Глава 1

В этом направлении она ехала впервые. Прожив в Лос-Анджелесе почти девять лет, она ни разу не выезжала на север по Девяносто девятому шоссе – внутренней скоростной магистрали, промчавшись по которой пятьсот миль, можно добраться до Сан-Франциско. Позади остались последние заправки «Шеврон», кафе и дома типовой застройки, дальше дорога уходила прямо в горы. Со всех сторон ее машину вдруг окружил плотный поток легковых и грузовых автомобилей, двигавшихся по расселине в первой гряде холмов на бешеной скорости – судя по спидометру, семьдесят – девяносто миль в час. Настоящие горы высились впереди. «Какие унылые, – подумала она. – И безлюдные». Справа и слева ее обогнали два дизельных грузовика. Водители, сидя в своих высоких кабинах, хмуро смерили ее надменным и презрительным взглядом. Это всегда выводило ее из себя. Грузовики оторвались и исчезли за поворотом.

«Боже!» – мысленно воскликнула она, крепко сжимая руль вспотевшими бледными руками. Грохот грузовиков все еще стоял у нее в ушах.

– Ну и лихачи, – бросила она Греггу, сидевшему рядом.

– Да уж, – подтвердил он ей в тон.

Оба почувствовали, как мало они значат, их низвели до уровня дорожной пыли. Не успели они опомниться, как мимо с ревом пронеслись еще три грузовика.

– Мне за ними не угнаться, – посетовала Вирджиния. – Можно попытаться, но я не стану. Господи, мы с тобой и так выжимаем семьдесят пять миль в час. Но разве это скорость. Здесь грузовики мчатся под девяносто.

«Представить только, – подумала она, – а вдруг один из них повернет – а там, на встречной полосе, легковушка с заглохшим двигателем?» Она читала в газетах о таких катастрофах, но сама ни с чем подобным не сталкивалась. Лишь один раз у нее на глазах молочный фургон задел бортом такси – осколки стекла летели тогда во все стороны, асфальт залило молоком. От таксомотора тоже что-то отлетело.

– Ты видел, они так каждый день ездят, всю жизнь, – сказала она.

– Нам ведь не очень далеко ехать? – спросил Грегг, нервно сжимая руки на коленях – так делал его отец, когда не мог справиться с волнением.

Мальчик нахмурил лоб и сердито выпятил подбородок. Он весь съежился от тревожного напряжения. Она убрала правую руку с руля и ободряюще похлопала его по худому плечу. «Одни косточки», – подумала она. Он и правда весь сгорбился, втянул голову в острые плечи и лишь время от времени осторожно поглядывал в окно на то, что проносилось мимо.

– Тут близко, – успокоила она его. – Скоро уже съедем с шоссе. Разверни-ка карту.

Сын хлопотливо, с шуршанием раскрыл карту.

– Посмотри, где мы сейчас? – Вирджиния не отводила взгляда от дороги. – Я карандашом отметила – вдоль Девяносто девятого шоссе. Видишь? Красным цветом.

– Вижу, – ответил он.

– Поворот на нашу дорогу видишь? – Она быстро взглянула на карту. – Сто двадцать шестое шоссе, кажется.

– Угу.

– Город там есть?

Грегг не сразу ответил. Наконец он сказал:

– По-моему, нет.

Мимо них промчался спортивный автомобиль, похожий на черную изюмину.

– Ненавижу их, – буркнула Вирджиния.

– Какая смешная машинка! – Грегг приподнялся и вытянул шею. – Ух ты!

Она посмотрела карту перед поездкой и знала: чтобы съехать с шоссе, нужно встать в крайний левый ряд, через три полосы. Никаких знаков не было видно, и она запаниковала. Слева двигался сплошной поток машин. Они все набирали скорость, как будто пустились с ней наперегонки. Вирджиния включила сигнал левого поворота, но никто не обращал на это внимания. Наверное, ее не хотели замечать. Водители как ни в чем не бывало ехали мимо с равнодушными непроницаемыми лицами.

– Видят ведь, что мне выбраться нужно! – воскликнула она. – И как мне это сделать, если они меня не пускают?

Съезд с шоссе был, вероятно, за следующим поворотом дороги, если она его еще не проехала.

– Глянь по карте, – снова обратилась она к Греггу. – Где там следующий съезд?

Грегг зашуршал картой.

– Быстрее! – поторопила его Вирджиния.

– Я не нашел, – как всегда, неуверенно захныкал он.

– Дай сюда.

Держа руль левой рукой, Вирджиния взглянула на карту. Но долго рассматривать ее было нельзя. Слева просигналили, и она повернула руль, чтобы вернуться на свою полосу.

– Пропади все пропадом, – она отбросила карту. – Не понимаю, почему они не дают мне проехать.

Грегг вжался в свое сиденье. Его не интересовало, что там, на дороге. Это рассердило Вирджинию: она почувствовала себя брошенной. Получается, всем наплевать? Но тут в потоке машин образовался просвет, и ей удалось быстро проскочить на следующую полосу, а оттуда – в нужный ряд. Там автомобили неслись еще быстрее – она вдруг оказалась в стремительном потоке машин, которые летели на такой скорости, что лучше бы этого не видеть.

– И зачем мы поехали? – пробормотала она.

– По-моему, скоро уже съезд этот, – сказал Грегг так робко и жалобно, что Вирджиния устыдилась.

– Не привыкла я ездить по скоростным дорогам, – попробовала оправдаться она.

Эти горы, подумала она, какие они мрачные. Там и не живет почти никто. Как можно было построить школу в таком пустынном месте? Вот взять восточные горы – до нашего поколения там жили другие люди, а еще раньше в них тоже кто-то обитал. Очевидно, что люди там жили всегда. До англичан – индейцы. Неизвестно, кто населял их до индейцев, но какой-то народ, какая-то цивилизованная форма жизни там присутствовала. И еще животные. Она сама слышала когда-то, как они там проворно шныряют туда-сюда. Какая-никакая, а жизнь. Здесь же горы напоминают бесцветные терриконы: земля – просто грязь, а растительность – бурьян, отдельными пучками торчащий то тут, то там, и среди бурьяна банки из-под пива и обрывки бумаги, принесенные в каньоны ветром. Так это каньон, а не расселина. Ветер ревет, словно хочет оторвать машину от земли.

Город был уже совсем далеко. Время от времени попадался одинокий дом на отшибе, заправка, мелькал какой-нибудь рекламный щит – но все это стояло особняком. Ничто их не связывает, подумала она. А по ночам где-то там, за обочиной светятся далекие огоньки.

– Вон он! – встрепенулся Грегг.

Впереди показалось какое-то строение, знаки и дорога. Вирджиния увидела светофор и белую разметку. Горел желтый свет, и она сбавила скорость, с облегчением думая о том, что ничего страшного не случилось.

– Спасибо, – сказала она.

Вирджиния успела повернуть налево, прежде чем загорелся красный свет, и они наконец съехали с шоссе. Машины теперь мчались в обратном направлении. «Скатертью дорога!» – мысленно пожелала она им.

– Нашли все-таки, – произнес Грегг.

– Нашли, – подтвердила она. – В другой раз уже не заблудимся. Будем ехать спокойно.

Он кивнул.

По обеим сторонам дороги, гораздо более узкой, чем шоссе, пошла посадка высоких деревьев необычного вида. Довольная, она показала на них Греггу и спросила:

– Что это за деревья? Не фруктовые.

– Не знаю, – ответил он.

– Может, для скрепления почвы. Или от ветра.

Вдалеке справа отвесно, как стена карьера, краснея сухой глиной, возвышался огромный обрыв. Наверху виднелась полоска листвы, но склон был голый.

– Далеко еще? – спросил Грегг.

– Вроде бы нет. Мы едем через Санта-Паулу. У тебя же карта – можешь посмотреть, сколько осталось.

Он зашуршал картой, пытаясь найти Охай.

– Это недалеко, – сказала она.

Теперь они ехали между деревьями пониже, их ветки сплелись в плотные округлые кроны.

– Апельсиновые, – обрадовавшись, определила она. Это была сельская местность с плодородной почвой, посреди полей хозяйничали трактора. – Тут живут фермеры. – И ландшафт был здесь, слава богу, ровный. – Мы, наверное, высоко забрались. Мы ведь с тобой в горах.

Грегг смотрел на трактора и людей, что трудились рядом с ними.

– Да это же мексиканцы! – разглядел он.

– Может быть, «мокрые спины»[1], – предположила она.

Апельсиновые деревца были такими низенькими, что Вирджиния почувствовала себя в сказочном мире: она бы, наверное, не удивилась, увидев тут пряничные домики и крохотных старичков с белыми бородами до самых туфель с загнутыми носами. Мрачное настроение и волнение куда-то исчезли, и она подумала, что, может быть, все у них получится со школой.

– А как же школа? – вспомнил Грегг.

Он ведь так и не понял, он думал, что его везут в летний лагерь.

– Господи, – вздохнула она.

– И как же, – он беспокойно ерзал на сиденье, – как я домой вернусь?

– Мы приедем за тобой.

– Когда?

– На выходные. В пятницу вечером. Теперь ты знаешь.

– А если мне станет плохо?

– Там есть медсестра. Послушай меня. Ты уже большой мальчик, самостоятельный. Мне не обязательно быть рядом с тобой и день, и ночь.

При этих словах он жалобно зашмыгал носом.

– Прекрати, – сказала она.

– Домой хочу, – продолжая всхлипывать, заявил Грегг.

– Так, мы с тобой уже поговорили об этом. Ты знаешь – это делается, чтобы подлечить твою астму. И класс у тебя будет намного меньше, всего пятеро или шестеро ребят.

Это в своих письмах особо подчеркивала миссис Альт, владелица «Школы в долине Лос-Падрес».

– Хочу домой, – повторил Грегг, хотя знал, как и она, что это бесполезно.

Они оба понимали, что решение уже принято.

Найденная ими дорога резко повернула направо, в густой лес, потом пошла вверх, прочь от деревень, садов и полей. Начались настоящие заросли, какая-то заброшенная земля, и Вирджинии вновь стало не по себе. Дорога сузилась, искривилась, и снова она почувствовала безлюдность и пустоту незаселенного пространства. В одном месте им попался охотник с ружьем. Всюду были предупреждающие надписи: «Посторонним вход воспрещен. Частная собственность. Охота и рыбалка запрещена». Ей казалось, что от этих гор веет безжалостной первобытной угрозой. Она заметила свисавшую с деревьев ржавую колючую проволоку, ее когда-то натянули здесь, а потом – так она думала – срезали, чтобы сделать проход для какого-нибудь охотника.

– А вон ручей, – увидел Грегг.

Ручей тек за обрывом и деревьями. Когда они выехали на бревенчатый мост, ее взгляду предстала на миг группа рыболовов с заброшенными в воду удочками. Их машины стояли у дороги, и, чтобы проехать мимо них, Вирджинии пришлось максимально сбавить скорость. Никто из рыбаков даже глазом не повел в их сторону.

– Глянь-ка, рыбачат, – сказал Грегг и еще долго смотрел назад. – А мне можно будет на рыбалку? Мы уже подъезжаем к школе?

Не дождавшись ответа, он снова заговорил:

– Я никогда не был на рыбалке, а Патрик Дикс ездил как-то со своим папой – на море куда-то, кажется. Здоровенную рыбину поймали. Вот такую огромную. Акулу, по-моему.

Дорога внезапно повернула налево, а дальше шел такой крутой подъем, что машина заурчала, и автоматически переключились передачи. Вирджиния перевела рычаг в нижнее положение. Две машины, ехавшие следом за ними, отстали и скоро исчезли из виду.

– Ну и круча, – выдохнула она, недовольная тем, что ее никто не предупредил о горной дороге. – Высоко забираемся.

Подъем все продолжался, один поворот сменялся другим, и, наконец, они достигли вершины горного хребта. Внизу простиралась долина Охай. Оба они ахнули, увидев ее.

– Там равнина! – крикнул Грегг, приподнявшись, чтобы лучше видеть.

– Спускаемся, – решительно сказала Вирджиния сквозь стиснутые зубы, вцепившись в руль.

На каждом повороте при виде разверзшейся пропасти, – и никакого спасительного ограждения, – она вспоминала, что ей придется возвращаться по этой дороге, возможно даже, ночью.

«Как я поеду? – думала она. – Шестьдесят с лишним миль в один конец…»

– Смотри! – воскликнул Грегг. – Автобус!

Навстречу тяжело полз, одолевая повороты, допотопный школьный автобус. В нем сидели дети, которых то и дело подбрасывало от тряски. Ширины дороги едва хватало для одного автобуса, его водитель уже сигналил ей. «Твоя личная дорога, что ли?» – подумала она с досадой, не зная, что делать. Автобус снова просигналил, и Вирджиния съехала на обочину. По окну царапнул грунт и корни, проросшие в нависавшем обрыве. Правые колеса забуксовали – она угодила в кювет. Запаниковав, Вирджиния резко вырулила обратно на дорогу и оказалась лоб в лоб с автобусом. Тот, сигналя, шарахнулся в сторону, и она едва разошлась с ним. С обрыва шумно посыпалась земля.

– О боже! – обретя дар речи, прошептала она и поехала дальше. Ее всю трясло.

– Черт, мы были на волосок! – подвел итог Грегг.

Рельеф стал плоским – они миновали горы и были теперь в долине. Дорога шла прямо. Вдалеке, на противоположном конце, показался город Охай. «Слава богу», – обрадовалась Вирджиния. Она бросила взгляд на часы – было полдвенадцатого. Оказывается, они едут всего только полтора часа. Может быть, еще и пообедать успеют. «Все, что угодно, за чашку кофе», – подумала она.

У входа в школу они оба обратили внимание на то, что здесь растет еще больше низеньких апельсиновых деревьев с овальными кронами. Теплый ветерок нес пыль над их головами, сквозь деревья, вдоль дорожки. После сидения в машине было так приятно пройтись пешком – она почувствовала большое облегчение. Но за школьными зданиями маячили горы, все те же грозные горы.

– Не укачало? – спросила она у Грегга.

Он замедлил шаг и пытался нащупать что-то у себя в кармане.

– Не трогай спрей, – остановила его Вирджиния, взяв за руку. – Ты же нормально дышишь с тех пор, как мы выехали из Лос-Анджелеса. Это точно из-за смога. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – ответил он, но адреналиновый спрей из руки не выпустил.

Еще в машине он успел им воспользоваться, и на брюках осталось пятно от капли. Греггу стало не по себе. Она остановилась, тут же остановился и он.

– Вон там, наверное, лошадей держат, – показала Вирджиния на конюшню, чтобы подбодрить его. – Кажется, кто-то даже верхом скачет!

Грегг посмотрел в ту сторону – на поросший травой и деревьями склон за территорией школы. Тропа, а точнее противопожарная полоса, отделяла кустарник холма от школьной площадки для игр.

– Видишь, тут и в футбол играют.

В конце дорожки, по которой они шли, у ступенек рос лимонный куст с темными лоснящимися листьями. Грегг сорвал гроздь лимонов. Когда они с Вирджинией стали подниматься по ступенькам, плоды, цветки и листья рассыпались у него в руках. Он выглядел затравленным зайчонком. На нее саму вновь накатила тоска: выйдет ли что-нибудь из всей этой затеи со школой, с его учебой вдали от дома?

– Сынок, ты сам решишь, – сказала она. – Если тебе будет плохо, ты всегда можешь вернуться домой. Ты же знаешь. Но давай хотя бы попробуем.

Он молчал, сжав губы, и сощуренными глазами вглядывался в главное здание. На лбу у него снова собрались морщинки – свидетели беспокойства, как будто сам размер строения подавлял его. На школьной территории было в это время пустынно: закончился семестр, и дети на неделю разъехались по домам. Даже учителей не было видно. Через пару дней соберутся, подумала Вирджиния. Тогда здесь станет оживленней.

– Тут есть горная тропа, – продолжала она. – Можно будет в походы ходить. Будешь в палатке ночевать, костры разводить, как твой друг Боб Рули – помнишь, он в летнем лагере был? – Она вспомнила иллюстрации в буклете, который ей прислала миссис Альт. – А еще тут живут кролики, коза, лошади, и собаки, и кошки – всякая живность. Даже опоссум есть. В клетке живет.

Гримаса отвращения не сходила с его лица.

Стеклянные двери парадного входа были открыты, и Грегг, шаркая ногами, вошел в здание. В вестибюле было темно и тихо. Как в старомодной гостинице, подумала Вирджиния. Тут же была и конторка. Но не было слышно ни звука. Это чтобы чувствовалось, куда ты попал, решила она. Чтобы родителей впечатлить. Лестница вела на второй этаж. А в дальнем конце вестибюля располагалась столовая.

– Надо пойти раздобыть чашку кофе, – сказала она сыну.

Никто из школьного персонала так и не появился, чтобы встретить их. И что ей делать?

Справа, в части вестибюля, служившей библиотекой, из двух широких окон открывался вид на долину. Школа была построена на возвышенности, и, повернувшись к окнам, она поняла, что это было сделано намеренно. Сначала в поле зрения попадал городок Охай с его домами в испанском стиле, мимо которых они только что ехали. Даже было видно, что стены авторемонтной мастерской увиты плющом. Вдоль главной улицы, с западной стороны, раскинулся парк. Соединенные в галерею магазины на противоположной от парка стороне вполне можно было принять за католическую миссию. Или конюшни. У каждого была своя глинобитная арка. На углу стояла башня, первый этаж которой занимала почта, а наверху была, похоже, колокольня.

Виден был и весь парк, где друг за другом расположились несколько теннисных кортов. Там проходили теннисные матчи. И музыкальные фестивали. За городком долина простиралась до подножия гор и упиралась в них ровно под прямым углом. У Вирджинии было ощущение, как будто она стоит внизу, на дне, взирая вверх, на стены. И они не давят на нее, так обширна долина. Но горы окружили ее со всех сторон, и иного пути обратно, кроме как через перевалы, нет. Если верить карте, есть всего две дороги, одна другой опаснее и круче.

