В их задачи входило – угрозами заставить подозреваемого расплатиться с заказчиком наезда, им было безразлично, управлял ли Андрей фирмой сам или через наймитов, и тем более не хотелось вникать во все производственные сложности, кто там на самом деле отдавал распоряжения и вообще крутил финансовые колёса, а кто подписывал бумаги и был статистом. Они и протоколы-то заполняли неохотно, во время допросов отдавая предпочтение устному произнесению угроз. Ведь они рассчитывали похоронить это дело сразу после того, как Андрей испугается и отдаст деньги кредиторам. Поэтому вынужденная проверка принесенных им документов и необходимость проведения графологической экспертизы поставила их в ступор.

Андрей знал возможности противника, понимал, что, раз эти люди затеяли войну, то пойдут до конца, и стремился сработать на опережение.

И об этом он повёл речь в субботу, 21 октября, вечером, когда встретился со Спириными в пивной «Бавария». Собралась большая компания, была дочь Спириных с мужем, приятельницы Вероники с её работы (она работала в областном финуправлении), несколько бывших коллег Юрия. Однако, всерьёз поговорить не удалось. Быстро набрали градус и заговорили о предметах более приятных, чем уголовное преследование бывшего предпринимателя. Постоянно думая о Кате, Андрей старался вывести разговор на темы, которые бы хоть как-то её касались – хотя бы даже про Станислава Полянского.

– Он тут звонил недавно, шлёт тебе привет! – сообщила Вероника.

После его отъезда отношение Спириных к нему поменялось. Оно уже было не таким, как год назад, когда Юрий заглядывал ему в глаза, а Вероника выполняла роль психотерапевта, выслушивая его душераздирающие многочасовые монологи-признания. Теперь она по порциям выдавала информацию, полученную от него во время тех сеансов психотерапии. Например, то, что жена Станислава Полянского – дочь крупного московского чиновника, она уверенно шагает по коридорам власти и вхожа во все кабинеты, в которых принимают решения. Станислав, украинский лимитчик, подцепил её на улице, используя недюженные пикаперские навыки, влюбил в себя, женил на себе и сделал благодаря связям тестя карьеру. Годы берут своё, четверть века в браке – это вам не выпускной школьный бал, и Станислав, будучи связанным по рукам и ногам, двигаясь в колее полностью детерминированных движений, не смог придумать для себя ничего более интересного, чем длительная командировка в провинциальный Волгоград. Он обосновал перед руководством необходимость «поддержки и укрепления неблагополучного низового звена», удачно выбил себе должность начальника Управления (фактически была создана новая структура, до этого все эти функции успешно выполняли другие службы) и даже выиграл в зарплате. Самое главное – он избавился от доминирующего влияния надоевшей, как волки оленю, немолодой жены и получил фантастические возможности в плане обольщения молоденьких провинциалок. Жена тем временем упорно доискивалась, кто выдворил её мужа из Москвы и отправил в какой-то там Волгоград, о существовании которого она даже не подозревала. В итоге она нашла нужные рычаги, надавила на нужных людей и в один прекрасный день ворвалась, что называется, на блат-педали в кабинет непосредственного мужниного начальника во время совещания и выразила возмущение затянувшейся волгоградской командировкой мужа. Неудовольствие было выражено следующим образом: «Это безобразие! Больше года в семье не хватает члена!» Собравшиеся в кабинете многозначительно переглянулись и заёрзали в своих креслах. Начальник оторопело произнёс: «Нас тут десять членов, может, мы на что сгодимся?..» И этот анекдот теперь гуляет по всему Лукойлу. Что касается требования «вернуть члена» – начальник заверил страдалицу, что непременно это сделает и ейный муж вернётся в Москву в самое ближайшее время.

Итак, его волгоградский рай продлился чуть больше года.

Что касается его профессиональных качеств, то они сильно преувеличены подхалимами. На самом деле он выскочка, резонёр, пижон, очень поверхностный человек, всю жизнь просидевший в кабинете, который достался по блату, и не сделавший самостоятельно ни одного шага (ну, кроме поездки в Волгоград). Полная противоположность Юрию, который знает оперативную работу как свои пять пальцев, и, прежде чем попасть в службу безопасности Лукойла, долгое время проработал в спецназе, УБОП (Управление по борьбе с организованной преступностью, расформированное в 2008 году) и отделе по борьбе с коррупцией, всю жизнь прожил на одну зарплату, не имея никаких левых доходов – в отличие от Станислава Полянского, который рэкетировал бизнесменов, в чём охотно признавался направо и налево.

