призывными воплями, от которых кровь стыла в жилах. Он беспокойно закружил в воздухе и, обнаружив падающего нетопыря, сложил крылья и ринулся за ним.
      * * *
      Караванщик Шалим Арих мерно покачивался в седле в такт шагам иноходца. Товары, которые он вез на побережье, сулили немалую выгоду; некоторые из них будут прямо распроданы в Асгалуне, другие уйдет за море - и там, а морскими просторами, цена их возрастет вдесятеро. Эта мысль приносила Шалиму Ариху боль, что могла сравниться лишь с зубной. Но что делать - караванщик не выносил моря! Как только он поднимался на палубу корабля, ему становилось так плохо, что он чувствовал себя грешником, обреченным на вечные муки в чреве Нергала. Конечно, можно было бы нанять человека, чтобы тот отправился вместо Шалима Ариха с товарами на корабле. Но этот человек может обокрасть хозяина - это во-первых. Во-вторых, на море пираты; в-третьих - бури, из-за которых корабли идут на дно со всем товаром... Слишком много риска! На суше всегда было спокойнее и за товар, и за собственную жизнь. От непогоды укрытие не найдет только дурак, а слуги и помощники всегда под присмотром... Есть еще правда, разбойники, но умный человек - каким Шалим Арих, естественно, считал себя - не пожалеет денег на крепкую охрану. И деньги окупятся, и на душе спокойней.
      Шалим Арих в очередной раз изъял занозу из своего сердца. Она появлялась всякий раз, когда он шел с товаром к морю. Просветленный своими мудрыми мыслями, он принялся подсчитывать прибыль. Этого занятия хватит на весь день, а затем можно начать заново - это как игра, которая никогда не прискучит. Он также порадовался тому, что покинул презренный городишко, лежащий на пути, раньше своих собратьев по ремеслу. Эта мелочь, которая осмеливается называть себя торговцами, не способна даже собрать количество товара, приличествующее настоящему купцу! То ли дело его караван: там есть...
      Дикие, леденящие душу вопли, раздавшиеся невесть откуда, прервали приятные мысли Шалима Ариха. Он встрепенулся в седле, огляделся; иноходец под ним замедлил шаг, прижал уши и испуганно захрапел. Местность вокруг дороги представляла собой пологую равнину с редкими низкими холмами и обильными зарослями колючего кустарника. В таких колючках если кто и мог прятаться, то лишь черепахи, покрытые панцирем. Чего так испугался конь? Словно в ответ на немой вопрос караванщика, протяжные вопли раздались снова, но в этот раз громче и ближе. Он уже понял что они доносятся сверху, но увидеть того, кто их издавал, не мог, потому что конь под ним буквально взбесился, как и остальные животные в караване. Верблюды взревели и понесли, сбивая людей с ног и давя их; с лошадьми происходило то же самое. Воины охраны тщетно пытались удержаться верхом; один за другим они летели с взбесившихся лошадей на дорогу. Кони же ломились вместе с верблюдами и тюками сквозь колючие кусты и в неистовом галопе разбегались по долине. Всадники, которым повезло остаться в седлах, носились лошадьми, бессильные что-либо сделать. Но и люди вскоре поступили точно так же; с криками ужаса они устремились вслед за животными, прочь от дороги. Шалим Арих сразу получил ответы на все свои вопросы, когда иноходец выбросил его из седла. От сильного удара о землю у караванщика потемнело в глазах. Но лучше бы эта тьма никогда не рассеивалась - вот что пришло ему в голову, когда пелена перед глазами спала.
      Два ужасных чудовища, два порождения тьмы спускались на дорогу, где только что мирно шел его караван. Глаза их горели красным огнем, широкие кожистые крылья плескали в воздухе, пасти были угрожающе раскрыты. Шалим Арих мог бы заметить, что одно из чудовищ опускается неровно, как будто бы оно ранено, но караванщику было не до того. С истошным звериным воем он вскочил на четвереньки и пополз с дороги. Он лез в кусты, не замечая усеявших ветви длинных колючек; потом закрыл глаза, истово молясь, чтобы страшные чудища его не нашли. По синим шароварам Шалима Ариха, оскверняя дорогую ткань, расползлось мокрое пятно.