– Чудный вид, правда? – обратилась она к Греггу, который вместе с ней подошел к окнам.

– Да, – согласился он.

– Мы с тобой побывали в этих горах – мы через них ехали. Здорово, а?

– Да, – снова повторил он.

Забеспокоившись, Вирджиния принялась ходить туда и обратно, вышла из библиотеки, прошла по вестибюлю мимо конторки, снова вернулась. Дверь одного кабинета была открыта. Там на полу лежали стопки книг – множество экземпляров одной книги, какого-то учебника. Ей вспомнилось собственное детство, как она когда-то вот так же впервые заглядывала в незнакомые классные комнаты, пахнувшие лаком и бумагой, в такие же вот кладовые.

Через боковой вход вошла какая-то женщина средних лет в свободных брюках и холщовой блузке, заметила Вирджинию и спросила:

– Я могу вам чем-то помочь?

Лицо женщины немного портил крючковатый нос, очки без оправы придавали ей вид строгой солидности, а в походке отражались прямота, практичность и властность, которые Вирджиния так хорошо помнила: эта дама обладала открытой жизнестойкостью профессионального педагога, из тех, что блюдут порядок в среде молодежи со времен римских вилл. Разумеется, это была миссис Альт.

– Я Вирджиния Линдал, – представилась Вирджиния.

– Ах, да! – женщина протянула руку. – Я Эдна Альт.

Волосы у нее были зачесаны назад и схвачены – о, боже! – резинкой. А щеки, хоть и упругие, приобрели сероватый оттенок – вероятно, в походах и за время руководства кружком кожевенного ремесла.

– Воспользуюсь возможностью и буду называть вас Вирджинией, – заявила миссис Альт с улыбкой, заставившей Вирджинию подумать: «Вот так они тебе улыбаются, когда вступаешь в их боевую революционную партию». – Это Грегг?

– Да, – ответила она. – Знаете, миссис Альт, неплохо было бы заранее предупредить, какая тут у вас дорога – такие виражи в горах, что…

– Ну, если уж наш школьный автобус справляется с ними – а ему двадцать лет, то вы и подавно сдюжите, – отпарировала миссис Альт все с той же улыбкой, которой, очевидно, желала показать ей, как важно быть уверенной в себе и уметь полагаться на собственные силы.

Однако улыбка заключала в себе столько добродушия и жизнерадостности, что Вирджинии она не показалось обидной. Миссис Альт верила, что каждый человек от природы наделен большими задатками, и Вирджинии нравился такой подход. Тем же настроением были проникнуты и письма миссис Альт, и это стало одной из причин, по которой Вирджиния выбрала именно школу «Лос-Падрес».

– Я, кажется, видела ваш автобус, – сказала она.

Но миссис Альт уже переключила внимание на Грегга.

– Ага, – произнесла она, и это прозвучало совсем не глупо, а вполне естественно. – Значит, у нашего мальчика что-то не ладится с дыханием. Это у тебя адреналиновый спрей? – Она протянула руку. – Грегг, знаешь, что я могу обещать тебе? Эта штука тебе здесь точно не понадобится.

«Хорошо бы это оказалось правдой, – подумала Вирджиния. – Дай-то бог, миссис Альт. Ведь мне эта затея обойдется в двести пятьдесят долларов в месяц».

– Хочешь увидеть свою комнату? – спросила миссис Альт у Грегга, который молча смотрел на нее. – Можно сходить туда.

Забрав спрей, она взяла его за руку и уже было повела, точнее, потащила к лестнице. Но Грегг уперся.

– Хорошо, тогда можешь погулять. Джеймс сейчас, кажется, подковывает лошадь. Видел когда-нибудь, как лошадь подковывают?

Ее голос зазвучал мягко и загадочно, как будто она посвящала мальчика в какую-то особую тайну. Вирджинии вспомнились радиопередачи для детей: женщины, которые вели их, говорили так же. Может быть, это профессиональная манера. Но Грегг стал потихоньку оттаивать.

Она смотрела, как миссис Альт ведет ее сына на улицу, на каменную террасу, вниз по ступенькам. А теперь, молодой человек, пожалуйте в котел, тут мы варим новичков.

Впрочем, она, пожалуй, неплохой педагог. Неглупа. Они нашли бы общий язык с матерью Вирджинии. Хорошая получилась бы парочка.

Миссис Альт стремительно вошла обратно – таким шагом, будто возвращалась из многомильного похода.

– Мы посмотрели немного, как ставят палатки, – сообщила она Вирджинии. – Когда тепло, мы спим на улице. Воздух тут отличный.

– Астма его уже не так беспокоит, – сказала Вирджиния.

Она побаивалась миссис Альт.

– Да, по-моему, он нормально дышит. А когда у него начались затруднения с дыханием? Я думаю, их причиной могла стать эмоциональная атмосфера в семье, а вовсе не смог. Как вы считаете? Пойдемте ко мне в кабинет, я найду ваше письмо. – Она уже шла по коридору.

В кабинете пахло мылом. Вирджиния положила пальто на колени. Запах шел из туалетной комнаты. Ей представился педагогический коллектив: сплошь из дам в очках, каждая ободряюще улыбается, все регулярно моют руки, может быть, каждый час. Может быть, по звонку. Но в здешней атмосфере не чувствовалась дисциплинарная суровость, от школы веяло теплом. Тут царило воодушевление.

Вирджиния закурила и сказала:

– Две с половиной сотни, конечно, ударят по карману, но мы думаем, это окупится.

– Вот как? – Миссис Альт помолчала, глядя на нее искоса. – Понимаю.

И снова молчание. Наконец миссис Альт нашла письмо, перечитала его; закончив, отложила в сторону, откинулась на спинку кресла и принялась пристально разглядывать Вирджинию.

– Почему вы решили отправить его в школу?

Немало удивившись, Вирджиния ответила просто:

– Потому что так будет лучше для него.

– Почему?

Как бы показывая, что проблема письма Вирджинии исчерпана, миссис Альт отбросила его подальше от себя.

– Видите ли, – начала было объяснять Вирджиния, – дома у нас дела обстоят не очень, трения разные и…

– Я спрашиваю, – перебила миссис Альт, – потому что хочу быть уверена, что вы не пытаетесь просто увильнуть от родительской ответственности.

– Послушайте… – попыталась возразить Вирджиния.

– Греггу дома хорошо живется?

– Ну… – запнулась она, потеряв от стыда дар речи.

– Что он думает о переезде сюда? Он ведь всегда жил только дома? Вы постоянно были у него под боком.

– Я чувствую, что его может надломить разлад между нами, в котором он совсем не виноват.

Она уставилась в точку на полу. Во что она ввязалась?

– Понимаю, – сказала миссис Альт.

– Боже мой! Я вполне отдаю себе отчет в том, что делаю и почему.

Сложив руки на письменном столе, миссис Альт спросила:

– А что думает по этому поводу ваш муж?

– Должна признаться, он не в восторге от этого плана.

– Какие у него отношения с Греггом?

– Нормальные. В целом. То есть Роджер очень занят работой. – Она помолчала и продолжила: – Как я вам писала, у него свой магазин телевизоров. Это отнимает много времени. Домой он приходит, когда сын уже спит. Видятся они только по воскресеньям – вы же понимаете, что в субботу магазин открыт весь день. Да и в выходной день Роджер частенько убегает в магазин – и пропадает там.

– А как вы с мужем ладите? – поинтересовалась миссис Альт.

– Что? Замечательно.

Как это унизительно.

– А как же ваши… трения?

Вирджиния простонала.

– Вы не хотите обсуждать это со мной? – спросила миссис Альт.

– Да нет, ради бога. Просто не совсем понятно зачем.

Она немного подумала и продолжила:

– Так или иначе, я, кажется, писала вам о том, что занималась и сейчас немного занимаюсь танцевальной терапией – это помогает мне разбираться в психологических механизмах, в том числе моих собственных и мужа. И в семейной ситуации.

– Вы упоминали об этом, – неопределенно заметила миссис Альт.

Похоже, слова Вирджинии не произвели на нее никакого впечатления.

– Важно понимать, – продолжала Вирджиния, – что мы с Роджером совершенно по-разному формировались.

– Что вы хотите мне этим сказать? – резко перебила ее миссис Альт. – Меня это возмущает…

Она встала, походила по кабинету, похлопывая себя руками по плечам, и снова села.

– Вирджиния, сколько вам лет? Ведь вам нет еще и тридцати? Ну, скажем, тридцать. А говорите вы, как какой-нибудь престарелый психиатр эпохи… как бы это сказать-то… эпохи Народного фронта, например. Бросаетесь терминами. А нельзя сказать просто, без этих выкрутасов?

– Это, наверное, у учителей привычка такая – всех ставить на место, – разозлилась Вирджиния.

В то же время этот укор странным образом позабавил ее: она ведь сама составила похожее мнение о миссис Альт.

«Вот как вы это поняли», – подумала миссис Альт.

– Нет, – не согласилась она с Вирджинией. – Я просто хочу, чтобы вы спустились на землю. А давайте лучше уйдем отсюда, покинем этот душный кабинет. Пойдемте-ка на улицу, на солнце.

Направившись к выходу, она оглянулась. Вирджиния потушила сигарету, взяла пальто и сумочку и тоже вышла на жаркий воздух, под палящее солнце. Миссис Альт повела ее от здания вниз по длинной грунтовой дороге. Под их туфлями рассыпались комья засохшей грязи, Вирджиния даже споткнулась. Миссис Альт, конечно же, была в рабочих туфлях на низком каблуке. От горячего воздуха у Вирджинии совсем пересохло в горле, и она опять вспомнила о кофе. Но ее уводили от столовой и кухни в сторону каких-то деревянных построек, похожих на сараи.

– Можете помочь нам проветрить брезент, – предложила миссис Альт.

– Только не в этой одежде, – отказалась Вирджиния.

– Ну, тогда наблюдайте, – улыбаясь, сказала миссис Альт. Она замедлила шаг, чтобы Вирджиния догнала ее. – Вирджиния, это вам не повредит. А может быть, расстелить палатку на траве, на свежем воздухе, гораздо полезнее, чем заниматься танцевальной или какой-нибудь другой так называемой творческой психотерапией – что бы вы на это сказали?

– Не знаю, что мне сказать.

Вирджиния чувствовала себя раздавленной.

– Ладно, не буду вас больше мучить.

На ровной лужайке, сидя на корточках, расправляла брезентовые палатки компания детей, одетых в одни только короткие штанишки цвета хаки. Большинство из них были, пожалуй, старше Грегга. Его среди них не было.

– Молодцы, – похвалила их работу миссис Альт.

– Миссис Альт, а я в одной палатке жабу нашел, – сообщил ей мальчуган. – Можно я ее себе оставлю?

– Она живая?

– Да вроде шевелится. Наверно, если ее травой накормить, она отойдет.

Глядя, как возятся дети, Вирджиния не могла не отметить, что все девочки – их было трое, восьми-девяти лет – полуголые, на них, как и на мальчиках, были только короткие штанишки. Ну да, восемь лет, еще маленькие, размышляла она. Наверное, это неважно. И все-таки на это можно и по-другому посмотреть. Кожа у ребят лоснилась темно-коричневым загаром. Вид у них тут действительно здоровый. Трудно представить, что кто-то будет страдать здесь от астмы. Простуда, астма – вам не сюда. Дети были довольны, но как-то притихли.

– Приглядитесь-ка к вашей жабе повнимательнее, – сказала миссис Альт, – нет ли у нее в голове драгоценного камня?

Вирджиния недобро расхохоталась.

Драгоценного камня дети так и не обнаружили, и миссис Альт, вернувшись к Вирджинии, отвела ее в сторонку.

– Вирджиния, хотите, в двух словах скажу вам, каково мое первое впечатление о вас? Этакий словесный экспресс-портрет? Я думаю, вы умны, получили очень хорошее образование, в сущности, вы славная женщина, но довольно противная – а все из-за того, что я бы назвала неведением. Противная и к тому же высокомерная. Знаете, чем больше я с вами общаюсь, тем больше согласна, что Греггу следует остаться у нас. Вы меня убедили.

Миссис Альт обняла Вирджинию одной рукой и прижала к себе, до смерти перепугав ее.

Стараясь сохранять невозмутимость, Вирджиния произнесла:

– Ну что ж, миссис Альт, я все обдумаю и сообщу вам.

– Сообщите?

– Да. У нас ведь есть еще пара дней до начала семестра? Я позвоню или напишу.

Про себя она уже все отменила. С нее хватит.

– А вы способны ух как разозлиться, не правда ли? – заметила миссис Альт. – Я так и предполагала. Вирджиния, вы проделали весь этот путь к нам, чтобы отдать Грегга в школу. Послушайте, вы ведь взрослая, умная женщина – стоит ли менять решение только потому, что немного задеты ваши чувства?

– И так плохо, и этак нехорошо! – в отчаянии бросила Вирджиния. – Чего вы от меня хотите?

Миссис Альт взяла ее под руку и повела обратно по грунтовой дороге.

– Успокойтесь. Расскажите-ка мне лучше, как вы с мужем умудрились по-разному формироваться.

– Могу я где-нибудь выпить чашку кофе? – спросила Вирджиния.

– Мы с вами пообедаем. Уже ведь двенадцать? Дети поели – их тут сейчас немного, так что мы не открываем столовую, они у нас едят на кухне. Ничего, если я посажу вас за стол вместе с учителями? Они, наверное, сейчас как раз там.

– Мне все равно, – вздохнула Вирджиния.

На кухне за желтым деревянным столом ели и беседовали две женщины и мужчина. Необъятных размеров повариха-мексиканка, которой было на вид за шестьдесят, готовила обед на керосиновой плите, а другая ее соотечественница, помоложе и с виду миловидная, расставляла посуду. Вирджиния не ожидала увидеть такую большую кухню, размером с лекционный зал. Плита занимала всю стену. На полках стояли идеально чистые стаканы и тарелки. Миссис Альт представила Вирджинию учителям, но та пропустила их имена мимо ушей. Ее словно обухом по голове ударили, на душе было безрадостно, и все ее мысли были только о том, как бы сесть и выпить кофе.

– Давно вы живете в Калифорнии? – обратилась к ней миссис Альт, сев напротив, рядом с учителем.

– С сорок четвертого года, – ответила она. Кофе дымился на столе. Он оказался горячим и неплохим на вкус. – До того мы жили в Вашингтоне. Там мы и познакомились.

– Грегг маловат ростом, правда? Ему восемь?

– Семь с половиной.

– Вы знаете, что в течение первого месяца все дети проходят у нас медосмотр. Бывают, понятно, обычные недомогания – на территории школы постоянно дежурит дипломированная медсестра. Тем не менее у нас школа, а не больница. Если у Грегга вдруг наступит серьезное обострение, мы вынуждены будем расстаться с ним. Но я не думаю, что это случится.

– Спрей помогает, – сказала Вирджиния. – Грегг знает, как им пользоваться. На случай ухудшения у него есть ингалятор. Но тогда вам придется помочь ему – надо будет разогреть, смешать травы – или что туда входит. – Теперь ею овладело безразличие. – Он пока ни разу не понадобился. Не помню даже, куда я его положила. – Затем она подытожила: – В любом случае, в этом весь смысл. Если ему не станет здесь лучше, мы его заберем. Нам, правда, не хотелось никуда его отправлять. Но, как я уже начала объяснять, мы по многим важным вопросам расходимся во мнении – в смысле я и Роджер. У него обо всем свои представления, и они не совпадают с моими.

Она немного отпила из чашки.

– Вы оба родились в Вашингтоне?

– Я – в Бостоне, – ответила Вирджиния. – А Роджер – на Среднем Западе.

– Не хотите сказать, где именно?

Она пожала плечами:

– Кажется, в Арканзасе. – Когда бы она ни говорила об этом, у нее всегда бежали по коже мурашки. – Детство у него прошло в нищете. Во время Великой депрессии они жили на госпособие да на подачки. Многие, видимо, так прозябали. Ели соседские картофельные очистки. – Эта тема всегда вводила ее в какое-то оцепенение, она просто машинально излагала факты. – Нам легче было, но это, конечно, всех коснулось. Как бы то ни было… – Она выпрямилась и оперлась локтями на стол, держа чашку на уровне подбородка. – Из-за того, что Роджер пережил в детстве – а он не особенно об этом распространяется, я узнаю от него только отдельные эпизоды, – он часто беспокоится о том, что меня не волнует, например о деньгах. Еще о еде. Они никогда не ели вдосталь, хотя вряд ли голодали в буквальном смысле. Он всегда боится, как бы чего не вышло… Понимаете? Все время в напряжении. В основном просто сидит у себя в магазине, ничего не делая, ну, как бы… – Она махнула рукой. – Чтобы все было под контролем, что ли. Быть уверенным, что всё на своем месте.

– А две с половиной сотни в месяц не усилят его страхи?

– Ну, да, – согласилась она. – Зато там Грегга не будет. Так что, можно надеяться, его это не затронет.

Трое учителей разговаривали о чем-то своем, но вполуха слушали и ее.

– Не понимаю, каким образом вы надеетесь улучшить ситуацию, если это вас разорит, – недоумевала миссис Альт.

– Не разорит, – отрезала Вирджиния.

– У нас действует программа помощи учащимся, вы можете написать заявление. Для некоторых детей учеба оплачивается родителями частично, остальное платят заинтересованные организации.

– Сами справимся, – сказала Вирджиния. – Если не передумаем. – Она снова отпила кофе. – Потом, мы по-разному смотрим на некоторые важные вопросы, например на религию. У Роджера вообще нет никаких религиозных убеждений. На самом деле, он против религиозного воспитания. Я не хочу, чтобы Грегг рос в такой атмосфере. И не хочу, чтобы он рос там, где презирают просвещение, образование в целом.

– Что ваш муж думает по поводу вашей танцевальной терапии?

– Гм… Ему это безразлично.

– У вас есть хоть какие-нибудь общие интересы?

– Ну конечно, есть, – на этот раз замечание не задело Вирджинию.

