Фигуристы-беглецы

Людмила Белоусова – Олег Протопопов

Разница в возрасте у прославленных фигуристов была небольшая – всего три года и четыре месяца: Олег Протопопов родился 16 июля 1932 года, Людмила Белоусова – 25 ноября 1935 года.

Протопопов родился в Ленинграде в актерской семье – его мама, Агния Владимировна Гротт, была балериной. А вот отца своего Олег не помнил – он ушел из семьи сразу после его рождения. Поэтому первое время семье было трудно. По словам будущего фигуриста, «мы с мамой жили очень бедно. Я всегда голодный ходил». А когда Олегу не было и шести, началась война.

Всю войну Протопоповы провели в Ленинграде, который был окружен фашистами блокадным кольцом. Агнии Владимировне пришлось сменить балетное платье на халат медсестры в военном госпитале. Сын постоянно находился при ней, видя ужасы войны воочию.

После войны мать будущего фигуриста вернулась на сцену и вскоре вышла замуж. Правда, в мужья себе она выбрала человека не из актерского мира. Это был поэт Дмитрий Цензор (р. 1877). Его первая поэтическая книга вышла в 1907 году и до революции он был достаточно известным поэтом. Критик К. Финкельштейн писал:

«Дм. Цензор стал одним из героев пародийного романа Корнея Чуковского «Нынешний Евгений Онегин» («И Цензор – дерзостный поэт – украдкой тянется в буфет»), с которым в начале 1900-х годов сотрудничал в газете «Одесские новости», а также участником рассказа М. Зощенко «Случай в провинции», где рассказывается, как после революции «однажды осенью поэт-имажинист Николай Иванов, пианистка Маруся Грекова, я и лирический поэт Дмитрий Цензор выехали из Питера в поисках более легкого хлеба». И. С. Эвентов вспоминал, что Дм. Цензор был одним из тех, кто нес на плечах гроб с телом А. Блока в 1921 году».

Не потерялся Цензор и при советской власти. Он периодически печатался в многотиражках, а в 1940 году была издана книга его избранных стихотворений. А перед самой войной он стал парторгом – секретарем партийной организации Ленинградского Союза писателей. Правда, на момент знакомства с матерью Протопопова ему было уже за шестьдесят, но в новой семье он быстро прижился. Хотя счастье было недолгим – в декабре 1947 года Цензор скончался, спустя неделю после своего 70-летия. Однако незадолго до смерти он успел подарить пасынку коньки, которые в итоге и определят в дальнейшем судьбу мальчика.

Между тем поначалу Протопопов мечтал стать пианистом, поскольку любил классическую музыку. Эту любовь ему привила мать, которая часто брала его с собой на гастроли, и мальчик все свободное время проводил с артистками балетного оркестра. Именно они научили его играть на рояле и на барабане. Свою лепту в это приобщение к музыке внес и отчим, который обладал отменным музыкальным вкусом. Однако стать пианистом Протопопову было не суждено. Когда он решил принять участие в музыкальном конкурсе, проводившемся в ленинградском Доме пионеров, члены жюри почти единогласно объявили ему, что у него нет совершенного музыкального слуха. И это при том, что Протопопов играл на слух произведения Бетховена. Вот тогда и пригодились хоккейные коньки, подаренные мальчику его отчимом.

В декабре 1947 года (за несколько дней до смерти отчима) Олег пришел в секцию фигурного катания, поскольку оно в то время в основном зижделось на классической музыке. Смотрела новичка тренер Нина Васильевна Лепнинская, которая была воспитанницей легендарного российского фигуриста, олимпийского чемпиона Николая Панина-Коломенкина. Новичок ничем особенным тренера не поразил, но она, узнав о том, что он любит кататься на коньках, цепляясь крючком за попутную машину, решила взять его в секцию, чтобы отвадить от возможной беды – гибели под колесами автомобиля. Протопопову было поставлено лишь одно условие: поменять хоккейные лезвия на фигурные. Но где их найти? В итоге были найдены лезвия на два размера меньше. Но Олег прикрутил их к ботинкам и стал так кататься, что тренер и остальные воспитанники только ахнули.

Под началом Лепнинской наш герой проучился три года и стал перворазрядником. В 1951 году он готовился участвовать в своих первых всесоюзных соревнованиях. Но карьеру фигуриста пришлось на время прервать: в 1951 году его призвали в армию.

Волею судьбы служить Протопопову выпало рядом с домом – моряком на Балтийском флоте. Поэтому зимой все увольнительные он проводил на своем любимом катке. Уже тогда в нем окончательно сформировалась мысль стать фигуристом, но не одиночником – выступать с кем-то в паре. Его кумирами в те годы была пара Игорь Москвин – Майя Беленькая, вот на них он и ориентировался. И в 1953 году (еще служа в морфлоте) он нашел себе партнершу – Маргариту Богоявленскую. Весной 1954 года они стали бронзовыми призерами чемпионата СССР. Позже О. Протопопов вспоминал:

«Будь там 15 пар, мы заняли бы последнее место. Настолько слабой была наша техника. Но, к счастью, на чемпионате было всего три пары, и мы волей судьбы стали призерами. Когда я показал диплом за третье место в своей военной части, то все начальство сразу прониклось уважением к моим тренировкам…»

Этот успех окрылил молодых фигуристов, и они были готовы покорять новые спортивные вершины. Однако судьбе было угодно, чтобы Протопопов шел к этим вершинам уже с другой фигуристкой – Людмилой Белоусовой. Кто же она такая и как возникла на его жизненном пути?

Белоусова родилась в Ульяновске в семье кадрового военного: ее отец – Евгений Георгиевич – был танкистом. Он прошел всю войну и домой вернулся в звании подполковника. А спустя год перевез свою семью (жену и двух дочек – Люду и Раю) в Москву. Здесь девочки были определены в новую школу, а все свободное время посвящали бальным танцам. Но Людмиле этого было мало, поэтому она еще играла в теннис и каталась на хоккейных коньках. Их мама Наталья Андреевна, будучи домохозяйкой, всячески поддерживала увлечения своих дочерей, надеясь, что рано или поздно из этого выйдет толк.

Фигурным катанием Белоусова увлеклась благодаря кино. В те годы в СССР шло много трофейных фильмов, один из которых – австрийский «Весна на льду» – произвел на нее сильное впечатление. Сраженная наповал виртуозным катанием знаменитой Сони Хенни, Белоусова твердо решила пойти по ее стопам – стать фигуристкой. И практически сразу после посещения этого фильма отправилась записываться в детскую секцию фигурного катания при искусственном катке, который в Москве появился раньше других в стране – в 1951 году.

Однако в детскую секцию ее не взяли из-за большого возраста – ей было 16 лет. Но Людмила не отчаялась и направила свои стопы во взрослую секцию. На ее счастье, тренером там была Лариса Яковлевна Новожилова, бывшая чемпионка страны по спортивным танцам, которая разглядела в абитуриентке несомненный талант. И приняла ее в секцию. А спустя три года Белоусова уже была «общественным инструктором» юных фигуристов в парке имени Дзержинского, а также продолжала заниматься во взрослой группе. Ее партнером в ту пору был Кирилл Гуляев, но он вскоре объявил, что заканчивает со спортом, и Белоусова, не найдя себе достойного партнера, приняла решение выступать в одиночном разряде. Именно в это время судьба свела ее с Протопоповым.

В 1954 году в Москве проходил тренерский семинар, на который из Ленинграда приехал Протопопов. Подавляющую часть приехавших составляли уже опытные и умудренные годами люди, а из молодежи было лишь двое – Протопопов и Белоусова. Естественно, что они познакомились и в один из дней вместе отправились на каток. Причем катались отдельно друг от друга. Но ввиду того, что каток был мал и они постоянно натыкались друг на друга, им пришла мысль кататься вместе. И, видимо, так здорово это делали, что один из зрителей, пришедший на каток со своим чадом, выразил им свое восхищение. В итоге в тот вечер они ушли с катка вместе и договорились не терять друг друга из вида – переписываться.

Между тем Протопопов вернулся в Ленинград, а Белоусова осталась в Москве, где начала готовиться к поступлению в институт. В ее планах было покорить Московский энергетический институт, но эта мечта не осуществилась: она сдала на «отлично» почти все экзамены, но по математике умудрилась схлопотать тройку. И конкурс не прошла. После чего отдала документы в Институт инженеров транспорта, куда ее приняли. Однако осенью, начав учиться, Белоусова приняла решение перевестись в Ленинград. Почему? Туда ее позвал Протопопов, который предложил ей не только свои руку и сердце, но и партнерство на льду. В итоге в декабре 1954 года они начали кататься вместе. Причем свою первую программу придумали сами, разучивая музыку под пластинки, которые они проигрывали на радиоле «Урал» (своего магнитофона у них тогда еще не было). Однако их тогдашний тренер весьма скептически смотрел на перспективы этого дуэта. Ему казалось, что эти люди несовместимы не только в жизни, но и на льду: мягкая и уравновешенная Белоусова и беспокойный, постоянно заряженный на движение Протопопов. Но тренер ошибся, и уже спустя год дуэт Белоусова – Протопопов поделили третье-четвертое место на чемпионате Союза с Ниной и Станиславом Жук. Правда, свою ошибку тренер не признал – посчитал бронзовые медали своих воспитанников случайностью. Из-за этого отношения тренера и спортсменов стали ухудшаться. В конце концов они расстались.

Какое-то время Белоусова и Протопопов занимались с новым тренером. Но и это содружество быстро закончилось. В конце концов Протопопов предложил своей партнерше тренироваться самостоятельно, без тренеров. И она согласилась, поскольку привыкла почти безоговорочно доверять своему возлюбленному.

В 1957 году они стали серебряными призерами первенства СССР и мастерами спорта. А спустя год дебютировали на международной арене – выступили на чемпионате мира в Париже (1958). Каток, где проходил турнир, располагался в старом Дворце спорта, который раньше был велотреком. К семи вечера, времени, когда начинались соревнования, народу приходило немного, однако спустя час зал обычно бывал перпеполнен. Так было и в тот день, когда выступали Белоусова – Протопопов. Кататься было трудно – в зале было накурено, как в пивной. Может быть, поэтому в разгар выступления Белоусова упала, попытавшись сделать шпагат. Сильная боль пронзила бедро, и фигуристка подумала, что сломала кость (рентген потом не подтвердит этого диагноза). В первые мгновения Людмила подумала, что не сможет продолжать выступление. Но затем все-таки собралась, вскочила на ноги и вновь заскользила по льду. По лицу фигуристки градом катились слезы, но она продолжала кататься, превозмогая сильную боль в бедре. Однако из-за маленькой заминки, вызванной падением, музыка ушла чуть вперед, поэтому фигуристы не попадали в такт. Короче, выступление было сорвано. На том чемпионате Белоусова – Протопопов заняли 13-е место из 15 существующих. На мировом первенстве тогда блистали другие пары: Барбара Вагнер – Роберт Поул (Канада), Вера Суханкова – Зденек Долежал (Чехословакия).

Что касается советских фигуристов-парников, то они в тройку призеров тогда ни разу не входили. И нарушить эту традицию придется именно героям нашего рассказа. Но произошло это не сразу. А пока было еще одно неудачное выступление – на чемпионате Европы в Давосе (Швейцария). На этом турнире началось «золотое пятилетие» пары из ФРГ Марика Килиус – Ганс Юрген Боймлер (они завоюют «золото» в 1959–1964 годах, оттеснив Суханкову – Долежала, которые до этого два года брали золотые медали).

Тем временем в начале 1960 года Белоусова – Протопопов отправились на зимние Олимпийские игры в Скво-Вэлли (США) в твердой уверенности, что там им наконец удастся победить. Они приготовили новую программу под знаменитые «Грезы любви» их любимого Ференца Листа. Но грезы оказались всего лишь грезами – нашей паре досталось всего лишь… 9-е место. Череда неудач длилась до 1963 года.

В 1962 году на очередном чемпионате мира Белоусова – Протопопов впервые взяли серебряные медали, уступив лавры победителей чехословацкой паре Мария Йелинек – Отто Йелинек. А год спустя они отправились на чемпионат мира, который проходил на модном итальянском курорте Кортина д'Ампеццо. Туда съехалось множество богатых туристов из ФРГ, чтобы присутствовать на триумфе своих фигуристов – пары Марика Килиус – Ганс Боймлер. Как мы помним, они с 1959 года трижды становились чемпионами Европы, а вот мировая корона им никак не давалась. В 1963 году они рассчитывали эту традицию прервать. Что касается советских пар (помимо Белоусовой – Протопопова на медали претендовали Татьяна Жук и Александр Гаврилов), то их в расчет никто не брал. К тому же несколько месяцев назад (осенью 1962 года) случился Карибский кризис, когда мир стоял на грани ядерной войны из-за конфронтации между СССР и США. Вся западная пропаганда намеренно демонизировала Советский Союз, представляя его неким исчадием ада.

Вспоминает Л. Белоусова: «Что это совсем особые туристы, мы почувствовали, едва вышли на лед. Пара из ФРГ выступала третьей, мы – десятыми. У них были ошибки, и немало, но количество очков, которое они получили, говорило: первое место им обеспечено. Может быть, особую роль сыграло то, что на нас были костюмы из красной материи. Под огнем юпитеров они засверкали, как свежепролитая кровь. Начало музыки совершенно не было слышно, хотя радист Джованни включил усилитель на полную мощность. Стоя наверху, он делал Олегу знаки, полные растерянности и отчаяния. Часть зрителей, желая сорвать выступление нашей пары, изо всех сил ревела какую-то маршевую песню, улюлюкала. Конечно, кроме «туристов», в зале были и доброжелательно настроенные люди. Но они не могли заглушить десятки зычных глоток, с ненавистью кричавших: «Вы – коммунисты!» Они ждали, что мы уйдем. Но ошиблись.