Андрей не имел возможности проверить сведения о том, что Станислав Полянский – это «выскочка, резонёр, пижон», но насчёт Юрия – всё так и было. В России известно всего два случая взятия судей с поличным во время передачи взятки, и оба произошли при непосредственном его участии. Когда он работал в отделе по борьбе с коррупцией, то был грозой всех местных шишек. И благодаря безупречному послужному списку его взяли в Лукойл.

Всю эту информацию Андрей получал от Вероники, сам Юрий был на редкость молчаливым и в разговорах обычно отделывался обтекаемыми фразами и размытыми формулировками, никогда не говоря чего-нибудь наверняка и не давая никаких точных данных. В итоге, во время такого общения Андрей получал от Вероники массу инсайдерской служебной информации и подробности личной жизни, и ничего по поводу того, что его на тот момент больше всего интересовало – про УНП и ОБЭП.

Таким образом, во время этой встречи в «Баварии», также, как во время других встреч, он так и не добился от Юрия никакой конкретики по поводу решения своих проблем.

Показания Андрея ломали стратегию оперативных работников УНП и ОБЭП. Обе эти службы находились в одном здании на Самарском разъезде, соответственно на 6-м и 4-м этажах. А начиналось всё с того, что его самого пытались сломать, давили на психику и всячески кошмарили. Главной для него угрозой являлся уголовный срок, предусмотренный ч 4 159-й статьи УК (Мошенничество в особо крупных размерах) – максимальный 10 лет. У милиционеров имелись предоставленные заказчиками и переданные Крыловым документы как по фирме Совинком, так и по Экссону, единственным официальным учредителем и гендиректором которой Андрей также являлся, но на деле был соучредителем, и то бывшим. Эта фирма была зарегистрирована в Волгограде, но работала в Петербурге. Шесть лет назад его знакомые начали этот бизнес, связанный с продажей аккумуляторных батарей и свинцово-содержащего сырья и взяли его в долю. Он внёс деньги в уставный фонд и переехал в Петербург, где отвечал за делопроизводство и организационные вопросы ООО «Экссон». Оба бизнеса, волгоградский и петербургский, были взаимосвязаны, в какой-то момент у Андрея пошли серьёзные проблемы в Волгограде в связи с конфликтом с прикрывавшим его силовиком, Иосифом Григорьевичем Давиденко, и возникла дилемма: спасать Совинком или бросить его и навсегда остаться в Петербурге, а про Волгоград забыть. Он понадеялся, что сможет разрулить ситуацию, сохранить волгоградский бизнес; и втайне от компаньонов воспользовался деньгами Экссона, к которым имел доступ. Однако, его расчёты не оправдались, он не смог своевременно покрыть недостачу и получил проблемы ещё и с компаньонами. Они акцептировали его долю в уставном фонде Экссона, $400,000, но этого оказалось недостаточно, им нужно было вернуть их деньги, инвестированные в Совинком, и, естественно, они приложили к этому максимум усилий. Вопрос возврата этого долга являлся для Андрея приоритетным – и не только потому, что его компаньоны представляли собой самую серьёзную угрозу среди сотни других кредиторов, но также потому, что, несмотря на его провинность, они смогли понять и простить его и пригласили обратно в случае, если он полностью погасит долг и изыщет средства, чтобы снова войти в компанию. Какие только советы ему ни давали родственники и друзья по этому поводу… в одном все были единодушны: это развод, разбитый кувшин уже не склеить, дважды в одну реку не войти, и, раз уж произошёл разрыв с компаньонами, надо выгадать как можно больше для себя и не торопиться возвращать долг. В дальнейшем уже не будет таких возможностей сразу сорвать большой куш, поэтому сейчас необходимо инвестировать деньги в новый бизнес, а когда он раскрутится и начнёт приносить доход, тогда с этих денег кидать небольшие суммы кредиторам… если угроза с их стороны будет ещё достаточно сильна. Но Андрей отнёсся к этому делу с максимальной добросовестностью, так как его мучила совесть и чувство вины перед компаньонами, которые за долгие годы совместной работы стали почти как братья. Он провернул целый ряд необычайно рискованных сделок, вернул им всё, что был должен и даже немного внёс в счёт уставного фонда, но при этом схлопотал проблемы с указанными милицейскими службами – УНП и ОБЭП (и не только с ними).