Миссис Альт переключилась на обсуждение каких-то пустяков с учителями. Вирджиния съела сэндвич, который лежал перед ней, допила кофе, закурила. Никто не дал ей прикурить. Учитель в свитере, свободных брюках и галстуке был поглощен разговором. Она бросила взгляд на часы. И вспомнила про дорогу, про предстоящее кошмарное возвращение. Больше всего ее пугала перспектива задержаться здесь и отправиться в обратный путь, когда стемнеет.

– Пойду-ка я Грегга поищу, – сказала она миссис Альт. – Скоро нужно будет домой возвращаться.

– Приведите его сюда, – ответила та. – Пусть тоже пообедает. Он ведь не ел еще?

– Нет, – признала Вирджиния.

– Не повезете же вы его голодным. Я оставила его с Джеймсом. Конюшню вы легко найдете – наверное, видели ее, когда шли сюда от машины. Это в конце спортплощадки. Хотите, я с вами пойду?

И миссис Альт тут же вернулась к разговору с учителем, речь шла о расписании занятий.

– Нам правда надо ехать, – сказала Вирджиния и, встав, поблагодарила: – Спасибо, что накормили.

– Что это вы так срываетесь с места?

– Из-за дороги, – объяснила она.

– Она так уж пугает вас?

Учитель, молодой и привлекательный, присоединился к разговору:

– Лично я не стал бы часто разъезжать по этой дороге. Но некоторые родители ездят. Каждые выходные, по два раза сюда и обратно. – Обращаясь к Вирджинии, он добавил: – Если ваш сын останется в школе, вы будете забирать его на выходные?

– Да, – сказала она. – По крайней мере, я ему обещала. Думаю, придется. Мы ведь договорились об этом.

– По пятницам дети освобождаются после трех часов, – сказала миссис Альт. – Раньше его не отпустят. А вернуться он должен к шести вечера в воскресенье. Так что зимой вам придется ездить в темное время. Наверное, не стоит этого делать, судя по тому, что я от вас услышала: вы будете нервничать, это передастся Греггу, у него будет такое чувство, что вы не хотите его забирать.

– Все эти предположения… – начала было Вирджиния.

– А может быть, мальчика подвозил бы кто-нибудь другой из родителей? – предложила одна из учительниц. – Они могли бы по очереди ездить.

– Лиз Боннер забирала двух своих сыновей почти каждую пятницу, – сказал учитель. – Может, с ней договоритесь?

– А что, это идея, – согласилась миссис Альт. – Лиз, кстати, завтра их привозит. – Она посмотрела на Вирджинию. – Если вы завтра будете здесь, я вас познакомлю. Разумеется, вы можете пожелать, чтобы его возил кто-нибудь другой.

– Миссис Боннер хорошо водит, – сообщил учитель.

– Правда, лихачит по лос-анджелесски, – сказала одна из учительниц, и все засмеялись.

Вирджиния приободрилась.

– А она не откажет? Я могла бы как-то платить ей. Ведь есть за что.

– Лиз все равно нужно будет ездить, – сказала миссис Альт. – Давайте поступим так: я поговорю с ней, когда она приедет с мальчиками, а потом вам позвоню. Согласится – подъедете и обговорите детали. Вы живете в Сепульведе, а они, кажется, где-то рядом, в сторону Сан-Фернандо, довольно близко, так что ей почти по пути. Может быть, она Грегга к себе будет привозить, а вы уж потом его заберете.

– Да пусть она с миссис Боннер там и поговорит, – предложил молодой учитель. – Зачем ей обратно сюда тащиться?

– Я бы предпочла, чтобы она договорилась с Лиз здесь, – возразила миссис Альт. – Чтобы быть уверенной, что вопрос решен. Вы же знаете Лиз.

Извинившись, Вирджиния вышла из кухни и направилась к конюшне. Боже, наконец-то все решилось само собой! Прямо гора с плеч.

Ты полюбишь «Школу в долине Лос-Падрес», мысленно заклинала она. Делай, как я велю, молодой человек. Полюби «Школу Лос-Падрес». Потому что со следующей недели – это твой дом. А Эдна Альт – твой друг.

Глава 2

– Посмотрите-ка, он все еще здесь! Я думал, ты уже ушел домой, – сунув голову в дверь конторы магазина, удивился Пит Баччиагалупи.

Магазин «Современные телевизоры. Продажа и сервис» уже закрылся для покупателей, штора была опущена. Рабочий день закончился. Лампы на потолке замерцали – это мастер по ремонту Олсен нагнулся к выключателю и погасил свет.

– Тебя жена ищет, – сказал Пит. – Она в желтой зоне[2] припарковалась. Пошла обратно взять что-то.

– Ага, – откликнулся Роджер Линдал.

Он захлопнул бухгалтерскую книгу и встал. Вернулась, значит, из своей экскурсии в Охай. Вместе с Питом он обошел магазин, проверяя, все ли выключено.

– Переговорное устройство, – сказал он. – Посмотри.

– Уже посмотрел, – доложил Пит. – Все проверено, иди домой. Я включу ночное освещение. – Он нажал на клавишу кассового аппарата и стал заправлять новую ленту. – Ты, главное, деньги-то прибрал?

Олсен крикнул от входной двери:

– Тут какая-то дамочка к нам рвется. Кто объяснит ей, что мы закрылись?

– Это Вирджиния, – сказал Роджер. – Я впущу ее.

Своим ключом он отпер ей дверь.

– Привет, – поздоровалась она. – Я отвезу тебя домой.

Она поцеловала его, обдав всевозможными дорожными запахами: табака, жары, пыли, усталости от езды в потоке других автомобилей. Изнуренная и одновременно необычно возбужденная, она прижалась к нему и тут же отстранилась, держа дверь открытой.

– Ну что, поехали? – спросила она.

– Погоди, – сказал он. – Мне надо кое-что забрать из кабинета.

Он двинулся в темноту магазина. Вирджиния последовала за ним. Она дошла до самого кабинета, свободно распахнув пальто и то и дело вертя головой, – такого он что-то не помнил за ней: как будто она украдкой разглядывала его.

– Мне там что, хвост сзади пришпилили?

– Давай присядем, – предложила Вирджиния. Усевшись прямо на стол, она скрестила ноги и сбросила туфли. – Я на каблуках поехала. Хоть отдохну чуть-чуть. Три часа в машине, а потом еще по грязи топали, боже ты мой.

Она попыталась сдуть с туфель рыжеватую пыль.

– Ну да, лагеря CCC[3], – не скрывая отвращения, произнес он.

Пит, задержавшись у двери кабинета, сказал:

– До свидания, миссис Линдал. До свидания, Роджер. До завтра.

Роджер попрощался с ним, а Вирджиния как будто и не заметила его – она рылась в своей сумочке.

– До свидания, – проорал Олсен из дальнего конца магазина, и за ним захлопнулась дверь.

Когда ушел и Пит, Роджер спросил у жены:

– Где Грегг?

– Дома. С Мэрион.

Это была ее мать, миссис Уотсон.

– Ну что, подобрала какие-нибудь школы по своему вкусу?

Из его слов нетрудно было понять, как он к этому относится.

Ее лицо настороженно вытянулось.

– Я только в одной школе побывала. «Лос-Падрес» называется. Мы там пообедали. И посмотрели, как лошадь подковывают.

– И что? – отозвался он. – Завтра снова туда?

– Нет, – сказала она. – Завтра я с Хелен дела заканчиваю.

Хелен возглавляла избирательную кампанию Демократической партии в их округе. Вирджиния с головой ушла в эту деятельность – зонирование и тому подобное.

– А послезавтра ты идешь на танцы, – констатировал он.

– Я хотела тебе сказать… – осторожно начала разговор Вирджиния.

При этих словах ему на плечи легла та самая тяжелая ноша, от которой она избавилась.

– Что, выписала им чек? – спросил он.

– Да.

– Сколько?

– За первый месяц. Двести пятьдесят долларов.

– Я могу аннулировать его, – сказал он.

– Не надо.

– Обязательно сделаю это завтра утром.

Всенепременно, подумал он. У него даже сомнений никаких не было.

– Она замечательная – миссис Альт.

– Это чтобы у тебя было больше свободного времени? – спросил Роджер. – Значит, у тебя останутся только терапевтические занятия и родительский комитет? Какой, к черту, родительский комитет – про это можно забыть. Ты же забираешь его из государственной школы, так что этому конец. Так что же ты выигрываешь?

Вирджиния сидела напротив него в застывшей позе, склонив голову и улыбаясь.

– Тебе необходимо мое разрешение, – заявил он. – Я проконсультируюсь у юриста.

– Давай, – весело щебетнула она.

Они смотрели друг на друга в упор.

В конце концов, ей стало не по себе.

– Я знаю, правда на моей стороне, – сказала она. – Ты даже не видел эту школу.

– Где квитанция? – протянул он руку в ожидании.

– Ты не хочешь съездить посмотреть школу? Сделай хоть это.

– Посмотрю, когда поеду забирать чек.

– Вот поэтому я и хочу отдать Грегга, – сказала Вирджиния. – Мы с тобой не…

Она замолчала и судорожно сглотнула. Просто сидела и смотрела на мужа широко распахнутыми глазами. Навернулись слезы, коснулись ее ресниц, сверкнули и задрожали на самых кончиках. Но не более того.

– Я позвоню им сегодня же, – сказал Роджер, снимая трубку. – Чтоб не успели получить деньги по чеку.

Когда оператор ответил, он попросил дать номер школы «Лос-Падрес» в Охае.

– Я уйду от тебя, – сказала Вирджиния.

Повесив трубку, он записал номер в блокнот.

– Почему?

– Я буду посмешищем – да-да. Или это не имеет никакого значения? – В ее голосе появились резкие нотки, но выдержки она не теряла – сказывалась тренировка. – Я, значит, еду туда, устраиваю Грегга в школу, изучаю с миссис Альт разные списки, чтобы купить ему все, что нужно, – метки там на одежду, на всю причем, лекарства всякие, – я заехала в аптеку и отоварила четыре рецепта, я сама объясняла Греггу, зачем все это нужно, я два раза за один день проехала по этой треклятой дороге, на которой кто угодно убьется, даже ты. Подожди, вот поедешь сам – увидишь, что мне пришлось пережить.

Выдернув из кармана костюма носовой платок, она высморкалась и вытерла глаза.

Роджер снял трубку и набрал номер. Потом попросил соединить с абонентом в Охае. Пока он ждал, Вирджиния спрятала платок, спрыгнула со стола прямо в туфли, схватила сумочку и выбежала из кабинета. Ее каблуки простучали по полу, открылась и захлопнулась дверь.

Телефонные гудки прервал низкий женский голос.

– «Школа в долине Лос-Падрес».

– Я хотел бы поговорить с миссис Альт.

– Это я.

– Меня зовут Роджер Линдал. – И тут он растерялся. – Моя жена… разговаривала с вами сегодня.

– Ах, да. Вирджиния. Они с Греггом нормально доехали?

– Нормально, – ответил он.

– Она сказала, что дорога стала для нее большим испытанием. – Миссис Альт говорила спокойно, но в ее голосе слышалось участие. – Полагаю, вы только сейчас узнали, что Вирджиния отдала Грегга в школу. Правда ведь? Она мне этого не говорила, но у меня сложилось впечатление, что она сделала это по собственной инициативе.

– Да, – растерянно признался он.

– Она находится в состоянии сильного душевного напряжения, – сказала миссис Альт, – но мне кажется, она знает, что делает. Может, подъехали бы и обсудили ситуацию со мной? Я придержу чек, пока мы с вами не поговорим. Или я могу к вам заехать, если так будет удобнее – я завтра буду в Лос-Анджелесе ближе к вечеру, у меня там племянница живет.

– Я сам подъеду, – сказал он. – Как раз и школу посмотрю.

– Хорошо, – сказала миссис Альт. – Во сколько? Давайте лучше утром.

– В десять, – предложил он.

– Прекрасно. Грегга сможете с собой взять? Чем больше он побудет здесь, прежде чем вы решитесь на что-то, тем лучше. Мне хотелось бы, чтобы он пожил тут с неделю, но через несколько дней начинается семестр, и нам нужно закончить регистрацию. Ну что ж, увидимся в десять. Если вдруг заблудитесь и не сможете отыскать школу, спросите любого в городе.

В трубке щелкнуло.

В замешательстве он повесил ее на место и встал, чтобы выключить свет в кабинете. Она мастер своего дела, подумал он, надевая пальто. Любому зубы заговорит.

Заперев входную дверь, он заметил, что их «Олдсмобиль» все еще стоит в желтой зоне. Вирджиния не уехала – сидела за рулем и ждала его.

– Я позвонил ей, – сказал он, открыв дверь и садясь в машину. – Поеду туда завтра утром, с Греггом.

Ничего не ответив, Вирджиния завела мотор и выехала из желтой зоны на проезжую часть.

Утром Вирджиния продолжала молчать, тем не менее из дому не ушла. Роджер позвонил Питу, велел ему открыть магазин, побрился, вымылся, надел чистую рубашку, галстук и костюм. Вирджиния ходила по дому крадучись, а перед тем, как они с Греггом собрались выходить, улизнула на кухню, не попрощавшись ни с тем, ни с другим.

– Мама сердится, да? – спросил Грегг, когда они ехали к шоссе.

– Только на меня, – ответил Роджер.

Ехать по шоссе доставляло ему настоящее удовольствие, он наслаждался каждым отрезком дороги. Проехав поворот, он остановился у придорожного автокафе и заказал пива с жареными креветками себе и яичницу с беконом Греггу.

– Балдежно! – радовался Грегг. – Пап, классно ты тот грузовик обошел! – Он был в восторге от азартной игры, когда переезжаешь с одной полосы на другую. – Помнишь, пап?

Потом они ехали вдоль посадки низкорослых деревьев с шатровыми кронами.

– Видишь вон те деревья? – кивнул Роджер. – Знаешь, как называются? Орех пекан.

От езды у него улучшилось настроение. Когда они проехали ручей и увидели рыболовов, он остановился и вышел из машины.

– Пойдем, – сказал он сыну и повел его по тропе вниз от дороги.

С полчаса они помогали рыбакам. Греггу даже дали подержать удочку и разрешили вытащить из воды рыбу. Рыбка оказалась маленькой замухрышкой, но рыбаки приветствовали улов дружным восклицанием. Один из них заявил, что впервые видит, чтобы рыбу этого вида поймали в здешних местах округа Вентура. Рыбешку отдали Греггу, завернув в газету. Бросив ее на заднее сиденье, они поехали дальше. Мчались, едва снижая скорость на подъемах и поворотах, чтобы нагнать потерянное время.

– Вот и Оджай, – сказал Роджер, когда горы остались позади.

Грегг хихикнул:

– А мама говорит «О-хай».

Они вышли из машины и пошли пешком по дороге из города к школе. Роджер оставил машину в авторемонтной мастерской на тысячемильную смазку – кто знает, сколько миль наездила Вирджиния, не меняя масло.

– Вон школа, – показал Грегг.

Впереди справа начиналась низкая пастбищная изгородь, окружавшая сад. За садом виднелись здания, высокие ели и что-то вроде флага.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил Роджер.

– Не знаю, – ответил Грегг и замедлил шаг. – Там в клетке опоссум живет. Я его репкой кормил.

Роджер спросил:

– Тебе нравится эта школа? Хочешь здесь остаться?

– Не знаю.

– С мамой и со мной тогда только по выходным сможешь видеться.

Грегг кивнул.

– Хорошая школа?

Иногда Роджер получал ответ на свой вопрос, задав его по-другому.

– Да, – ответил Грегг.

– Ребята хорошие?

– Они еще не приехали.

– А учителя хорошие?

– Вроде да. Джеймс хороший. У него кожа черная-черная. Как у Луиса Уиллиса. Он лошадь подковывал.

Всю дорогу Грегг подробно объяснял, как нужно подковывать лошадь.

Негр, подумал Роджер. Они всюду.

Они вступили на школьную территорию. Дорога стала ровной. Грегг, забежав вперед, кричал ему:

– Эй, пап, я покажу тебе опоссума! Вот он, опоссум!

Вертясь и подпрыгивая, он исчез из поля зрения. Слышен был только его затихающий голос:

– Опоссум…

– Боже, – пробормотал Роджер.

Оставшись один, Роджер занервничал – остановился и потянулся за сигаретами. Пачка осталась в пальто, а оно – в машине – он бросил его на сиденье, когда воздух прогрелся. Оглядевшись, он увидел ступеньки, поднимавшиеся к самому большому из зданий. На террасу вышла худощавая женщина средних лет в очках и джинсах, со схваченными сзади волосами. Она пристально смотрела на него сверху вниз. Роджер сразу догадался, что это миссис Альт и что эту дамочку на мякине не проведешь.

Он совсем испугался. Чего? Как мальчишка, подумал он. Стою и дрожу. Господи, мысленно взмолился он, потея, кажется, я сейчас грохнусь в обморок.

– Эй, пап! – раздался крик запыхавшегося Грегга, резво скачущего с раскрасневшимся лицом. – А можно я на лошади покатаюсь? Можно мне на лошадке покататься? Ну, можно, а? Ну пожалуйста! Джеймс мне разрешил, ну можно мне покататься? – Приплясывая вокруг Роджера, он схватил его за руку и потянул. – Пап, ну пожалуйста! Разреши мне на лошадке покататься. Пап, ну разреши, а! Ну папа же! Давай я на лошадочке покатаюсь, а? Ну пожалуйста!

С террасы наблюдала строгая дама. Лицо и тело Роджера вспотели под палящим солнцем.

– Пап, ну пожалуйста!

Роджер заметил деревья. По дорожке цокала копытами лошадь. Лошади, подумал он. Черт возьми. Симпатичная. Круп изящный. Пахло сеном, пекло стояло невыносимое.

Вытирая шею, он сделал пару шагов. Пот застилал глаза. Он вытер их. От здешнего воздуха кружилась голова. Запах фермы.

– Глянь, лошадь!

– Да-да, – выдохнул он.

Ферма, все пропахло навозом. И соломой.

Женщина смотрит с террасы. Руки в боки. Откуда эта слабость, думал Роджер, что это со мной?