«Мы будем выступать», – сказал Олег и крепко сжал мне руку. Я кивнула: обязательно будем. Каким-то чудом в этом реве мы услышали сигнал – начало. В первые минуты после нашего выхода на лед наступила мертвая, отчужденная тишина. Затем сначала несмело, потом все громче и громче стали раздаваться аплодисменты.

Мы катались, стиснув зубы. Назло. Пусть все видят. Злость погасила волнение, мы были почти спокойны. И зал понял, что этих двоих не собьешь, не возьмешь голыми руками. Когда мы выходили, к нам протянулось несколько букетов цветов. Это были знаки искреннего восхищения. «Туристы» молчали. Наверное, они и сами были поражены упорством «красных»…»

На том чемпионате пара Белоусова – Протопопов заняла второе место, Жук – Гаврилов – третье. А чемпионами стали те самые фигуристы из ФРГ Марика Килиус и Ганс Юрген Боймлер. К этому времени они были уже пятикратными победителями европейских чемпионатов, призерами Олимпийских игр в Скво-Вэлли (1960). В Кортина д’Ампеццо они откатали хорошо, но не более того. Однако из-за вмешательства большой политики судьи не стали отдавать законное «золото» советской паре и присудили его немцам. Тем более что в памяти многих были еще свежи события вокруг Берлинского кризиса 1961 года.

После мирового чемпионата 1963 года Белоусова – Протопопов решили все свои силы сосредоточить на подготовке к зимней Олимпиаде-64. По обоюдному желанию они решили отказаться от симфоджаза и выступать только под классическую музыку, поскольку только она была способна позволить им выразить все то, что они переживали во время исполнения программы. Классическая музыка настолько плотно вошла в их жизнь, что они не расставились с ней ни дома, ни на отдыхе – например, в столовой или на пляже. С этого момента повысилась роль Белоусовой, чья женственность и врожденная пластика придавали их катанию невиданную до той поры утонченность. Специалисты писали:

«Для создания новых образов человеку нужен какой-то толчок. Чаще всего для хореографа толчком служит музыка, реже – книга. Раздумья фигуриста над будущей программой в чем-то сходны с работой мысли хореографа. Людмила и Олег слушали музыку, смотрели фильмы, которые они снимали на чемпионатах мира, читали книги. С особым интересом изучали они книгу выдающегося русского балетмейстера Фокина «Против течения». В ней их внимание привлекли и такие строчки: «Возможности создания оригинального – поистине безграничны. Они так же безграничны, как опыт самой жизни, но только тогда, когда танцовщик обладает сильной технической основой».

Взаимосвязь отточенной техники и новых пластических образов была несомненной. Фигуристам хотелось передать движение на льду без малейшего нажима, без малейшего намека на спешку, с полной амплитудой. И они создают один за другим оригинальные элементы, основанные на идеально чистом мягком скольжении. По своему стилю эти комбинации – «магнитная стрелка», вращение «монетка», обводка партнерши за спиной партнера – продолжали то направление, которое было открыто нежным и ажурным танцем «Грезы любви». И вместе с тем в новых элементах ярко выделялась роль партнерши…»

На Олимпиаде-64 в Инсбруке (Австрия) вся мировая печать пророчила успех западногерманской паре Килиус – Боймлер. Сами они также были уверены в своей победе и даже задолго до соревнований участвовали в специальной фотосессии, где их снимали как будущих олимпийских чемпионов. Эти снимки на Олимпиаде продавали зрителям.

Вот и жребий оказался на стороне немцев – они стартовали позже Белоусовой и Протопопова, которые выступали девятыми по счету, после дуэтов Канады, США. Однако то, как они выступили, покорило зал. Они танцевали под музыку Ференца Листа и Сергея Рахманинова (именно с них начнется мода на классику в мировом фигурном катании), и буквально каждый звук их музыки находил вдохновенный отклик в движениях фигуристов. Так продолжалось ровно пять минут – столько длился их номер. А потом было несколько минут оглушительных оваций, которыми зрители откликнулись на это выступление. Однако судьи были покорены не все: большинство дало им высшую оценку (6,0), но были и такие кто показал 5,9. Но последние остались в меньшинстве, поэтому «золото» турнира досталось паре Белоусова – Протопопов. С этого момента началось триумфальное шествие советского фигурного катания на мировой арене. Отметим, что чуть раньше этого – с мирового чемпионата 1963 года – началась и «золотая эпоха» советского хоккея. Короче, мировой лед стал советским.

На чемпионате мира-64 в Будапеште (Венгрия) Белоусова – Протопопов завоевали «серебро», а «бронза» досталась опять же советским фигуристам: Татьяне Жук и Александру Гаврилову. Однако на европейских турнирах наши все еще никак не могли войти в тройку призеров. Но в 1965 году наступил перелом. Белоусова – Протопопов завоевали золотые медали и на чемпионате мира, и на чемпионате Европы. Это было первое советское «золото» в парном катании. Кстати, тот чемпионат мира 1964 года впервые был показан по советскому ТВ, а спустя два года начались регулярные трансляции мировых чемпионатов по фигурному катанию в СССР.

В те годы Белоусова и Протопопов были на вершине успеха – ими восхищались не только у них на родине, в СССР (тысячи мальчишек и девчонок подались в фигурное катание под их влиянием), но и за рубежом. Так, после «золота» на чемпионате мира в Колорадо-Спрингс (США) в 1965 году им предложили сделать турне по США и Канаде. Во время этой поездки не обошлось без курьеза – у спортсменов пропал чемодан. Вот как они сами вспоминают об этом:

Л. Белоусова: «В аэропорту Монреаля пошли получать багаж, а одного из двух наших чемоданов нет. Правда, коньки были с нами. Тогда еще не было столь жестких запретов, как сейчас, поэтому их мы взяли в салон. В пропавшем чемодане лежали миниатюрные золотые коньки с бриллиантами, врученные за победу на мировом первенстве, чемпионские медали и – самое главное – костюмы! Поискали багаж, ничего нет. А вечером выступление. Что делать? Организаторы засуетились, достали мне красненькое платьице двенадцатилетней девочки – коротенькое и с талией под мышками».

О. Протопопов: «А мне костюм одолжил немецкий одиночник Зепп Шонмецлер. Хороший парень! Издает сейчас в Германии спортивный журнал… Словом, Зепп пришел на выручку, но росточком он пониже меня, штрипки на брюках до щиколоток не дотягивались, рукава на пиджаке запястья не закрывали – смех и грех!»

Л. Белоусова: «В таком виде и откатали «Грезы любви». Я – в платье школьницы, Олег – в «подстреленном» костюме с чужого плеча. А чемодан тогда так и не нашелся – так и улетели ни с чем в Европу!»

О. Протопопов: «В Германии нам предложили сшить новые костюмы. Мы обрадовались. По наивности не понимали, что делаем фирме рекламу. Немцы потом везде трубили бы, мол, одеваем чемпионов из Советского Союза… В принципе, мы могли отказаться и не участвовать в показательных выступлениях, тем более повод был. Но Спорткомитет СССР строго за всем следил, не позволял отлынивать, что в общем-то объяснимо: за каждый наш выход на лед организаторы шоу выкладывали колоссальные по тем временам деньги – две с половиной тысячи баксов! Но нам платили всего пятьдесят швейцарских франков. Нет, вру, двадцать пять! Сущие копейки…

К счастью, чемодан все-таки отыскался, его привезли нам в отель. Когда увидел его, первая мысль была: на месте ли медали? Открыл замки – лежат. Сразу на сердце отлегло…»

Л. Белоусова: «Рассказать, почему чемодан в Монреале пропал? В тамошнем аэропорту грузчиками работали эмигранты из Украины. Увидели, что на бирке написаны русские имена и указана страна СССР, и сразу отставили багаж в сторону».

О. Протопопов: «Знали, чей чемодан, рассчитывали сорвать выступление. Антисоветские настроения в украинской диаспоре были сильны…»

Победная тенденция сохранялась у наших героев на протяжении последующих трех лет (1966–1968). Хотя победы эти давались им порой нелегко. Например, на чемпионате мира в Давосе (Швейцария) в 1966 году им было очень тяжело, особенно Белоусовой. Всего за три минуты до начала выступления она внезапно почувствовала себя плохо, к горлу подступила тошнота. Протопопов предложил отказаться от выступления, но партнерша твердо сказала: «Нет». И вышла на лед, бледная как мел. Откатала с каменным лицом, но такая же легкая и воздушная, как и раньше. И судьи дали им высшие оценки.

Второй парой в СССР в те годы были Тамара Москвина и Алексей Мишин (воспитанники Игоря Москвина), но они прекрасно понимали, что всерьез конкурировать с Белоусовой и Протоповым им все же не под силу. Вот как об этом говорит сам А. Мишин:

«Классика предоставляет фигуристу неограниченные возможности. Но в наши с Москвиной времена было абсолютно бессмысленно конкурировать с Людмилой Белоусовой и Олегом Протопоповым в классическом катании, красоте линий, отточенности движений, поз. Эта ниша была ими прочно занята. Игорь Москвин и догадался предложить тему, в которой мы бы выглядели наиболее эффектно (под песню в исполнении Э. Хиля «Тирьям-тирьям». – Ф. Р.). Та программа полностью соответствовала нашим физическим данным и была абсолютно не похожей ни на чью другую. И воспринималась, что немаловажно, как определенный авангард. Этот номер и сейчас, согласитесь, прозвучал бы нормально…»

«Золотое» время этой пары на мировой арене длилось до 1968 года. Затем настала эпоха Ирины Родниной: сначала в паре с Алексеем Улановым (1969–1972), потом – с Александром Зайцевым. Отметим, что тренером пары Роднина – Уланов был Станислав Жук, который в 50-е годы был лучшим (в паре со своей женой Ниной), но потом стал терпеть поражение за поражением от пары Белоусова – Протопопов. Но в итоге сумел взять у них реванш, но уже как тренер.

В 1968 году, на зимних Олимпийских играх в Гренобле (Франция), пара Белоусова – Протопопов завоевала свое последнее «золото». Причем опять без тренерской помощи – самостоятельно. Вспоминает О. Протопопов:

«Когда мы впервые стали олимпийскими чемпионами, представитель Спорткомитета СССР (фамилию уже не помню) многозначительно изрек: «Почему вы выступаете без тренера? Нехорошо. Советским чемпионам это не к лицу». Но я ответил: спасибо, не надо, теперь мы и сами справимся. Между прочим, после Олимпиады желающих стать нашими тренерами оказалось пруд пруди! Каждый хотел примазаться к успеху. (Отметим, что одно время с ними работал хореограф Галина Кениг, которая помогала им ставить многие вещи, но это тогда не афишировалось. – Ф.Р.) А Валентин Писеев перед нашей второй Олимпиадой набросился с упреками. Мы тогда уехали со сборов – решили десять дней отдохнуть на Черном море. Узнав об этом, Писеев начал отчитывать: мол, как же так, вы должны были при подготовке к Олимпиаде откатать 104 часа, а получилось гораздо меньше?! Но мы-то лучше знали, когда взять паузу, а когда поработать ударно. И снова стали первыми. Писеев – хреновый мужик, он делал нам много гадостей, выгонял из спорта. Он вместе с Анной Синилкиной, директором лужниковского Дворца спорта, промывал нам мозги в ЦК КПСС, говоря, что мы с Людмилой катаемся слишком театрально, что наш стиль устарел…»

Кстати, что катание Белоусовой и Протопопова устарело, считал в ту пору не только Писеев, но и многие другие специалисты фигурного катания. Этот вид спорта не стоял на месте – он становился все более динамичным, резким. И тот «балет», который демонстрировали на льду герои нашего рассказа, не вписывался в мировую волну, которая накатила на фигурное катание в начале 70-х. Кстати, тогда изменилось не только фигурное катание, но и хоккей – он тоже стал более реактивным и жестким (толчок этому дадут игры против канадских профессионалов осенью 1972 года). В итоге уже в конце 60-х Белоусову и Протопопова стало активно теснить молодое поколение. В 1969 году, на чемпионате Европы, они заняли 2-е место, уступив первую ступеньку пьедестала Родниной – Уланову. Больше в тройку призеров они никогда уже не входили, хотя старались изо всех сил.

Та же ситуация сложилась и на всесоюзных соревнованиях, где наших героев «поджимала» молодежь. Впрочем, сами они считают, что были не слабее молодых, однако судьи всячески списывали их со счетов, намеренно занижая им оценки. Как, например, во время чемпионата СССР в январе 1970 года в Киеве.

К концу турнира (14 января) безусловными фаворитами турнира были Белоусова – Протопопов. Их главные соперники Роднина – Уланов, сорвав поддержку в обязательной программе, проигрывали им 12,8 балла, занимая всего лишь 8-е место. И вдруг после произвольной композиции все переменилось – вперед вышли вчерашние аутсайдеры. Причем этот рывок вперед многими болельщиками был расценен как явно несправедливый. Почему? Дело в том, что судьи, оценивая выступление Белоусовой – Протопопова, явно намеренно занизили им оценки за артистизм. В итоге они с первого места скатились на 4-е (2-е заняли Людмила Смирнова – Андрей Сурайкин).

