И Джек вдруг решился. Найдя в себе остаток сил, он подтянулся руками за край ямы, подпрыгнул и очутился наверху - один на один с рассвирепевшим зверем, пасть которого была в крови. Тот, завидев Оборотня, от удивления встал на задние лапы. Джек достал из-за голенища рыбацкий нож и, ни секунды не колеблясь, бросился на Медведя. Схватка была быстрой: тот не ожидал своей смерти и поэтому даже не понял, что произошло. Его длинное неуклюжее тело рухнуло на осеннюю землю, и рев издыхающего зверя умчался под небеса. Два старых Волка с трудом разлепили веки и успели только увидеть, как Человековолк тащит медвежье тело к краю ловушки. Еще мгновенье - и оно очутилось в яме, где только что был Обротень.
      Тяжело дыша, Джек присел под деревом, прислонясь к холодному стволу. Голова кружилась от слабости, а тело ныло от медвежьих объятий. Не прошло и минуты, как зашелестели кусты, и на волчьей поляне появилась стая. Волчата бросились навстречу, перебивая друг друга и плача об убитом брате. Почуяв запах крови и увидев Двуногого на свободе, волки вначале решили, что он виновен в смерти волчонка. Но когда Вожак выяснил, что случилось на самом деле, принял решение:
      - Если хочешь, мы берем тебя в свою стаю. С этого часа ты будешь равным среди равных.
      Облезлый и Поджарый перекинулись хмурыми взглядами: им явно это не нравилось, но слово Вожака было так же твердо, как слово Атамана на пиратском корабле.
      С рожденья запрещали нам любить.
      Жестокими волков учили быть.
      Выслеживать врага, точить клыки
      нас этому учили старики.
      Мы верим только в ненависть и злость.
      А жалость нам, волкам, - как в горле кость!
      Вот брюхо мясом ближнего набьем
      и на пиру кровавом запоем.
      Наш вой несется, нагоняя страх
      и на больших дорогах, и в лесах.
      Эй, люди, звери! В полуночный час
      вы бойтесь храбрых, сильных, диких - нас!
      Джек находился в стае уже недели две или три. Он исправно ходил с волками на охоту. Если она оказывалась безрезультатной, - отправлялся по ночам в близлежащую деревню, откуда приносил волкам кур и поросят. Ему было проще жить среди волков, чем среди людей. Правда, до сих пор не ладились отношения с Хромым и Поджарым: все трое помнили первую встречу.
      И вот однажды - в то утро, когда лорд Бигбенский отправился на поиски Чудища - Джек, Хромой и Поджарый отправились на охоту...
      Как только они вышли за пределы волчьего лагеря, Джек сразу же был сбит с ног. Поджарый, не мешкая, прокусил ему голенище, а Хромой мертвой хваткой вцепился в руку, заслонившую горло. Но в тот же миг вдалеке затрубили охотничьи рога и залаяли псы. Джек крикнул, что есть силы, на весь лес:
      - Спасите! Я зде-е-есь!!..
      Волки оторопело отскочили в сторону, облизнулись напоследок и скрылись в кустах. Человековолк остался лежать у холодного ручья, где и нашла его охота лорда Бигбенского...
      Глава тринадцатая.
      ПОТУХШИЙ КАМИН
      Том так и не показал миссис Гулль свою страшную находку. Он знал, что пока мать не потеряла надежду, та поддерживает её. Но с того дня их дом стал ещё тише. Был заброшен игрушечный флот и шумные прогулки к морю. Целыми днями мальчишка сидел, запершись в своей комнате, и никого не хотел видеть. Когда мать уехала по делам в Лондон (в Управление Британского Флота или нанести очередной визит высокопоставленному вельможе - чтобы тот помог в поисках мужа), Том проскользнул в кабинет отца, куда обычно ему было входить запрещено.
      Отделанная мореным дубом большая светлая комната напоминала капитанскую каюту. Широкое окно выходило на море, одну стену закрывал высокий - под самый потолок - шкаф с книгами по мореплаванью. Среди них встречались и романы Вальтера Скотта и томики стихов Роберта Бернса. На других стенах в позолоченных рамках под стеклом висели офорты с изображением парусников. Часы отбивали каждую четверть, напоминая удары корабельного колокола.