– Роджер! – резко позвала женщина.

Да, отозвался он. Иду. Лошадиная вонь.

Он сделал шаг, еще один. Пожалуйста, произнес он.

Пожалуйста. А вот конюшня. Грязь между пальцами его ног. Куча проволок. Цепь холмов, зеленых, покрытых деревьями.

За конюшней – склон, поросший травой и кустарником, вверху земляной, а внизу каменистый. В воздухе повисла летняя полуденная тишина. На него с писком налетела мошка, он отмахнулся.

– Пожалуйста! – просил он ее со страхом. – Можно мы пойдем?

Они со Стивеном оба дрожали. Она кивнула.

Они побежали по траве, потом по земле, прочь от нее, от дома, мимо ржавого грузовика. В луже барахтались свиньи. Кабан, стоявший рядом с лужей, насторожился и изготовился спасаться бегством. Сложив уши, он рванулся и, выгибаясь и пыхтя, добежал до самого забора.

Войдя в сарай, они захлопнули дверь и прикрутили проволоку, чтобы никто не открыл, чтобы мать не поймала их.

– Холодно, – сказал Стивен. – Слушай, я ничего не вижу – ты видишь что-нибудь?

Наконец стало чуть виднее.

– Сюда, – сказал он брату.

Они приходили в это безопасное место, где можно было запереться, чтобы посоревноваться, кто дальше пописает.

– Ты первый, – предложил Стивен.

– Давай ты.

– Нет, – Стивен съежился в беспокойстве, прислушиваясь. – Ты же это придумал.

Пол сарая провалился под весом навоза и заплесневелой соломы. В углы были составлены банки с консервами под заржавевшими крышками. Потоки теплого воздуха, проникавшего сквозь щели в стенах сарая, вертели паука, висевшего в центре паутины.

Встав в конце сарая, он пописал.

– Готово, – доложил он Стивену.

Стивен сделал то же самое. Они замерили расстояние, и оказалось, что он переписал Стивена почти на фут.

– Зато я больше нассал, – заявил Стивен.

– Это не считается.

– Почему? Давай кто больше нассыт.

– Я уже поссал, – сказал Роджер. – И ты тоже.

– Тогда давай сходим попьем.

– Потом долго ждать надо будет.

– Не, – возразил Стивен. – Сразу выйдет. Если молока попить, можно уже через пять минут писать.

От прохлады Роджера потянуло в сон. Он чувствовал себя в безопасности. Это было их место. Здесь можно было ни о чем не беспокоиться. Он упал на джутовые мешки у останков молотилки. В конце концов Стивен последовал его примеру.

– Пойдем на говнотечку, – предложил Стивен.

Так он называл канализационную канаву, прокопанную вдоль свекольных полей от уборной во дворе. Над канавой висели осы, и можно было половить их. А иногда они со Стивеном перекрывали канаву и строили отводы. Во всяком случае, это было место, где что-то происходило.

Пока они со Стивеном лежали на мешках, сквозь щель между досками в сарай забралась курица.

– Глянь, старая курица, – сказал Стивен.

– Что она тут делает?

Курица, заметив их, развернулась и вылезла обратно.

– У нее, наверно, гнездо здесь, – предположил Роджер. Ему стало интересно. – Слушай, она, наверно, сюда все время тайком заглядывает яйца нести.

Стивен встал.

– Давай поищем его.

Они вместе занялись поисками, но ничего не нашли.

– Может, вернется, – сказал Роджер. – Подождем. Не шуми.

И они с братом долго лежали в темном, сыром, прохладном сарае, на джутовых мешках. По ступне Роджера пробежала мышь, он стряхнул ее. Множество мышей пробегало, шуршало и попискивало над их головами, в стропилах.

Вдруг курица появилась между досок, закрыв собой солнечный свет. Стивен впился пальцами в руку брата.

Курица подергивала головой, поворачивала и поднимала ее. Потом пролезла через проем и снова оказалась внутри сарая. Торопливо устроившись в углу, она взъерошила перья, прокудахтала победную песнь, подпрыгнула и покинула сарай тем же путем, что пришла.

– Какая-то старая кура-дура, – сказал Стивен. – Несет яйца здесь, чтоб никто не нашел.

Они с Роджером бросились в угол сарая. От сломавшейся опорной балки в земле осталось углубление чуть больше крысиной норы. Земля и кусочки дерева смешались в мягкую массу. Роджер с братом откопали в ней целую кучу яиц, – некоторые потрескались, другие сгнили и потемнели, но были и свежие, белые. Братья стали копать дальше и под слоем яиц нашли еще один слой, совсем старый, в котором яйца были похожи на камни.

Вытащив все яйца и положив их в ряд, они со Стивеном насчитали целых двадцать шесть штук.

Никогда еще ни одному из них не доводилось найти столько яиц разом. Они сложили их в ведро и отнесли в дом.

Пройдя долгий путь пешком, Роджер Линдал медленно миновал винный магазин и оказался у дома на Массачусетс-авеню, в котором жил с того времени, как стал распадаться его брак.

В гостиной валялись в беспорядке коробки, чемоданы с вещами и ящики с книгами. Его вещи уже были отделены от вещей Тедди, но вывезти их он еще не успел. В столовой с включенным верхним светом Тедди кормила ребенка. В доме пахло кислятиной от немытой посуды и остатков засыхавшей еды, брошенных в столовой и на кухне. Голый пол был по щиколотку усыпан мусором и безделушками, которыми играла малышка. С дивана, подобрав под себя лапы, на него враждебно взирали две сиамские кошки Тедди.

– Привет, дружок, – поздоровалась с ним Тедди, давая с ложечки гороховое пюре девочке, которая уже успела обслюнявить ее нагрудник, руки и живот. – Посмотри в той комнате лампу и коврики и скажи, нужны они тебе или нет. А то у меня есть кому их отдать.

Свет ослепил его, и он закрыл глаза. Кошки занимали все свободное место на диване. Их шерсть была всюду. Падавший сверху свет обнажал серые прожилки царапин и шерсти на дереве серванта. С обеих ручек дивана свисали клочья. Все остальные запахи дома пронизывал застоявшийся едкий дух не выходящих на улицу животных.

Его жена (они еще не успели развестись) протянула руку и выключила радио, работавшее от того же провода, что и верхний свет. «My Devotion» смолкла. Тедди двигалась устало, и ему стало ее жалко: она работала в Министерстве сельского хозяйства, после работы забирала ребенка из яслей, ехала в магазины за покупками, готовила поесть себе и малышке и, конечно же, старалась как-то убрать за кошками. Кошки, подумал он, теперь она еще сильнее привязалась к ним. Кошки свирепо смотрели с дивана, как бы предупреждая: «Попробуй только подойти, и мы растерзаем тебя. Мы знаем, как ты к нам относишься». Кошки сидели, поджав под себя лапы. Они были начеку и держали оборону. Неустанно стояли на страже своей жизни.

– Будь добр, зажги нагреватель, – попросила Тедди.

Взяв с плиты спичку, он зажег газовый нагреватель и открыл дверь в холл.

– Ты передумал? – спросила Тедди. – Хочешь переночевать здесь?

– Просто зашел кое за чем.

– Как там Ирв и Дора?

– Хорошо.

– Очень любезно с их стороны, что они позволили тебе пожить у них. Где ты спишь? Место там хоть есть? У них ведь всего одна спальня, да?

Он вспомнил, как ребенком написал в детскую радиопередачу: «Дорогой дядя Хэнк! Тут нарисован мой маленький брат Стивен, он спит в пианино».

– Ты можешь ответить мне? – злобно спросила она, повернув к нему свое птичье лицо и в ярком свете люто сверкнув глазами.

А еще он увидел в них голод, и еще страх.

– Мне жаль, что я ухожу, – произнес он.

– А если мне бросить работу и поехать с тобой в Калифорнию? – спросила она вымученно. – Как ты на это посмотришь?

Ее глаза моргали, их внимательный взгляд, от которого ему всегда становилось не по себе, менял направление. Но старая ведьма потеряла над ним власть. Ничто в мире не вечно. Даже камни в конце концов превращаются в пыль. Даже сама земля.

Вначале она была невестой его приятеля Джо Филда. Джо, он и Ирв Раттенфангер уже несколько лет тихо существовали благодаря программам WPA[4]. Для всех них это была пора полного безденежья. Из фанеры и кафеля они смастерили себе набор ма-джонга[5]. Раз в месяц ходили поесть в итальянский ресторан.

Тедди сообщила:

– Я говорила с адвокатом – тебя могут арестовать за то, что оставил семью и не платишь пособие на ребенка. Стоит мне только слово сказать.

– У меня совсем нет денег.

– Как же ты собираешься добраться до Калифорнии?

– Ну, немножко у меня есть, – сказал он. – Машину у Ирва возьму. – И с гордостью добавил: – Я достал наклейку «С»[6].

Он уже налепил ее на ветровое стекло рядом со старой наклейкой «В» Ирва. Это давало ему право на такое количество бензина, какое ему будет нужно.

– Почему бы тебе не поехать на автобусе? Не дешевле бы обошлось одному-то? Если колымага Ирва сломается, ты не сможешь ни запчастей найти, ни шин – застрянешь где-нибудь в пустыне. И потом, одному небезопасно. Машина ведь – развалюха. Я один раз на ней ехала. Вот-вот на части разлетится.

– Я хочу вещи перевезти, – объяснил он.

– Что, нельзя контейнером отправить?

Он хотел взять свое имущество с собой – если по пути найдет что-нибудь дельное, можно будет остановиться и обосноваться.

– Если в письмах будешь денег просить, я не буду отвечать, – заявила Тедди. Вытирая ребенку рот мокрой тряпкой, она спросила: – Что будешь делать, когда доедешь? Со мной свяжешься? Может, после того, как найдешь работу на авиационном заводе под Лос-Анджелесом, а? Там ты хорошо зарабатывать будешь. К тому времени тебе станет одиноко. Я тебя знаю: тебе захочется на кого-нибудь опереться. – Она тараторила ровной скороговоркой, все еще занимаясь ребенком. – Знаю я тебя, змееныш противный. Сам ты не справишься, ты же как дите малое. Так и не вырос. Посмотри на себя – росточком два фута всего.

– Там, где надо, росточек нормальный, – отпарировал он.

– Ты про эту штуку? Найди себе дырку от сучка в дереве – это все, на что она у тебя годится.

Она ткнула в девочку ложкой. Защищаясь, Роза инстинктивно подняла руки и отдернула их.

– На ней только не надо зло вымещать, – сказал он.

На Роджера угнетающе подействовала эта сцена, и он переключил внимание на коврики и лампу. Он оставлял ей все, что она хотела. Их брак продлился пять лет, и за это время у них каких только вещей не накопилось, они заполняли весь дом – полки, шкафы, подвал. Себе он взял прежде всего одежду, наборы гаечных ключей и сверл, гобой, на котором он играл со школьных дней, медные пепельницы, подаренные его родственниками им на свадьбу. И множество разных мелочей: щетку для волос, перламутровые запонки, фотографии, сувениры. И еще одеяла и посуду, чтобы во время поездки можно было поспать и поесть в машине.

– Когда уезжаешь? – спросила Тедди.

– Как только пришлют чек.

Государство затягивало последнюю выплату: несколько месяцев ему платили компенсацию за травму спины, полученную при падении, когда он работал на военно-морском судоремонтном заводе в Ричмонде. Врачи государственного учреждения решили, что он уже выздоровел. Теперь перед ним стоял выбор: вернуться на одно из основных военных предприятий или пойти в армию.

– Давай сходим куда-нибудь, – предложила Тедди. – Проведем этот вечер весело. Может, твой чек завтра придет.

Она убрала детскую еду в холодильник и вымыла руки над раковиной.

– Я переоденусь, и можно сходить на танцы или в кино. Или здесь посидеть – мы ведь в последний раз вместе, давай не будем упускать эту возможность.

Она уже расстегивала блузку и, направившись к нему, сбросила с себя туфли на низком каблуке. Ее длинные, тяжелые, лишенные блеска волосы, как всегда, свободно свисали и колыхались при ходьбе. У нее был вытянутый, тонкий нос, и, приближаясь, она пристально, по-птичьи глядела поверх него. Ноги у нее были некрасивые, в их форме были видны лишь мышцы да кости. Она шумно шлепала ступнями по полу. Глаза ее блестели, дыхание стало прерывистым.

– Что-то не хочется застолий, – поспешно сказал Роджер. – Я только что из-за стола. – Он вспомнил, зачем пришел сюда, и добавил: – Хочу отнести им бутылку вина, чего-нибудь особенного.

– Можно я с тобой? – задыхаясь, спросила она. – Позволь мне тоже пойти.

– Нет, – отрезал он.

– Ну и черт с тобой, – вспылила она. – Денег от меня не получишь. Тебе же нужна пара баксов, чтобы выпендриться перед ними с вином, правда?

– Я пообещал им.

– Как нехорошо получилось!

На какое-то время оба замолчали. От его близости ее то переполняло изнутри, то отпускало, как будто это бился пульс. С какой бы радостью она сейчас вонзила в него свои ногти, вцепилась бы в него что есть силы. Руки ее непроизвольно судорожно хватали воздух. Она не отводила от него взгляда.

Оставив Тедди, Роджер вернулся в столовую, где малышка сидела на высоком стуле под лампой. При его появлении болезненное личико ребенка расцвело улыбкой. Неожиданно для себя он решил забрать Розу с собой. А почему бы и нет? Он сел рядом с ней за стол, там, где Тедди кормила ее. Взяв со стола чистую ложку, он медленно помахал ею, и у девочки от удивления открылся рот. От ложки отразился свет, и ребенок радостно загулил. Роджер тоже засмеялся.

Две сиамские кошки глазели на ложку со своего дивана. Их взгляд был полон алчности и ненависти. Ощущая исходящую от них жажду разрушения, он повернулся на стуле к ним спиной.

Глава 3

Женщина на террасе сказала:

– Здравствуй, Грегг. Значит, снова к нам в гости.

– Здравствуйте, миссис Ант, – ответил Грегг.

Он все еще тянул отца за руку.

Спустившись по ступенькам, миссис Альт протянула Роджеру руку:

– Добрый день. Очень рада познакомиться с вами, мистер Линдал.

Он высвободил руку, за которую крепко держался сын.

– Позже, – негромко бросил он ему.

Роджер почти справился со своим смятением и уже мог внимательнее присмотреться к миссис Альт.

– Извините, – сказал он. – Ему хочется покататься на лошади.

Они пожали друг другу руки, и миссис Альт сказала:

– У вас очень яркая супруга, мистер Линдал. Она на всех нас произвела большое впечатление. – Наклонившись, она обратилась к Греггу: – Чем хочешь заняться? В футбол хочешь поиграть с мальчиками? Кажется, они все пошли на футбольное поле. Отвести тебя туда?

– Я знаю, где оно, – сказал Грегг. – Я там вчера был. – Он отбежал на несколько ярдов, остановился и, обернувшись, крикнул: – До свидания! Я – на футбольное поле!

И побежал дальше мимо деревьев, а потом скрылся из виду.

– Он найдет? Не заблудится? – забеспокоился Роджер.

– Он уже на месте. Это сразу за подъемом, – успокоила его миссис Альт.

– Я не знал, что это все ваша территория. Больше на ферму похоже.

– Ну да. Мы стараемся, чтобы дети как можно больше времени проводили на свежем воздухе. У нас есть животные – на самом деле здесь раньше и была ферма. Тут разводили элитный скот. Несколько пенсионеров этим занимались. Имение принадлежало им, а потом один из них умер.

– Там, где я родился, разводят элитных свиней, – поделился с ней Роджер.

– Знаю, я около года прожила на западе Арканзаса, в Фейетвилле.

– Там всюду свиньи, – сказал Роджер.

– Вы выросли на ферме?

– Да.

– Тогда вам здесь, наверно, как… – Миссис Альт засмеялась. – Ну, то есть вам тут все должно казаться знакомым – постройки, запахи. Некоторые родители, принюхавшись, начинают не на шутку сомневаться, может, тут антисанитария какая… Это заметно по тому, как они начинают всюду совать нос.

– По мне, так хорошо пахнет, – заверил ее Роджер.

Сложив руки на груди, миссис Альт сказала:

– Чек вашей жены у меня в кабинете. Если хотите, мы вам вернем его.

– Спасибо, – поблагодарил он.

– Жена рассказала вам, что мы с ней поссорились? И пикировались все время, что она тут пробыла. У нас с ней это сразу началось. По всем мыслимым поводам.

– Простите, что говорю об этом снова, – сказал Роджер, – но у меня магазин. Если вы готовы отдать мне чек, я заберу Грегга и поеду обратно.

Ему не хотелось задерживаться здесь: школа, запах сена, животных и навоза, вид конюшни, земля и засохшая трава – все это слишком подействовало на него.

– Как знаете, – ответила миссис Альт и тотчас же пошла вверх по лестнице, к зданию.

Держа руки в карманах, он последовал за ней. Директриса шла быстро, и он, отстав от нее, оказался в пустом коридоре, перед ним стоял письменный стол, а дальше был вестибюль. На стуле сидела маленькая девочка и, не отрываясь, читала книгу. Скорее всего, она его даже не заметила.

– Вот ваш чек, – просто сказала появившаяся миссис Альт.

Она отдала Роджеру чек, и он сунул его в карман рубашки.

– Так часто бывает? – поинтересовался он.

– Бывает иногда. Мы относимся к этому спокойно.

Не похоже было, чтобы она злилась, в ней чувствовалось только нетерпение. Видимо, она умеет подходить ко всему безоценочно: ни одобрять, ни осуждать. Наверное, у нее тут забот хватает, в голове приходится одновременно держать много разных дел. Она была не против постоять здесь и поговорить с ним, но поскольку их деловые отношения закончились, ей хотелось поскорее вернуться к ждавшей ее работе.

– Не буду вас задерживать, – сказал он. – Большое спасибо за то, что не… – он сам в точности не знал, что хотел сказать. – За то, что освободили меня от лишних хлопот.