      * * *
      Нетопырь неуклюже упал на лапы и ткнулся носом в сухую почву; Конан, слетев в шеи монстра, перекувыркнулся на земле и вскочил на ноги. Вторая тварь приземлилась следом, и Зольдо, спрыгнув с нее, подбежал к Конану. Чудовище, переваливаясь с лапы на лапу, заковыляло к раненому собрату: его перепончатые крылья волочились по земле, вздымая маленькие клубы пыли. Приблизившись, нетопырь обнюхал приятеля; красные глаза его тревожно горели.
      - Что ты с ним сделал? - спросил бессмертный.
      - Я? - Конан озадаченно посмотрел на свой кулак. Стукнул разок по темени.
      Он повертел головой по сторонам.
      - Ладно, пусть Пелиас разбирается со своими тварями сам. Пошли! Вон в тех кустах запуталось несколько лошадей - это то, что нам надо.
      Они подобрались к животным. Уздечки их намотались на колючие ветви, и лошади уже не делали попыток освободиться; ноги их мелко дрожали, а глаза с ужасом косились туда, где толкались на дороге нетопыри. Коней было четверо, и три из них - оседланы. Конан приметил гнедого жеребца с высоким седлом.
      - Возьмешь его себе - он подходит к твоему наряду, сказал он бессмертному, - а мне сойдет и та кобылка.
      Зольдо не ответил, и Конан обернулся к нему. Бессмертный, прищурившись, вглядывался в нетопырей.
      - Кажется, он пришел в себя после твоего удара, сказал он.
      - Тем лучше! Меньше мороки будет с лошадьми, - буркнул киммериец.
      Зольдо оказался прав. Нетопыри перекинулись заунывными воплями и разом прыгнули вверх. Лошади испуганно заржали и забились в кустах.
      Конан, успокаивая гнедого, похлопал его по шее.
      * * *
      Шалим Арих несколько раз приподнимал веки, чтобы получились маленькие щелочки, и опять в страх сжимал и, увидев, что монстры по-прежнему на месте. Он вжался в колючие ветви поглубже, когда чудовища огласили окрестности ужасными воплями. Но с ним не произошло ничего плохого: никто не вытаскивал его из кустов и не пытался сожрать. Отважившись, караванщик приоткрыл глаза еще раз - и вознес хвалу Богине-Матери Иштар: чудища исчезли. Раскрыв глаза во всю ширь, Шалим Арих увидел высоко в нее две крохотные точки и возблагодарил богиню еще раз - за собственное спасение. Затем он выполз из кустов и возблагодарил богиню в третий раз, когда увидел двух человек, по виду воинов, возившихся лошадьми. Среди них был и его гнедой иноходец.
      Караванщик поспешил к незнакомцам. Один из них - тот, что держал иноходца под уздцы, - выглядел знатным человеком; второй, видимо, слуга, направлялся к господину, ведя за собой двух чалых кобыл. Они заметили приближавшегося караванщика, но не обратили на него внимания.
      Шалим Арих подошел и заговорил:
      - Хвала Богине Матери за ваше появление здесь...
      Закончить ему не удалось.
      Синеглазый слуга с испещренным шрамами лицом тряхнул копной смоляных волос и вскочил в седло одной из кобыл. Поводья свободной лошади он привязал к седлу.
      Шалим Арих почувствовал нехорошее, когда желтые глаза господина без всякого интереса скользнули по его лицу.
      Желтоглазый одним махом взлетел в седло иноходца.
      - Это мой конь! - отчаянно закричал караванщик и повис на поводьях гнедого, вцепившись в них мертвой хваткой.
      Слуга подъехал на крик.
      - Откуда этот? - спросил он у своего спутника.