      Том снова вспомнил те редкие вечера с отцом, когда тот возвращался из плаванья. Капитан вертел большой, фута три в диаметре, глобус, и крошечный парусник в его руке, показывал морские пути, по которым плавала "Санта Мэй". А потом он усаживал сына в кресло и рассказывал свои удивительные истории. В камине, выложенном из грубых прибрежных валунов, тогда весело трещали поленья, о чем-то выл в дымоходе ветер, огонь освещал лица отца и матери, обнявшихся в полутьме.
      Теперь камин был холоден, за окном стояло жаркое лето, но Тому очень хотелось тепла от того огня, которого больше никогда не зажечь. Да и что ему освещать? Лишь пустоту кабинета. Даже сверчок, который жил за камином, теперь затих...
      С тех пор как молчаливый Том совсем забыл про флот у взморья, вверх дном был поднят графский дом: Не заболел ли мальчик корью? А может быть, упадок сил внезапно мальчика сразил?.. Бромс все познанья в медицине теперь на Тома перенес. Жалел его, порой, до слез и успокаивал Графиню... Однажды, чтоб не слышал Том, вполголоса сказал о том, что-де звериная природа влияет вредно на детей, и было б лучше поскорей отправить Волка на свободу.
      А Джек был в горестном смятеньи: из-за его судьбы лихой остался мальчик сиротой! И нет теперь вовек прощенья!
      Несколько раз Тому привозили приглашения: одно - на день рождения Бетси, дочери шерифа, а два других - просто в гости, но всякий раз он отказывался от поездки, ссылаясь на плохое самочувствие. Хотя, если судить по его настроению, можно было и впрямь подумать, что он болен. Доктор велел миссис Мэй заняться здоровьем сына, кормить его бульонами и фруктовыми пудингами, и давать по утрам стакан сока или морса из свежих ягод.
      Как-то раз Том ночью внезапно проснулся. Сверху, со стороны чердака, доносились завыванья, но это не был голос ветра в дымоходе. Мальчик привстал на локте и прислушался: вой становился все громче. В нем звучала тоска и безысходность. Постель Волк была пуста. Том метнулся по лестнице на чердак. В раскрытой двери, что вела на крышу, мерцали июльские звезды. Том тихо поднялся по шатким ступеням и вдруг увидел Волка, сидящего прямо на печной трубе. Подняв мохнатую морду и обхватив себя руками, он выл на луну, словно прося у неё пощады. Если бы мальчик прислушался, то разобрал бы, среди волчьего плача слова:
      - Боже! Праведный Боже!.. Нет мне покоя! Нет покаянья! Разве можно простить того, кому нет прощенья?!.. Нельзя, Господи! Никогда, Господи! Прости меня, Том!..
      - Эй! - осторожно позвал его мальчик. - Пойдем спать! Ты разбудишь весь дом!..
      Но Волк не слышал. Глаза его были прикрыты, он покачивался из стороны в сторону, словно седой дым над трубой.
      Том, крепко зажав ладонями уши, вбежал в свою комнату, бросился в постель и заплакал в подушку.
      А к небу несся отчаянный вой:
      - Боже! Праведный Боже! Ты наказал меня громом Небесным! Молнией взгляда Твоего! Волчьей личиной!.. Накажи Геенной Огненной!..
      Глава четырнадцатая.
      ВОЛЧЬЯ ЯРМАРКА
      Доктор Бромс приехал из Кингс-Линна с хорошими новостями: он договорился с шерифом, что в начале августа - в день города - и всю неделю потом на ярмарочной площади будет демонстрироваться Человековолк. По этому случаю Бромс пригласил Президента Зоологического Общества и корреспондентов многих газет. А ещё он написал лекцию и сочинил веселые КУПЛЕТЫ. Однако, исполняться они должны были не от его имени, а от имени некоего МАК-КЛЕЯ (ибо доктора знали исключительно как серьезного человека).
      Однажды к лорду Глену в бурю
      явился волк в овечьей шкуре.
      Но шкура та была гнилой.
      И - порвалась! Хоть волком вой!
      Два рыбака: Финдлей и Салли
      кого-то в море там спасали.
