— А почему не может повезти обоим? — спросила Пруди.
      — Хочешь — жди.
      (Лори еще не была замужем.)
      Разумеется, Пруди пришлось самой организовать свадьбу. Скромное торжество на заднем дворе у матери. Позже она слышала, что еда была вкусной — клубника, апельсины, вишня с шоколадными соусами, черным и белым. Пруди не успела попробовать. Она была в трансе. Ее плиссированное платье, цветы, вежливо-пьяные друзья Дина — па фотографиях все казалось незнакомым. Очень хорошая получилась свадьба, говорили потом гости, и, услышав это, Пруди поняла, что не хотела очень хорошей свадьбы. Она хотела чего-нибудь памятного. Надо было тайком сбежать с Дином.
      Но ведь главное — брак; свадьбу Джейн Остен почти никогда не описывала. Пруди стала женой Дина, который почему-то считал, что ему повезло.
      Она еще не до конца осознала, как повезло ей. Дин был не только уравновешенным. Он был щедрым, приветливым, веселым, трудолюбивым, красивым. Он помогал ей по дому и никогда не жаловался, его даже не приходилось просить. На годовщину свадьбы он купил два билета в Париж. Летом они собирались во Францию.
      И здесь начинались сложности. Пруди любила Францию; она жила любовью к Франции. Она никогда там не была, зато могла представить все до мелочей. Естественно, ей туда и не хотелось. Что, если поездка ее разочарует? Что, если ей там не понравится? Пруди казалось, что муж, любовь всей ее жизни, должен это понимать.
      Муж Керстин был талантливым пародистом. Ему удавались не только люди, но и вещи — газонокосилки, штопоры, миксеры. Он мог изобразить всех героев «Звездных войн», а особенно хорошо — Чубакку. Дин был внимателен в постели и не возражал против орального секса, пусть даже рот был его.Но если однажды ночью Пруди потребует Чубакку, Дин будет бессилен. Он всегда оставался собой.
      Раньше Пруди думала, что такой человек ей и нужен. Надежный. Без притворства. Почти все время она была по уши влюблена в Дина.
      Конечно, ей повезло в браке, по иногда чего-то недоставало. Она могла представить что-нибудь получше. Пруди знала, кто в этом виноват, и виноват был не Дин. Из женщин в «Сексе в большом городе» Дин больше всего напоминал Миранду.
 

      Это последняя, по всей вероятности, последняя сцена на сих подмостках, подумал он, но лучшей и разыграть невозможно. Театр закроется при величайшем успехе.
«Мэнсфилд-Парк»

 
      У Пруди ужасно болела голова. Воздух раскалился до предела, кислорода не осталось совсем. Она запила две таблетки аспирина теплой водой из единственного фонтанчика, не залепленного жвачкой. Побрызгала себе на лицо, забыв о макияже. К началу пятого урока боль стала терпимой, хотя в висках по-прежнему приглушенно стучали барабаны.
      Карин Бхаве подошла к ней с запиской от мисс Фрай, преподавательницы драматургии, чтобы отпроситься. Днем должна состояться первая костюмированная репетиция школьной постановки «Бригадуна» , вечером — вторая, а некоторые эпизоды до сих пор разваливаются.
      В позапрошлом году Карин играла Марию в «Звуках музыки», в прошлом — библиотекаршу Мэриэн . В тот день, когда объявили состав «Бригадуна», Пруди наткнулась на нее в туалете; та одиноко рыдала, слезы струились по румянам, превращая их в боевую раскраску.
      Пруди предположила, что ей не досталась главная роль, и ласково сказала, что все, даже хорошее, когда-нибудь надоедает. Она сказала это по-французски, потому что на французском все звучало лучше. На французском сама Пруди была лучше — умнее, сексуальнее, утонченнее. «Toujours perdrix» ,— закончила она, в восторге от идиомы. (Потом, вспоминая об этом, Пруди осознала, что вряд ли Карин ее поняла. Надо было выбрать прямую дорогу, английский аналог. Ее эго помешало ее целям. Tout te monde est sage aprиs te coup .)