В пользу серьёзности намерений компаньонов и правдивости их обещаний взять обратно в компанию говорил тот факт, что они продолжали доверять ему бухгалтерский учёт Экссона (всё ещё зарегистрированного в Волгограде), ему пересылали оригинальные документы, в его обязанности входило составление налоговой отчётности и подача её в налоговую инспекцию. Ему платили высокую по петербургским меркам зарплату главного бухгалтера, также ежемесячно выделяли около тысячи долларов на решение юридических проблем, и ещё он получал дивиденды с вложенных средств. С этих денег он выплачивал зарплату профессиональному бухгалтеру, который сводил балансы, сдавал отчётность в налоговую инспекцию и вообще вёл учёт. Таким образом, функция Андрея была чисто организационная и контролирующая. Свою первоочередную задачу он видел в том, чтобы раздобыть любым способом сумму, которая бы позволила вновь стать равноправным партнёром в Экссоне. Не имея в наличии всей суммы, невозможно было возвращаться в Питер. Положение младшего компаньона никак не рассматривалось.

Находясь в Волгограде, Андрей с тоской вспоминал прежние годы – жизнь в Петербурге была связана с гораздо меньшим трудом, а лавандос получался совсем другой, гораздо больший, поэтому желание вернуться обратно мучило его днём и томило ночью, в его ушах, как у Агасфера, постоянно раздавался приказ: «любыми способами раздобыть деньги и вернуться в Питер!»

Благодаря всё тому же Крылову в УНП попали документы, касавшиеся экспортных поставок Экссона – фирма активно поставляла аккумуляторы в страны СНГ (одно время Экссон судился с налоговой инспекцией по возврату НДС). И у сотрудников УНП появились дополнительные рычаги воздействия на Андрея. Однако, дело оказалось сильно запутанным, и, чтобы разобраться в нём, необходимо было проанализировать тонны дополнительных бумаг: приход-расход, транспортные накладные, сертификаты, решения суда, материалы налоговых проверок – поэтому милиционеры сочли это дело слишком хлопотным и сконцентрировали внимание на одном преступном эпизоде: подделка документов для получения кредита – это преступление предусмотрено статьёй 176-й УК (тогда как мошенничеством занимался ОБЭП).

Рабочий график оптово-строительного рынка, официальным сотрудником которого Андрей являлся, позволял ему уделять время улаживанию своих проблем, в частности, ездить в УНП и ОБЭП почти каждый день. В его обязанности входила продажа строительных материалов – цемент, кирпич, шифер, изоляция… плюс сотни других наименований. Изначально, когда он попросился на работу к своему товарищу Вадиму Второву, то рассчитывал на какую-нибудь спокойную офисную работу. Вариантов много могло быть разных: оптово-строительный рынок представлял собой огромную территорию с многочисленными ангарами и складами, которые сдавали в аренду, кроме того, в собственности Вадима было производство окон и дверей, турбаза, а также множество других бизнесов, счёт которым Андрей давно потерял. Многие сотрудники Вадима, знавшие Андрея уже давно, откровенно удивлялись, почему ему досталась самая паршивая должность, какая только могла быть в их конторе. Для того, чтобы получить эту работу – на условиях оклад 5000 рублей плюс мизерный процент с продаж, совсем необязательно быть другом детства, однокурсником и бывшим бизнес-партнёром гендиректора, любой прохожий может так устроиться! Показателем привлекательности этой работы являлась высокая текучка кадров.

Андрей устроился туда в июле 2006-го года и по состоянию на октябрь месяц пока не жалел об этом, так как был обласкан Вадимом, который предоставлял для разъездов свой Мерседес и давал конкретные контакты для сделок, и это вселяло надежду получить хорошую должность в будущем (это на случай, если не удастся вернуться в Петербург). Кроме того, было ясно, что серьёзная, настоящая работа не позволила бы находиться по полдня на допросах.

Установив контакт с Катей, Андрей каждый день звонил ей и подолгу с ней разговаривал; её тон и дружелюбный настрой вселяли уверенность, что она действительно намерена с ним встретиться… а остальное – дело техники.

Он грациозно рассказывал разные интересные, необычные и весёлые истории из своей жизни, она рассказывала свои; они с головой погружались в общение и становилось понятно, что их дружба была предначертана им судьбой.