– В следующий раз все-таки заранее обговаривайте все с женой, – посоветовала миссис Альт, улыбнувшись дружелюбно, но сдержанно. – Приятно было с вами познакомиться. У вас славный мальчик. Надеюсь, астма у него пройдет. Уверена в этом. Он такой живой, любознательный. Ему понравилось смотреть, как подковывают лошадь. Вопросами всех так и засыпает.

Они снова пожали друг другу руки, и он вышел из темного вестибюля на крыльцо. Солнечный свет ударил ему в глаза, и он закрыл их. Привыкнув к свету, он направился туда, где скрылся Грегг.

Роджер пережил потрясение. Эти запахи так ярко напомнили ему о брате. Вдруг с ужасающей силой возникла иллюзия, что брат рядом, что его одиночество закончилось. Прелое сено, конюшня, сухая крошащаяся почва… Прямо перед ним, под рукой.

«Стивен», – произнес он.

Разбитые, отвердевшие яйца. Черные трещины, источающие запахи и слизь. Ведро нес он.

– О боже! – воскликнула его мать. Голос у нее был звонкий, твердый. – Это еще что? Уберите это с кухни, и не надо приносить сюда всякую дрянь.

Мы сохранили эти яйца. Двадцать шесть штук.

Два разбились.

По двору носится старая наседка: ищет в сарае и рядом с ним. То внутрь заскочит, то выскочит между досками.

Смешно.

Встал мужчина на вид лет тридцати, что-то сказал женщине, сидевшей рядом, вышел на поле, взял мяч и тщательно построил ребят.

– Джерри, ты стань сюда. Уолт, ты сюда. Тебя как зовут? Грегг? Становись сюда, Грегг. Майк, туда. Все, хорошо. Готовсь! – Сам мужчина приготовился выбросить мяч между широко расставленных ног. – Начали! – крикнул он.

Мяч пролетел несколько ярдов и упал в траву. Дети с воплями бросились к нему, вытянув руки и изготовившись хватать пальцами.

Мужчина, улыбаясь, прошел упругой походкой с футбольного поля обратно, к своим спутникам.

К полю вниз по склону вела тропа. Роджер пошел по ней и оказался недалеко от того места, где сидели взрослые. Они заметили его. Одна из женщин вытянула шею, чтобы рассмотреть его получше, потом все разом повернулись в его сторону.

Не обращая на них внимания, Роджер смотрел на детей. Учителя, решил он. Его положение тут не из лучших. Он на чужой территории. Грегг не имеет права носиться по их футбольному полю, играть их мячом. От этого он чувствовал себя неловко. Хотелось забрать Грегга и немедленно уехать.

Но для ребенка место отличное. С этим не поспоришь.

Он так и стоял один, беспокойно глядя на детей, пока, наконец, один из взрослых не встал, перебросившись несколькими словами с сидевшими, и не подошел к нему.

– Вы ведь мистер Линдал? Отец Грегга?

– Да, – ответил он.

– Я – Ван Эке. Преподаватель арифметики.

Учитель пожал ему руку. Держался он покладисто, непринужденно – вероятно, это было профессиональное. Он, как и другой учитель, был одет в спортивную гавайку с короткими рукавами и легкие брюки. Оба они и еще три женщины тут отдыхали. Все приветливо улыбались Роджеру. У них был с собой переносной радиоприемник, настроенный на популярную музыку, и поднос с кувшином и стаканами.

– Присоединяйтесь к нам! – предложил Ван Эке. – Ваша жена тоже здесь? Я познакомился с ней вчера, когда она приезжала с Греггом. Мы даже пообедали вместе.

– Они были не вдвоем, – вставила одна из женщин, и все засмеялись. – Миссис Альт тоже с ними обедала.

Роджеру ничего не оставалось, как подойти к ним вместе с Ван Эке. Учитель арифметики представил его всей компании.

– Это миссис Макгиверн, преподаватель естественных наук. Мисс Тай, преподает у нас английский и физкультуру. А это мистер и миссис Боннер. Родители, как и вы. Их дети там, вместе с вашим.

– Мы – рангом ниже. Сначала идут учителя, потом родители, – пошутила миссис Боннер.

– А потом дети, – добавил ее муж.

– Они на нижней ступени иерархии, – сказал Ван Эке.

– А как же опоссум?

– Виноват, на нижней ступени – он.

Ван Эке поинтересовался:

– Миссис Линдал тоже приехала?

– Нет, – сказал Роджер, неловко присев рядом. – Только я и Грегг.

– Сколько лет вашему мальчику? – спросила миссис Боннер.

– Семь с половиной, – ответил он и добавил: – Он у нас ростом пока не вышел.

– Вот побудет здесь – подрастет до шести футов и выше.

И снова все засмеялись, кроме мистера Боннера, внимательно изучавшего его. Все казались открытыми, добродушными, кроме, пожалуй, Боннера. Но Роджер ощущал все большую неловкость. Ему придется рассказать им о своей ситуации и выставить себя в дурацком свете.

Учителя продолжили беседу, наблюдая за игрой детей. Мистер и миссис Боннер были приблизительно его возраста, старше учителей, которые походили скорее на студентов колледжа. Ван Эке точно еще не было тридцати. У мисс Тай было бесцветное мягкое лицо. Она, скорее всего, получила диплом сразу после войны. Из всех учителей миссис Макгиверн казалась самой опытной и зрелой. У Боннера были пухлые волосатые руки, розовое лицо, редеющие, но вьющиеся волосы. Рядом с ним сидела его жена, положив руки на подтянутые колени и вертя пальцами травинку. В отличие от учительниц, сидевших в джинсах, она была в юбке и блузке. Благодаря ленточке в волосах она выглядела моложе мужа и учителей, но когда подняла взгляд, Роджер понял, что ей за тридцать. У нее было привлекательное круглое лицо и хорошие глаза. Глаза ему понравились.

– Это с вами я должна договориться о мальчике? – спросила она.

– Вряд ли, – ответил он.

– Миссис Альт что-то такое говорила о том, что я могла бы подвозить вашего мальчика по выходным.

– Мне об этом ничего неизвестно, – признался Роджер.

– Может, речь шла о ком-то другом, – предположила миссис Боннер, подбросив травинку и поймав ее. – Я думала, она говорит о вас. Надо будет спросить у нее. – Она обратилась к мужу: – Разве она не «Линдал» сказала? По-моему, «Линдал».

– Насколько я помню, – вставил Ван Эке, – об этом говорила миссис Линдал. Во время обеда. Мол, ей это неудобно.

– А, да, это миссис Линдал была, – подтвердила миссис Макгиверн.

Все в ожидании повернулись к нему.

– Прошу прощения, – сказал Роджер, – мне она об этом ничего не сказала.

Боннер повернул руку внутренней стороной и взглянул на часы. Густо поросшее волосами запястье было перехвачено темным кожаным ремешком.

– Сходи-ка лучше, Лиз, да спроси у нее. Нам уж уезжать скоро.

– Она, наверное, наверху, у себя в кабинете, – подсказала миссис Макгиверн.

– Пойду, узнаю все-таки, о ком был разговор, – согласилась Лиз Боннер. – Она говорила, что хочет сегодня это уладить.

Взяв сумочку, она легко встала и пошла вверх по тропинке. Пройдя половину пути, она оглянулась и сказала:

– О ком-то ведь шла речь.

И скрылась из виду.

«Поеду-ка я отсюда», – решил Роджер. Окружающим он сказал:

– Приятно было со всеми познакомиться. Может быть, еще увидимся. – Он поднялся. – Пора возвращаться в Лос-Анджелес.

– Грегга вы сегодня оставляете? – спросил Ван Эке.

– Нет, на неделе, – ответил он и, не оглядываясь, пошел к полю. – Грегг! – позвал он. – Пора ехать домой.

– Еще чуть-чуть! – прокричал Грегг. – Пожалуйста, еще немного, ладно?

Повернувшись к нему спиной, мальчик исчез среди детей.

Роджер разозлился и прикрикнул:

– Ну-ка, быстро сюда!

Догнав сына, он схватил его за запястье и потащил прочь от других ребят. Грегг удивленно и обиженно заморгал, потом его расстроенное лицо сморщилось, он открыл рот и громко заплакал. Остальные дети притихли: все смотрели, как Роджер уводит сына с поля.

– Подожди, я тебе еще задам, – пригрозил Роджер. – Я тебя так выпорю, навсегда запомнишь. Я не шучу.

Грегг споткнулся и чуть не упал. Роджер поднял его и пошел дальше, вверх по тропинке. Земля скользила и осыпалась у них под ногами, вслед за ними летел вниз целый поток комьев вперемешку с травой и камнями. Взрослые молча наблюдали.

Сквозь слезы и рыдания Греггу удалось сказать:

– Пожалуйста, не надо меня пороть. – Его лишь раз в жизни наказали физически. – Прости меня, я больше не буду. – Он, очевидно, очень смутно понимал, что же такое он натворил. – Пожалуйста, папочка.

Школьные здания остались позади, и они добрались до дороги, которая вела обратно в город.

– Ладно, – смягчился Роджер, – пороть не буду.

Его гнев и тревога начали ослабевать.

– Но в следующий раз чтоб слушался меня. Понял, нет?

– П-понял, – пробормотал Грегг.

– Ты же знал, что я тебя жду.

Грегг спросил:

– А когда мы сюда вернемся?

– О, боже, – в отчаянии выдохнул Роджер.

– Может, завтра вернемся?

– Сюда ехать очень далеко.

– Я хочу сюда вернуться, – настаивал Грегг.

Они с трудом тащились по дороге. Роджер держал сына за руку. Оба вспотели, оба молчали.

«Ну и попал, – подумал он. – Все вверх дном».

– Мама сказала, можно будет, – сказал наконец Грегг.

– Далеко очень.

– Ничего не далеко.

– Далеко, далеко, – настаивал Роджер. – И слишком дорого. Так что хватит об этом.

Казалось, этому пути не будет конца, обоим становилось все хуже, оба уже не понимали, где они и что тут делают. Оба ничего перед собой не видели – просто поворачивали, куда вела дорога. Спустившись, они остановились: Грегг наклонился, чтобы завязать шнурок.

– Я куплю тебе содовой, – предложил Роджер.

Сын только шмыгнул в очередной раз носом и, даже не взглянув на отца, встал и пошел дальше.

– Ну и ладно, – сказал Роджер. – К черту все.

Они вошли в город, сначала шли по жилому району, потом вошли в деловую часть.

– Посмотри, там парк, – показал Роджер. – Хочешь, в парк сходим?

– Нет, – ответил Грегг.

В авторемонтной мастерской Роджер забрал машину, оплатил счет за смазку и задним ходом стал выезжать на улицу. Сын рядом ерзал на сиденье.

– Мне в туалет надо, – буркнул Грегг.

Дернув ручной тормоз, Роджер открыл дверцу машины и помог сыну выйти, чтобы вернуться в мастерскую. Он оставил машину и отвел Грегга в туалет. Когда они вернулись, машины на месте не было.

– Кто-то угнал, – предположил Грегг.

– Да нет, – сказал Роджер, оглядываясь в поисках кого-нибудь из персонала. – Где моя машина? – спросил он. – Я оставил ее здесь с заведенным двигателем.

– Наш работник припарковал ее на той стороне улицы, – ответили ему. – Она въезд перегораживала. Вон там, видите?

Он показал в сторону, где они увидели свою машину – она стояла через улицу, у почтового ящика.

– Спасибо, – поблагодарил Роджер.

Переждав на переходе поток машин, они пошли на другую сторону. В это время рядом с ними остановился «Форд-универсал», и женский голос окликнул его:

– Мистер Линдал, подождите, пожалуйста, минутку!

Затем «Форд» отъехал, повернул направо и резко затормозил у тротуара. Роджер не понял, кто это: рассмотреть женщину он не успел, а голос не узнал. Машину эту он видел впервые.

Дверь автомобиля распахнулась, из него выскочила Лиз Боннер, заперла машину и спешно пошла навстречу Роджеру и Греггу.

– Послушайте, – запыхавшись, начала она, – вы спешите в Лос-Анджелес? Не можете задержаться еще на пару минут? Миссис Альт сказала, что вы передумали и решили не оставлять Грегга в школе. Почему? Что случилось? Вы же собирались? Из-за кого это? – Подойдя совсем близко, она серьезно и пристально смотрела на Роджера. От нее пахло солнцем, тканью и испариной. – Это из-за того, что мои мальчики наскочили на него, когда играли в мяч? Чик – мой муж – говорит, это из-за того, что вы видели, как мы кричали на него, и это вас разозлило. Это правда?

Он чувствовал себя последней сволочью.

– Нет, – ответил он, – я принял решение раньше. С вами это никак не связано.

– Да? – Видно было, что она не верит ему. – Точно? Но вы же привезли его сюда, ехали аж из Лос-Анджелеса. А ваша жена договорилась, чтобы я забирала его в выходные. Потом, они с Эдной составили списки вещей, которые ему надо привезти. Кажется, ваша жена даже заплатила ей за первый месяц. Ничего не понимаю. Эдна, по-моему, расстроилась, из нее ничего членораздельного не вытянуть. – Тут словесный поток миссис Боннер иссяк. Она потянула за бретельку платья и, кажется, поняла странность своего положения. – Боже, это, наверное, глупо, – пробормотала она. – Что-то я разошлась. Ну, как бы то ни было, мы хотели как лучше.

Ни он, ни она не знали, что делать дальше.

– Привет, – сказала Лиз Боннер Греггу и ласково убрала ему челку со лба.

– Здравствуйте, – ответил Грегг.

– Как вы поедете в Лос-Анджелес? – спросила Лиз Боннер. – Ах, у вас машина. Значит, вас не надо подвозить.

– Спасибо, – сказал он.

– Что ж, жаль. А школа хорошая. Может быть, в другой раз. – Она как-то нерешительно улыбнулась. – Рада была с вами познакомиться. – Помедлив, она сказала: – Мы-то подумали… Мы подумали, что вы новенький родитель и у вас было идеалистическое представление о школе, и вот вы привозите сюда вашего мальчика, а тут – мы. И мы все испортили. – Она пожала плечами. – Не знаю уж как. И мы подумали, что Эдна из-за этого разозлилась. Из-за того, что мы испортили все. Ну, может, увидимся. Когда-нибудь.

Она поспешила к своей машине, отперла дверь, села и, внимательно посмотрев на поток автомобилей, поехала в сторону школы. Ее «универсал» нуждался в мойке: он был покрыт слоем пыли и дорожной грязи. Автомобиль быстро исчез и снова показался на склоне при выезде из городка. Роджер и Грегг смотрели, как его серый силуэт взлетает вверх по холму, по которому они недавно плелись вниз.

– Мы могли бы поехать вместе с ней, – сказал Грегг.

Они сели в свой «Олдсмобиль». Двигатель работал. Служащий автомастерской не стал его выключать.

– Обратно в Эл-Эй, – вздохнул Роджер.

Рванув от тротуара, он двинулся в направлении, противоположном тому, в котором ехал красный «Форд-универсал».

– Ну и дела, – сказал он Греггу. – Ты когда-нибудь видел что-то подобное?

Ехал он медленно, держа руль обеими руками. «И как же я в это влип? – спрашивал он сам себя. – Как вообще можно попасть в такое положение?»

Яркий свет ослеплял его – солнце било прямо в глаза. И так предстояло ехать весь обратный путь.

«Господи, – думал он. – И так все плохо дома. Не надо делать еще хуже, пожалуйста, не надо».

Глава 4

В субботу, ближе к вечеру, когда Вирджиния шла от автобусной остановки домой в северо-восточной части Вашингтона, к тротуару подъехал старый, обшарпанный автомобиль. Окно опустилось, и ее окликнули.

Сначала она подумала, что это Ирв Раттенфангер: это был его «Бьюик» 34-го года, только нагруженный ящиками и коробками. Приваренный к крыше багажник тоже был завален вещами. Затаив дыхание, она остановилась и узнала Роджера Линдала, который целиком прикончил ее бутылку вина на давешнем застолье у Раттенфангеров. Ему едва хватало места на переднем сиденье среди коробок. Радостно помахав ей рукой, он припарковался, выскочил из машины, обежал ее и прыгнул на тротуар. Он был сегодня весел, но Вирджиния насторожилась. Как только она узнала его, внутри возникло одно из тех иррациональных дурных предчувствий, что коренятся в детских переживаниях и опыте жизненных неудач.

Она поздоровалась с ним и заметила:

– Ты прямо сияешь сегодня.

– Только что получил чек от государства, – радостно сообщил он. – Я тут катался вокруг – девушка, с которой ты снимаешь комнату, сказала, что ты вот-вот придешь домой. С работы возвращаешься? – Он потащил ее к своей машине. – Садись, подвезу до дома.

– У тебя же совсем нет места, – сказала она с сомнением.

– Найдется. – Открыв дверь, он показал ей место рядом с водительским, которое он заблаговременно освободил от коробок. – Слушай, я в Калифорнию еду.

Она невольно заинтересовалась.

– Вот на этом?

– Выезжаю сегодня, поздно вечером. Уже погрузился, и у меня есть наклейка «С». Ой… – Он замолчал, и его лицо стало серьезным. – Слушай, я не смогу выехать, пока не схлынет движение. Не хочешь проехаться со мной?

На секунду она подумала, что он предлагает ей буквально проехать с ним какое-то расстояние в его перегруженной машине, чтобы просто проверить, как будут работать передачи и двигатель – такой пробный прогон.

– Ну, в смысле, давай прокатимся в парк Рок-Крик или еще куда-нибудь. На пару часиков. – Он вскинул руку и внимательно посмотрел на часы. – Еще только три часа.

– Ты что, действительно собрался уезжать?

– Ну да.

Его лицо засветилось улыбкой и словно разгладилось.

– Ты так и не вернулся, – сказала она. – На вечеринку.

– Я позже пришел, – рассеянно ответил он. – После того, как ты домой ушла. – Он переминался с ноги на ногу. – Ну так что? Там вроде звери живут, в вольерах. Я один раз ехал через этот парк.