      Оказалось, она все равно не угадала. Карин опять получила главную женскую роль. Разумеется. Больше ни у кого не было такого звонкого голоса, стройной фигуры и невинного лица. Карин плакала потому, что главная мужская роль досталась Дэнни Фарго, а не Джимми Джонсу, как она втайне надеялась, — он теперь будет играть Чарли Дэлримпла. Карин должна перед всей школой влюбиться в Дэнни Фарго. Они будут целоваться у всех на виду, а для этого поцелуи надо репетировать. И вот ее будущее — бесчисленные поцелуи с Дэнни Фарго, да еще мисс Фрай будет стоять сбоку, требуя все больше и больше страсти. «Сначала посмотри ему в глаза. Дольше. Неприкрытое желание». Карин уже много раз целовалась под руководством мисс Фрай.
      И потом, девочка вроде Карин ни при каких мыслимых обстоятельствах не может рассчитывать на поцелуй с мальчиком вроде Джимми. Все удивились, что Джимми вообще предложил свою кандидатуру, ведь спектакль вступал в явный конфликт с бейсбольным сезоном. Тренер Джимми запретил команде заниматься другими видами спорта. Но даже в самом невероятном сне он не мог объявить вне закона мюзикл.
      Джимми был его единственным надежным клозером . И тренер Блумберг пошел на уступки, хотя мысль, что бейсболу можно предпочесть мюзикл, сперва потрясла его, затем огорчила. «Мне осталось не так много сезонов», — сказал он женщинам в учительской.
      Все это давало бедняжке Карин надежду. Если бы Джимми получил роль Томми, они столько времени проводили бы вместе. Возможно, он даже посмотрел бы на нее. И заметил, что с гримом и прической она похожа на звезду индийского кино. Такое же открытие мог сделать и Дэнни Фарго, но кому это надо?
      — Вы к нам придете? — спросила Карин, и Пруди ответила, что непременно. (Хотя — насколько жарко будет в театре? Как она сама воспримет Джимми Джонса, с его питчерскими руками, поющего «Приди ко мне, доверься мне»?)
      На шестом уроке она дала классу переводить тот же отрывок из «Маленького принца», но с английского на французский, поскольку это был уже третий год обучения. «На второй планете жил честолюбец» .
      Пруди вернулась к своим карточкам. За обедом ей пришло в голову, что Фанни — самая набожная из всех героинь Остен. На собраниях книжного клуба еще ни разу не говорили о религии.
      В других книгах Остен многое связано со священниками — обещания, предложения, мечты, — но там важнее финансовая сторона. Ни одна героиня так не почитала Церковь и не восхищалась духовенством, как Фанни. Шесть книг. Столько сцен деревенской жизни, столько подробно описанных танцев и ужинов. И ни одной проповеди. А у самой Джейн отец был священником. Вот где простор для дискуссии! Бернадетте определенно будет что сказать. Пруди заполнила еще пять карточек, и ей стало жарко.
      Головная боль возвращалась. Пруди потерла виски, взглянула на часы. Салли Вонг написала записку, сложила из нее журавлика и локтем столкнула с парты. Тэри Чейни подняла, развернула, прочитала. «О господи», — произнесла она. (Вместо «Mon Dieu».) Возможно,в этой записке было что-то про Трэя. Пруди подумывала отобрать ее, но для этого надо подняться. От жары она боялась упасть в обморок, если встанет. А на что способны ученики, пока она будет без сознания? На какие проделки и шалости? Перед глазами поплыли черные точки, словно головастики. Она опустила голову на стол, закрыла глаза.
      Слава богу, скоро домой. До начала встречи она слегка приберется. Пройдется с пылесосом. Смахнет пыль. Наверное, к восьми станет достаточно прохладно, чтобы сесть на веранде. Если придет бриз с Дельты, там будет хорошо. Гул в классе постепенно усиливался. Надо выпрямиться, пока не поздно, открыть глаза и громко кашлянуть. Она так и собиралась сделать, но тут прозвенел звонок.