Андрею казалось, что время повернулось вспять, хотя лето 1996 далеко позади и ничто не осталось прежним. Когда он слушал Катю Хромову, у него было ощущение, будто он разворачивает всю свою жизнь и идёт туда, где был с самого начала, к месту встречи с Катей Третьяковой.

Мысль о том, что намечаются серьёзные отношения с серьёзной девушкой, бодрила его, подстёгивала к активным действиям в направлении скорейшего урегулирования своих сложностей.

В среду, 25 октября, Андрея снова вызвал следователь прокуратуры Константин Сташин. Андрей шёл в следственное управление областной прокуратуры с лёгким сердцем – в последнее время Сташин не старался обмануть, не создавал напряжения и следовал логике ситуации.

Однако, состоявшийся разговор Андрею не понравился. В прокуратуру поступил заказ на Капранова, кто-то решил отжать принадлежащий ему строительный бизнес, компанию Стройхолдинг, и следователи активно прорабатывали все зацепки.

Сташин с ходу обрадовал Андрея, едва он появился в кабинете следователя и устроился на стуле:

– По тебе работают УНП и ОБЭП. Закончив предварительное следствие, они передадут материал в Главное следственное управление, на которое имеет влияние твой молочный брат Иосиф Григорьевич Давиденко. Ни для кого не секрет, что он поклялся сжить тебя со свету.

Андрей натянуто улыбнулся:

– Собственно, своим банкротством я обязан именно ему.

– Понимание ситуации значительно облегчит нашу беседу. Твой состав подпадает под 159-ю статью, часть четвертую – «Мошенничество в особо крупных размерах», максимальное наказание – 10 лет лишения свободы. Нет никаких сомнений, что судья закатает тебе максималку.

Андрей, опершись руками о колени, настороженно вслушивался, в то, что говорил следователь. Тот продолжал раскидывать рамсы:

– Но я могу устроить, чтобы материалы пошли не в ГСУ, а к нам в следственное управление прокуратуры. Мы будем вести следствие так, что ты получишь… года три условно, прокурор будет ходатайствовать для тебя условный срок и судья вынесет именно такой приговор, а может даже тебя оправдают.

– Было бы очень здорово!

Сташин озвучил условия: необходимо дать показания против Капранова. Бесстрастные глаза следователя столкнулись со встревоженными глазами Андрея.

– Против Капранова?!

– Ну а что, тебе не привыкать, – усмехнулся Сташин. – У него есть чёткая мотивация к убийству Крылова… впрочем, как и у тебя… что касается Капранова – он подал заявку на участие в Лукойловском тендере на строительство нескольких крупных объектов в Красноармейском районе, а Крылов, сотрудник службы экономической безопасности, обнаружил, что информация в поданных документах недостоверна и фальсифицирована, и потребовал отстранить Стройхолдинг от участия в тендере.

И он резюмировал:

– Мотив налицо, теперь нам надо собрать улики, изобличающие Капранова.

Андрей беспокойно заёрзал:

– Ну а чем я могу помочь?

Не обращая внимания на нервозность Андрея, Сташин подытожил итог разговора:

– Сейчас мне нужно от тебя принципиальное согласие. В течение недели я подготовлю твои показания, вызову тебя, чтобы ты ознакомился и подписал их. Потом ты повторишь их на суде – всё, как в прошлый раз.

С сожалением вздохнув, Андрей витиевато пообещал «сделать всё, что в его силах».

Разговор со следователем был хорошим поводом поразмышлять и посмотреть задумчиво в окно часок-другой. Однако, времена, когда Андрей справлялся с любой ситуацией, стоило лишь немного пораскинуть мозгами, уходили в прошлое, и наступали другие – когда можно сутками сидеть в позе лотоса на берегу реки, но так и не дождаться вдохновения. Раньше, когда он принимал важные решения, то представлял себе некоего мудрого наставника, который даёт важные советы и одобряет действия, а теперь у него появилось ощущение, будто на него смотрит дьявол и смеётся над его поведением.

В четверг, 26 октября, Андрей как частное лицо получил кредит в Альфа-Банке в размере 600 тысяч рублей. Большая часть этих денег была незамедлительно отправлена на Экссон для пополнения доли Андрея в уставном фонде.