      Им оказался Волк Морской.
      О, Боже мой! Хоть волком вой!
      Однажды Ричард, Чарльз и Билли
      грибами волка отравили.
      Но тот, отравленый и злой,
      съел всех троих. Хоть волком вой!
      Старушка Мод из ягод волчьих
      джем для гостей варила ночью.
      Но за кладбищенской стеной
      теперь - одна. Хоть волком вой!
      Закончу я куплет смешной
      все тем же: "Ну, хоть волком вой!"
      И как на этом свете жить?
      С волками быть - по волчьи выть!
      Городскую площадь как раз вовремя - как будто к случаю - заново вымостили, покрыли яркой краской фасады близстоящих домов. На площади возобновились давно забытые гулянья молодых людей и прогулки стариков, все только и говорили о предстоящем празднике. Уже ставили кругом увеселительные балаганы и торговые лавки. Веселый перестук молотков разбудил некогда сонный город. Уже продавались страшные волчьи маски, вместительные копилки в виде волка с раскрытой клыкастой пастью, смешные игрушки-волчата и даже книжки-сказки "Красная Шапочка" и "Три поросенка" с яркими иллюстрациями. Уже шились костюмы и сбивались декорации для кукольного спектакля, в котором будет рассказано, как гласили афиши, "об ужасном, злом и никем не любимом Человековолке"!
      Уже строился в центре площади большой помост. На нем должна была разместиться прочная железная клетка с поднимающимся занавесом.
      Устроителем всех этих зрелищ, как ни странно, стал сэр Ричард Бигбенский. Лорд надеялся таким образом загладить скверный инцидент в Замке, а посему выписал чек на тысячу фунтов и взял на себя решительно все организационные вопросы! Билеты раскупались быстро, хоть и стоили совсем недешево: деньги от выручки должны были пойти семье капитана Гулля - ведь Управление Британского Флота так и не назначило пенсию вдове.
      Итак, город готовился к празднику. Даже Анни Литрс наварила несколько бочек отменного ячменного пива.
      И никто не знал, что грядущая ночь разом перечеркнет все планы главных героев повести и бросит их в новый водоворот страшных событий.
      Глава пятнадцатая.
      СТАРАЯ ПЕСНЯ
      Еще днем дворецкий Чарльз, как всегда чихнув десяток раз кряду, приметил из окна гостиной нищего, долгое время торчавшего у каменной ограды. Вытянув голову над замшелыми камнями и бросая быстрые взгляды на окна особняка, тот что-то высматривал и вынюхивал. Видимо, рассчитывал на подаяние. Дворецкий решил подать милостыню и, нащупав в боковом кармане мелкую монету, вышел к воротам. Но каково же было удивление Чарльза, когда он обнаружил, что за калиткой никого нет: ни слева, ни справа. Не видно было даже облачка пыли!
      - Очень мило! - с возмущением проворчал дворецкий. - Вот и торопись после этого с добрыми намерениями! Нет, недаром я не выношу бродяг!..
      Он вновь крепко запер калитку на засов и направился к дому, хмуря брови, как Шериф Ноттингэмский.
      Впрочем, Чарльз наговаривал на самого себя: добрее человека не было на свете!.. Вернувшись в гостиную, он тут же занялся множеством неотложных домашних дел и, к сожаленью, позабыл о незнакомце.
      ...В эту ночь Джеку не спалось. Он слушал ровное дыхание Тома, в который раз перебирал в памяти всю свою никчемную жизнь и уже не спрашивал у Бога: "За что мне такое?"
      Знал теперь, почему так наказан. На своей шкуре он должен был испытать всю боль и убитых и замученных по его приказу людей. И любую даже самую мучительную смерть был готов принять покорно и безмолвно.
      Но пока, приговоренный к Высшей мере страданий, Джек должен вымолить прощение у Тома.
      С той минуты, как он вспомнил все об Артуре Гулле, - волк поклялся стать верным стражем жизни и покоя его сына. Ночью и днем... Днем и ночью...
      ...Ночь была по-июльски душной. Почти все окна оставались распахнутыми настежь. Внезапно под окном послышался какой-то шорох...
      Когда прохладный лунный свет над домом разлился и садом, уже знакомый силуэт перемахнул через ограду.