      Почему-то ноги привели Пруди не на стоянку, а к двери актового зала. В театре играли интересные ребята. В основном любители марихуаны, в отличие от школьного правительства (спиртное), спортсменов (стероиды) и составителей ежегодного альбома (клей). Так много четких групп и подгрупп. В этой сложной системе было нечто китайское. Иногда Пруди жалела, что не изучала антропологию. Сколько работ можно написать. Конечно, здесь есть свои минусы. Бумажки отнимают много сил. Все-таки чем-то Пруди пошла в мать.
      Из-за двери актового зала доносилась приглушенная музыка. За этой дверью были шотландские высокогорья. Туманы, холмы и вереск. Хорошо, прохладно. Как бы ни хотелось домой, для этого надо сесть в машину, с восьми утра простоявшую с закрытыми окнами. Чтобы открыть дверь, придется обернуть руку подолом. Сиденье будет раскаленным, руль обжигающим. За первые минуты она буквально испечется.
      Отсрочка определенно ее не спасет, но перспектива была настолько тяжкой, что Пруди выбрала дверь Б. Ее вознаградила ударившая в лицо волна кондиционированного воздуха. Какой-то ребенок, никогда не учивший французский, играл на волынке. На сцене актеры репетировали погоню за Гарри Битоном. Мисс Фрай заставляла их бегать сначала медленно, потом на полной скорости. Пруди видела сцену и актеров, ожидающих за кулисами. Тем временем волынщик готовился к похоронам Гарри. Пруди была равнодушна к инструменту, но восхищалась игрой. Где калифорнийский ребенок научился так работать губами и руками?
      Мальчики спрыгнули со сцены, килты задрались. Джимми Джонс обнял блондинку на два класса младше, игравшую его невесту. В «Бригадуне» их любовь разбила сердце Гарри; в калифорнийской школе разбилось сердце Карин. Она одиноко сидела позади, через несколько рядов, на опасливом расстоянии от Дэнни.
      Неожиданно Пруди прониклась сочувствием к тренеру Блумбергу. В конце концов, зачем заставлять этих детей играть высокие чувства? Внушать им, что ради любви стоит умереть, что верность преодолеет все на свете? Тренер Блумберг почему-то считает важным, чтобы девять мальчиков подавали, били и бегали лучше других девяти мальчиков, но это еще сравнительно безобидное надувательство. Джейн Остен написала шесть прекрасных романов, и ни в одном из них никто не умер во имя любви. Пруди выдержала минуту молчания в честь Остен с ее безукоризненным здравомыслием. А потом сидела молча просто так.
      На соседнее сиденье опустился Трэй Нортон.
      — Что ты здесь делаешь? У тебя разве нет урока? — спросила она.
      — В этой парилке было сто четырнадцать . Один чудик притащил с собой термометр, и нас отпустили. Я жду Джимми. — Трэй странно улыбался Пруди, но не так, как обычно. — Я вас видел в библиотеке. Вы за мной следили.
      Пруди почувствовала, что краснеет.
      — Если чувства проявлять прилюдно, люди смотрят.
      — Ладно, пусть смотрят. Хотя какие там чувства. Надо было вовремя сменить тему.
      — Как хорошо этот мальчик играет на волынке, — заметила Пруди.
      Если бы она сказала это по-французски! Трэй восторженно фыркнул.
      — Несса Трасслер. Девочка. Вроде бы.
      Пруди присмотрелась к Нессе. Теперь она видела какую-то пухлую неопределенность. Может, Трэй не выдаст ее. Может, Несса себя вполне устраивает. Может, вся школа восхищается ее музыкальным талантом. Говорят, и коровы летают.
      Несса могла утешаться тем, что проведет здесь всего три года. А потом уйдет куда глаза глядят. И никогда не вернется, если не захочет. Пруди же здесь навсегда. Она вдруг осознала, что это как«Бригадун», где ничего не меняется. Стареют только преподаватели. Страшно подумать.
      Ей пришла в голову более практичная мысль.