Его кредитная история была достаточно длинной и непростой. Началась она в 2001 году в Кировском филиале Волгопромбанка (г. Волгоград), где он получил свой первый кредит в размере 400,000 рублей. Ссуда была получена по договорённости, на условиях отката 10 % управляющему филиалом, и на кредитный комитет была подана подправленная бухгалтерская отчётность – бухгалтерский баланс и отчёт о прибылях и убытках, где были завышены финансовые показатели прибыльности; кроме того, предметом залога был несуществующий товар в обороте, фактическое наличие которого никто не проверял. В дальнейшем, получение кредита таким образом было поставлено на поток, последний транш объёмом 10 миллионов рублей вообще был получен под залог чужого оборудования (принадлежащая волгоградскому областному кардиоцентру ультразвуковая установка Acuson 128 XP), и к середине 2005 года общая задолженность перед Волгопромбанком достигла 20 миллионов рублей. В том же 2005 году на Совинкоме начались проблемы и на фоне расползающихся слухов о неблагополучном положении фирмы пошли задержки выплаты процентов по кредиту. Банкиры забеспокоились, Андрея стали вызывать в службу безопасности банка для проработки. Он уговорил одного высокопоставленного чиновника, чтобы тот убедил председателя правления Волгопромбанка пойти навстречу, не включать свой карательный аппарат, сесть за стол переговоров и найти какой-то компромисс. Что и было сделано. Андрей пришёл к руководству банка на аудиенцию, на которой договорились следующим образом: он погашает половину долга, после чего банк перекредитовывает его на другую, чистую фирму – Экссон, над которой нет угрозы банкротства. То есть, кредитует Экссон десятью миллионами, а Андрей в течение полугода возвращает банку те 10 миллионов, что остались на Совинкоме. В итоге за ним вместо 20-ти останется 10 миллионов долга, и этот долг будет не на проблемном Совинкоме, а на благополучном Экссоне.

К началу 2006 года Андрей выполнил то, что пообещал: закрыл половину своей задолженности перед Волгопромбанком, но банкиры своё слово не сдержали – они не стали его перекредитовывать на Экссон, более того, начали кошмарить через своих безопасников: надоедать звонками, требованиями ежедневной явки для проработки, требованием подписать договор личной ответственности (кредит был оформлен на фирму, на общество с ограниченной ответственнстью, и в случае банкротства с хозяина снималась вся ответственность по долгам), угрожающими визитами по месту прописки, распространением компрометирующей информации среди бизнес-партнёров и так далее, в общем, они создали абсолютно невыносимые условия для работы. В итоге Андрей сменил телефон и вообще перестал контактировать с сотрудниками Волгопромбанка. Тогда они вышли на УНП, чтобы возбудить уголовное дело и угрозой уголовного срока заставить Андрея погасить оставшуюся задолженность.

Аналогичная непростая ситуация сложилась с петербургским филиалом Газпромбанка, долг которому также составлял 10 миллионов рублей. Какие шаги предпринимал этот банк для взыскания долга, Андрей не знал, так как давно утратил контакт с его сотрудниками.

Чтобы получить необходимую сумму для внесения в уставный фонд Экссона, с осени 2005 года Андрей стал пробивать кредит в различных банках. Ссуду планировалось получить не на проблемный Совинком, на который, как из рога изобилия, сыпались предарбитражные письма и над которым нависла угроза банкротства, а на вполне благополучный Экссон. Через знакомых Андрей выходил на ответственных работников различных банков (как правило, это были сотрудники службы безопасности), подавал вполне солидный пакет документов, залогом служило всё то же медоборудование, которое по договорённости предоставлял Волгоградский областной кардиоцентр (для единственного показа банкирам), однако, куда бы он ни обращался, везде всё проходило по одному и тому же сценарию: его хорошо принимали, осматривали залог, подписывали соответствующие документы… а потом включали динамо. На кредитный комитет его пакет документов не попадал, но и отказа ему не давали. Просто отмахивались вежливыми отговорками и просили «немного подождать». Так он проходил банк за банком – будто грыз камни. В мае 2006 года, когда один и тот же сценарий повторился в девятом по счёту банке, Андрею стало ясно, что он пошёл не тем путём и зря тратит время.