      Дождавшись, пока луна на миг скроется за облаками, незванный гость пулей пересек лужайку перед особняком и, обогнув его, остановился...
      Под Томом скрипнула кровать... Джек стал тихонько напевать куплеты старой колыбельной. И - под мотив ветров и скал - Том снова ровно задышал, сжав крестик в кулаке нательный.
      Под кормою спит волна.
      Над кормой плывет луна.
      Всем на свете ночью светит одинаково она.
      Дремлют в шлюпке рыбаки.
      Спят на бриге моряки.
      Альбатросы спят и рыбы, и морские спят коньки.
      Баю-баюшки-баю.
      Хрипло песню я пою.
      Песню корабельную.
      Песню колыбельную...
      Лишь не ходят на постой:
      Подлость, Ненависть, Разбой.
      Ведь для промысла лихого - им полезен мрак ночной.
      Из-за них в ночи не спать,
      глаз бессонных не смыкать,
      Чтоб мальчишку от разбоя мне стеречь-оберегать...
      Незнакомец прислушался, затем достал из-под рваного плаща свернутую в кольцо веревочную лестницу и, размахнувшись ею, набросил загодя связанную петлю на крюк, вбитый рядом с окном (когда-то здесь висел фонарь). Дернув несколько раз за конец веревки и убедившись в её надежности, Незнакомец, словно паук, стал взбираться по отвесной стене, подтягиваясь всего одной рукой. Тем не менее, весь путь от земли до окна был проделан им очень ловко.
      Через минуту, полон сил, на подоконник он вскочил, в проеме черном появился, худой и жуткий, как скелет, неслышно спрыгнул на паркет и в Детской Тома очутился.
      Однако, не успел Незнакомец ступить и шагу, как на него набросился Человековолк и, сбив с ног, навалился всем телом.
      - Джек... это я... - прохрипел незваный гость.
      Волк, весь дрожа от почти забытого ощущения борьбы, разжал запястья. Он всмотрелся в лицо Незнакомца. Фальшивая борода съехала набок...
      - Дик?!! - Джек узнал эту злобную ухмылку.
      Тот осклабился:
      - Так-то ты встречаешь гостя!..
      - Гость входит в дверь, - рассвирепел Волк. - К тому же - не по ночам.
      Однорукий Дик ощупал свою шею и сказал:
      - Срочное дело, Джек! Да и не люблю я званых визитов. - Он повернул голову к спящему Тому, убедился, что того не разбудила короткая и бесшумная схватка, и снова ухмыльнулся.
      - Как ты нашел меня? - спросил его оборотень.
      - Нет ничего проще: все газеты пишут о ярмарке в Кингс-Линне, где главной достопримечательностью будет двуногий волк. Вот я и смекнул, что это ты!..
      Одной рукой Джек тут же прикрыл ему рот, а другой, схватив за шиворот, поволок в дальний угол комнаты и бросил на пол.
      - Что за дело? - холодно поинтересовался он, готовый в любой миг вновь наброситься на врага.
      С трудом отдышавшись, Дик ответил:
      - Надеюсь, ты поймешь меня... Все так плохо, что хоть волком вой!.. Прости... я не имел в виду... Пришлось - не поверишь - затянуть туже ремень.
      - Так бы сразу сказал, - усмехнулся Джек и достал из кармана несколько пенни. - Возьми и дуй отсюда!
      На этот раз Дик не ухмылялся.
      - Другой, может, и взял бы, но мне нужно куда больше. И, желательно, золотом.
      - Так в чем же дело? - продолжал издеваться Джек. - Стань перед Лондонской тюрьмой! Не сомневаюсь, что твой вид любого заставит сунуть тебе в руку не меньше золотого соверена.
      Бывший боцман проглотил и эту насмешку, лишь покачал головой:
      - Вот жалость! А я-то думал, что встречу собрата! Аяяяй! Так и есть: болезнь основательно повыветрила твои мозги... Неужели ты позабыл, как я учил тебя жить?.. - спросил он проникновенно. - Как вместе праздновали победу! Как делили добычу?! Неужели не помнишь?!.. Вот номер-то!.. Забыть наши песни, наши убийственные веселья!..