      — Я без линз, — заявила Пруди. Неубедительно и слишком поздно.
      — В линзах. — Трэй заглянул ей в глаза; она слышала его дыхание. Слегка пахло рыбой, но не противно. Словно от котенка. — Я вижу. Колечки вокруг радужек. Как блюдца.
      Сердце у Пруди билось быстро и слабо. Трэй задрал подбородок.
      — И очень кстати. По правому борту — чувства. Пруди повернулась. Действительно, за кулисами — сцена опустела, хотя в зале еще сидели дети — учитель музыки мистер Чоу (холостой), накрыв руками груди мисс Фрай (замужней), ощупывал их, словно выбирал дыни. И явно не в первый раз: эти руки знали эту грудь. Ну и школа! Головная боль набирала обороты. Волынка тоскливо вздохнула.
      Немного подумав, Пруди успокоилась. Может, оно и к лучшему. Отвлечет Трэя от ее злополучного faux pasнасчет Нессы. Нессу не в чем упрекнуть; Пруди не сожалела о таком повороте.
      А мисс Фрай и мистер Чоу — Пруди не могла даже изобразить удивление. Грудь у мисс Фрай большая. Прибавьте к феромонам музыку, репетиции днем и ночью, людей, умирающих от любви. Чего еще ожидать?
      В «Мэнсфилд-Парке» Пруди не нравилось, как расстались Мэри Крофорд и Эдмунд. Сперва Эдмунд хотел жениться на мисс Крофорд. Но потом передумал, потому что — он приводил и другие причины, только Пруди не верила, — та простила своего брата и сестру Эдмунда за внебрачную связь. Эдмунд обвинял Мэри в легкомысленном отношении к греху. Асам предпочел навсегда потерять сестру, чем простить ее.
      Пруди всегда хотелось брата. Было бы с кем сверять воспоминания. Они правда ездили в парк «Муир Вудз»? На Диллонский пляж? Почему не осталось фотографий? Она представляла себе, как любила бы этого брата. Как он любил бы ее и, видя все недостатки (кто знает тебя лучше, чем брат?), был бы нежен и снисходителен. К концу \Эдмунд нравился Пруди еще меньше его порочной, эгоистичной, ослепленной любовью сестры.
      Конечно, нельзя забывать, что нравы с веками меняются. Но непреклонный зануда остается непреклонным занудой.
      — Oo-la-la,— произнес Трэй.
      Сама Пруди смотрела на адюльтер по-французски.
 

      Вечнозеленые! Как прекрасна, как желанна, как удивительна вечная зелень!
«Мэнсфилд-Парк»

 
      Климат в Центральной Долине считался средиземноморским, то есть летом все вымирало. Травы бурели и сохли. Ручьи пропадали. Дубы становились серыми.
      Пруди села в машину. Открыла окна, включила кондиционер. Сиденье жгло голые ноги.
      Какая-то птица нагадила на ветровое стекло; за день помет испекся, придется отскребать. Но только не при таком солнце. Пруди поехала домой, выглядывая из-за большого континента — в форме Греции или Гренландии. Вода и дворники сделали бы только хуже. И потом, это было не так рискованно благодаря дорожным пробкам и зеркалам.
 

      Она не питала особо нежных чувств к своему старшему кузену, но по доброте сердца со страхом думала о возможной утрате; а при чистоте ее понятий от мысли о том, как мало толку было в его жизни, как мало он, по всей видимости, способен был отказывать себе в своих желаниях, беспокойство ее становилось еще глубже.
«Мэнсфилд-Парк»

 
      Шторы были задернуты, кондиционер включен, дом встретил ее темнотой и умеренной прохладой. Пруди выпила еще две таблетки аспирина. На уборку сил не осталось. Списки успокаивали, создавали иллюзию порядка в хаотичном мире, но она не была их рабыней. Что-то случается, планы меняются. Холли, домработница, заходила на прошлой неделе. У Пруди было чисто по чьим угодно меркам, кроме Джослин. Правда, придется снова сходить в магазин, никуда не денешься, не подавать же салат с пожухлым эндивием.