И ни слова о вине, которое он поклялся вернуть. Почему-то она была уверена, что он никогда этого не сделает.

– Ну, давай, – согласилась она.

Она жила недалеко от парка, и ей нравилось бродить там, особенно у реки. Место знакомое, и ей было не так страшно. Да и, в конце концов, он дружит с Раттенфангерами. У него даже их старый безобидный автомобиль.

Когда они сели в машину, двери едва закрылись. Ей пришлось поставить на колени картонную коробку с одеждой. Его манера вождения сначала напугала ее: он стремительно срывался с места у светофоров и, не сбавляя скорости, поворачивал на углах. Но делал он это умело.

– Что за чек? – спросила она, не придумав, о чем еще заговорить.

– Компенсация, – сказал он. – От Дядюшки Сэма.

– А-а. – Она вспомнила о своей собственной работе в вашингтонских военных госпиталях. – Ты был в армии?

– Да, – кивнул он. – Получил ранение на Филиппинах. – Он бросил на нее взгляд и сказал: – Мы дрались с япошками, меня схватили с группой партизан и увезли на подводной лодке.

– Куда тебя ранило?

– В ногу, – сказал он. – Японский пулеметчик прострелил кость навылет. Но я убил его – филиппинским метательным ножом.

Роджер снова взглянул на нее, и Вирджиния поняла, что это выдумки.

– Врешь, – сказала она.

– Нет, правда. У меня там серебряная пластина.

– Покажи.

– Она внутри. Прижилась. – Его голос звучал как-то особенно, глухо.

– Я работаю с ранеными военными, – не поверила Вирджиния. – Ты не смог бы так хорошо ходить.

Роджер хотел было возразить, но передумал. В нем появилось что-то лукавое, грубовато-проказливое, и она невольно попала под его обаяние. Но он не признавался, что соврал: только кивал головой.

– Мне нужно заправиться, – сказал он, когда они въехали в деловой район.

Не произнеся больше ни слова, он свернул с улицы и пронесся мимо насосов автозаправочной станции «Тексако», затем сдал задним ходом к эстакаде для заправки смазкой и выключил двигатель. Неожиданно, не покидая машины, он вдруг разговорился – торопливо, сбивчиво и нервно:

– Был у нас молочник, и мы иногда прикрепляли на крыльце записку, ну, кнопкой к двери прикалывали, чтобы он не оставлял нам в этот день молока. Как-то раз я выглянул в окно и увидел, что он на крыльцо не поднимается: раз висит записка, он просто дает газу и отъезжает, чтоб время зря не терять. И я стал писать разное. Напишу, например: «Оставьте четыре галлона сливок, шесть фунтов масла и шесть пинт молока», вывешу такую записку, а он выглянет из окна своего грузовика – и газу. А в один прекрасный день приехал новый молочник, поднялся на крыльцо, прочитал записку, ну и выгрузил все это дело. Масла, сливок и молока на двадцать долларов. И еще кварту апельсинового сока.

Роджер замолчал.

– Когда это было? – спросила она. – Когда ты был маленький?

– Да, – ответил он.

И опять Вирджиния почувствовала, что он увиливает. Ведь даже в ее детстве – а она была моложе его – молоко развозили на лошадях. Она помнила, как цокали копыта на рассвете, когда все еще спали. Но, может быть, в другом городе было по-другому, предположила она.

– Кажется, Дора говорила как-то, что ты женат.

– Господь с тобой! – казалось, ужаснулся он.

К ним, вытирая руки тряпкой, подошел служащий заправки в коричневой форме.

– Вам помочь?

– Будьте добры, можно на пару секунд воспользоваться вашим гидравлическим домкратом? – попросил Роджер.

– Зачем?

– Потому что моим бамперным домкратом весь этот груз – да еще на багажнике – не поднять. – Теперь его голос звучал подобострастно, унизительно угодливо – такого ей не приходилось слышать никогда. – Ну пожалуйста, будьте хорошим парнем.

Служащий пожал плечами и отошел. Роджер тут же выскочил из машины и помчался за гидравлическим домкратом, который успел заметить ранее. Вскоре он вернулся, таща его за собой.

– Хочу поставить запасную шину на заднее левое, – пояснил он Вирджинии. – Всего пару секунд, ладно?

Домкрат скрылся под автомобилем. Она открыла дверь и ступила на тротуар.

Стоя на четвереньках, он подталкивал домкрат под заднюю ось. У Вирджинии возникла странная уверенность в том, что, как бы глупо это ни казалось, он проделывает все это специально для нее, а не потому, что ему действительно нужно заменить шину. Таким косвенным образом он хотел что-то донести до нее.

Может быть, он так демонстрирует свое мастерство, подумала она. И хотя Вирджиния не очень в этом разбиралась, даже для нее было очевидно, что у Роджера не очень хорошо получалось: сначала он не мог установить домкрат на правильном месте, потом долго пытался разобраться, как работает сам домкрат, и, наконец, когда задняя часть машины начала подниматься, никак не мог снять колпак. Поискав вокруг, он нашел отвертку, принадлежавшую заправке «Тексако». Действуя ею как рычагом, он сковырнул колпак, и тот лязгнул о землю. Тем временем подошел служащий. Вместе с Вирджинией он стоял и молча скептически наблюдал за происходящим. Ей было приятно, что работник станции стоял рядом и был того же мнения, что она.

Роджер тем не менее не терял бодрого расположения духа. Он орудовал гаечным ключом и бросал на землю рядом с собой одну за другой гайки, болты и что-то еще. Колесо, наконец, отвалилось. Он прислонил его к крылу и поднял запасную шину, чтобы поставить ее. Сгорбившись над своими худыми коленями, потея и кряхтя, он бился, пока работник не пришел все-таки ему на подмогу. Когда первый болт был прикручен, работник удалился, и Роджер закончил работу сам. Радостно повернувшись к ней, он спросил:

– Как ты считаешь, доеду я до Калифорнии?

– Думаю, доедешь, – ответила она.

Он поблагодарил работника – уж слишком расшаркивается, подумала она, – и вскоре они снова были в пути. Роджер рассказывал какую-то длинную историю, случившуюся с ним и Ирвом в тридцатые годы, но она не слушала, а размышляла, пока вдруг не поняла: заменой шины он хотел показать ей, что не способен добраться до Калифорнии, что его на это не хватит. Может быть, он даже сам не осознавал этого.

Вместе с этой мыслью на Вирджинию волной накатило новое чувство, что-то похожее на нежность. Теперь ей стало ясно, что из него можно лепить все, что угодно. Сидя за рулем собственного автомобиля, он ждал указаний от нее: на самом деле он вез ее не в парк Рок-Крик. У него не было никакой конкретной идеи, никакого плана, только желание быть с ней. И так он ехал, поворачивал, ждал перед светофорами, непрестанно болтая, но так ничего и не сказав по сути. А ведь он скрывает все хоть сколько-нибудь важное о себе, подумала она. Задавать ему прямые вопросы бесполезно, потому что в ответ она услышит выдумки, небылицы, как про его подвиги на Тихом океане. Но он делал это не для того, чтобы произвести на нее впечатление, он не хвастался, а просто заполнял паузы.

В целом она нашла его милым. Ну и пусть несет околесицу. Ее от этого не убудет.

– У тебя есть знакомые в Калифорнии? – спросила она.

– Есть, – ответил он. – У меня полно приятелей на Побережье, в районе Лос-Анджелеса. Там сейчас все развивается, можно хорошо заработать.

– Ты там бывал?

– Ну конечно.

– А я ни разу.

– Я отвезу тебя.

Она ничего не ответила. А он не стал повторять. Но после этого она вдруг снова почувствовала то же, что и при первой встрече с ним, когда обнаружила, что он выпил вино, принесенное ею на вечеринку.

– Тебе стоило бы повидать кого-нибудь из этих воевавших, – сказала она, дрожа от какого-то смутного внутреннего возмущения; ее почти трясло. – Страшные ожоги, раны. Их заново нужно учить двигать ногами и руками, как детей, им все нужно начинать с нуля. Те, кто там не побывал, просто не понимают, как это ужасно. И они поступают каждый день, их толпами привозят с разных тихоокеанских островов. Люди смотрят кинохронику, а там показывают только, как пушки стреляют да высаживаются войска. Никто не видит всей этой жути, каково это на самом деле. Кажется, что это увлекательно, как рассказы о приключениях. Как то, о чем пишут в журналах. Материалы тщательно отбираются.

– Так и есть, – согласился он, но как-то вяло. – Здесь, в Штатах, у людей странное представление обо всем этом.

– Я вижу их каждый день, – сказала Вирджиния, и после этого нечего больше было сказать.

Но она позволила ему покатать ее. Прежде всего ей было любопытно узнать, правда ли он собирается уехать этим вечером или же вся эта история с Калифорнией взбрела ему в голову как оправдание нагруженной машины. Может, он просто переезжает с одной квартиры на другую, подумала она. Или перевозит эти коробки и тюки на хранение к Раттенфангерам. То, что он куда-то перемещается, было очевидно по тому, как он неслышно расхаживал без обуви по квартире Раттенфангеров, роясь в их шкафах, по тому, что купил их автомобиль и везет свои пожитки. Может быть, ей попался бродяга, странствующий в поисках работы? Девочкой, когда она росла в Мэриленде, она видела, как мать прогоняла бомжей от парадных ворот – случалось, что они проникали во двор, чтобы съесть свой сэндвич и выпить кофе, спрятавшись на ступеньках черного хода, и потом продолжить свои скитания. Однажды какой-то бродяга оставил недоеденный сэндвич, и мать велела ей немедленно выбросить его в мусорный бак и вымыть руки. Вирджиния скормила сэндвич собаке.

Ну да, он бродяга, решила она. Но образ бродяги слился в ее представлении с веселым лицом Тома Сойера, отправляющегося в путь с узелком на палке через плечо, уместив все свое имущество в – что же это было? – красный носовой платок, такой большой, из тех, которыми пользовались нюхальщики табака. Танцующего на дороге… С голубыми глазами и открытой улыбкой. Поющего, болтающего, мечтающего, скачущего на одной ноге.

И, между прочим, собака не сдохла. Вирджиния глаз с нее не спускала, опасаясь, не подложил ли бомж в сэндвич яду. Или она боялась микробов? Давно это было, уже точно и не вспомнишь.

Обложенный коробками, Роджер Линдал продолжал что-то рассказывать. Она стала слушать. Речь шла о телевидении. В послевоенном мире телевидению суждено превратиться в гигантскую индустрию, и Роджер увлекся телевизионной электроникой и конструированием. Одному его приятелю, имени которого он не назвал, удалось создать развертывающее устройство с увеличенным количеством строк – или с уменьшенным: ей было не уследить за ходом повествования, потому что Роджер тараторил взахлеб, торопясь дойти до конца истории. Он говорил сбивчиво, с жаром, задыхался, как будто ему приходилось бежать, чтобы донести до нее свои мысли, словно ему только что явилось нечто удивительное. Ей представилось, как он спешит куда-то по снегу, как его ноги-жерди отмеряют версты по полям Мэриленда. В ее воображении этот худой суматошный человек стал частью пейзажа, проплывавшего мимо них в окнах автомобиля. Приглядевшись, Вирджиния обнаружила, что он завез ее в центр города, недалеко от Приливного бассейна, и, встрепенувшись, радостно ахнула. Он тотчас замолчал, как будто его выключили. Для нее в Приливном бассейне и здешних деревьях было что-то таинственное; они сохраняли в самом центре города атмосферу сельской местности, как бы показывая, что здешний ландшафт нельзя вытеснить окончательно. По правде говоря, она побаивалась этого места: здесь, у морского побережья, суша была изрезана водными путями и заводями, все здесь было: каналы, реки и ручьи, сам Рок-Крик и, конечно же, Потомак. Когда она оказывалась на берегу Потомака, поток воды совершенно уносил ее из настоящего времени в другую реальность: река и современный мир в ее представлении были несовместимы.

Берега Потомака заросли жестким, как щетка, кустарником; суша, не обрываясь, гладко подходила к самой воде. Река, разливаясь, добиралась до корней деревьев. Даже птицы планировали на уровне глаз, летя в сторону Атлантики или на запад, в глубь лесов. Когда-то она бегала по берегу заброшенного канала, шлюзы которого были закрыты уже лет сто. Деревянные балки разрушались водорослями, а в запертой воде сновали тысячи крошечных рыбок. Они тут и родились, решила она тогда, вглядываясь в воду с высоты. Каким глухим было это место, даже тогда. Заброшенным. Теперь здесь водились только самые прожорливые живучие существа: сойка, крыса, рулившая на плаву хвостом. И все они были беззвучными, кроме разве что сойки, да и та, прежде чем крикнуть из зарослей ежевики, должна была удостовериться в своей полной безопасности. Вирджиния шла с матерью по треснувшим доскам канала. Когда они дошли до железнодорожного пути – его скрывала трава – и наткнулись на шпалы, мать разрешила ей идти по колее: поезда не ходили, или их было совсем мало. А если бы и появился поезд, она услышала бы его за час. Рельсы шли под корявыми деревьями, а потом пересекали ручей. Вода под эстакадой была грязно-коричневой, мутной, застойной.

– Если появится поезд, – говорила мать, переводя Вирджинию через эстакаду, – можно будет прыгнуть в воду.

Ступая широкими шагами, мать довела ее до другого берега. Там снова пошли деревья.

– Здесь воевали, – сказала мать.

Тогда Вирджиния очень смутно понимала это – ей было восемь или девять лет. Она представляла себе какую-то войну, без людей, какие-то бои в кустах ежевики. Потом мать рассказала ей о Потомакской армии. Один из дедов сражался в армии Макклеллана в долине Шенандоа. Ее они увидели тоже: горы Голубого хребта и саму долину. Они проехали всю долину на машине. Горы высились островерхими конусами, каждый стоял отдельно от других. Можно было видеть машины на их склонах, взбиравшиеся по серпантину к вершинам. Она боялась, что ее тоже туда повезут. Через некоторое время так и случилось. В свое время семья ее матери перебралась в эти места из Массачусетса, и, когда они ехали через долину, лицо матери оставалось невозмутимым, но глаза как-то жутко потухли. Она молчала всю дорогу. Все вокруг были в восторге от поездки, от полей за окном, от развернутых на коленях карт, от соков и лимонадов, и только мать сидела, отгородившись ото всех молчанием. Отец же притворялся, что ничего не замечает.

Мать все-таки поселилась в Мэриленде, купила двухэтажный каменный дом с камином и стала считать себя принадлежащей к местному сообществу. Город оказался спокойным. На закате по улицам маршировал оркестр из Учебного манежа Гвардии. Его шумно приветствовали дети, в том числе и Вирджиния. Мать же оставалась дома – читала в очках, куря сигареты. Это была довольно полная, но крепкая уроженка Новой Англии, которая жила в городе южанок – все они были ниже ростом, говорливее и куда громогласнее. Вирджиния помнила, как голос матери перекрывался резкой речью мэрилендцев, и за те почти двадцать лет, что они прожили в Мэриленде, вплоть до этой осени 1943 года, манеры и привычки матери нисколько не изменились.

– Давай остановимся, – предложила она Роджеру Линдалу.

– Это Рефлекшн-Пул[7], – сообщил он ей.

Она засмеялась, потому что он ошибался.

– Это не он.

– Ну как же. Вон, там вишни растут. – В его глазах приплясывал невинный огонек лукавства. – Он самый.

Он убеждал ее, дружески просил поверить ему на слово. Да и какая разница?

– Ты будешь моим экскурсоводом? – улыбнулась она.

– Ну да. – Он напыжился, но продолжал поддерживать шутливый тон. – Так и быть, покажу тебе эти места.

Это место, Приливной бассейн, принадлежало ей. Частица ее детства жила здесь. И она, и ее мать любили Вашингтон. После смерти отца они ездили сюда вдвоем, обычно на автобусе, шли по Пенсильвания-авеню к Смитсоновскому институту или Мемориалу Линкольна, гуляли у Рефлекшн-Пула или вот здесь, особенно часто здесь. Они приезжали в столицу на цветение сакуры, а как-то раз были на катании крашеных яиц на лужайке перед Белым домом.

– Катание яиц, – произнесла она вслух, когда Роджер припарковался. – Его, кажется, отменили?

– На время войны, – сказал он.

И еще… девочкой, когда был жив отец, ее привозили посмотреть парад, на котором проходили маршем ветераны Гражданской войны – она видела их, хрупких, высохших стариков в новенькой форме; они шли, или их везли в инвалидных колясках. Глядя на этих людей, она вспоминала про холмы, ежевику на берегу Потомака, заброшенную железнодорожную эстакаду, сойку, беззвучно пролетевшую мимо нее. Как таинственно это было!

Гуляя, оба они продрогли. Поверхность Приливного бассейна покрылась рябью, с Атлантики принесло туман, и все посерело. Деревья, конечно, уже отцвели. Земля проседала под подошвами, кое-где дорожку покрывали лужи. Но пахло приятно: она любила туман, близость воды и запах земли.

– Холодновато, однако, – поежился Роджер.

Медленно шагая по гравию, засунув руки в карманы и опустив голову, он пинал перед собой камешки.

– Я привыкла, – сказала она. – Мне нравится.

– Твоя родня здесь живет?

– Мать, – ответила она. – Папа умер в тридцать девятом.

Он понимающе кивнул.

– У нее дом в Мэриленде, недалеко от границы. Я вижусь с ней только по выходным. Она почти все время у себя в саду работает.

– Выговор у тебя не мэрилендский, – заметил Роджер.

– Да, – согласилась она, – я родилась в Бостоне.

Повернув голову, он уставился на нее сбоку.

– А знаешь, откуда я родом? Угадаешь?

– Нет, – сказала она.

– Из Арканзаса.

– Там красиво?

Она никогда не была в Арканзасе, но однажды, когда они с матерью летели на Западное побережье и она смотрела вниз, на холмы и леса, мать, изучившая карту, решила, что это Арканзас.