      Джек мучительно заскрипел зубами:
      - Если бы я мог забыть! Особенно то - последнее...
      Дик понял его по-своему и заторопился оправдаться:
      - Не смотри на меня так... Перед тобой я чист. Я не отправил тебя на тот свет, хотя, поверь, было очень нелегко оставить жить Кровавого Джека. Ты же помнишь нашу команду: одни убийцы и подонки!.. Они и меня заставили бежать с корабля... Как крысу!.. - Он скорчил глупую гримасу. - Подайте бывшему пирату! Приютите бывшего палача!.. - Дик истерично расхохотался. Да, я палач! И не отрицаю этого! Мои руки в крови по локоть! Но ты, Огрызок, куда опасней! Потому что теперь хочешь быть чистеньким! Нет! Не выйдет! Каждого из нас ждет своя участь. Кого - виселица, кого каменоломня, кому вырвут язык, а кому и голову отрежут!.. А все-таки я благодарен (кому вот только - Богу или Дьяволу?), что мы оба с тобой родились в рубашках. Да-да! Оба! И, заметь, - не в смирительных!.. Ну, довольно размолвок!.. К делу! - И он вновь обернулся на спящего Тома. Хороший мальчик!.. Знаешь, Джек, какой толк в таких людях, как твоя Графиня?.. - Дик ухмыльнулся во весь рот: - Ты у него теперь в няньках, что ли? Это очень кстати! - и пристально всмотрелся в лицо Тома. - Ишь, гладкий какой!
      - Что ты задумал? - встревожено спросил Джек.
      - Хочу купить корабль. Мне надоела суша! Так же, как и тебе, Атаман.
      - А деньги?!
      Дик беззвучно рассмеялся и кивнул на Тома.
      - Что?! - Джек внезапно понял. - Похищение?!
      - Точно! - в восторге от собственной затеи прошептал Дик. - Думаю, леди Гулль выложит за единственного сына приличный выкуп. Особенно теперь, когда она потеряла мужа... Помоги мне, Джек. Я обещаю взять тебя в долю. Купим корабль и будем плавать, как раньше. Рядом в роще нас ждет повозка. Соглашайся! Я даже нашел одного лекаря, который вернет тебе человеческий облик. Но... стоить это будет недешево... Так что, видишь: нам обоим выгодна эта сделка. Ну как? По рукам?!
      - По голове! - Джек со всей силы ударил Дика.
      Тот, изрыгая проклятья, нащупал за плащом нож и, молниеносно вскочив, бросился на волка.
      Джек упал. Лунный свет закружился перед ним, под веки вплыл зловещий корвет с воронёными парусами и сознание Джека заволокло дымом...
      Том внезапно проснулся от шума и увидел, как сверкнуло лезвие ножа, а Джек упал. У мальчика перехватило дыхание. Он не успел даже вскрикнуть, когда однорукий убийца схватил его в охапку и засунул в рот кляп. Том отчаянно сопротивлялся, но Однорукий обладал дьявольской силой. Помогая себе культей утраченной руки, он легко связал мальчика и затолкал его в огромный заплечный мешок. Больше Том уже ничего не увидел.
      Чтобы задержать возможных преследователей, Дик изнутри запер дверь Детской. Потом закинул драгоценную поклажу себе на спину, вскочил на подоконник и быстро спустился вниз. Бросив канат на крюке, он перемахнул через ограду и побежал к соседней роще. Еще минута - и застучали подковы, завизжали колеса... Похищение состоялось...
      А дом безмятежно спал. И кучеру Герберту, который потом расскажет об этом, снился странный сон: будто гонится он на своей карете за Черным Дилижансом. И не где-нибудь, а по морю!..
      Глава шестнадцатая.
      ОБОРОТЕНЬ ИДЕТ ПО СЛЕДУ
      Нам сны Природою даны. В них - утешенье и тревога. Те ж кто из нас не видит сны, наверно - под защитой Бога. Зачем им тайна, трепет, страх и пробуждение в слезах?
      Я так любил во сне летать! Хоть может это и нелепо. Но нынче - старая кровать и возраст не пускают в небо. Цветные сны мои, о где вы?! У серой жизни на краю уже давно я не пою стихов душевные напевы.