В тот день, когда это произошло, большая часть зрителей, собравшихся в Киевском Дворце спорта, встретили судейский вердикт продолжительным свистом. Это возмущение длилось несколько минут, при этом шум был таким, что другие фигуристы не могли начать свои выступления. Главный рефери Кононыхин в попытке успокоить зал объявлял: «Решение судейской коллегии окончательное и обжалованию не подлежит», что вызвало еще большее возмущение. Подобных инцидентов советское фигурное катание еще не знало. Публика стала дружно скандировать и требовать выхода на лед Белоусовой и Протопопова. А те в это время сидели абсолютно подавленные в раздевалке. Наконец дирекция Дворца спорта не выдержала и попросила их выйти к публике, успокоить ее. Фигуристы вышли на лед и, в благодарность за поддержку, низко, по-русски, поклонились зрителям. Людмила Белоусова при этом плакала. Как вспоминает О. Протопопов, «возвращаясь в раздевалку, встретили Петра Орлова, бывшего тренера Станислава и Нины Жук, который никогда не питал к нам симпатий. Он протянул мне руку и сказал, что сочувствует нам. Я руки ему не подал, вежливо сказав, что никаких сочувствий нам не надо. Потом один наш приятель вспоминал, что Орлов, возмущаясь судейством, сказал: «Я бы этого Протопопова своими руками задушил, но три десятки ему – отдай!» Он имел в виду занижение нам оценок за выступление в Киеве…

Через 16 лет Уланов признался, что тогда уже планировалась их золотая медаль на Олимпиаде в Саппоро. Поэтому они не должны были никому проигрывать, тем более нам…»

Этот скандал имел настолько большой резонанс, что скрыть его было невозможно. Однако размусоливать его, конечно, не разрешили, отделавшись короткой репликой в «Комсомольской правде» от 16 января. Заметка называлась «Почему волновались трибуны?», и автором ее был некий инженер-конструктор из Лобни А. Кузин. В статье вкратце описывалось, как зрители устроили обструкцию судейскому решению о занижении оценок паре Белоусова – Протопопов, и приводились слова Кононыхина, сказанные им в адрес этой пары: «Но это спорт, у него свои возрастные законы, к сожалению». Эта оговорка рефери ясно указывала на то, что все происшедшее отнюдь не случайность. Видимо, руководство Спорткомитета руками судей собиралось прекратить гегемонию «стариков» в фигурном катании.

Как показали последующие события, приход молодежи пошел во благо советскому фигурному катанию – его гегемония на мировых спортивных аренах стала еще сильнее и продлилась почти два десятка лет.

Итак, в чемпионате СССР 1970 года Белоусова – Протопопов заняли 4-е место и не попали в сборную страны. На чемпионате СССР-1971 они заняли 6-е место, снова оставшись за бортом национальной команды. Впрочем, и тогда без интриг не обошлось. По мнению некоторых специалистов, судьи были явно предвзято настроены по отношению к паре Белоусова – Протопопов. Например, сотрудник журнала «Физкультура и спорт» Аркадий Галинский в газете «Советская культура» подверг сомнению результаты чемпионата страны, на котором присутствовал как корреспондент. По его мнению, фигуристов попросту «сплавили». А чтобы избежать ненужных свидетелей и замести следы, даже отключали телетрансляцию якобы по техническим причинам. Именно из-за этой публикации Галинский был уволен и на семнадцать лет отлучен от спортивной журналистики. Главный редактор журнала Николай Тарасов попытался прийти на выручку своему бывшему сотруднику, и его тут же сняли.

Следом за этим грянул еще один скандал. Он случился в январе 1972 года. На носу были очередные зимние Олимпийские игры (они начинались через месяц в японском городе Саппоро), а Белоусову и Протопопова туда не взяли. Причем это решение было принято не кулуарно, а после совета с шестеркой лучших тренеров страны (Жук, Чайковская, Кудрявцев, Тарасова, Москвин, Писеев), которая пятью голосами против одного (это был Москвин, который консультировал Белоусову и Протопопова) проголосовала против того, чтобы брать «звездную» пару на Олимпиаду. Тех это решение возмутило, поскольку сами они считали себя вполне конкурентоспособными.

Между тем правда заключалась в том, что их время все-таки уже уходило. Они побеждали на Олимпиадах в Инсбруке (1964) и в Гренобле (1968), но затем перестали быть лидерами. На чемпионат Европы 1971 года они не попали, поскольку сил на хороший результат у них уже не было. В том же году они выступали на Спартакиаде профсоюзов в Первоуральске и не смогли хорошо откатать программу – постоянно падали и только и делали, что догоняли друг друга после падений. Так что решение не брать их на Олимпиаду не стало чем-то сенсационным для специалистов фигурного катания. Но сами фигуристы посчитали это оскорблением.

В середине января они пришли к руководителю Спорткомитета Сергею Павлову, чтобы уговорить его изменить свое решение. Далее послушаем рассказ одного из участников тех событий – Валентина Писеева, который в те годы руководил фигурным катанием:

«Белоусова и Протопопов пришли в кабинет Павлова. Людмила пустила слезу, и они оба стали упрашивать Павлова изменить решение. Тот спросил: «Вы уверены, что завоюете «золото»?» Протопопов нетвердо ответил: «Да… Во всяком случае, будем в тройке призеров». Павлов снова спросил: «А если не попадете в тройку, что тогда? Может такое быть?» Знаете, что сказал Протопопов? Что они точно будут в шестерке! Мол, олимпийской сборной нужны зачетные очки, вот они и внесут свою лепту в общую копилку. Павлов чуть не поперхнулся. Я видел это, поскольку тоже присутствовал при этом разговоре. Сергей Павлович дал им понять, что лучше уйти из спорта красиво. Что для спортивного руководства страны доброе имя Белоусовой и Протопопова дороже, чем те два очка, которые они принесут сборной СССР, если займут на Олимпиаде пятое место (за шестое дали бы очко). Они, кажется, не поняли. Дошли до Кирилла Мазурова, члена Политбюро ЦК, и уже тот обрабатывал Павлова. Не получилось…»

А вот как эти же события описывает О. Протопопов: «Дело прошлое, сегодня, наверное, немногие помнят, но мы готовились к Олимпиаде-72, собирались ехать в Саппоро. Фаворитами считалась пара Роднина – Уланов, вторыми шли наши ученики Смирнова – Сурайкин, мы же могли рассчитывать на твердое третье место. Как минимум. Помню, убеждал Сергея Павлова, главного спортсмена страны: «Есть шанс занять весь олимпийский пьедестал почета! Нельзя упускать возможность». Наивный придурок! Это я о себе… Нас никуда и не думали везти: «бронзу» в парном катании уже пообещали команде ГДР, а за это немцы пообещали поддержать Сергея Четверухина в соревнованиях одиночников, где позиции СССР были послабее.

По сути, нас продали, хотя по форме все выглядело вполне прилично. Перед Олимпиадой собрался тренерский совет и… Никто не поддержал наши кандидатуры. Игры выиграли Роднина и Уланов, хотя должны были побеждать Люда Смирнова с Андрюшей Сурайкиным, которым мы ставили произвольную программу. Они откатали чисто, а Уланов не выполнил обязательный элемент, не прыгнул двойное сальто, что являлось грубым нарушением. Тем не менее судьи простили ошибку. Сейчас такой фокус не прошел бы…»

Что можно сказать по поводу этих слов. Сегодня уже ни для кого не секрет, что в спорте частенько мухлюют – так было раньше, так происходит и сегодня. Причем неважно, о каком виде спорта идет речь – о фигурном катании, футболе или хоккее. Здесь стоит отметить другое. Вот Протопопов уверенно заявляет, что советские спортивные власти были в сговоре со своими коллегами из ГДР, чтобы те «натянули» лишние баллы Сергею Четверухину. Могло такое быть? Безусловно. Однако могло быть и другое: что самому Протопопову и его партнерше на каком-нибудь чемпионате мира или Европы некие судьи, вступив в сговор с советскими функционерами, также «натянули» баллы. И они стали чемпионами. Вот и получается: разоблачая других, фигурист невольно ставит под сомнение и свои собственные достижения. Вполне возможно, что именно подобная откровенность больше всего не нравилась спортивным чиновникам (а кому понравится, когда кто-то выносит сор из избы?), и они сделали все возможное, чтобы пара Белоусова – Протопопов поскорее ушли на пенсию. Произошло это в 1972 году.

В апреле Белоусова – Протопопов принимали участие в своих последних официальных соревнованиях – чемпионате СССР. Причем на нем не было сильнейших пар, однако даже при таком раскладе герои нашего рассказа не смогли прыгнуть выше головы – заняли лишь 3-е место. После чего приняли решение покинуть любительский спорт. На тот момент Протопопову шел 40-й год, Белоусовой – 37-й. Однако, уйдя из большого спорта, они не расстались с фигурным катанием – работали в Ленинградском балете на льду. А также передавали свой опыт молодым фигуристам.

Вспоминают Н. и Л. Великовы: «У Олега Протопопова всегда была такая душевная потребность: делиться тем, что у него есть. И для этого он собрал вокруг себя компанию молодых ребят, единомышленников. В ней были очень известные люди: Валентин Николаев, ныне очень известный тренер, в Америке работает, Елена Морозова, Людмила Смирнова, покойный Андрей Сурайкин. Еще несколько человек, чьи фамилии, наверное, сейчас ничего никому не скажут. И мы с Людой…

Протопопов часто выезжал за границу – а потом, когда возвращался, показывал такие вещи, которые у нас никто не видел. Как люди тренируются, как катаются. У нас ведь был в то время полный архаизм – методики времен Панина…

Олег, человек абсолютно не жадный, бескорыстный, давал нам, голи перекатной, свой магнитофон, проектор, делился записями, пленками. Поддерживал нас во всем. Протопопов катался на маленьком катке, на Васильевском острове, в церкви на набережной. Всего 16х16 метров. Это его был личный фактически лед, он мог там кататься один. Но приводил с собой всю эту нашу банду. Мы выходили оттуда в пене и в мыле, но при этом Протопопов требовал, чтобы мальчики были в бабочке, в белой рубашке и в отглаженных брюках. Эластика тогда еще не было, поэтому к каждой тренировке приходилось гладить штаны. И это нас воспитывало. Эта его школа осталась на всю жизнь…

Олег нам давал слушать музыку, под которую катался, рассказывал о своих программах, пытался нам передать свое видение фигурного катания. Это дело всей его жизни. Так, как он, никто не воспринимал фигурное катание в наше время. Он был с детства этой «бациллой» заражен, и она его не отпустила до сегодняшнего дня. Протопопов и сейчас на льду, сам катается, кому-то помогает. Потрясающий человек…»

Итак, после ухода из большого спорта Белоусова и Протопопов выступали в Ленинградском балете на льду. А в 1977 году их пригласили в шоу, проходившее в нью-йоркском «Мэдисон Сквер Гарден», и заплатили за выступление 10 000 тысяч долларов. Очень приличные деньги! Причем американцы всю сумму выдали наличными, фигуристы привезли ее в Москву и, не декларируя, сдали в Госконцерт. А взамен получили по 53 доллара 25 центов (при потолке в 75 долларов. – Ф. Р.). В соответствии с установленной в СССР артистической ставкой.

Заметим, что почти все советские артисты, дававшие гастроли за рубежом, должны были отдавать львиную долю выручки советским финорганам. Впрочем, не только артисты. Например, знаменитый хоккейный вратарь Владислав Третьяк как-то снялся в американской рекламе и был удостоен гонорара в 50 000 долларов. Однако почти все отдал родному государству и ни слова упрека ему не сказал, поскольку понимал: таковы правила. Не он их установил, не ему их отменять.

А вот Владимир Высоцкий в январе 1979 года дал незаконные (не согласованные с советскими властями) гастроли в США и заработал на этом 38 000 долларов. И ни цента государству не отдал, сославшись на то, что деньги, мол, нужны на лечение его жены – французской коммунистки. И советские власти ничего ему поперек не сказали, и он как ни в чем не бывало продолжал свои зарубежные поездки. То есть избранные люди в СССР тоже были. Хотя Высоцкого у нас многие до сих пор считают «жертвой режима».

Но вернемся к героям нашего рассказа.

В 1979 году Ленинградский балет на льду должен был отправиться на гастроли по Бразилии. Там Белоусовой и Протопопову должны были платить по десять долларов за выступление. Планировались трехмесячные гастроли по стране, и от фигуристов требовали кататься на площадке размером четырнадцать метров на двадцать восемь. Скажем прямо, для фигурного катания размер небольшой, что чревато самыми непредсказуемыми последствиями. В итоге дело закончилось плачевно.

Наши герои выступали в Челябинске. Лед там был очень хороший, пара каталась с удовольствием, но законы аэродинамики не обманешь: площадка маленькая, им попросту не хватило места. Протопопов по привычке разогнался, а двигаться некуда. Упал на бок, его партнерша полетела в рампу, ударилась плечом, коленом, головой. Потом два месяца лежала в больнице – выкарабкивалась. Тогда Протопопов и сказал: «Все, хватит!» Лед шуток не прощает. И пренебрежительного к себе отношения не терпит. И они прекратили тренировки на маленьких катках.

Во второй половине 70-х супруги собрались было вступить в ряды КПСС, но их не приняли. Почему? Вот как они сами вспоминают об этом.

О. Протопопов: «Мы пытались вступить, чтобы иметь хоть какую-то защиту. Три года ждали очереди, но нас так и не приняли. Сказали, мол, партия рабоче-крестьянская, среди кандидатов есть не менее достойные люди, чем вы. Да, с нашей стороны это был конъюнктурный расчет. А что оставалось делать? Мне уже исполнилось 47 лет, в любой момент могли отправить на пенсию, как Володю Васильева. Выперли из Большого театра и не охнули. Так и с нами поступили бы».

Л. Белоусова: «Мы написали заявления, взяли рекомендации у Тамары Москвиной, директора питерского Дворца спорта «Юбилейный» Сергея Толстихина, но ничего не помогло».

