- Ну, куда теперь пойдешь! В такую погоду хороший хозяин...
      Тогда Антон Иваныч стал собираться сам. Одевался он долго, как по утрам, кряхтя и покуривая, перекидываясь сам с собою словечками и замечаньями. Перед уходом, в дверях, обратился к Володьке:
      - Хорошо сказать, доктора... А какого?.. Ты подай ей, в случае чего...
      Раскрыл зонт и окунулся в сырую темень.
      От земли подымалась холодная испарина, ветер кидал в лицо пригоршнями колючих капель, улицы были устланы лужами и пустынны.
      Антон Иваныч зашел в пивную отогреться. Через час он опять появился на улице, постоял, запрятал поглубже в карманы пивные бутылки и направился домой.
      Там, отряхнувшись от дождя, спросил:
      - Ну, что?..
      - Все тебя звала, - отозвался Володька.
      Антон Иваныч пододвинул к постели больной табуретку и заглянул ей в лицо.
      На нем лежал блеклый свет лампы, и оно было строго и просто, как лицо постника. Губы Анны Тимофевны шевельнулись и ему показалось, что она спросила:
      - Ты?
      - Да, я, Анюта, - сказал он.
      Она вздрогнула и открыла глаза. Остановила на нем свой взор, но лицо ее не изменилось, только тени на нем переместились и посветлели, и вокруг рта заблестели мелкие капельки пота.
      - Посиди, - чуть внятно сказала Анна Тимофевна.
      И еще, погодя:
      - Как ты... без меня... милый...
      Потом опять закрыла глаза и часто, хрипло задышала.
      Антон Иваныч подождал, пока утихнет, уляжется хриплое дыханье, но оно не утихало, и он задремал.
      А когда очнулся - Анна Тимофевна вытянулась на спине непокрытая, прямая, и глаза ее - неподвижные, стекольно-желтые - были устремлены на него. В ту же секунду он ощутил на руке своей холодную тяжесть. Он вскочил и отступил на шаг. С его руки скатилась и звонко стукнулась о табуретку прямая рука Анны Тимофевны.
      --------------
      Когда закопали могилу и Антон Иваныч остался с Володькой, он сел на мягкую насыпь и закурил.
      День выпал теплый и кое-где в последний раз зардела рябина. Было тихо. Синеватый дымок папиросы почти недвижным облаком висел над головой. Чье-то омертвелое, придушенное стояло в воздухе стрекотанье.
      Володька просверлил каблуком в земле ямку, закопал в нее жука. Поглядел на небо, сказал:
      - Пойдем, что ли?
      Потом присел рядом с отцом, но тотчас вскочил.
      - Ну, я пойду!
      И, перепрыгивая через могилы, быстро пошел к дороге.
      Тогда Антон Иваныч поднялся и стал лицом к кресту.
      Крест был гладкий, некрашеный, сучковатый.
      Антон Иваныч стоял, сгорбившись, засунув руки в пиджачные карманы. Потом, что-то нащупав в углу кармана, вытащил руку и разжал пальцы. В них оказался кусочек мела.
      Антон Иваныч пододвинулся к кресту и начал выводить на поперечной перекладине мелом:
      - Анна Тимофее...
      Но мелок вдруг рассыпался, и белый порошок медленно осел на насыпь.
      Антон Иваныч постоял еще, отряхнул руки и пошел следом за сыном.
      1921-22 г.г.