      Пруди приняла холодный душ, надеясь взбодриться, натянула футболку без рукавов и хлопковые пижамные штаны с рисунком разных суши. Пока она вытирала волосы, в дверь позвонили.
      На крыльце стоял Камерон Уотсон, с кончика острого носа стекал пот.
      — Камерон, — сказала Пруди. — В чем дело?
      — Я обещал полечить вашу машину.
      — Я не думала, что ты хочешь сегодня.
      — Но вам ведь нужна почта, — удивленно ответил он. Как человек может прожить двадцать четыре часа без электронной почты?
      Было время, когда Пруди беспокоилась, что Камерон немножко в нее влюблен. Потом она поняла, что Камерон немножко влюблен в ее компьютер, который, разумеется, сам и выбирал. Еще Камерон был немножко влюблен в видеоигры Дина. Он даже не заметил, что Пруди в пижаме. У Джейн Остен к ней бы сватались ради приданого.
      Пруди отошла в сторону, пропуская Камерона. Тот держал пластиковый футляр с дисками; через плечо, словно патронташ, висели провода и компьютерные прибамбасы. Он направился прямиком в комнату, запустил свою диагностику, начал колдовать. Пруди немного подремала бы, но не при Камероне. Она принялась протирать пыль, безразлично и даже обиженно. Спать все-таки приятнее.
      Не испытывая должной благодарности к Камерону — который действительно был очень мил, — Пруди ее изобразила. Она принесла ему стакан лимонада.
      — Я переписываю вам кое-что из старого, — сказал он. — Программы-эмуляторы, — Камерон взял запотевший стакан и поставил на дальний край стола. — Еще надо установить вам «Линукс». С виндой уже никто не работает. (А коровы действительно летают.)
      Под пробором в волосах Камерона виднелась белая полоска кожи. Крупные, мертвые хлопья перхоти. Пруди вдруг захотелось протереть и его.
      — А что делают программы-эмуляторы?
      — С ними можно играть в старые игры.
      — Я думала, новые игры нужнее, — сказала Пруди. Я думала, игры становятся все лучше и лучше.
      — Вы сможете играть в классику,— ответил Камерон.
      Наверное, это как перечитывать книги. Пруди вернулась в гостиную. Она задумалась о перечитывании книг о памяти, о детстве. О том, что Мэнсфилд-Парк казался Фанни холодным и неуютным, пока ее не отправили обратно к родителям. Поместье Бертрамов лишь тогда стало для Фанни домом, когда она его покинула. Только в конце обнаружилось, что тетка и дядя любят ее больше, чем родители. Кто, кроме Джейн, додумался бы придать сказке такой оборот? Пруди хотела достать из сумки карточки, кое-что записать. Но вместо этого уснула на диване, прямо при Камероне.
      Когда она открыла глаза. Дин гладил ее по руке.
      — Приснится же такое, — сказала Пруди и не смогла вспомнить сон. Села. — Ты вроде обещал быть поздно. — Она взглянула ему в лицо. — Что случилось?
      Дин взял ее за руки.
      — Срочно собирайся домой, зайка, — сказал он. — Мама попала в аварию.
      — Я не могу.
      У Пруди пересохло во рту, мысли путались. Дин плохо знал ее мать, иначе понял бы, что волноваться не о чем.
      — У меня сейчас книжный клуб.
      — Я знаю. Я знаю, как ты этого ждала. Я позвоню Джослин. Твой рейс через полтора часа. Очень жаль, милая. Очень жаль. Давай, а то опоздаешь.
      Он обнял ее, но было слишком жарко. Пруди вывернулась.
      — Все с ней нормально. Полечу завтра. Или на выходных.
      — Она так и не пришла в себя после аварии. Бэйли позвонили мне в офис. До тебя никто не мог дозвониться. Я пытался всю дорогу домой. Занято.
      Камерон за компьютером.
      — Я его сгоню.