Сложилась парадоксальная ситуация: все кредиты, которые он легко получал до этого, брались на то, чтобы затыкать дыры, возникшие из-за непродуманной финансовой политики; а сейчас, когда он впервые в жизни пытается взять кредит на реальное дело, когда впервые в обосновании кредита написана чистая правда – никто не хочет его кредитовать!

А в начале лета 2006-го года ему позвонил один знакомый и предложил взять необходимую сумму не на фирму, а на физическое лицо. Конечно, частнику не дадут пятнадцать миллионов, но можно одновременно обратиться в десять-пятнадцать банков и таким образом набрать необходимую сумму. Неудачи со взятием кредита на юридическое лицо он объяснил тем, что Совинком и его директора занесли в стоп-лист, а поскольку Экссон является аффилированной структурой, то эта фирма также попадает в чёрный список. При получении кредита на частное лицо эту преграду можно обойти.

Это было интересное предложение, но было одно «но»: посредник требовал 25 % (тогда как при получении кредита на фирму нужно было заплатить всего 10 % комиссионных).

Желание Андрея как можно скорее вернуться в Петербург было так велико, что он подписался на эти кабальные условия. Дело оказалось не таким простым, как говорил о нём знакомый, первые пять банков с ходу отказали в ссуде, несмотря на связи с безопасниками, но в начале осени дело сдвинулось с мёртвой точки и Андрей получил первые 100 тысяч в банке «Авангард». Далее раскошелились ещё три банка на общую сумму миллион рублей, пятым по счёту стал Альфа-Банк. Все эти деньги были отправлены компаньонам в Петербург в счёт пополнения уставного фонда. Погашать кредиты Андрей рассчитывал с получаемых на Экссоне дивидендов.

Он рассматривал своё нынешнее положение как временную трудность, понимал, что необходимо потуже затянуть пояс и работать, бороться, сжав зубы, но его не могли не тяготить условия, в которых он находился. И если переговоры с банкирами, силовиками, «решальщиками вопросов» никак не раздражали его – то была рутина, к которой он привык, примерно так же когда-то выглядела его бизнес-практика, он находился в привычной среде, то работа на оптово-строительном рынке была ударом по его самолюбию. В далёком 1996 году он начинал свою карьеру в качестве менеджера отдела продаж – носился по городу с прайс-листами и навязывал свой товар. Ему было 24 года, но уже тогда он считал это занятие ниже своего достоинства. И ему очень быстро удалось преодолеть эту фазу бестолковой беготни, он даже не успел понять, насколько это унизительно. Он стал региональным менеджером в Alcon Pharmaceuticals (американская компания – производитель медоборудования), потом открыл свою собственную фирму – Совинком. Все его деловые встречи проходили на высоком уровне и неизменно заканчивались подписанием крупных сделок. А что сейчас?! Он вынужден общаться со всякими работягами, с прорабами, инженерами – даже не с руководителями отдела снабжения, не говоря уже о генеральных директорах! И даже эти шнурки воротили нос, и приходилось изрядно попотеть, чтобы провести сделку на какие-то жалкие сто тысяч, тогда как ещё год назад он обращал свой благосклонный взор только на проекты от шести нулей.

Итак, за последний год Андрей существенно потерял в доходах, но прежние привычки остались и примерять на себя новый образ жизни никак не хотелось. Одним из неудобств было отсутствие личного транспорта – свой тюнингованный Мицубиси Паджеро он продал в сентябре 2006-го, а вырученые деньги опять же внёс в уставный фонд Экссона. Дело в том, что эту приметную машину все знали и многие преследователи-кредиторы уже положили на неё глаз. В середине лета 2006-го, когда он ещё общался с представителями Газпромбанка, они прямо говорили, что пора бы приступить к реализации имущества, чтобы вырученными деньгами погашать просроченный кредит. После этого Андрей прекратил общение с ними, а джип продал, чтобы он никому не мозолил глаза.

Теперь, в октябре, он вдруг остро почувствовал нехватку колёс и решил прикупить какой-нибудь бюджетный автомобиль. Ему приглянулся Мицубиси Галант, который срочно продавал один знакомый всего за 230,000 рублей – в хорошем состоянии, с небольшим пробегом, правда, с правым рулём. Андрей совершил тест-драйв, ему всё понравилось и он было собрался оплатить его с тех денег, что получил в Альфа-Банке, но в последний момент передумал. «Первым делом – бизнес!» – подумал он и решил для покупки машины воспользоваться следующим кредитом.