      Мне Пушкин снился в этот раз. Вовсю дурачась, как мальчишка, нашептывал мне прелесть фраз из ненаписанной им книжки! И, улыбаясь чуть хитро, дарил гусиное перо! Витают духи наших предков свободней мысли, легче птиц.
      А между строк моих страниц - все рукава его жилетки...
      Той ночью, когда похитили Тома, миссис Мэй также увидела странный сон: летят они ночью с сыном над Англией, и вдруг прямо на них с неба срывается звезда. Мать увернулась, сын же не успел этого сделать и, сбитый звездой, камнем упал вниз. Когда Мэй Гулль коснулась ногами земли и подбежала к лежащему без движения сыну, он был уже мертв! Графиня закричала от ужаса и проснулась от собственного крика...
      Приподнялась, свечу зажгла. Прислушалась... Ей было зябко, и ныло сердце... Утра мгла висела за окном, как тряпка.
      Вначале леди Гулль отнесла кошмарное видение на счет духоты. Однако, с каждым мгновеньем, тревога росла, охватывала все больше... Набросив халат, мать побежала в Детскую. Комната оказалась запертой изнутри. Обеспокоенная графиня постучалась. Вначале тихо, затем все громче и громче. Стук наделал много шума. Прибежали Чарльз и кучер Герберт, потом собрались почти все слуги. Сообразив, в чем дело, кучер, не дожидаясь приказа, кинулся за топором. Дверь взломали.
      Постель Тома была пуста. На полу в кровавой луже лежал Человековолк, почти не подавая признаков жизни.
      Все с тревогой смотрели на хозяйку, ожидая обморока или хотя бы крика с заламываньем рук. Но она была сильной - жена капитана Артура Гулля только словно окаменело бледное лицо.
      - За доктором! - отдала она приказ и кучера словно волной смыло.
      Мэй подошла к распахнутому окну, выглянула и тут заметила болтающийся на крюке канат. Чарльз высунулся в окошко вслед за ней.
      - Ты ничего не видел? - спросила она прерывающимся голосом (ей все труднее становилось скрывать свое волнение).
      - Нет, мэм, - ответил дворецкий. - Впрочем, ошивался тут один бродяга. Потом, правда, исчез - как сквозь землю провалился... Боже мой! Неужто он?! Теперь я понимаю: он все что-то высматрывал да вынюхивал!... А я ещё хотел подать ему шиллинг! Он был однорукий, с нечесаной бородой. - Дворецкий повторил: - Никогда не видел столь неприятного бродягу!
      - Займись волком, - сказала графиня. - Он истекает кровью.
      Чарльз, не теряя времени, умело промыл волчью рану и наложил повязку, покуда слуги вполголоса обсуждали ужасное событие. Волк потерял много крови, но рана, по-видимому, не была смертельной. Когда прибыл Бромс, он влил в пасть зверю целебную настойку и похвалил Чарльза за ветеринарное искусство. Затем, всерьез высказав тревогу за здоровье леди Гулль, посоветовал ей немедленно лечь в постель и принять настойку из валериановых капель.
      Графиня возмущенно отказалась:
      - Что вы, доктор! Похитили моего сына, а я буду безмятежно спать?!.. Сию же минуту еду к Шерифу!.. Надо разыскать преступника.
      - Я знаю имя злодея... - раздался слабый голос Волка. С трудом - но он уже стоял на ногах. - К завтраку не обещаю, но к обеду ждите вашего сына, мэм!..
      Доктор Бромс ничем не выказал удивления и лишь воскликнул:
      - Это - благородно! Но как вы отправитесь в таком виде?! Ваша рана опасна.
      - Не опасней меня самого, док! - зверь на мгновенье оскалил клыки от боли. - Никто, кроме меня не спасет Тома. Похититель - дьявольски хитер!.. Не бойтесь, док! На мне все заживет, как на волке! Лучше утешьте леди.
      - Тогда возьмите мой плащ и шляпу, - Бромс помог волку одеться, своими руками возможно лучше прикрыв звериную личину.
      - Благодарю, - сказал Джек, выходя из комнаты.
      Разгоралось утро...