      - Выполз из кустов, - пожал плечами желтоглазый.
      Шалим Арих понял, что ошибся, определяя господина. И, когда он заглянул в синие глаза второго, то пожалел, что вообще родился на свет.
      - Прочь, - коротко и властно сказал синеглазый.
      Руки караванщика раздались сами собой; уткнувшись носом в дорожную пыль, он не поднимал головы, пока стук копыт не затих вдалеке.
      Тогда Шалим Арих медленно поднялся и осмотрелся. От целого каравана осталась одна вьючная лошадь, которая неподалеку от дороги пощипывала траву - и все. Караванщик замер, не понимая, почему вокруг все качается и плывет так, как будто он стоит на палубе корабля. Он никак не мог вспомнить, где видел это лицо - лицо синеглазого слуги. Потом ноги Шалима Ариха подкосились, и он в беспамятстве рухнул на дорогу.
      Глава 8. АСГАЛУН
      Конан, как и положено слуге, расседлывал лошадей в небольшой конюшне, что примыкала к гостинице. Этот постоялый двор был не из самых больших и богатых в Асгалуне, но путники не желали привлекать к себе излишнего внимания; мелкопоместному дворянину из северных краев не пристало бросаться деньгами.
      Внезапно чья-то фигура заслонила свет в дверном проеме, и киммериец на секунду оторвался от своего занятия, посмотрев поверх спины гнедого, кого еще принесла нелегкая. Похоже, к нему приближался хозяин гостиницы. Был он тощим, как жердь, и одежда на нем болталась и висела невообразимыми складками; создавалось впечатление, что ему необходимо сделать несколько шагов внутри своей одежды, прежде ем этот балахон сдвинется с места. Другой достопримечательностью его являлся громадный нос, типично шемитский, украшавший довольно невыразительную физиономию. Кончик носа крючком нависал над верхней губой и заметно шевелился, когда его владелец вступал в разговор. И немудрено, что сей почтенный муж прозывался соседями не иначе, как Скелет с Носом, хотя предпочитал отзываться на более благозвучное имя Фард.
      Он подошел поближе и остановился; потом пошевелил кончиком носа, словно принюхиваясь, и раскрыл рот.
      - Эй, чужестранец!
      Конан снял с иноходца седло и повесил его на крюк, вбитый в стену конюшни, едва удостоив Скелета взглядом. Но тому, видать, было все равно, и нелюбезный прием совсем не охладил его.
      - Скажи мне, чужестранец, чем твой господин смог так улестить купца Шалима, что он продал ему своего любимого иноходца?
      Конан насторожился, сразу вспомнив нелепую фигуру в мокрых шароварах на дороге.
      - Что? - переспросил он, как бы не расслышав.
      - Этот гнедой, - Скелет похлопал коня по крупу.
      - Что гнедой?
      Скелет никогда не отличался особой храбростью; от грозного взгляда, брошенного киммерийцем, его прошибло потом. Фард затряс нижней челюстью и пустился в путанные объяснения.
      - Видишь ли, почтенный, караванщик Шалим Арих всегда останавливается у меня в гостинице. Этот иноходец... Он купил коня год назад... Божился, что никогда не продаст... Вот я и удивился. И еще с седлом...
      Конан внимательно выслушал сбивчивую речь хозяина, уже зная, что скажет в ответ.
      - Я удовлетворю твое любопытство, - произнес он, Достойный караванщик одолжил этих коней моему господину, эти слова дались киммерийцу с немалым трудом, тем не менее он продолжил: - Он также попросил оставить лошадей у тебя до своего прибытия в Асгалун.
      Тут Конан извлек из кошелька золотую монету и подкинул ее в воздух. Золото притянуло взгляд Скелета, как магнит. Конан поймал монету и положил желтый кружок на толстый брус, разделяющий стойла.
      - Присмотри за лошадьми до прибытия купца в город. Договорились?