– Летом, – ответил он. – Там не так душно, как здесь. Нет хуже лета, чем тут, в Вашингтоне. Куда угодно готов отсюда на лето уезжать.

Из вежливости она согласилась.

– Правда, там, где я родился, часто бывают наводнения и циклоны, – продолжал Роджер. – А хуже всего то, что, когда вода сойдет, остаются крысы. Ну, в мусоре. Помню, когда я еще был мальчишкой, как-то ночью крыса пыталась пролезть в дом, из-под пола, у камина.

– И чем кончилось дело?

– Мой брат застрелил ее из своей двадцатидвушки.

– А где сейчас твой брат? – спросила она.

– Умер, – сказал Роджер. – Упал и сломал позвоночник. В Уэйко, в Техасе. С парнем одним повздорил…

Голос у него упал, он нахмурился и выглядел очень удрученным. Он едва заметно, как-то по-стариковски закачал головой из стороны в сторону, как в параличе. Губы его беззвучно шевелились.

– Что? – спросила Вирджиния, не расслышав.

Она заметила морщины на его лице, он ссутулился, замедлил шаг, уставившись взглядом в землю. И вдруг снова воспрял к жизни, улыбнулся ей и повеселел, почти как прежде.

– Шучу, – сказал он.

– Вот как? – переспросила она. – В смысле, про брата?

– Он в Хьюстоне живет. У него семья, работает в страховой компании. – Глаза Роджера за очками игриво посверкивали. – Поверила, да?

– Трудно понять, когда ты говоришь правду, – сказала она.

Впереди две женщины освободили скамейку. Роджер резво направился к ней, Вирджиния последовала за ним. У самой цели он уже бежал, как мальчишка. Развернувшись, он упал на скамью, вытянул ноги и раскинул руки на спинке. Она села рядом с ним, а он выудил из кармана рубашки пачку сигарет, закурил и стал пускать клубы дыма во все стороны, довольно вздыхая и попыхивая сигаретой, как будто найти свободную скамейку было большой удачей, за которую он был благодарен. Он скрестил ноги, склонил голову набок и нежно улыбнулся ей. Этой улыбкой он словно немного доверился ей, приоткрыв край своей плотной защитной оболочки. Как будто, подумала Вирджиния, его что-то переполнило до краев для того, чтобы прорваться наружу и заставить заметить то, что видит она: деревья, воду, землю.

– Мне не обязательно ехать в Калифорнию, – признался он.

– Наверное, не обязательно, – согласилась она.

– Можно было бы и здесь остаться. Телевидение во всех больших городах будет развиваться… В Нью-Йорке, например. Но ребята с побережья ждут меня. Рассчитывают.

– Тогда тебе лучше поехать, – снова согласилась Вирджиния.

Роджер долго молча смотрел на нее.

– Ну, то есть, если ты им действительно обещал – что приедешь.

Тут он снова насторожился, и Вирджиния поняла, что на самом-то деле он очень хитер: сначала он робел, немного сомневался в себе, шалил, нащупывал то, что было ему нужно, но постепенно метания прошли, он преодолел свою неловкость, перестал дурачиться и хвастливо нести всякую чушь. Он освободился от всего этого и теперь больше походил на того тихого, унылого, даже, пожалуй, мрачного человека, которого она помнила по давешнему застолью. Как он ловок, однако. Способен на многое. Еще раньше она почувствовала себя беспомощной от того, что он сидел и пил ее вино как ни в чем не бывало, и сейчас к ней вернулось ощущение той беспомощности: сидя на скамейке рядом с ней, Роджер казался таким изобретательным, таким опытным, и, конечно же, он был старше ее. И она ведь по-настоящему его не знала – не принимать же всерьез то, что он ей понарассказывал, и даже то, что она видела сама. Казалось, он хозяин самому себе и может стать кем только пожелает.

Особенно ей бросилась в глаза его способность терпеливо выжидать. Какие-то особые отношения со временем – она совсем этого не понимала. Может быть, дальновидность.

– Мне надо ехать, – внезапно объявил Роджер, швырнул сигарету в мокрую траву и встал.

– Да, – отозвалась она, – но не сию же минуту.

– У меня много всего накопилось, – сказал он.

Но не сдвинулся с места.

– Ну, тогда поезжай и занимайся делами, – предложила Вирджиния.

– А как же ты?

– Да иди ты! – огрызнулась она.

– Как? – ошеломленно произнес он.

Не вставая, она сказала:

– Поезжай. Делай, что наметил.

Они удивили друг друга и разозлили. Но Вирджиния знала, что права. Она смотрела мимо него на какой-то предмет в воде, посередине бассейна, притворившись сама перед собой, что следит за тем, как это нечто двигается, то скрываясь под водой, то снова всплывая.

– Не надо сердиться, – сказал Роджер.

Самообладание постепенно вернулось к нему, и снова она подумала, что ему нужно только время. Несмотря на свой рост – примерно на дюйм ниже – он сумел завоевать ее уважение: раньше она посмеивалась над низкорослыми мужчинами – над тем, как они ходят с важным видом, изображают из себя невесть что, носятся со своим самолюбием. Но Роджер был не таков. Его жизнестойкость произвела на нее впечатление. Вирджиния все еще вглядывалась в буй на воде, а он уже снова улыбался.

Глава 5

Высокая стройная девушка в пальто, шедшая вдалеке по улице, напомнила ей дочь: она шагала так стремительно, что волосы шлейфом развевались за ней – такие же неуложенные и взлохмаченные, как у Вирджинии. Девушка переступила через бордюр, не глядя, привычно нырнула вперед, не задумываясь, куда ставит ногу. Это получилось у нее так же нескладно, как у Вирджинии: походка совсем не женская, ни тебе плавности, ни даже приличной координации. С руками она, похоже, не знала, что делать. Но ноги у нее были длинные и гладкие – короткие юбки военного времени обнажали их до самых колен, – и спина совсем прямая. Когда она стремительной походкой дошла до ближайшего квартала, миссис Уотсон поняла, что это Вирджиния. Боже, она что, на автобусе приехала? Ее ведь всегда кто-нибудь привозил на машине.

– Я тебя не узнала, – сказала миссис Мэрион Уотсон.

Вирджиния остановилась у забора. Она запыхалась и дышала ртом с астматическим присвистом – скорее от радостного возбуждения, чем от быстрой ходьбы. Она стояла неподвижно, даже не пытаясь открыть калитку и войти во двор – похоже, ей и на тротуаре было хорошо. Помедлив, миссис Уотсон вернулась к работе: склонилась над кустом чайной розы и принялась обрезать отросшие ветки.

– Что делаешь? – весело спросила Вирджиния. – Подрубаешь их, пока одни пеньки не останутся? Они у тебя как палки.

– Не ожидала, что ты пешком пожалуешь, – сказала миссис Уотсон. – Я думала, ты с Карлом приедешь.

Карл был парень, который обычно привозил ее дочь на своей машине, они встречались уже год, хотя нерегулярно.

Открыв калитку и пригнувшись, Вирджиния прошла под аркой из столистных роз, задевая ветки, но не замечая их. Всю жизнь она просто проходит мимо, от всего отмахивается, все несется куда-то. Она чуть задержалась рядом с матерью и направилась к черной лестнице.

– Мне нужно тут закончить, – сказала миссис Уотсон. – Как раз пора их подрезать. – Она снова стала отсекать ветки – они лежали наваленные по всему двору и вдоль боковой стены дома. – Осталось совсем чуть-чуть.

Стоя на крыльце, Вирджиния осматривала двор, спрятав руки в глубоких карманах пальто и раскачиваясь из стороны в сторону. Ее худенькое, но, по мнению матери, очень даже милое лицо без макияжа блестело под прямыми лучами полуденного солнца. Яркий девичий рот с тонкими губами, чуть присыпанные веснушками щеки, растрепанные рыжеватые волосы. Студенческая юбка и блузка, все те же двухцветные кожаные туфли на низком каблуке, которые они вместе выбирали, когда ездили за покупками несколько лет назад.

С трудом поднявшись – мышцы болели от работы в саду, – миссис Уотсон сказала:

– Теперь мне нужно сгрести их в дальний угол, потом Пол сожжет.

– Кто такой Пол?

– Темнокожий один заезжает – по саду помогает, мусор вывозит. – Она принесла из гаража грабли и принялась за обрезанные ветки розовых кустов. – Я говорю, как южанка?

– Я же знаю, что ты не южанка.

Мать оторвалась от работы.

– Южанка. Иначе бы я тут не копалась. – Она показала рукой на двор. – Конечно, теперь это патриотично. – Большая часть земли была превращена в огород победы[8]: свекла, морковка и редиска, росшие рядками, покачивали ботвой. – Но надо смотреть правде в глаза.

– Я сегодня ненадолго, – сказала Вирджиния. – К ужину хочу вернуться к себе. Ко мне могут зайти.

– Из больницы?

– Нет. Это один из моих друзей – сейчас в Калифорнию едет.

– Как же она зайдет к тебе, если она едет в Калифорнию?

– Ну, он может передумать – тогда, вероятно, заедет.

– Я его знаю?

– Нет, – сказала Вирджиния. Она открыла сетчатую дверь и двинулась было в дом. – Он дружит с Раттенфангерами. Они устроили для меня вечеринку…

– Как она прошла?

Миссис Уотсон знала про вечеринку – на ней праздновали первую годовщину работы Вирджинии.

– Неплохо. Посидели, поговорили. Всем надо было рано ложиться спать – в субботу ведь на работу.

– Что он за человек?

Она один раз видела Раттенфангеров в городе, у Вирджинии. Эти двое не произвели на нее такого же сильного впечатления, как на Вирджинию, но она ничего не имела против них: по крайней мере, это добродушные люди, ничего из себя не строят.

Задержавшись на ступеньках, Вирджиния ответила:

– Трудно сказать. Не знаю. Можно ли о ком-то сказать, что он за человек? Многое зависит от обстоятельств. Иногда просто меняется настроение.

– Ну, чем он занимается?

Дочь не ответила, и миссис Уотсон переспросила:

– Он военный?

– Его комиссовали. Он, кажется, был ранен на Филиппинах. В общем, на инвалидности. Вроде ничего парень. Наверное, уже до Калифорнии добрался. Или едет.

Сказала она это как-то не очень весело. И тут же скрылась за сетчатой дверью в доме.

Они сидели за кухонным столом и скручивали папиросы странной машинкой, купленной миссис Уотсон в «Народной аптеке». Машинка превращала бумагу и трубочный табак – только его и можно было еще достать – в довольно приличные папиросы, которые были уж во всяком случае лучше десятицентовых сигарет, что лежали теперь на полках магазинов и имели специфический вкус – как будто их подобрали с пола в конюшне.

– Кстати, – вспомнила Вирджиния. – У меня в сумке талоны для тебя. Напомни, чтобы я не забыла.

– Ты сама точно обойдешься без них?

По ее голосу было понятно, что она обрадовалась.

– Точно. Я же обедаю на работе. Если мясник спросит, почему они оторваны от книжки, скажи, что ты получила их за жир.

– Мне так не нравится, что я проедаю твои талоны, – сказала миссис Уотсон. – Но не откажусь. Послушай, дорогая, я куплю баранью ножку и приготовлю на следующее воскресенье – приходи, поешь.

– Можно и так, – отозвалась Вирджиния, как будто не слушая.

Ее мысли занимало что-то другое, и она сидела молча, напрягшись в неудобной позе, отодвинув стул далеко от стола. От этого она казалась совсем тощей: щеки впали, взгляд ввалившихся глаз устремлен вниз, обнаженные руки опираются на стол. Работая машинкой, она постукивала тонкими, но сильными пальцами по столу, потом спохватилась и перестала.

Миссис Уотсон, которой все это не нравилось, сказала:

– Ты прямо воплощаешь голод.

– Да нет, я не голодна…

– Я имею в виду Голод. Как узница фашистского концлагеря.

Дочь сдвинула брови.

– Что за глупости!

– Да я просто тебя поддразниваю.

– Ну, нет, – возразила Вирджиния, – ты так обычно подбрасываешь какую-нибудь идею.

– Ты могла бы пользоваться косметикой, – предложила миссис Уотсон. – Прической как-то заняться. Ты ведь совсем перестала подбирать волосы, да?

– Некогда мне. Ты же знаешь, идет война.

– На голове у тебя – не пойми что, – сказала миссис Уотсон. – Нет, ну правда. В зеркало бы на себя посмотрела.

– Я знаю, как я выгляжу, – ответила Вирджиния.

Обе помолчали.

– Ну, – снова заговорила миссис Уотсон, – мне просто неприятно: ты ведь хорошенькая, а сама все портишь.

Вирджиния не ответила. Она снова скручивала папиросы.

– Не принимай все так близко к сердцу, – посоветовала ей миссис Уотсон. – У тебя есть такое свойство, и я знаю, что ты это знаешь.

Вирджиния подняла голову и одарила мать строгим взглядом.

– Как поживает Карл? – после паузы спросила миссис Уотсон.

– Хорошо.

– Почему он тебя не подвез?

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Вирджиния прекратила работу, она принялась подцеплять со стола ногтями частички табака. Хоть в ней и била кипучая энергия, сейчас она быстро иссякала.

– Его не послали снова за океан? – поинтересовалась миссис Уотсон. Из всех парней дочери ей больше всего нравился Карл: он всегда успевал открыть тебе дверь, пожать руку, почтительно склонить свою высокую фигуру. – Во время войны все меняется прямо на глазах. Как ты думаешь, сколько она еще продлится? Скорее бы уж закончилась.

– Скоро должны открыть Второй фронт, – сказала Вирджиния.

– Думаешь, это произойдет? Думаешь, русские продержатся? Конечно, мы им столько по ленд-лизу даем. Но меня удивляет, что их так надолго хватило.

С самого начала она была уверена, что русские сдадутся. Включая радио, она и сейчас ожидала услышать, что они подписали с немцами договор.

– Ты со мной не согласишься, – сказала Вирджиния, – но я считаю, что война – это благо, потому что она несет с собой перемены. Когда она закончится, мир станет намного лучше, и это компенсирует все военные потери.

Мать тяжело вздохнула.

– Перемены – это же хорошо, – повторила Вирджиния.

– Насмотрелась я на перемены. – В 1932 году она голосовала за Гувера. Первые месяцы президентства Рузвельта привели ее в ужас. В это время у нее умер муж, и два события смешались у нее в сознании: смерть и утрата, и резкое изменение сложившегося порядка – повсюду эмблемы NRA[9], на улицах – плакаты WPA. – Вот доживешь до моего возраста – увидишь.

– Неужели тебе неважно, что будет с нами через год? Почему тебе это неважно? Это же здорово – так и должно быть.

Миссис Уотсон кольнуло сильное подозрение, кое-что открылось ей с поразительной ясностью, и она спросила:

– Какой он, этот парень?

– Какой парень?

– Который собирается заехать к тебе. Который передумал ехать в Калифорнию.

Вирджиния улыбнулась:

– А-а.

Но не ответила.

– Что за инвалидность у него? – Миссис Уотсон до смерти боялась калек, она запрещала Вирджинии рассказывать о пациентах в больнице. – Он ведь не слепой?

Ничего хуже она не могла себе представить – страшнее была только смерть.

– Кажется, какое-то растяжение спины. Смещение позвонка.

– Сколько ему лет?

– Тридцать примерно.

– Тридцать!

Это было не лучше, чем увечье. Она представила себе Вирджинию с лысеющим мужчиной средних лет в подтяжках.

– Господи! – выдохнула миссис Уотсон.

Она вспомнила, как однажды дочь не на шутку перепугала ее. Это случилось, когда они жили недалеко от Плампойнта, в лачуге на Чесапикском заливе. Детвора носилась по пляжу и собирала бутылки из-под кока-колы, оставленные купальщиками. Бутылки продавались по два цента за штуку, и на вырученные деньги целые толпы детей мчались в парк с аттракционами в Беверли-Биче. Как-то раз после обеда за деньги, полученные от продажи бутылок, Вирджиния наняла какого-то типа покатать ее по заливу на лодке, которая оказалась протекающей посудиной, покрытой раковинами усоногих рачков и насквозь пропахшей водорослями. Почти час лодка качалась на волнах, а миссис Уотсон и ее мужу оставалось лишь в бессильной ярости наблюдать за происходящим, пока, наконец, не истекло купленное на пятьдесят центов время и гребец не причалил к берегу.

– Ну, может, тридцати ему нет, – сказала Вирджиния. – Но он старше меня. – Она снова принялась скручивать машинкой папиросы. – Он много пережил. Но, видимо, сам не отдает себе в этом отчета, все мыкается туда-сюда.

– А что ему нужно? – спросила миссис Уотсон. – Ну, в женщине.

– По-моему, ему ничего не нужно. – Помолчав, она добавила: – Ну, разве что поговорить. А так, хочет стать инженером-электронщиком после войны.

– Когда ты меня с ним познакомишь?

Снова улыбнувшись, Вирджиния сказала:

– Никогда.

– Я хочу, чтобы ты меня с ним познакомила, – миссис Уотсон сама удивилась резкости своего тона.

– Думаю, он уехал в Калифорнию.

– Ничего подобного ты не думаешь. Приведи его, познакомь нас. Или ты не хочешь, чтоб я его видела?

– В этом нет никакого смысла.

– Есть, – настаивала миссис Уотсон. – Мне очень хотелось бы. У него есть машина? Пусть привезет тебя. Как насчет следующих выходных? – Ей просто необходимо было увидеть его у себя, прежде чем что-то произойдет. Сначала пусть приедет сюда. – Конечно, это твоя жизнь, – сказала она. – Ты это понимаешь, и я тоже.

Вирджиния засмеялась.

– Разве не так? – настаивала мать. – Разве это не твоя собственная жизнь?

– Моя, – кивнула Вирджиния.

– Не пытайся переложить ответственность на меня. Тебе самой решать. Ты работаешь, ты взрослый человек, самостоятельный.

– Да, – спокойно согласилась Вирджиния.

В два часа дня Вирджиния отправилась домой, и мать проводила ее до самой автобусной остановки. Когда она вернулась в дом, звонил телефон.