О. Протопопов: «Даже имена на афишах не выделяли, писали в списке кордебалета по алфавиту: Люду – в начале, меня – ближе к концу. Я спрашивал: почему так? Отвечали, мол, в стране дефицит бумаги, никто специально для вас ничего печатать не будет. В глаза говорили: «Здесь вы никому не нужны». Правда, когда балет собрался на гастроли во Францию, информацию о двукратных олимпийских чемпионах набрали крупными буквами в самом центре афиши. Бумага быстро нашлась. Но мы от поездки отказались. Из принципа. Для дирекции это был настоящий шок, однако рекламу они все равно снимать не стали, обманули французов…»

А потом наступила осень 1979 года, когда Белоусова и Протопопов решились на бегство из СССР. Почва для этого уже была унавожена как в личном плане (слишком много обид у фигуристов накопилось к спортивным чиновникам), так и в идеологическом. Дело в том, что, после того как в августе 1975 года СССР подписал Хельсинкские соглашения и провозгласил политику сближения с Западом (разрядка), началась медленная, но неотвратимая вестернизация страны. Все больше советских людей стали воспринимать капиталистический мир не как враждебный себе, а наоборот – как дружественный и более продвинутый. Особенно стремительно вестернизировалась советская элита, в том числе и творческая. И хотя советская власть во второй половине 70-х сделала ряд шагов, чтобы сбить этот процесс (повысила гонорары деятелям культуры, сняла ограничения в деле улучшения жилищных проблем, а также стала более охотно отпускать их в заграничные турне), однако советская действительность все равно не могла конкурировать с западной. В итоге с конца 70-х число желающих покинуть страну в среде советской творческой элиты увеличилось в разы. Причем люди использовали любую возможность, чтобы уехать: кто-то добивался этого законным путем (через заграничных родственников и знакомых), а кто-то попросту бежал, едва такая возможность предоставлялась. В те годы рок-группа «Воскресенье» написала по этому поводу песню, где были такие строчки:

Во второй половине 1979 года таких побегов из СССР случилось два. Первым, в августе, сбежал молодой балерун Большого театра Александр Годунов. Он считался восходящей звездой советского балета, кроме этого снимался в кино: в ночь на 1 января 79-го по ЦТ состоялась премьера телефильма «31 июня», где Годунов сыграл одну из ролей. Короче, у молодого артиста впереди были достаточно неплохие перспективы в профессии, однако сам он посчитал иначе: ему показалось, что на Западе он достигнет гораздо большего, чем у себя на родине. В итоге во время гастролей по США Годунов сбежал из своей труппы и попросил американские власти дать ему возможность остаться в Америке. Те эту просьбу удовлетворили, поскольку любой перебежчик из СССР был для них желанным и мог принести им значительную пользу в пропагандистских баталиях «холодной войны».

Спустя месяц после этого побега случился еще один – с участием Белоусовой и Протопопова. Такая возможность им предоставилась, когда ледовое шоу Ленбалета отправилось в очередное заграничное турне – в Швейцарию. Фигуристы вспоминают:

Л. Белоусова: «Я взяла с собой швейную машинку. Заказывать костюмы для выступлений было очень дорого. Здесь тоже шила себе и Олегу, иногда помогали сестра и соседка-портниха, но там на подмогу не рассчитывала…»

О. Протопопов: «А я набрал книг по искусству и видеопленок. Получился дикий перевес, но, к счастью, в аэропорту наш багаж детально не досматривали, мы заплатили за лишний груз и сдали чемоданы. Провожал нас в Шереметьево дальний родственник, который ничего не знал о том, что мы задумали. Впрочем, об этом никто не догадывался. Даже моя мама и сестра Люды. Если бы проговорились, все могло рухнуть. Маме я позвонил уже из Швейцарии. Она сказала единственную фразу: «Не приезжайте сюда как можно дольше».

Когда проходили регистрацию на рейс до Цюриха, к нам подошла группа людей, тоже куда-то улетавших. Мол, дайте автограф. Я расписался на протянутых листках и спросил: «Кому еще? А то, может, в последний раз…»

Л. Белоусова: «Потом еще была ситуация. Мы уже приготовились ехать к самолету, но автобус долго не трогался. Команда сверху не поступала, минут сорок продолжались непонятные переговоры. А тут еще видим: тяжеленный чемодан Олега на борт забросить не могут. Представляете, наверное, наше состояние…»

О. Протопопов: «Все же взлетели, а я шепчу Людмиле на ухо: «Еще не конец. Мы на советской территории. Эти люди способны на что угодно». И в самом деле: приземлились в Цюрихе, открылся люк, а на трапе – человек. «Товарищ Протопопов? Вам нужно срочно позвонить в посольство». Спрашиваю: «Что случилось?» Слышу в ответ: «Вы должны сообщить, где будете находиться». Я честно связался. Но сперва позвонил родне и сказал, где лежат инструкции, что надо экстренно сделать. Понимал: сразу после известия о бегстве наше жилье в Питере опечатают, хотел, чтобы близкие успели забрать себе оттуда самое ценное. В нашу квартиру быстренько кого-то вселили, гараж у помойки подарили знаменитому дирижеру Евгению Мравинскому…

Советская система не терпела тех, кто выделялся из общей массы. Всех чесали под одну гребенку. А мы не захотели. Это страшно бесило, раздражало. Дошло до того, что я предложил не объявлять наш выход на лед в программах Ленинградского балета. Начинала звучать музыка, в зале зажигался свет, мы делали первое движение, и… трибуны взрывались овациями. Люди не нуждались в словах, они ждали нас, по шесть раз вызывая на бис, что дико злило руководство: «Не превращайте шоу в сольный концерт!» Когда мы уехали из страны, тут же сделали вид, будто Белоусова и Протопопов не существуют, попытались вычеркнуть наши имена из истории фигурного катания. К счастью, эта задача оказалась не по зубам…»

Бегство фигуристов произошло 22 сентября. В тот день им надо было вылететь домой, однако они вместо этого явились в полицейское управление и написали соответствующее заявление. У них забрали советские паспорта, отвезли в какой-то отель, из которого попросили никуда не уходить, заметив, что советское посольство их уже разыскивает. Спустя несколько часов супругам сообщили, что их прошение удовлетворено, политическое убежище им предоставлено.

Отметим, что те 8 тысяч долларов, которые звездная чета заработала во время тех швейцарских гастролей, она себе не оставила. Несмотря на то что деньги были переведены в швейцарский банк СБГ в Берне, фигуристы забирать их отказались. Протопопов тогда заявил жене: «Я точно знаю, с чего начнут нас поливать грязью. Поэтому эти деньги мы себе не возьмем».

На мой взгляд, бегство Протопопова и Белоусовой было вполне закономерным явлением. Есть такие люди, которые не могут прощать обид, зацикливаются на них и вечно их мысленно муссируют. Причем обиды, нанесенные чиновниками, такие люди часто переносят на страну, считая ее худшим местом на земле. И бегут из нее при первой же возможности. Выигрывают ли они от этого? По-разному. Например, тот же Александр Годунов на чужбине так и не прижился – спился и умер молодым. А Протопопов с Белоусовой вполне нормально адаптировались и жили припеваючи. Их даже не коробило то, что на родине их объявили изменниками, а бывшие коллеги даже не здоровались при случайных встречах во время заграничных соревнований. Вот как они сами об этом вспоминают.

О. Протопопов: «Мы регулярно ездили на чемпионаты мира и Европы, но нас обходили стороной, как прокаженных, в глаза не смотрели, взгляды отводили. Избегали контактов все, любую фамилию можете назвать.

Однажды оказались в лифте с Леной Чайковской. Она так старательно рассматривала стены, будто, кроме нее, в кабине никого не было. Потом в Ленинграде сказала о нас: «Болельщики спутали солнце с лампочкой, висящей на голом шнуре». В Дортмунде в туалете ледового дворца я как-то столкнулся с Москвиным. Стояли у соседних писсуаров, и Игорь Борисович тихо спросил: «Олег, как дела?» Я открыл рот для ответа, но тут скрипнула дверь, и Москвин сразу отвернулся…

Только Стасик Жук продолжал с нами общаться. Кажется, в 1985 году в Копенгагене демонстративно подошел, обнял, пожал руку и принялся расспрашивать о том о сем. А рядом стояли Роднина, Москвина, Синилкина, директор «Лужников». Говорю: «Не боишься нарваться на неприятности, стать невыездным?» Жук оглянулся и рубанул: «Да пошли они все!» Громко так произнес. Он плохо слышал, поэтому часто кричал… Видимо, позже в Москве ему объяснили политику партии, и через год Стасик уже не шумел. Незаметно шепнул на ухо: «Олежка, эти бляди не разрешают с вами разговаривать. Позвони, пожалуйста, вечером в отель».

Л. Белоусова: «А в Гетеборге в 1981 году мы сидели на трибуне, и нас позвала Майя Плисецкая. Успели обменяться парой фраз, как подбежал телекомментатор Георгий Саркисьянц и потащил ее в сторону: «Майя Михайловна, нам нужно на интервью». Плисецкая едва смогла записать наш номер телефона. Потом ночью часа два рассказывала, как ее здесь душат, Родиону работать не дают…»

Для справки. Легендарную балерину Майю Плисецкую советские власти не только душили (если, конечно, слова Протопопова являются правдой, а не выдумкой), но и на руках носили. Причем иной раз было непонятно, чего было больше. Например, в возрасте 34 лет ей присвоили звание народной артистки СССР (она стала самой молодой советской балериной с таким званием – например, Галина Уланова была удостоена такового в 41 год), в 39 лет удостоили Ленинской премии (1964). Многие советские люди согласились бы, чтобы их так «душили».

Кстати, и героев нашего рассказа советская власть неоднократно награждала. Пусть и не Ленинскими премиями, но на ордена не скупилась. Им платили приличные зарплаты, выделяли квартиры, машины (у них была престижная «Волга» ГАЗ-21). Кто-то скажет: платили за талант. Правильно! Но условия для того, чтобы этот талант расцвел, кто создавал? Советская власть. Не швейцарцы же это сделали. Наши герои сбежали туда, уже будучи знаменитыми на весь мир. А знаменитыми они стали благодаря советским «харчам», которыми они питались на протяжении не одного десятилетия. Кто измерит цену этим «харчам»? Например, если на одну чашу весов положить эти «харчи», а на другую все золотые медали, завоеванные Протопоповым и Белоусовой, что перевесит? Полагаю, что каждый из нас ответит на этот вопрос по-разному.

В Швейцарии фигуристы-беглецы поселились в небольшой деревушке под названием Гриндельвальд. Жили вдвоем, поскольку детей у них не было. Почему? Вот как на этот вопрос отвечает О. Протопопов:

«Мы не жалеем, что у нас нет детей. Все дело в том, как на это дело посмотреть. Одни нарожают детей, а потом причитают: надо же, какого балбеса родила! А сколько вокруг ходит придурков, наркоманов! Еще неизвестно, что лучше: подарить обществу вот таких людей или не рожать вообще. И потом, если бы у нас были дети, мы бы не смогли уехать из Союза. Не оставлять же их заложниками…»

Эти слова – яркий пример человеческого эгоизма, который, видимо, свойственен героям нашего рассказа. Даже рождение детей воспринимается ими сквозь призму личного благополучия. В расчет не берутся общепринятые радости материнства и отцовства. Весь вопрос сводится к тому, что дети обязательно должны стать наркоманами или придурками. Спору нет, кто-то таковыми наверняка станет. Но не все же! Но особенно убивает фраза о «ребенке-заложнике». Дескать, был бы ребенок, он обязательно помешал им сбежать с родины. Получается, ребенок плохой, а они хорошие? Впрочем, может быть, фигуристы и правы: зачем иметь детей, если не уверен, что можешь им что-то дать?

Прожив в Швейцарии почти 16 лет, Белоусова и Протопопов наконец получили швейцарское гражданство (в 1995 году). К тому времени Советского Союза уже не существовало, однако приехать в новую Россию супруги не торопились. Хотя о них тогда много писали, поскольку в капиталистической России, проклявшей СССР, все отъезжанты были записаны в герои, и про них разве что песни не слагали. Вот и Белоусова с Протопоповым были объявлены «жертвами тоталитарного режима». Однако, несмотря на то что от предложений приехать у них тогда отбоя не было, они предпочли на них не откликаться. И только в новом тысячелетии – 25 февраля 2003 года – они впервые за почти четверть века прилетели в Россию по приглашению тогдашнего главы Госкомспорта Вячеслава Фетисова. А в ноябре 2005 года они вновь посетили свою бывшую родину – уже по приглашению Федерации фигурного катания Санкт-Петербурга.

Летом 2007 года Белоусова и Протопопов приехали в Москву, чтобы принять участие в 60-летнем юбилее тренера Татьяны Тарасовой (та сама их пригласила, заплатив им хороший гонорар за выступление). Тогда же в «Экспресс газете» появилось большое (двухполосное) интервью с фигуристами, где они снова живописали свои мытарства в СССР, а также обильно полили грязью своих бывших коллег по спорту. Досталось на орехи многим: Ирине Родниной, Алексею Уланову, Станиславу Жуку, Александру Зайцеву, Валентину Писееву. Чтобы читателю стало понятно, о чем именно идет речь, приведу несколько отрывков из этого интервью.

О. Протопопов: «Я не могу себя представить за одним столом с Ириной Родниной. Два года назад на чемпионате мира в Москве она прошла мимо, не поздоровалась. У Родниной вообще нет такой привычки – здороваться».

Л. Белоусова: «Когда она давала интервью тележурналисту Урмасу Отту, то так нас поливала! А в одной провинциальной газете Роднина заявила, что мы нищие. Но при этом судимся со швейцарскими властями. Полный бред. Да она хоть знает, как это дорого – судиться на Западе?!»

Здесь прервем фигуристов для небольшой ремарки. Дело в том, что к Ирине Родниной у них, судя по всему, есть как профессиональные счеты, так и личные. Что касается первых, то о них мы уже говорили: именно Роднина (в паре с Алексеем Улановым) оттеснила их с первого места как на внутрисоюзных соревнованиях, так и на мировых. Что касается личных обид, то они известны далеко не всем. А кроются они в тех словах, которые Роднина несколько раз произносила в своих интервью. Вот что она, к примеру, поведала изданию «Бульвар Гордона»:

«Когда Белоусова и Протопопов уехали, это стало сенсацией. Дело в том, что в других видах спорта такое время от времени происходило, но в фигурном катании не было никогда. Просто Олегу в тот момент очень многое не только в нашей стране не нравилось, но и в его жизни. Мне, наверное, сложно понять, какие он чувства испытывал, потому что я никогда не проигрывала, а для многих спортсменов, которые проиграли, это была незаживающая рана.