      Дин собрал Пруди сумку. Сказал, что в Сан-Диего будет ждать машина, пусть ищет шофера с ее именем на табличке у выдачи багажа. Обещал позвонить в школу, отменить свои встречи. Найти кого-нибудь поответственнее Камерона, чтобы кормить кошку. Он обо всем позаботится. А Пруди пусть думает только о маме. И о себе.
      Он прилетит, как только сможет. Будет в больнице самое позднее завтра утром. А если получится, сегодня ночью. «Жаль, — повторял Дин, — так жаль», — пока Пруди наконец не сообразила, что он думает, будто ее мать при смерти. Наивный!
      Год назад Дин мог бы проводить ее до выхода к самолету, держал бы за руку, пока она ждет. Сейчас не было смысла даже заходить внутрь. Он высадил ее на обочине и поехал домой заканчивать дела. Перед Пруди через контроль прошел мужчина со спортивной сумкой и мобильником; он так же ставил ногу на пятку, как Трэй Нортон. Его отвели в сторону, заставили разуться. У Пруди забрали маникюрные ножницы и швейцарский армейский нож. Жаль, забыла отдать Дину, нож ей нравился.
      Пруди летела рейсом «Саутвест». Ей достался посадочный талон в секторе «С». Еще оставались шансы на место у прохода, но только если попасть в самое начало очереди, и то не факт.
      При посадке, вынимая из сумки паспорт, Пруди рассыпала карточки. «Хочешь сыграть в "Собери всю колоду"?» — как-то спросила она у матери. Этой шутке ее научили в детском саду. «Давай, — ответила мать, а когда Пруди раскидала все карты, попросила: — Будь добрым эльфом, собери за меня».
      Пруди упала на колени и бросилась подбирать карточки. Люди перешагивали через нее. Кто-то рвался вперед. Надежда на место у прохода погибла. До самолета Пруди добрела в слезах. За колой, в качестве успокаивающего дзенского упражнения, она пересчитала карточки. Их оказалось сорок две, так долго Пруди готовилась. На всякий случай она сосчитала еще раз.
      Сначала она решала кроссворд в журнале. Потом смотрела в иллюминатор на пустое небо. Все хорошо. Разумеется, ее мать sain et sauf ,и Пруди категорически отказывалась притворяться, что это не так.
 
       Сон Пруди:
      Во сне Джейн Остен водила Пруди по комнатам большого особняка. Джейн совсем не похожа на свой портрет. Она скорее напоминает Джослин и временами даже превращается в Джослин, но все-таки это Джейн. Подтянутая, современная блондинка в широких шелковых брюках.
      Они стоят на кухне, такой же бело-голубой и медной, как у Джослин. Джейн и Пруди сходятся на мысли, что для кулинарных тонкостей обязательно нужна газовая плита. Джейн говорит, что у нее самой, судя по отзывам, неплохо получаются французские блюда. Она обещает попозже что-нибудь приготовить для Пруди, но та знает, что Джейн забудет.
      Они спускаются в винный погреб. Вдоль темной стены тянется решетка для бутылок, однако в большинстве ячеек сидят кошки. Их глаза поблескивают в темноте, словно монеты. Пруди хочет об этом сказать, но решает, что неудобно.
      Потом она, хоть и не поднималась по лестнице, вдруг оказывается наверху — одна, в коридоре со множеством дверей. Она дергает несколько, но все закрыты. Между дверьми висят портреты в натуральную величину и зеркала. Они расположены так, что каждый портрет отражается в зеркале напротив. Пруди может встать перед зеркалами и увидеть себя вместе с изображенным человеком.
      Снова появляется Джейн. Теперь она куда-то спешит, тащит Пруди за собой мимо дверей и резко останавливается.
      — Вот где мы разместили твою мать, — говорит она. — Думаю, ты заметишь кое-какие улучшения.
      Пруди в нерешительности.
      — Открой дверь, — приказывает Джейн, и Пруди открывает. Вместо комнаты за дверью оказывается пляж, парус, остров вдали и океан, насколько хватает глаз.

Июнь. Глава четвертая, в которой мы читаем «Нортенгерское аббатство» и собираемся у Григга