Он обсудил это с Катей во время телефонного разговора в четверг вечером.

– О, праворукая япошка – я это поддерживаю! У моего отца была такая.

– Ну, а как тебе Жук? – спросил он (ему предлагали ещё и Фольксваген Жук за чисто символические деньги).

– Ну не-е-е! Я, конечно, люблю девчачьи машинки, но не до такой же степени. Мне нравится что-то более солидное.

Этот день был замечателен ещё тем, что Арбитражный суд признал Совинком банкротом – эту новость сообщил конкурсный управляющий, свой человек из юридической конторы, которая взялась банкротить фирму. Начиналось конкурсное производство, в ходе которого арбитражный управляющий должен реализовывать имущество должника, а вырученными средствами расплачиваться с кредиторами. Проблема была в том, что отражённое в балансе имущество на самом деле отсутствовало…

На следующий день, в пятницу, 27 октября, Андрей позвонил Кате в полдень и она огорчила его известием, что никак не получится сегодня встретиться, так как Алекперов ещё в городе и ей «придётся тусить» в сопровождающей его свите. В лучшем случае – только на следующий день.

Странным образом не позвонили Спирины, пятница-суббота – обычно это были их дни. И Андрей присоединился к коллегам, собравшимся после работы на квартире у одной сотрудницы. Она проживала неподалёку от оптово-строительного рынка, на улице Тулака. Как обычно, всё это вылилось в алкошабаш – много выпивали, громко орали песни под караоке.

В начале одиннадцатого у Андрея зазвонил мобильный. Побеспокоила Вероника Спирина. Он подумал, что сейчас получит приказ срочно выдвигаться в какое-нибудь заведение (бывало, что Спирины выдёргивали и в полночь, и в три часа ночи), поэтому не сразу понял, чего от него хотят.

– …так, что за дела?! Какого хера ты клеишься к Юриной секретарше?!

– Чего? В чём дело, Верон? – он был в крайнем недоумении.

Пока он обдумывал, как отреагировать на этот наезд, она, наговорив колкостей и обвинив в том, что он затеял флирт с Катей Хромовой, отключилась.

Его участие в гулянке продолжилось, но уже без огонька – он перестал шутить и травить анекдоты. В который раз его озадачила бурная реакция Вероники на такое вполне обыденное явление, как флирт молодых людей, она следила за его нравственным обликом с самым бдительным деспотизмом, из-за чего он перестал показываться в компании Спириных со своими девушками – ситуации бывали самые неоднозначные; что касается данного конкретного эпизода, самое плохое было то, что Катя, оказывается, рассказала всем на работе, что он ей звонит: всё пошло по цепочке – об этом узнал Юрий, рассказал жене, а она, соответственно, позвонила Андрею. И Андрей приуныл. Получалось, что Катя играет с ним, не принимает всерьёз, и, скорее всего, не будет с ним встречаться. Он сразу подумал самое плохое – что она обсуждала его с коллегами в неодобрительном ключе.

Ближе к полуночи стали расходиться. Один из сотрудников, Сергей, мысливший исключительно в контексте съёма девушек, предложил продолжить в каком-нибудь заведении, и Андрей согласился. К проекту присоединились ещё двое парней, но, когда добрались на такси до Центра, они передумали. Андрей с Сергеем направились в ночной клуб «Старый Сталинград», находящийся в подвале Центрального универмага, историческом месте, в котором в феврале 1943 года был пленён немецкий фельдмаршал Паулюс.

Заняв столик и заказав выпивку, они принялись высматривать девушек. Всё ещё думая о Кате, Андрей с удивлением отметил, что среди многочисленных партнёрш, с которыми он имел дело в этом году, преобладали девушки с таким именем. Он поделился своим наблюдением с товарищем, рассказав о двух самых занимательных, по его мнению, эпизодах:

– В январе у меня была Катя – студентка из Высшей Следственной Школы, лет 19–20. Её телефон дал мне знакомый препод из ВСШ – сказал, что она очень красивая. Я позвонил ей, рассказал какую-то бредовую легенду, откуда у меня её номер и приболтал встретиться. У нас всё прекрасно получилось, правда, меня смущало, что иногда она являлась на свидание в милицейской форме. Зато могу с гордостью сказать, что трахал милицию в прямом смысле слова. А потом вернулся её парень из какой-то там горячей точки, кажется, с Чечни, и она упала в его объятия.