Я видела знаменитого штангиста Юрия Власова, когда он пытался вернуть себе чемпионский титул, – мы ходили тогда в зал штанги, работали с тяжестями, и его тренер Багдасаров нам помогал. Помню, еще спросила Сурена Петросовича: «Как вы думаете, Власов вернется?» – и услышала: «Нет!» – «Почему?» – удивилась я (мне было, наверное, лет 16–17). «Понимаешь, – сказал он, – спортсмены есть разные. Одни постепенно идут к результату, точно так же, как в жизни, балансируют то выше, то ниже – сегодня на одну-две ступеньки могут упасть, а завтра подняться – и к этому, в общем, готовы. Другие стремительно врываются на пьедестал, но если вдруг падают, обратно, как правило, не возвращаются».

Это мне крепко запомнилось, и знаете, когда спустя много лет Власов уже стал народным депутатом СССР, участником Межрегиональной группы, все равно было заметно (во всяком случае, мне), что это в нем не зажило. Так же болезненно реагировали на поражение и другие спортсмены. Лично я на соревнованиях никогда не испытывала страха, но дико боялась до этого: едва начинался новый сезон, теряла покой. Чтобы не прийти с этим ужасом на очередной чемпионат, работала как ненормальная, делала все и даже больше.

Сама я никогда не хотела остаться на Западе. Я же знала, как остались они – Белоусова и Протопопов… Должна сказать, что буквально через три дня после этого мы выступали в Вене, и нас, конечно, предупреждали, чтобы мы не общались ни с ними, ни с прессой… Самое удивительное, что вопросов по Белоусовой и Протопопову практически не было, и я поняла, что на Западе это не сверхсенсационное событие. Начнем с того, что уехали спортсмены, которые уже сошли с арены, люди в возрасте, вдобавок, насколько известно мне, гонорары у них, по большому счету, были копеечные. Да-да, хотя они и двукратные олимпийские чемпионы, но катались за мизерные деньги, а остались потому, что им посчастливилось получить от одной дамы наследство… Белоусова и Протопопов всячески это скрывают, а я их секрет совершенно случайно узнала, и, когда где-то сказала о нем, они на меня дико обиделись.

Думаю, наследство было небольшое. Оно им досталось «на предъявителя» – есть такая форма, но все-таки первопричина их поступка – в психологии людей, всю жизнь посвятивших фигурному катанию и проигравших…

Поверьте, я не пытаюсь их осуждать… По молодости вообще относилась к каким-то моментам спокойно: ну проиграла – и проиграла… Азарт появился потом, и хотя работала профессионально, к вершине меня подводили долго – это не случилось в один день…

Постепенно желание победить стало моей мечтой, идеей фикс, ради которой я могла расстаться со всем. Просто Жук очень четко мне объяснил, что срок, который отмерен в спорте, короткий, и остальные радости в жизни можно получить позже – все, кроме этой… Кому-то на достижение высочайших результатов отведено три-четыре года, счастливчикам – целых шесть… У меня этот период оказался несколько больше…»

И вновь вернемся к интервью Белоусовой и Протопопова, где они весьма нелестно отзываются не только о Родниной:

О. Протопопов: «На чемпионате мира в Москве мы оказались на трибуне рядом с Алексеем Улановым. Он сидел на один ряд повыше. Я уверен, что он видел и меня, и Люду. Но сделал вид, будто не заметил».

Л. Белоусова: «А мог бы извиниться за прошлое! Нас осуждал, что мы уехали за границу, а сам что сделал? Как только началась перестройка, улетел в Америку. Сейчас живет в Калифорнии. (Отметим, что Уланов именно улетел, а не сбежал на Запад «тайными тропами». – Ф. Р.). Знаете, жизнь все расставляет по своим местам. Тогда, в 2005-м, к нам в Москве подходили болельщики. Брали автографы, просили сфотографироваться. А Уланов сидел один, к нему никто не подошел. Люди забыли его, не узнали».

О. Протопопов: «Когда Смирнова забеременела, Уланов совсем не обрадовался. Он не хотел ребенка. И даже бил ее ногой в живот! Они вместе уехали в Америку, но потом развелись. Люда вернулась в Питер…

Жук в одном из интервью опрометчиво заявил, что Александр Зайцев (а он был худеньким парнем, силенок ему не хватало) за месяц увеличил мышечную массу на шесть килограммов. Вы представляете, что это такое? Без допинга так укрепить мускулы за месяц невозможно! Стасик явно его чем-то кормил. А сейчас бы хрен им – никто бы не дал Родниной и Зайцеву выиграть шесть чемпионатов мира подряд. Теперь вот за такую маленькую штучку дисквалифицировали бы на два года.

Я не знаю, почему Роднина бросила Сашу. Говорят, импотентом стал. И пил по-черному. Но это их дело…»

Вот так, облив коллег грязью с ног до головы, фигуристы-беглецы о своем житье-бытье рассказали следующее:

О. Протопопов: «Мы что – дряхлые старики? У нас в Америке, в Лейк-Плэсиде, есть хорошая знакомая – Барбара Келли. Ей 80, она чемпионка США среди фигуристов в своей возрастной категории. Вот на кого надо равняться! К Барбаре мы приезжаем каждый год на несколько месяцев, арендуем у нее жилье и каток. А еще мы занимаемся виндсерфингом…»

Л. Белоусова: «Минувшей зимой у себя в Швейцарии, в Гриндельвальде, мы увидели на катке знакомое лицо. Ба, да это же наш врач, а мы его еле узнали! Потому что к врачам почти не ходим. Правда, Олег каждые два года проверяет зрение – ему нужна справка для вождения машины».

О. Протопопов: «Я сижу за рулем с 1964 года. И ни разу не попадал в аварии».

«Железная леди» фигурного катания

Ирина Роднина

И. Роднина родилась 12 сентября 1949 года в Москве, в семье кадрового военного: ее отец был офицером, родом из Вологды, мать – врачом. В раннем детстве Ирина переболела пневмонией, и родители, чтобы укрепить ее здоровье, решили поставить ее на коньки (отметим, что ее отец был хорошим лыжником, но дочь отдал в фигурное катание – более популярный среди девочек вид спорта). Ирине купили «снегурки» (коньки «снегурочки») и привели зимой на каток, что был в парке культуры имени Пряникова. А спустя пару лет уже хорошо катавшуюся девочку отдали в секцию фигурного катания при детском парке Дзержинского района Москвы. Наконец, в 1958 году Ирина, пройдя огромный конкурс, попала в фигурную секцию ЦСКА. С этого момента спорт прочно вошел в ее жизнь, поглотив все другие увлечения. И. Роднина вспоминает:

«Уроки я всегда делала в метро. Сидеть перед зеркалом, красить глаза, смотреть телевизор, ходить в кино, встречаться с мальчиками – у меня такого в жизни не было. Я работала в 15 раз больше, чем все остальные…»

Первые успехи Родниной в спорте связаны с именами чехословацких тренеров – Соней и Миланем Валун, которые в те годы работали по контракту с ЦСКА. Тренироваться у них Ирина начала в 1962 году, а уже спустя год в паре с Олегом Власовым она заняла третье место во всесоюзных юношеских соревнованиях. Однако в 1964 году Валуны покинули СССР и вернулись к себе на родину, после чего Роднина осталась «бесхозной». Вот тогда ее заметил известный советский специалист – прославленный в недавнем прошлом фигурист Станислав Жук. Он взял Роднину под свое крыло и в течение полутора лет пробовал ее в паре с разными партнерами. Но ни один из них так и не смог «выстрелить» рядом с Родниной. Пока в мае 1966 года в ЦСКА не пришел Алексей Уланов. Поскольку он оставил заметный след в истории советского фигурного катания, расскажем о нем более подробно.

Алексей родился 4 ноября 1947 года в Москве. Фигурным катанием на коньках начал заниматься в 7 лет на Стадионе юных пионеров (СЮП) в Москве. Весной 1966 года он перешел в ЦСКА, где Жук решил попробовать его в паре с Родниной. В итоге уже в декабре они дебютировали на первом международном турнире – «Московские коньки», однако призовых мест не удостоились. Однако в следующем сезоне (1967–1968) пара Роднина – Уланов сумела войти в число лидеров фигурного катания в СССР: в декабре 1967 года они выигрывают турнир «Московские коньки», а в январе 1968 года занимают третье место на чемпионате СССР (первая короткая программа – на молдавскую мелодию «Жаворонок»). На волне этого успеха пара Роднина – Уланов приглашается в национальную сборную.

Их дебют на международной арене состоялся весной 1968 года на чемпионате Европы. Но тогда они сумели занять всего лишь 5-е место («золото» досталось тогдашним фаворитам – советским фигуристам Людмиле Белоусовой и Олегу Протопопову). После этого Жук делает соответствующие выводы и решает взорвать «бомбу», на которые он был большой мастер – не зря в бытность свою фигуристом его прозвали на Западе «русской бомбой» за смелые и новаторские элементы катания, которые он включал в свои программы. Вот и Родниной с Улановым он впервые в истории парного катания придумал параллельный прыжок двойной аксель и целую комбинацию прыжков. Правда, поначалу эти новшества оценили по достоинству не все. В итоге на «Московских коньках» в декабре 1968 года Роднина – Уланов заняли лишь 2-е место, а на чемпионате СССР в январе 1969-го, в острейшей борьбе – 3-е. Однако затем последовал триумф.

Он случился в начале того же 69-го на чемпионате Европы. Туда Роднина и Уланов отправились без своего тренера Жука, поскольку у него возник конфликт с советским спортивным руководством и его оставили дома. Однако даже в отсутствие своего наставника фигуристы производят фурор, сместив с пьедестала пару Белоусова – Протопопов, которые неизменно становились чемпионами в парном катании на протяжении последних четырех лет (1965–1968). На Евро-69 Роднина – Уланов заняли 2-е место в обязательной программе (там они уступили Белоусовой – Протопопову), но в итоге заняли 1-е место благодаря более сложным элементам и высокому темпу исполнения произвольной программы (первое место им отдали 8 судей из 9). Так завершилось «время Белоусовой – Протопопова» и началось «время Родниной – Уланова». Именно после того чемпионата Роднина и Уланов удостаиваются званий заслуженных мастеров спорта СССР.

Так вспоминает сама И. Роднина: «После объявления судьями наших оценок мы радостные прибежали в раздевалку советской сборной, но там нас никто не поздравил. Все сидели какие-то грустные, а у Протопопова голова была наклонена набок так, что я подумала, будто он повесился. Короче, никто вместе с нами не радовался. Но нам некогда было обращать на это внимания. Мы быстренько сняли коньки и, накинув на спортивные костюмы пальто, побежали в гостиницу. И только там пригубили шампанское. Вместе с нами победу праздновал и Сережа Четверухин.

И только утром следующего дня, когда в расположение нашей сборной прибыла телеграмма с поздравлениями в наш адрес от председателя Спорткомитета Сергея Павлова, члены нашей сборной начали нас поздравлять. Им как бы разрешили это сделать…

Кстати, именно тогда мне присвоили звание заслуженного мастера спорта, хотя я еще не была даже мастером спорта. Таким образом, звание «з.м. с» мне дали, минуя звание мастера спорта…»

После чемпионата Европы пришла пора выступать на другом престижном международном турнире – чемпионате мира в Колорадо-Спрингс, где Роднина и Уланов исполнили зажигательную «Калинку». И снова завоевали золотые медали. Вторыми были Тамара Москвина и Алексей Мишин, третьими – Белоусова и Протопопов, которые доминировали на этом турнире последние три года (1966–1968). Та же история происходила и во внутрисоюзном первенстве, где молодая пара Роднина – Уланов оттеснила на вторые роли ветеранов Белоусову – Протопопова. Хотя те утверждают, что этот «оттеснение» происходило не без помощи судей, которые симпатизировали молодым. Например, на чемпионате СССР в январе 1970 года Роднина – Уланов заняли 8-е место в произвольной программе (сделали две грубые ошибки), но в итоге, чисто откатав произвольную программу, заняли 1-е место. А Белоусова – Протопопов, шедшие первыми, откатились на 8-е место. По их мнению, это произошло в результате сговора судей, которые ставили целью их преждевременный уход из большого спорта.

Между тем у пары Роднина – Уланов в те годы появились более молодые конкуренты – пара Людмила Смирнова и Андрей Сурайкин. Так, в начале 1970 года они заняли 2-е место на чемпионате мира («золото», как мы помним, досталось Ирине Родниной и Алексею Уланову). Хотя именно в 70-м у Родниной пропали тромбоциты, кровь не сворачивалась. Врачи запретили ей любые нагрузки. Даже массаж, не говоря уже о тренировках. Было подозрение на рак крови. Но Роднина продолжала тренироваться и побеждать, хотя чувствовала себя отвратительно. Тянула на морально-волевых качествах. Ведь когда понижается уровень тромбоцитов, испытываешь жуткий упадок сил, апатию, любой шаг дается с трудом. А она ведь не ходила – каталась.

К счастью, рак не подтвердился – выяснилось, что это реакция организма на прививку от холеры. В 1970-м в стране была вспышка заболевания, и всех выезжавших за границу прививали в обязательном порядке. По крайней мере, врачи говорили, что причина скверного состояния Родниной именно в этом. Однако пик кризиса длился несколько месяцев, но потом каждую зиму на фигуристку накатывала новая волна. Больная кровь. Если у нормального человека уровень тромбоцитов от трехсот тысяч и выше, то у Родниной он упал до нуля. Тренироваться разрешали при шестидесяти тысячах. Если показатель опускался ниже, занятие автоматически прекращалось. Хуже всего почему-то становилось в декабре, из-за чего на традиционном турнире на призы «Московских новостей» они с Улановым катали лишь короткую программу. На произвольную у Родиной сил обычно не хватало. Но они все равно выигрывали. В итоге вплоть до 1974 года их главные конкуренты – Смирнова и Сурайкин – неизменно занимали на чемпионатах мира 2-е место после них. Похожая история будет происходить и на чемпионатах Европы, где Смирнова – Сурайкин будут вторыми с 1970 по 1973 год.