      Силы у Джека прибавились - то ли от целебной настойки, то ли от яростного желания спасти Тома. Чтобы никого не напугать своим видом, он продирался через кусты. Когда дорога пустовала, Джек бежал по ней, опустив голову к земле и втягивая ноздрями воздух.
      Его обоняние давно уже обострилось до волчьего. Сначала все запахи путались, раздражали. Джек лишь недавно стал их распознавать.
      И вдруг - на сбитой мостовой он запах уловил морской. Следы проехавших колес вели вперед, затем - направо, от моря, к морю, под откос, минуя камни, пни, канавы. И на развилке трех дорог Джек тонкий разглядел дымок.
      Дым шел из трубы таверны "Приют под забралом". Джек подбежал поближе. Так и есть! Запах моря усилился.
      Взгляд Волка привлекли плотно занавешенные окна второго этажа, где сдавались комнаты: "Приют под забралом" был ещё и постоялым двором.
      Джек спрятался за деревом и стал ждать удобного момента, чтобы войти внутрь, не привлекая к себе внимания.
      Три петуха кичливый спор вели про знатность их породы. Служанка, выбежав во двор, черпнула из колодца воду. Карета с толстым генералом здесь прокатила. А за ней - владелец беркширских свиней привез бидон с отличным салом. Два знаменитых рыбака наведались гульнуть слегка. Матросы, все в пыли дорожной, зашли, горланя на ходу...
      Решив, что ждать невмоготу, Джек вышел к дому осторожно.
      А что же Том? Мы от него свернули в сторону немного... Звезда тревожная его горит пока что, слава Богу!
      Пока десятка три шагов осталось Волку до порога - среди бродяг и моряков незримо посидим немного. Там хоть и дымно, но тепло. Узнаем, что произошло!
      Глава семнадцатая.
      ПИСЬМО
      Несколько часов назад к таверне подъехал Однорукий Дик.
      Еще в экипаже он сбросил с себя нищенские обноски и теперь выглядел богатым и респектабельным джентельменом.
      Хозяин таверны встретил его с радостью и почтением и был очень доволен щедрой платой постояльца. Однако, насторожился: заплатив за овес для лошадей и за две просторные комнаты, боцман самолично отнес свой мешок на второй этаж. Странная кладь странно шевелилась. Как законопослушный гражданин, Хозяин обязан был сообщить о своих подозрениях властям, да золотые соверены, что опустил в его карман странный однорукий джентельмен, закрыли ему и рот, и глаза.
      Поставив на стол подсвечник с тремя свечами, Хозяин пожелал Дику приятно провести время в "Приюте под забралом" и поинтересовался, будет ли тот завтракать в столь ранний час. На что бывший боцман ответил отказом, зато попросил перо, чернильницу и бумагу.
      - Если вам нужно отправить письмо, - поклонился ему Хозяин таверны, то поторопитесь: почтовая карета вот-вот отправится в путь.
      - Задержите её. Я заплачу! - распорядился Однорукий Дик.
      Спустя минуту служанка принесла чернильницу с пером и стопку листов. Заперев за ней дверь, Дик высвободил из мешка Тома, но не спешил развязывать его. Он лишь отнес мальчишку в другую комнату и бросил на кровать.
      - Будь терпелив, огрызок, - сказал боцман. - Как только твоя мамаша узнает о моей просьбе, она живо освободит тебя. Так что веди себя тихо: к вечеру будешь дома. А пикнешь, - пригрозил он, - задушу, как котенка!
      Том - словно связанный зверек, злым роком взятый под залог. Ни слез не проронил, ни звука (был заткнут рот его платком). Держался он перед врагом, ничем не выказав испуга...
      Том думал о матери и Волке.
      Однорукий боцман сел за стол в большой комнате и, обмакнув перо в чернильницу, стал торопливо писать:
      "Досточтимая Графиня!
      Хочу в первых же строках моего письма порадовать Вас: Ваш сын - Томас Гулль - жив и здоров! Однако, сердце мое разрывается на части, когда я вижу его глаза, полные слез. Поэтому, немедля приезжайте за мальчиком. Вы получите его в целости и сохранности!
      Думаю, что плата за мою неустанную заботу о Вашем ребенке не будет для Вас слишком обременительной: я прошу всего одну тысячу золотых!