      Вид золотой монеты и прикосновение к ней примирили Скелета с грубостью северянина и развеяли его любопытство. Подхватив с бруса монету, хозяин молча удалился
      Конан подождал, пока его долговязая фигура не исчезнет из поля рения, а затем направился к выходу из конюшни. На пороге он столкнулся с Зольдо.
      - Куда ты пропал? - спросил бессмертный.
      - Идем в порт. И поищем другую гостиницу.
      - Что так?
      Киммериец шагнул через порог, увлекая Зольдо за собой.
      Они покинули постоялый двор Фарда и двинулись по шумным улицам Асгалуна к гавани.
      - Купец, караван которого разбежался, ехал сюда. Эта страхолюдина, хозяин гостиницы, узнал гнедого иноходца, принадлежащего караванщику, - сказал Конан.
      Зольдо прищелкнул языком.
      - Тогда нам следует убраться отсюда поскорее.
      Киммериец пробурчал в ответ что-то неразборчивое.
      - Эй, парни! - позвал низкий женский голос.
      Путники непроизвольно оглянулись. Голос раздался совсем близко. Они шли по узенькой улочке, с обеих сторон которой впритык друг к другу ютились дома. Прямо напротив них в открытой низенькой двери стояла женщина в синем платье, выставив обнаженную до бедра ногу в длинный разрез на платье.
      - Не хотите поразвлечься, парни? - томно протянула она.
      - Попозже, красавица, - сказал Конан. - Подскажи-ка лучше, как добраться в порт по вашим крысиным улочкам.
      Густо намазанные брови поднялись на лбу, оштукатуренном чудовищным слоем белил. Шлюха недовольно скривила рот, подведенный ярко-красной помадой.
      - Получишь монету. Серебряную! - пообещал киммериец.
      Она передернула плечами.
      - Если я пошлю сестру показать вам дорогу, дашь ей два кругляша? - спросила она, облизнув языком губы.
      - Ладно, - согласился Конан.
      Шлюха отлепилась от дверного косяка и крикнула внутрь дома:
      - Гайдэ!
      На зов прибежала девчушка лет десяти. Женщина показала ей на путников.
      - Отведешь их в гавань.
      Девочка кивнула и, подбежав к Конану, сказала:
      - Пойдемте.
      - Эй! - крикнула шлюха.
      Конан и Зольдо остановились.
      - Я передумала, - сказала она. - Две монеты сейчас.
      Зольдо раскрыл кошелек, серебро полетело шлюхе в лицо. Она ловко подхватила деньги и помахала сжатым кулаком.
      - До свидания, парни. Жду вас попозже.
      Гайдэ уверенно вела их по кривым городским улочкам. Эта смуглая девчушка оказалась на удивление молчаливой; она вприпрыжку бежала впереди, часто оборачиваясь и посверкивая темными глазенками.
      Киммериец шагал за девочкой, погруженный в свои мысли. Когда из подворотни вылетел лопоухий пес размером с годовалого теленка и наскочил на Зольдо, идущего рядом, он не сразу сообразил в чем дело. Собака, грозно рыча, явно намеревалась вцепиться в ногу прохожего, но, добежав, вдруг замерла на месте, словно наткнувшись на невидимую стену; шерсть на ее загривке встала дыбом, потом пес припал на передние лапы и начал отползать. Оказавшись на безопасном расстоянии, он уселся на задние лапы и глухо завыл, задрав к небу тупую морду. Зольдо не растерялся; схватив с земли увесистый камень, он запустил им в собаку. Булыжник угодил в покрытый свалявшейся шерстью бок, пес завизжал от боли и кинулся удирать со всех ног.
      Гайдэ следила за собакой, приоткрыв свой маленький рот. Конан мельком оглядел улицу; к счастью, праздношатающихся зевак на ней не было. Девочка с изумление воззрилась на спутников.
      - Идем, - поторопил ее Конан.
      Она шмыгнула носом, потерлась щекой о плечо и, развернувшись на одной ноге, побежала дальше. Мужчины двинулись следом.