Самое интересное, что пройдет всего несколько лет, как Смирнова станет женой… Уланова. А ведь многие в ту пору всерьез полагали, что супругой этого фигуриста должна стать его партнерша – Ирина Роднина. Но сложилось вон как.

Вспоминает Т. Тарасова: «Я первый раз увидела эту маленькую девочку (Ирину Роднину. – Ф. Р.) с партнером – мальчиком лет семнадцати по фамилии Уланов – на льду в «Лужниках». Мы с Жорой (Проскуриным) выступали с любимым мною и зрителями показательным номером «Не спеши». Девочка в первом отделении, задолго до нас, катала турнирную программу – показательных номеров у нее еще не было. Для меня, наблюдающей за ней из прохода, откуда фигуристы выходят на лед (сколько раз я потом буду стоять в нем в роли тренера Родниной!), стало ясно, что девочка скоро всех обыграет, – да не одна я, должно быть, это про себя отметила.

Так получилось, что в 1971 году на чемпионат Европы в Гармиш-Партенкирхен Жук не поехал, не выступала уже и я, но на соревнования попала, правда, в составе группы журналистов, договорившись писать и передавать материал с чемпионата в газету «Красная звезда». Так как Роднина и Уланов оказались на чемпионате без тренера, я была рядом с ними, провожала их на лед. В тот год они впервые победили. Так случилось в жизни, что на первую и последнюю победу Роднину напутствовала у кромки льда я.

Ира – маленькая, смешная, чудная, подстриженная коротко, похожая на медвежонка, просидела со мной всю ночь. Мы баловались, хохотали, болтали, находились в одинаковом восторге от этой победы. Ее богом был Жук…»

В начале 70-х, когда Роднина и Уланов уже были признанными фаворитами не только всесоюзных соревнований (чемпионы 1970–1971 годов), но и мировых (1969–1972), их вызвал к себе член Политбюро ЦК КПСС, министр обороны СССР маршал Андрей Гречко (как мы помним, Роднина и Уланов служили в ЦСКА). Разговор шел обо всем: о спортивных достижениях, ближайших планах и бытовых проблемах. Касаясь последних, тренер фигуристов Станислав Жук, который тоже был на встрече, внезапно попросил маршала посодействовать Родниной в получении отдельной квартиры. Гречко на эту просьбу откликнулся на удивление активно. Он подошел к своему сейфу, достал из него ключи и обратился к фигуристке: «Ирочка, вот ключики от новой трехкомнатной квартиры в центре Москвы. Расписывайтесь с Лешей – и въезжайте на здоровье». Однако Роднина на это заманчивое предложение отреагировала довольно холодно: «Спасибо, Андрей Антонович, но я еще немного погуляю». Гречко в ответ повертел ключи в руках, а затем вернул их обратно в сейф, подведя итог разговора одной фразой: «Ну что ж, Ирочка, гуляй-гуляй».

Судя по тому, что во время этого короткого диалога министра с фигуристкой другой участник разговора – Уланов – молчал, можно предположить, что он был не против предложения министра. Однако его партнерша решила их дальнейшие отношения одной-единственной фразой. После этого говорить о каких-то особенных чувствах между ними было бы глупо. Это понимал даже их тренер Жук. Но он же понимал и другое: ради достижения высшего спортивного результата – победы на Олимпийских играх в Саппоро в феврале 1972 года – его ученики должны забыть о личном и целиком отдать себя этой благородной цели.

Много позже о своих чувствах к Уланову героиня нашего рассказа поведает следующее:

«Я никогда не была влюблена в Уланова. Лешка – он очень странный: мы несколько раз с ним сходились и расходились… Когда разбежались впервые, он объяснял: «Понимаешь, я хотел не просто кататься в паре, но и создать семью», а мне было тогда лет 18 – какая семья? Он и сам еще чувств этих не испытал, не понял…

Влюблен ли был в меня сам Уланов? Тоже нет, потому что умом, думаю, понимал: это не то все… Не исключаю, ему хотелось изменить жизнь, потому что в его родной семье в тот момент было плохо. Лешка же поначалу катался с сестрой, но расстался с ней, чтобы стать партнером другой девочки, а ведь не так-то просто было на такой поступок решиться… Дома это восприняли как трагедию: его мама прибегала на лед, устраивала истерики, а отец тихонько, чтобы дочь и жена не знали, сына поддерживал…»

Так получилось, но за несколько месяцев до Олимпиады Роднина окончательно перестала существовать для Уланова как женщина. Ее место заняла ленинградка Людмила Смирнова – партнерша Андрея Сурайкина. Дело дошло до того, что после тренировок сборной Уланов забирал из раздевалки сумку не своей партнерши, а Смирновой. Прошел месяц-другой, и «ледовый» роман стал обрастать новыми слухами. К примеру, говорили, что Уланов во время предолимпийских сборов ночью забирался к своей возлюбленной по водосточной трубе, за что его хотели отчислить из команды.

Роднина же, узнав об этом романе, якобы хотела… покончить с собой. Много позже Л. Смирнова так прокомментировала подобные слухи: «Надо же, я и не знала обо всем этом! Очень интересно, конечно, однако даже близко ничего подобного не было. Алексей давно ухаживал за мной, это в команде знали все, в том числе и Роднина. Какого-то противостояния, ревности у нас не возникало. Мы и по сей день в добрых отношениях с ней…»

В Саппоро спортивное противостояние двух пар снова выдалось на удивление драматичным. В короткой программе Уланов вместо обязательного двойного сальхова сделал одинарный, а Роднина в произвольной программе сделала ошибку на каскаде прыжков. Но их постоянные соперники Смирнова – Сурайкин тоже совершили ошибки, в результате чего «золото» турнира досталось Родниной – Уланову с перевесом в два судейских голоса. За эту победу Указом Президиума Верховного Совета СССР Роднина и Уланов были награждены орденами Трудового Красного Знамени. А их гонорары составили по 3000 рублей.

Однако любопытно послушать мнение об этой победе одного из тогдашних судей – Валентина Писеева. Вот его слова:

«Я поставил паре Роднина – Уланов (единственный из всех арбитров!) высшую оценку 6,0. По большому счету они не катались на «шестерку». Но мне хотелось сделать приятное нашим фигуристам и болельщикам. Что тут началось! Собрался технический комитет ИСУ (Международный союз конькобежцев). Меня обвинили в субъективизме, хотя замечу, что все остальные судьи тоже вывели Роднину и Уланова на первое место. ИСУ возмутила моя «шестерка». Мне грозила двухмесячная дисквалификация. К счастью, все обошлось…»

Предстоящий чемпионат мира и Европы-72 в Калгари Родниной и Уланову тоже надлежало выиграть. Однако за сутки до начала первенства случилась беда – Уланов на разминке споткнулся при выполнении поддержки и уронил партнершу. Далее послушаем И. Роднину:

«Жук почувствовал: сейчас что-то случится – у него на этот счет интуиция потрясающая. Он бросился ко мне, чтобы подстраховать, но не успел. Я упала с двухметровой высоты и потеряла сознание. Очнулась в машине и снова отключилась. Помню, под меня доску подкладывали, думали, перелом позвоночника. Очень болела голова, шея…

Врачи диагностировали ушиб, а это еще хуже. Значит, под черепом большая гематома, кровоизлияние. Я всегда четко слежу за временем. Помню, как Жук сказал: «Сейчас последняя поддержка и заканчиваем тренировку». Глянула на табло: 9.45. Очнулась в больнице. На часах было без четверти двенадцать…

В госпитале всю ночь со мной рядом кто-то сидел. Потом узнала: шеф (так мы Станислава Алексеевича называли). А я лежу и ничего не могу понять: где я, что со мной… Слышу, кто-то спрашивает: «Ну что ты плачешь?» А я не плакала, слезы, наверное, сами текли.

Меня куда-то возили по коридорам, что-то проверяли, смотрели. Тележку встряхивало. Было очень больно. Меня без конца будили и светили фонариком в глаза: глазное дно проверяли, чтобы определить, нет ли сотрясения мозга. Это ужасно. Все болит, но только забудешься – фонарик в глаза…

Врачи заявили, что кататься категорически нельзя. Ко мне пришло руководство нашей делегации, от него-то я и услышала о запрете медиков. Если бы Жук сказал: «Ириша, взвесь, стоит ли рисковать», – я, может, прислушалась бы к его словам. Но запрет?! Кто мне может диктовать и указывать? Сразу сказала, что приехала на чемпионат мира побеждать, а не по койкам больничным валяться…

В такие моменты не задумываешься о последствиях. Потом, задним числом, начинаешь сознавать степень риска. Я ведь хожу в очках после того случая в Калгари. Зрение подсело. Но, повторяю, мысли о заплаченной цене приходят позже. Если вообще посещают. Я люблю делать подарки другим, однако же не такие. Дарить победы? Да ни за что!..»

По поводу этого падения в народе будут ходить различные версии, среди которых доминирующей будет следующая: дескать, Уланов за что-то осерчал на свою партнершу и нарочно уронил ее на лед (эту версию отстаивал С. Жук). Еще говорили, что поводом к ЧП стала злость Уланова на руководителей сборной: он приехал в Калгари, уже будучи без пяти минут женатым (в невестах ходила фигуристка Людмила Смирнова), но руководство команды не пошло навстречу влюбленным и распорядилось поселить их в разных номерах. Сам же Уланов во всех своих интервью будет утверждать, что все произошедшее – чистая случайность.

Отметим, что у Смирновой был еще один воздыхатель – ее партнер по паре Андрей Сурайкин. Говорят, когда Смирнова сообщила ему о том, что собирается выйти замуж за Уланова, Сурайкин не сразу понял, о ком именно идет речь, и сказал: «Если тебе так хочется замуж, хорошо, давай поженимся!» Когда же до него, что называется, «дошло», обомлел: «Почему?» Как объяснит позже Смирнова: «Я любила Уланова. Это была сильная страсть. А к Сурайкину относилась как к близкому другу, не более того…»

Но вернемся на чемпионат мира в Калгари и снова послушаем воспоминания И. Родниной:

«На другой день меня привезли на жеребьевку. Когда мы вошли в зал, все замолчали и повернулись к нам.

Пришла на тренировку. Каждый прыжок – удар кувалдой по голове. Вечером – выступать. Обязательная программа. Шеф поставил самый быстрый вариант. У нас их несколько – одна минута тридцать одна и так до минуты тридцати пяти. Ведь у магнитофонов скорости разные, и надо это учитывать. Как ни странно, это было одно из самых удачных моих выступлений в обязательной.

Чувствовала себя очень плохо. На другой день на тренировке ничего не могла делать. После каждого прыжка должна была отдыхать. Сделала все, кроме бедуинского – это когда голова вниз и ногами болтаю.

Произвольная. Чувствую, что сейчас умру. Прокаталась полторы минуты, только одна мысль в голове: дотянуть до прыжка в два с половиной оборота. Дальше программа для меня не существовала. Отключилась после бедуинского. Между двадцатью и тридцатью секундами до конца. Сплошная темнота, круги перед глазами… Площадки я не видела. А в Калгари она не такая, как у нас: уже и короче, а для фигуристки и три сантиметра имеют значение. Я старалась только различать борт, чтобы в него не влететь. Что делаю – не понимала.

На другой день шеф спрашивает: «Что же ты двойной сальхов не прыгнула?» Я думаю: где? когда? А потом дошло: в первой комбинации. Единственное, что в памяти осталось, – конец нашей программы. Его потом много раз по телевидению показывали. Если б не телевизор, я, наверное, и этого не помнила бы.

Когда делала поклон, упала на колени – у меня потом два синяка было приличных. Шеф вытащил меня со льда, усадил… У меня истерика, я рыдаю навзрыд, почему, зачем – не знаю. Шеф пытался меня спиной закрыть, а телекамеры сверху вылезают…»

На том турнире Роднина и Уланов вновь взяли «золото». Как оказалось, последнее для них, поскольку вскоре после возвращения на родину их пара распалась, из-за того что Уланов не захотел больше кататься с Родниной и женился на Людмиле Смирновой (свадьбу на 200 человек играли в ресторане гостиницы «Москва», после чего молодожены переехали в Ленинград). Пара Роднина – Уланов перестала существовать. В итоге в чемпионате СССР в апреле 1972 года Роднина не участвовала, наблюдая за турниром с трибун.

Говорят, после этого фигуристка подумывала уйти из фигурного катания, поскольку не верила, что сможет найти для себя достойного партнера, с которым ей удастся сохранить свое лидирующее положение в спорте. А быть на вторых ролях ей не улыбалось – она этого просто не перенесла бы. Однако руководство ЦСКА было другого мнения, поскольку понимало, чем чревата потеря такой спортсменки. Это все равно что собственной рукой зарезать курицу, несущую золотые яйца. Ведь Роднину в ЦСКА всегда ценили и позволяли ей многое из того, чего другим не прощали. Например, министр обороны Гречко хотел, чтобы Роднина стала военнослужащей и, как и положено, носила военную форму. На что фигуристка ответила категорическим «нет». Так и сказала: «Пусть Жук и Уланов носят форму, а я не буду. А если будете настаивать, вообще уйду из ЦСКА». Сказать так она уже имела полное право – ее авторитет в мире был безоговорочным. И терять такую спортсменку ЦСКА было не с руки. Поэтому, в виде исключения, ей разрешили не носить военную форму.