      Жду Вас сегодня же с деньгами в таверне "Приют под забралом", однако, предупреждаю: если произойдет какая-нибудь задержка, или Вы, глубокочтимая Графиня, обратитесь в полицию, - Ваш сын уже к вечеру будет для Вас потерян навсегда!..
      Пишу эти строки, обливаясь слезами состраданья к маленькому Томми, и прошу: будьте милосердны! Он ещё так молод!
      Примите заверения в моем совершеннейшем почтении
      Ричард ВАНХЭНД.
      28 июля 1839 года, Бредстон, таверна "Приют под забралом".
      Однорукий Дик заклеил конверт и передал письмо сопроводителю почтовой кареты, который немедленно помчался доставить его по адресу, так как ему была обещана щедрая плата за скорость.
      Заказав себе и Тому завтрак, хитрый боцман уже предвкушал удовольствия, которые сулит ему грядущее в скором времени богатство. Ему мерещился новый фрегат, а шуршание мышей по углам комнаты напоминало шуршанье бумажных денег. На какой-то миг он правда подумал, что запросил меньше, чем следовало, но тут же прикинул, что и на эту сумму можно купить фрегат, и нанять целую команду.
      Когда служанка принесла завтрак, он вначале поел сам, и лишь потом отнес еду Тому. Однако, мальчик ото всего отказался.
      Это разозлило Однорукого Дика.
      - Ну, как знаешь, - бросил он. - В таком случае, не получишь и обеда. Тем более, что ужинать, я надеюсь, все равно будешь дома.
      Потом он плюхнулся на кровать и тут же захрапел, иногда почесываясь во сне от укусов ленивых и жирных клопов...
      Получив письмо из таверны, графиня не потеряла самообладания. Несмотря на угрозы, она немедля собралась к шерифу. Спустя пять минут, кучер Герберт настегивал коней. Шерифа на месте не оказалось, но миссис Гулль, как и все, знала, что делами в городе заправляет его жена.
      Миссис Фанни Гордон не была склонна драматизировать события. Она тут же взяла инициативу в свои крепкие маленькие ручки, и вскоре две полицейские кареты с десятью полисменами и пятью констеблями мчались к таверне.
      Джек в это время, низко опустив голову и прикрываясь полами шляпы, давно уже сидел в "Приюте под забралом" за самым дальним столом.
      В центре зала раздавались восторженные и удивленные восклицания тех, кто впервые слушал рассказ рыбаков о встрече с чудовищем. На этот раз оно было уже высотой под небеса и носило двенадцать огнедышащих голов. Самое удивительное: чем больше рыбаки врали, тем теснее их облепляли любопытные посетители и постояльцы.
      Хозяин заведения только радовался: благодаря их россказням, места за столами почти никогда не пустовали.
      Джек исподлобья осматривался, лихорадочно соображая, где следует искать мальчика.
      Все стены таверны были увешаны мечами и саблями, кинжалами и шпагами.
      Здесь красовались алебарды, бердыши, булавы, боевые молоты и даже дубины. В тесных коридорах висели шлемы и щиты, а также панцири, латы и турнирные доспехи. На втором этаже располагалось стрелковое оружие, начиная со стрел, снабженных каменными или костяными наконечниками: луки, пращи и арбалеты, мушкеты, украшенные чеканкой и эмалью, пистоли и аркебузы.
      Словом, это был настоящий музей.
      Сам лорд Бигбенский дважды предлагал Хозяину таверны хорошую цену за коллекцию, объясняя ему, что Замок - единственное достойное место для такого собрания. Но тот и слушать не хотел.
      Волк вышел из-за стола, поднялся на второй этаж и очутился в коридоре, который расходился от лестницы в две стороны. Джек направился влево, принюхиваясь к каждой двери. Но на этой половине обитали незнакомые запахи... Тогда он заспешил в противоположную сторону. Первая же дверь от лестницы вправо оказалась именно той дверью. Джек снял со стены старинный шлем с забралом и надел его, с трудом втискивая в железный клюв шлема волчью морду. Затем он выбрал шпагу с ажурной гардой и острый кинжал. Экипировавшись таким образом, несколько раз постучался в дверь, за которой находился Том.