Вот и в 72-м, когда от Родниной ушел Уланов, в ЦСКА постарались сделать все от них зависящее, чтобы подыскать ей нового партнера. Миссия эта была возложена на Жука, который потратил на это дело около двух месяцев. На примете у тренера было пять кандидатов, однако победил мало кому известный ленинградский фигурист, 19-летний Александр Зайцев (родился 16 июня 1952 года). Начинал он свою карьеру в фигурном катании как «одиночка», но в начале 70-х стал кататься в паре с дочерью своего тренера Ольгой Давиденко. В 1971 году на первенстве СССР они заняли 10-е место. Короче, многие специалисты, узнав о том, на ком остановил свой выбор Жук, откровенно недоумевали: неужели этот пацан сможет заменить Уланова? Дальнейшие события покажут, насколько не правы они окажутся в своих сомнениях.

Вспоминает А. Зайцев: «Мне позвонил Станислав Алексеевич Жук. Как выяснилось потом, он, увидев наши выступления, положил глаз на меня. Поэтому и вызвал меня в Москву. Прежде чем поехать, я решил посоветоваться кое с кем. В то время была такая пара Галина Карелина – Георгий Проскурин. Когда я начал кататься, то Галя с Жорой мне очень помогали. После звонка Жука первой, к кому я пришел посоветоваться, была Галя. Я сказал, что мне нужно с ней поговорить. Она ответила: «А мне с тобой, – и предложила: – Начинай первым». Я все рассказал. Она меня поддержала: «Даже не думай. Надо ехать и начинать работать». Вот я и поехал…»

По иронии судьбы, когда брак Родниной и Зайцева расстроится, новой спутницей жизни Зайцева станет именно Галина Карелина. Впрочем, не будем забегать вперед и вернемся в весну 1972 года.

Когда Родниной позвонил и сообщил, что нашел хорошего фигуриста, Ирина сначала не поняла, о чем именно идет речь. Она подумала, что Жук подыскал партнера для какой-то из своих учениц и просит ее приехать на тренировку и дать свое резюме по поводу этой «находки». А поскольку сидеть дома Родниной к тому времени уже наскучило, она отправилась в ЦСКА. И именно тогда впервые увидела Зайцева. Тот ей понравился – он показался ей очень энергичным. Каково же было ее удивление, когда Жук сообщил, что это… ее новый партнер!

На свою первую общую тренировку на льду ЦСКА Роднина и Зайцев вышли 15 апреля. И снова послушаем рассказ А. Зайцева:

«Катаемся, тренируемся, а что из этого получится, еще неизвестно. Но Станислав Алексеевич заранее все продумал. Через пару недель пригласил на нашу тренировку руководителей Федерации фигурного катания. Я не знал, что это смотрины. Сидят зрители, и пусть себе сидят. Только когда все закончилось, к нам подошли и спросили: «Вы уже год вместе тренируетесь?» – «Да нет, – отвечаем, – пару недель». Все здорово удивились…»

Вспоминает Т. Тарасова: «Александра Зайцева я хорошо помню еще до того дня, когда он стал партнером Родниной. Он ездил вместе с нами в турне по Сибири. Как фигурист Саша был незаметный, только что высоко прыгал и в нем чувствовалась большая физическая сила. А Жук разглядел в Зайцеве что-то, чего никто разглядеть не смог, взял из Ленинграда, перевел в Москву. Через несколько месяцев в Запорожье на показательных выступлениях я впервые увидела новый дуэт Жука: Роднина – Зайцев. Но до этой премьеры на запорожском льду у меня в Москве произошла небольшая встреча с бывшим партнером Иры. Леша Уланов и Люда Смирнова (двое новобрачных) пришли ко мне, убежденные, что я возьму их в свою группу. Но я им отказала. Как тренер, как человек, связанный со спортом, я не могла примириться с тем, что сделал Леша. Речь идет не о том, что он женился на Люде. Это прекрасно, что они полюбили друг друга и решили создать семью. Но для этого совсем не обязательно ломать пару. Ведь для Иры с уходом партнера спорт, причем в самом расцвете ее сил и возможностей, мог закончиться навсегда. Нельзя, невозможно оставлять товарища, с которым в спорте уже так много пережито с самого начала, но путь еще не пройден до конца. Леша и Люда почему-то решили, что я очень добрая, что я буду их тренировать, и первое, что спросили, придя ко мне, когда будем планы писать. Я сказала, что планов писать не будем, потому как совместных занятий не предполагаю. С той поры мы долгих бесед не заводили.

Жук создал новую пару – Роднина – Зайцев. И весь тренерский состав сборной сидел и смотрел их тренировки. Это было феноменально. Чувство нереальности происходящего в Запорожье не покидает меня и по сей день. Невозможно себе представить, чтобы за такой короткий срок можно было сохранить чемпионский почерк дуэта, в котором осталась только партнерша. Мало того, сделать катание пары еще лучше – мощнее и интересней. Первая победа Родниной и Зайцева – настоящая победа – пришла к ним не на международном турнире, а именно на том выступлении в Запорожье, когда лучшие специалисты страны увидели, что можно сделать в фигурном катании…»

Спустя полгода после своего возникновения пара Роднина – Зайцев начала буквально «рвать» своих соперников. В январе 1973 года они выиграли чемпионат СССР, в феврале – первенство Европы, а в марте – чемпионат мира. А ведь совсем недавно многие специалисты прочили Родниной незавидную перспективу, полагая, что без Алексея Уланова ей мировую корону не удержать. Они же утверждали, что союз Роднина – Зайцев рождался не из взаимных симпатий, а скорее из спортивной злости. Родниной хотелось доказать Уланову и всем остальным, что она и с безвестным фигуристом сможет побеждать, а Зайцеву – что он тоже кое-чего стоит. В конце концов эта «злость» дала потрясающий результат – через 9 месяцев после начала тренировок (в январе 1973 года) Роднина и Зайцев выиграли первенство Европы в Кёльне (они получили 12 высших оценок – 6,0). Прошел всего лишь месяц, и они выдали еще один сногсшибательный результат – выиграли чемпионат мира в Братиславе (февраль – март), причем три минуты своей программы (они танцевали под мелодию «Метелицы») по вине технического персонала они катались без музыки. Согласно правилам, в подобных случаях спортсмены имели полное право прервать выступление и потребовать повторного старта. Однако наша пара невозмутимо продолжала кататься без звука, чем буквально покорила зрителей. Когда номер завершился, стадион буквально взорвался от грома аплодисментов, а судьи выставили фигуристам высшие оценки не только за артистизм, но также за мужество и находчивость.

По официальной версии, исчезновение звука было вызвано перебоями в электроснабжении радиорубки. Однако в кулуарах чемпионата живо обсуждалась и другая версия: об умышленной диверсии, направленной на то, чтобы советские фигуристы ни в коем случае не смогли получить золотые медали (многие чехи не могли простить русским ввода войск в свою страну в 68-м). Еще одну версию случившегося много лет спустя озвучила фигуристка Людмила Смирнова, участвовавшая в том чемпионате:

«Пленку тогда остановили специально. У ребят просто была не до конца накатана программа. В финальной ее части они не поспевали за музыкой, и во время выступления могли возникнуть накладки. В результате Зайцев с Родниной чисто откатали программу до середины, и тут, как бы случайно, вырубилась музыка. По правилам фигуристы должны были остановиться, но Жук, стоявший у бортика, стал кричать: «Дальше продолжайте!» Они спокойно и чисто доработали оставшиеся элементы. Так из них потом еще и героев сделали: «Вот какие молодцы, не растерялись!» Естественно, они не растерялись. Просто заранее были готовы к тому, что отключат музыку. Жук вообще был мастером на такие штуки…»

Эту же версию отстаивает и супруг Смирновой – Алексей Уланов: «Это был первый чемпионат мира после распада нашей с Родниной пары, и перед этими соревнованиями Жук дал обещание, что Ирина с новым партнером выиграют в Чехословакии золотые медали. На чемпионате СССР в Ростове-на-Дону Зайцев 30 секунд простоял на двух ногах, потому что не вписался в дорожку и забыл шаги. Роднина делала дорожку, а он стоял. И Жук побоялся, что Зайцев не выдержит напряжения, потому что на чемпионат мира он ехал первый раз. И тогда Станислав Алексеевич, как настоящий гений, сделал неповторимую вещь – попросил на середине программы остановить музыку, вставить в аппаратуру отвертку. У Жука были очень хорошие друзья в Чехословакии. В этой стране ненавидели СССР после событий 1968 года, но Жука по всему миру преподносили как борца с советской системой. Ирине же с Александром он сказал, что бы ни случилось, продолжать выступление. У них все было отрепетировано.

Тогда не было правила, согласно которому, когда старший судья поднимает руку, спортсмены обязаны прекратить прокат. После выступления Родниной – Зайцева старший судья предложил им: или вы прокатываете программу еще раз после всех, или мы оцениваем то, что уже увидели. И Жук сказал оценивать что есть, потому что откатали они действительно хорошо. А если бы ошиблись, то у пары появилась бы вторая попытка. А у Жука в любом случае было оправдание перед тогдашним министром спорта Сергеем Павловым, если бы пара Роднина – Зайцев не стала первой. Ведь кто может удачно прокатать две произвольные программы на одном чемпионате? Это исключительно тяжело. Поэтому Жук снимал с себя все возможные претензии. И это, еще раз подчеркну, была гениальнейшая авантюра…»

Кстати, если золотые медали в Братиславе достались Родниной – Зайцеву, то «серебро» присудили супружеской паре Людмила Смирнова – Алексей Уланов. В танцах на льду золотые медали завоевали Людмила Пахомова и Александр Горшков, о которых тоже есть отдельная глава в этой книге.

Но вернемся к героине нашего рассказа.

Спортивные достижения Родниной привлекали внимание к ее личности не только рядовых болельщиков, но и сановных чиновников. В конце концов Ирину, так же как и некоторых других спортсменов – например, боксера Валерия Попенченко, шахматиста Анатолия Карпова, – стали усиленно тянуть в политику. В 1974 году Роднина стала членом ЦК ВЛКСМ, а через год вступила в ряды КПСС. В том же году она скрепила свои отношения с Зацевым официально. Однако за год до этого в их спортивной жизни произошло важное событие. Какое? В октябре 1974 года их тренер Станислав Жук внезапно принял решение расстаться с ними. Что же произошло? Прославленный тренер объяснял свой поступок следующим образом:

«Я устал с ними работать. Начались конфликты, взаимные обвинения. В общем, я написал рапорт армейскому начальству, что отказываюсь тренировать Роднину и Зайцева и хочу сосредоточить свои силы на женском одиночном катании (тогда, в 70-х годах, наши фигуристки-одиночницы совершенно не котировались на международной арене). Роднина пыталась через высокое начальство заставить меня изменить решение. Нет, не вышло…»

Сама И. Роднина рассказывает про этот конфликт несколько иначе: дескать, Жук стал… ревновать ее к Зайцеву, из-за чего их отношения стали резко ухудшаться. Так длилось около года, и в конце концов ситуация накалилась до такой степени, что Родниной это надоело. Она отправилась на прием к председателю Спорткомитета Павлову, с которым у нее были хорошие отношения. Услышав, что фигуристка хочет уйти от Жука к другому тренеру, спортивный начальник чуть ли не замахал руками: «Это невозможно – никто нам этого не разрешит!» Но Роднина была непреклонна: с Жуком больше работать не буду. «Хорошо, – сдался Павлов, – поедем к Гречко, пусть он все и решает». И они поехали. Самое интересное, что министр обороны достаточно быстро принял сторону Родниной и разрешил ей уйти от Жука. Правда, с условием, что она найдет нового тренера. «У тебя есть кто-то на примете?» – спросил министр. Роднина ответила без запинки: «Татьяна Тарасова».

Отметим, что фигуристка больше была знакома с отцом Татьяны, чем с ней самой. Дело в том, что Анатолий Тарасов очень ценил Роднину как человека и спортсменку и даже иногда привлекал ее… к тренировкам хоккейного ЦСКА. Он выпускал ее на поле во время футбольных разминок, при этом постоянно стреноживал своих воспитанников: «Девчонку не убейте, черти!»

Вспоминает Т. Тарасова: «О том, что Ирина Роднина и Александр Зайцев ушли от Станислава Алексеевича Жука, я долго не знала. Я сидела дома, когда раздался телефонный звонок. Звонил Жора Проскурин (когда-то он катался в паре с Тарасовой. – Ф. Р.), который в те годы работал тренером по парному катанию в Спорткомитете. «Таня, никуда не уходи, – попросил он, – через пятнадцать минут к тебе Роднина с Зайцевым приедут». Я только успела спросить: «Зачем?»

Стоял октябрь 1974 года, сезон только начинался. С Родниной и Зайцевым прежде меня не связывали никакие отношения, скорее наоборот. Когда от Иры ушел Уланов, она решила, что пару Уланов – Смирнова буду тренировать я… И в лучшем случае относилась с тех пор ко мне настороженно.

Жора отвечает: «Ты будь готова, они приедут договариваться с тобой о совместной работе». Первым моим чувством был испуг. Я не знала, что делать: тыкалась по углам квартиры и двадцать минут была сама не своя.

В дверь позвонили. Они вошли, очень собранные. Так тесно и близко я никогда с ними не общалась. Они сели рядышком и, по-моему, хором сказали: «Таня, мы пришли, чтобы предложить тебе работать вместе с нами. Мы уже у Жука тренироваться больше не будем, мы едем сейчас из Спорткомитета, и там нам уже разрешили перейти к новому тренеру».

Возможно, в подобной ситуации полагается прикидываться и говорить: «Ну ладно. Я подумаю и сообщу ответ через недельку». Но я совершенно этого не умею делать, к тому же раз вопрос решен и с Жуком, и со Спорткомитетом, значит, я не попадаю ни в какие интриги. И я согласилась сразу. Работать с такими спортсменами – какой тренер от этого откажется?

Мы никогда не обсуждали, почему они ушли от Жука. Так, говорили об этом вскользь. У меня по сей день есть на этот счет свое мнение. Но основное – не сложились у них с тренером человеческие отношения. Тут уж ничего не поделаешь. Работать тогда не в радость ни тренеру, ни спортсменам.

«Я попробую, – сказала я в тот день Ире и Саше, – только не судите меня поначалу строго. Я же никогда не тренировала раньше таких выдающихся спортсменов». У меня занимались Черняева – Благов, и они были чемпионами Союза, у меня занимались Леонидова – Боголюбов, они ходили в призерах… Но Роднина есть Роднина, и поэтому я сказала: «Давате попробуем». А они сразу: «У тебя во сколько сегодня тренировка?» – «Вечером, в восемь часов, в «Лужниках». Они так радостно отзываются: «Мы приедем, мы выучили много элементов, мы без дела не сидели, мы не с пустыми руками приедем». Так сыпали, будто заранее готовились к этому визиту и боялись, что их не возьмут.

Ира с Сашей ушли, а я, обалдевшая, осталась в прихожей. Пришла в себя, позвонила отцу (прославленному хоккейному тренеру Анатолию Владимировичу Тарасову. – Ф. Р.). «Ну смотри, Таня, – сказал он, – ты берешь на себя огромную ответственность. Ты теперь не о себе думай, ты ее не должна подвести (это он о Родниной, он ее ласково называл «великая чемпионесса»). Ты теперь ночью спать не должна, пока им что-нибудь интересное не придумаешь. Потому что если ты ничего нового Родниной не дашь, если она у тебя просто так годик-два покатается, прощения тебе не будет» (обычный стиль папиного разговора). После этой беседы руки-ноги у меня совсем затряслись. Полетела раньше на тренировку, и в дороге немного пришла в себя. Ведь тоже кое-что в фигурном катании понимаю, а главное, люблю свое тренерское дело, и, следовательно, в панику бросаться мне нечего.

На тренировке в лужниковском «Кристалле» у меня катались Ирина Моисеева с Андреем Миненковым и Лада Караваева с Вячеславом Жигалиным. Теперь я должна была предупредить ребят и подготовить Иру (самую лучшую и самую капризную), что вместе с ними на тренировку будут теперь приходить Роднина с Зайцевым. Вопрос не простой. Это вопрос разделения внимания, я сама помню, как ревновала к другим ученикам своего тренера.

Собрала всю группу, сказала, что ко мне приходили Роднина и Зайцев и они с сегодняшнего дня будут тренироваться здесь, в «Кристалле». Не успела я сообщить эту новость, как появились Саша и Ира.

На той первой тренировке, я помню, Моисеева и Миненков совсем остановились, просто встали у борта. Я же смотрела, что делают Роднина и Зайцев. Мы только один день устроили совместную тренировку, потом Саша и Ира приходили в другое время, так как и все остальные вместе с Моисеевой стояли.

А Роднина с Зацевым были в ударе, у них все получалось, они мне показывали без музыки одни элементы. Прыжки и поддержки. Я думала: чему их тут учить, учить-то нечему? Потом, правда, нашлось чему учить: и музыку подбирать, и катание делать шире. Красивее они стали, на мой взгляд, размашистее. И много новых элементов мы придумали, принципиально новых для парного катания. Но все это не сразу, а постепенно, времени, как выяснилось, у нас впереди много было.

Стали они приходить по утрам, не только катались, бегали кроссы, выходили на траву делать поддержки, то есть выполняли элементы не на льду, на земле. А я потихонечку нащупывала верный с ними тон, присматривалась к ним, чтобы понять, какую им ставить программу. Потом стала срочно подбирать музыку, так как до начала сезона оставалось совсем мало времени. Надо было шить костюмы, надо было находить для них что-то такое, что показывало бы изменения в жизни этой пары. Время, казалось, пролетает с катастрофической скоростью.

Я не стала менять им резко программу. Например, они всегда прыгали аксель в два с половиной оборота во второй части, а я считала, что его надо перенести в первую, потому что он у Иры всегда был на грани срыва и она нередко падала. Интересно, никто почему-то не помнит, что Роднина падала. Потом я все же настояла на своем, и он всегда у нас шел вторым элементом. Кстати, после переноса Ира его ни разу не сорвала.

В сезоне 1975 года зрители увидели их почти прежними. С традиционной музыкой, народной, русской. Но был в запасе уже у нас и новый показательный номер, и некоторые новые элементы. Мы поехали на чемпионат мира и Европы. Они победили, но не это для меня было важно. Они не стали хуже. Может быть, они и не стали лучше, но хуже они точно не были, а это позволяло на сохранившемся фундаменте строить что-то новое, предлагать свои проекты. В том же 1975 году впервые выиграли чемпионат мира Моисеева с Миненковым. Две золотые медали. Счастливее меня в те дни, наверное, никого бы не нашли.

Следующий сезон предстоял олимпийский. Мы взяли для произвольной программы вставной цыганский танец Желобинского из балета Минкуса «Дон Кихот». Ира великолепно смотрелась в этом мощном танце. Она никогда по-цыгански не трясла плечами, в том не было никакой нужды. У нее горели глаза! И неслась она не по льду, над площадкой. В тот год Саша впервые стал олимпийским чемпионом…»

А вот что вспоминает о той Олимпиаде сам Александр Зайцев: «Ира меня, конечно, настраивала на олимпийский лад. Она об Олимпиаде в Саппоро могла рассказывать часами. И все приговаривала: «Олимпиада – это тебе не первенство мира или Европы. Сам поймешь, когда в Инсбрук приедешь…» Опыт в Саппоро Ира приобретала нелегко. Совсем чистого катания там не было. И не случайно. Она потом, как бы это поточнее сказать, по полочкам все раскладывала. Что делала, что говорила, о чем думала? Где силы напрасно уходили, где теряла на том, что отвлекалась, расстраивалась понапрасну? Конечно, чужой опыт – это хорошо, но свой во сто крат нужнее. Я это сейчас с полной ответственностью говорю, после всех главных для нас олимпийских событий…

Когда мы прошли экватор нашей программы, то вдруг почувствовали, что дыхания не хватает. Инсбрук вообще поселок не высокогорный. Полкилометра над уровнем моря – потолок в обычных условиях совершенно незаметный. Но к этим пяти сотням метров над уровнем моря здесь надо добавить еще и олимпийский накал соревнований, который забирает так много кислорода. «Еще немножко, еще чуть-чуть». Слов нам не надо было. Достаточно взгляда. Я видел, что жене трудно. Наверное, и она замечала на моем лице усталость. Но мы верили друг в друга и знали, что каждый будет бороться до конца. Когда остановились, когда умолкла музыка, мы уже знали, что победили, но еще несколько секунд оставались на льду (почти все судьи безоговорочно дали им первые места, 10 оценок 5,9 и 8–5,8, хотя некоторые зрители освистали эти оценки. – Ф. Р.)… Потом мы не смотрели, как выступали другие. Лишь отдаленный грохот зала время от времени доносился в закулисные лабиринты Дворца. И это был аккомпанемент к тем немногим словам, которые мы сказали друг другу, став олимпийскими чемпионами…»

После Олимпиады-76 сотрудничество фигуристов с Тарасовой продолжилось. Тренер вспоминает:

«Тяжело мы работали, нередко ругались. Ира не терпела, когда ее сравнивали с кем-то, делили с кем-то. Она мне не позволяла от себя отрываться. Не позволяла смотреть в сторону. Она занимала все время. Шла на всяческие ухищрения, только бы не отпускать моего внимания от себя. То разговаривать вдруг перестанет на тренировках, то озлится непонятно с чего… Наши отношения идеальными трудно назвать. Мы часто ссорились в процессе работы, в спорах доходили до крика. По Ириным словам, Саша у Жука рта не раскрывал, а у меня раскрепостился и говорил, говорил – наговориться не мог. Спорил, что заход не такой, рука не такая, что вообще этот элемент, он точно знает, никогда не получится. Они кричали друг на друга, я кричала на них, потом мирились. Мало сказать, что я любила их, я их чувствовала… Ира всегда нуждалась в человеческом тепле. Я видела, что ей не хватает добрых слов, и старалась как могла.

Иру легко уговорить на новый элемент. Но если он с первого раза не получался, она дальше его испытывать не желала. Но все дело в том, что, как правило, у нее все получалось.

Сашу раскачать на новый элемент неимоверно сложно. Но зато когда он его выучивал, то делал классно…»

Кстати, после перехода Родниной и Зайцева к Тарасовой у последней испортились отношения со Станиславом Жуком – прежним наставником пары. Впрочем, они и раньше не были слишком теплыми, но теперь… Вот как об этом вспоминает сама Т. Тарасова:

«После того как Ира и Саша начали заниматься у меня, Жук много лет со мной не здоровался, считая, что я их позвала к себе. Жук был неправ. Но понять я его могла.

Когда у меня оказались Роднина и Зайцев, прошедшие рядом со мной шесть и счастливых, и тяжелых лет, дважды, тренируясь у меня, победившие на Олимпийских играх, я никогда не забывала, что их воспитал Жук. Я могла подобрать им музыку, на мой взгляд, лучше, чем он, поставить программу, на мой взгляд, интереснее, чем он, – все равно они были его детьми. Он «родил» их, он их воспитал. Точно так же, как и Моисеева и Миненков, какого бы тренера ни меняли, оставались моими учениками, моими детьми…»

Первоначально Тарасова полагала, что ее партнерство с парой Роднина – Зайцев продлится недолго – до Олимпиады в Инсбруке, которая должна была состояться в феврале 1976 года. А получилось, что они задержались у нее на целых шесть лет. За это время пара Роднина – Зайцев достигла новых высот на ледовых аренах. Один раз они становились чемпионами СССР (1975), четыре раза – чемпионами мира (1975–1978), пять раз – чемпионами Европы (1975–1978, 1980), дважды завоевывали олимпийское золото (1976, 1980).

И снова послушаем воспоминания Т. Тарасовой: «Мы стали близкими людьми. По имени и отчеству называть им меня было трудно, разница в возрасте невелика – три-четыре года (Тарасова родилась 13 февраля 1947 года, то есть она была старше Родниной всего на два года, а Зайцева – на пять лет. – Ф. Р.), и Саша стал меня называть тетя Таня, так за мной это и закрепилось. Работали коллегиально. Не то чтобы я все придумала или они. Все решалось на совместных обсуждениях. Долго они не могли рискнуть, как я им ни предлагала, как я их ни упрашивала, взять для короткой программы музыку Свиридова из фильма «Время, вперед!». «Тетя Таня, тяжелая музыка, мы не справимся с ней». Я убеждала Иру и Сашу, что музыка именно для них, доказала им свою правоту, и эта короткая программа – одна из лучших, одна из самых дорогих для меня. А мелодия Дунаевского из фильма «Кубанские казаки»? А короткая программа на музыку Римского-Корсакова «Полет шмеля»? Они любили короткие программы. Никто так не умел и не умеет исполнять двухминутный набор обязательных элементов, как Ира и Саша. У них каждый элемент был отточен до совершенства. Каждый элемент – бриллиант. Если вращение, то идеально параллельное, если прыжок, то идеально синхронный…

И только с акселем в 2,5 оборота у нас произошла заминка. Ира действительно его никогда при мне не срывала, но в ответственный момент он мог разладиться. Я целый год долбила с ней этот прыжок. В 1978 году мы приехали на чемпионат мира в Оттаву, я велела ей прыгнуть аксель сразу, когда еще шла акклиматизация. Ира взлетела… и потеряла прыжок. И на протяжении десяти дней она пыталась прыгнуть аксель, но не могла. Я говорила: «Ирочка, ты не волнуйся, ты все равно его сделаешь». За два дня до старта он наконец получился. Тут вмешался Зайцев и стал требовать, чтобы Ира если прыгает, то прыгать должна параллельно. Пришлось успокаивать и его, объясняя, чтобы на параллельность он не рассчитывал. На разминке Ира такую колбасу из прыжка устроила, что я даже собиралась его снять, но, подумав, решила: «Нет, она сделает». И Роднина прыгнула свой злополучный аксель абсолютно чисто. В этом она вся. Десять дней не прыгать на тренировке, а лихо сделать первым же элементом в соревновании. И как она засмеялась, и как понеслась! И шаги на радости перепутала. Программу откатала как безумная. Не устала совсем, хохотала, до того была сильна. Дальше в программе для нее уже ничего не существовало, никакие там тройные подкрутки смутить ее не могли…»

А вот еще отрывок из воспоминаний Т. Тарасовой:

«В Прокопьевске заболел Зайцев, его повезли в больницу, выяснилось, что у Саши аппендицит и надо срочно делать операцию. Лететь обратно в Москву врачи категорически запретили. Ирина вся в слезах. Во дворце сделали объявление, по каким причинам выступление Родниной и Зайцева откладывается. На следующее утро в больницу пришла старушка и принесла для Саши бульон. У этой женщины всего было пять кур, и одну из них она зарезала, чтобы приготовить еду для заболевшего фигуриста. Я такого вкусного бульона (естественно, пришлось отведать, мой же спортсмен) не ела никогда. Но старушка еще принесла и яйца. Двухжелтковые. Их можно было удержать лишь на двух ладонях. Чего только в тот же день не передавали для Зайцева! И варенье, и пироги, и какие-то соленья, паровые котлеты. Сборная уехала в Томск, а мы с Родниной остались у постели Зайцева и прекрасно питались все эти дни: Саше врачи много есть не разрешали, а нам никто ничего не запрещал…»

Чемпионат мира-78 в Оттаве Роднина и Зайцев выиграли. На тот момент для Родниной это уже было 10-е (!) мировое чемпионство: четыре раза она это делала с Алексеем Улановым (1969–1972) и шесть раз – с Александром Зайцевым (1973–1978). Был выигран ими и чемпионат Европы-78, и снова у Родниной это было 10-е чемпионство, но уже европейское.