Голос в трубке спросил:

– Вирджиния у вас?

– Нет, – ответила запыхавшаяся миссис Уотсон. Она узнала Пенни, девушку, с которой Вирджиния снимала комнату. – Она уже ушла, только что.

Входная дверь в конце коридора осталась открытой. Мимо проходил юный разносчик со свернутой кипой газет. Она заглянул, поколебался и метнул газету на крыльцо.

– Тут к ней пришли, – сказала Пенни. – Наверно, она скоро приедет, раз уже ушла.

– А кто пришел? – пожелала знать миссис Уотсон. – Не тот, что в Калифорнию собирался? Спроси у него.

– Да, это он, – ответила Пенни. – Он не поехал.

– Скажи ему, что я хочу поговорить с ним. Пусть подойдет к телефону. Ты знаешь, как его зовут?

– Его зовут Роджер, фамилию не знаю, – сказала Пенни. – Минутку, миссис Уотсон.

Затем надолго воцарилась тишина, и она вслушивалась в нее, вдавив трубку в ухо. Где-то далеко кто-то двигался и что-то бубнил: до нее доносился мужской голос и голос Пенни, потом послышались шаги и резкий скрип в трубке.

– Алло, – сказала миссис Уотсон.

– Алло, – приглушенным голосом ответил мужчина.

– Я мать Вирджинии, – представилась она. – Это вы собирались в Калифорнию? Не поехали, да? Значит, вы еще какое-то время тут побудете, правда? – Она подождала, затаив дыхание, но он ничего не сказал. – Я велела Вирджинии привезти вас ко мне на ужин, – сообщила она. – Так что я вас жду. В следующие выходные. Сможете приехать? Ее сможете подвезти? У вас ведь есть машина?

В трубке что-то зашуршало. Наконец он ответил все тем же приглушенным голосом:

– Да, думаю, смогу.

– Буду с нетерпением вас ждать, – сказала она. – Вас Роджер зовут? А фамилия как?

– Линдал.

– Хорошо, мистер Линдал. Я позвоню Вирджинии на неделе и скажу, когда будет ужин. Очень рада с вами познакомиться, мистер Линдал.

Она повесила трубку, прошла по коридору к входной двери и подхватила газету, брошенную разносчиком.

Разыскав футляр с очками, она надела их и направилась с газетой к кухонному столу. Потом размешала чашку растворимого кофе «Нескафе», закурила одну из изготовленных с Вирджинией папирос и принялась читать новости.

«Я правда считаю ее такой глупой?» – подумала она, кладя газету на стол.

Ее взгляд остановился на кучках отрезанных веток розовых кустов за окном кухни: она так и не успела сгрести их до конца в дальний угол. И, не выбрасывая сигарету, она вышла на задний двор, где повесила грабли. Вскоре из разрозненных кучек у нее получился один большой ворох. С сигаретой в губах она утрамбовала ветки граблями. Тут она спохватилась: «Я же шокирую соседок. Какой скандал для южанок: курит у себя во дворе!»

Не прошло и десяти минут, как она закончила работу. Снова вооружившись садовыми ножницами, она обвела взглядом двор: что бы еще такое поделать?

«Ну и наплевать, если она такая глупая, – подумала она. – Я просто хочу посмотреть на него. Хочу увидеть, какой он».

Ее охватило желание увидеть, как в точности он выглядит. Ей важны были подробности: цвет волос, рост, во что одет, как изъясняется. «А иначе все возможно, – думала она. – Все что угодно может произойти между ними».

Взгляд ее привлекла глициния, и она направилась к ней с ножницами. Щелкая лезвиями, она быстро шла по саду.

Глава 6

Когда он вернулся из Охая домой, Вирджиния спросила:

– Ты забрал чек?

– Да. – Он отдал ей чек. – Чертова школа, – выругался он. – Знаешь, на какую хрень я там натолкнулся? Она мне Арканзас напомнила. Ты не сказала, что это ферма. Там раньше конный завод был для богатых.

Грегг, входя в дом, доложил Вирджинии:

– Папа не дал мне в футбол поиграть, он заставил меня обратно поехать, потому что я не послушался его. Он разозлился на меня.

На этот раз без слез он подошел к матери и обхватил руками ее бедра.

– У них даже конюшня есть, – сказал Роджер. – Целое предприятие – корова, кролики, куча кошек. Эта женщина – фермерша: стоит только посмотреть на ее руки. Боже, она точно фермерша. Разве ты не поняла?

Вирджиния спросила:

– Вы пообедали по дороге?

– Нет. – Раздраженный, он пошел обратно к машине. – Мне надо в магазин. Я не могу здесь торчать. Который час? Полвторого? Господи. Не позвонишь Питу? Скажи ему, что я уже еду. Ему, наверное, даже в сортир сегодня некогда было сходить.

Пока Вирджиния звонила, Роджер рыскал по дому. Она обнаружила его в ванной – он переодевал рубашку и галстук.

– От меня воняет, как от мексиканца, – проворчал он. – Вся эта дорога, проклятая жара.

– Мог бы душ принять, – сказала она. Ей еще не приходилось видеть его таким взволнованным, взвинченным. – Ты вообще как? – спросила она.

– У меня было такое чувство, как будто он там, – проговорил Роджер. – Как будто вот-вот появится. Все было, только его не было. – Он сполоснул лицо над раковиной. – Как в тот день, когда мы с ним нашли двадцать шесть яиц в сарае. А через неделю с ним это и случилось. Тогда нам в последний раз было весело. Она наорала на нас за то, что мы принесли яйца на кухню. Блин! – Бросив полотенце, он завопил, обращаясь к Вирджинии: – А куда нам еще было их тащить? Нас ведь учили: собрали яйца в курятнике – несите на кухню. Знаешь, что кладут в эти чертовы куриные гнезда? Ручки от дверей фарфоровые и другие подобные штуки – по одному в каждое гнездо. Чтоб несушку обмануть. Да меня самого это, блин, обманывало, ей-богу – сунешь руку в солому, вроде вот, яйцо нащупал. А там дверная ручка!

Он пристально смотрел на жену. А она не знала, что и сказать.

Последовав за ней на кухню, он продолжал:

– Видела когда-нибудь яйца внутри у курицы? Когда она еще не успела снестись? Самых разных размеров – странно так. Ни на что не похоже. Меня пугало это – до чертиков. А потом мы эту курицу съедали. Можешь себе представить?

– По-моему, ты говорил мне, что твой брат жив, – сказала она.

Ей до сих пор так и не удалось получить сколько-нибудь реальное представление о его семье – брате, отце, матери.

– Он спрыгнул с кузова грузовика, этого драндулета, что стоял у нас во дворе, и упал прямо на искореженную железяку. Ему чуть не отрезало большой палец ноги. А мы еще и потешались. Помню, я ошивался рядом и прикрывал рот ладонью, чтобы не расхохотаться. В общем, с ним случился столбняк, и он умер.

Роджер бросился за кухонный стол и положил голову на руку.

– Значит, он умер, – заключила Вирджиния.

Сняв очки, Роджер смотрел на нее невидящим взглядом.

– Несколько лет назад ты сказал мне, что он живет в Техасе, – в негодовании сказала она.

Он все так же незряче глядел на нее, держа очки в руках.

– М-да…

Он кивнул. И тут лицо его так сникло, что она немедленно села рядом с ним, прижавшись головой к его голове.

– Хорошо, что ты вернулся, – сказала она.

– Ты что, просила их, чтобы эта женщина забирала Грегга по выходным? – спросил Роджер.

– Об этом миссис Альт заговорила.

– Я видел ее, – сказал Роджер. – Она там с мужем была и с детьми. Грегг играл с ними в футбол. Лиз и Чик Боннер. Они вроде бы здесь живут.

– В Сан-Фернандо, кажется.

Очнувшись, он сказал:

– Мне нужно в магазин.

Он поцеловал ее в губы – от него пахло «Эрридом»[10], которым он только что освежился, – и ушел. Все так же сидя за столом на кухне, она услышала, как заводится, а потом затихает вдалеке «Олдсмобиль».

В тот же вечер, после ужина, когда Вирджиния показывала Греггу, как рисуют цветными карандашами, Роджер позвал ее:

– Пойдем в спальню. Нужно поговорить.

– Минутку.

Она закончила раскраску в книжке Грегга и вышла из комнаты вслед за мужем. Он, кажется, был в хорошем настроении, и она тоже повеселела.

– Ты хочешь этого? – услышала она.

Озадаченная, она спросила:

– Чего этого?

Может быть, он предлагает заняться тем, что у них не принято называть своим именем и что обычно происходит в спальне? Она смутилась. Но Роджер не это имел в виду.

– Я про то место, – сказал он.

– Про школу? – Значит, передумал, в конце концов. – А не поздно? – спросила она, но уже просчитала, как им лучше поступить: они явятся в школу с Греггом оба, она и Роджер, привезут все его вещи и чек. Без всяких звонков и подготовительных мероприятий. – Тогда нам завтра придется поехать. И сложить все за вечер.

– У тебя есть список, – расплылся он в улыбке.

– Поможешь?

– Конечно.

Они вместе стали лихорадочно собирать вещи. В полночь они все еще возились. Греггу не стали ничего говорить – не хотели перевозбуждать его перед сном.

– Миссис Альт решит, что мы сбрендили, – сказала Вирджиния. – Интересно, что она скажет. Наверное, и слов не найдет. Может, сделаем вид – ну, шутки ради, – что для нас это в порядке вещей, ничего особенного. Скажем просто: «А вот и мы. Вот Грегг. Ах, да. Вот чек».

– Скажем, что ей почудилось, – подхватил Роджер.

– Да, давай скажем, что ей все померещилось, глядя ей прямо в глаза.

Сонные и усталые, они получали удовольствие от сборов: повеяло бодрящим дыханием перемен, какого-то нового уровня существования. Эти сборы знаменовали собой конец одного этапа и начало другого, и сейчас ни ему, ни ей и в голову не приходило ни вздорить, ни тревожиться по этому поводу.

В час ночи они закончили сборы и сложили чемоданы и коробки у входной двери. Потом пошли на кухню выпить.

– Он в любой момент сможет приехать домой, – сказала Вирджиния.

– Вряд ли он захочет. Ему там понравилось.

– Но он мог бы.

– Он не поедет, – сказал Роджер. – Разве что на выходные.

Рано утром они одели Грегга в лучший костюм, погрузили весь багаж в «Олдсмобиль», заперли дом и отправились в Охай.

За руль сел Роджер. До долины они добрались к половине девятого. Солнечный свет был холодным и белым, со всех деревьев капала утренняя роса. В открытые окна машины врывался чистый воздух.

Как только Грегг понял, куда они едут, он принялся рассказывать о своих бесчисленных планах: он намеревался покататься на лошади, подковать лошадь, взобраться на вершину горы и водрузить там флаг США и калифорнийский Медвежий флаг, покормить опоссума, выиграть в футбол, помочь ставить палатки, выяснить, почему у Джеймса темная кожа, отказаться от своей комнаты и жить в подземной пещере, оборудованной атомной аппаратурой, управляемой часовыми механизмами, привезти миссис Альт (которую он продолжал называть «миссис Ант») домой поужинать, пригласить всех своих старых друзей посмотреть школу и как ему в ней живется, отвезти всех новых друзей в Лос-Анджелес посмотреть его старую школу и так далее. Кроме того, он перечислял все места и предметы, которые они проезжали, и высказывал свое мнение по их поводу, придумывая на ходу описание деревьев, домов, состояния дороги, марок автомобилей, намерений людей, которых видел в полях или у дороги.

– Так, – наконец не выдержал Роджер. – Угомонись.

Обняв сына, Вирджиния сказала:

– Мы почти приехали.

Она расчувствовалась, к глазам подступили слезы. Достав из сумочки расческу, она стала причесывать Греггу волосы. А он продолжал свой монолог.

– А потом, – рассказывал он им, – я бежал, бежал, и никто не мог за мной угнаться, я так быстро бежал, что никто даже понятия не имел, где я. Они все: «Куда он делся? Куда он делся?» – а я уже наверху, откуда вода бежит. Может быть, я часть пути проплыл. По-моему, я часть пути проделал вплавь. Там все ветки да ветки. И никто не понял, где я.

– Послушай, – сказал Роджер. – Хватит, а?

На этот раз он припарковался на школьной территории. Ничего тут не изменилось, только сегодня было много машин. По дорожкам и тропинкам между зданиями прогуливались другие родители со своими детьми. Пахло завтраком.

– Кажется, мы не единственные, – сказала Вирджиния. Родители были хорошо одеты: матери – в мехах, все мужчины – в деловых костюмах. – Сегодня важный день.

– Прямо как на свадьбе – как все разоделись, – заметил Роджер.

Они вышли из машины, оставив вещи. Грегг при виде других родителей с детьми притих. Похоже, он испытывал благоговейный страх.

– Вот будет забавно, – прошептал Роджер, когда они втроем поднимались по ступенькам главного здания, – если она скажет, что у них нет свободных мест. Об этом мы не подумали.

Вестибюль здания был набит родителями и детьми, все держались торжественно, безупречно. Люди собирались небольшими группами, вели негромкий разговор. Комнаты и залы наполнял запах сигарет, духов, трубок и кожи.

– Надо бы найти ее, – сказала Вирджиния. – Она где-то тут.

– Скрести пальцы, – посоветовал Роджер сыну.

– Хорошо, – согласился Грегг и скрестил пальцы.

Они нашли миссис Альт в окружении нескольких пар. Едва заметив их, она отделилась от своих собеседников и деловито пошла навстречу. По-видимому, она не была удивлена.

– Все-таки привезли Грегга? – Она пожала Вирджинии руку. – Рада снова увидеться с вами. Вы успели, хоть и в последнюю минуту. Вещи его привезли? Если нет, у вас еще есть пара дней. На самом деле дети подъезжают весь первый месяц.

– Здравствуйте, миссис Ант, – поздоровался Грегг.

Миссис Альт улыбнулась.

– Здравствуй, Грегг. Добро пожаловать обратно.

Она провела Линдалов в кабинет и закрыла дверь. Гул голосов затих.

– Этот день всегда суматошный – когда дети приезжают. Вот так теперь и будет.

Сев за стол, она отвинтила колпачок авторучки и принялась писать.

– Я скажу Джеймсу, чтобы он отнес вещи Грегга в его комнату. Они будут жить вшестером. Кое-кто из его соседей по комнате уже здесь – он может познакомиться с ними прямо сейчас. Какой шум!

Она оторвала квитанцию и отдала ее Роджеру, а он вернул ей выписанный Вирджинией чек.

– Отлично, – подытожила миссис Альт. – Кофе хотите? Можете пойти в столовую: двери открыты. Когда будет возможность, я представлю вас кое-кому из родителей, прежде всего родителям его соседей по комнате. – Она встала и проводила их до двери кабинета. – Я постараюсь найти кого-нибудь из учителей, чтобы вам показали школу, пока вы здесь. Или вы уже осмотрели нашу территорию? В любом случае, вы вольны пойти куда хотите: сегодня день открытых дверей.

К ней подошел учитель, она попрощалась с Линдалами и поспешно удалилась.

– Ну вот, – сказала Вирджиния. – Все. – Она была слегка оглушена. – Решено.

Из коридора Роджер позвонил в магазин и сказал Питу, что задержится. Повесив трубку, он увидел, что жена и сын стоят с группой родителей.

– …Ах, школа чудесная. Луис и Барбара у нас уже три года здесь. Когда съедутся все дети, их будет почти поровну. Сейчас вы видите больше мальчиков – они почему-то прибывают первыми. Некоторые мальчики остаются и на каникулы. Из девочек тоже, кажется, кое-кто остается. За ними очень хорошо смотрят. Можете не волноваться. Вам будут писать в конце каждой недели и сообщать о его успехах. Не забудьте сказать им, сколько карманных денег он будет получать. И про прачечную не забудьте – это за дополнительную плату. Они стирают на стороне.

Разговор продолжался в том же духе.

Роджер оставил их и пошел бродить по школе, улавливая обрывки разговоров, разглядывая родителей. В основном они были молодые и все хорошо одеты. Женщины были по большей части худые и высокие, симпатичные, с резко очерченными лицами. Голоса их звучали громче, чем мужские, и, похоже, разговаривали преимущественно они. Мужчины курили, слушали, кивали, время от времени обменивались друг с другом замечаниями. Их вытеснили на задний план.

Мимо шел в своем свитере и неглаженых свободных брюках молодой учитель арифметики Ван Эке, и Роджер поздоровался с ним.

– А, здравствуйте, – откликнулся Ван Эке, очевидно, не узнав его. – Как ваши дела?

– Хорошо, – ответил Роджер.

Помолчав, Ван Эке сказал:

– В этот день родители пристрастно изучают нас, хотят понять, стоит ли овчинка выделки. Большинство из них не появляются здесь до конца семестра. Ну, некоторые, конечно, заезжают иногда, но таких немного. – Он внимательно смотрел на Роджера. – Увидим.

– Я Линдал, – напомнил ему Роджер.

– А-а. Ну да. Как ваш ребенок? Да, вы все решили? Что-то там было по поводу его комнаты или одежды.

1

Прозвище сельскохозяйственных рабочих – мексиканцев, которые в поисках работы в США нелегально переплывают или переходят вброд пограничную реку Рио-Гранде.

2

По правилам дорожного движения Калифорнии, окрашенный в желтый цвет тротуар означает место остановки только для посадки или высадки пассажиров (погрузки или выгрузки товаров).

3

CCC – Гражданский корпус охраны природных ресурсов (Civilian Conservation Corps). Федеральное ведомство, созданное с целью обучения и предоставления рабочих мест, а также проведения в жизнь общенациональной природоохранной программы. Основано в 1933 г. под названием «Срочные работы по охране природы» (Emergency Conservation Work) и переименовано в 1937 г. Благодаря программе работу получили около 3 млн человек, были созданы трудовые лагеря для безработной молодежи; на осуществление программы потрачено около 2,9 млрд долларов. Организация прекратила свою деятельность в 1942 г.

4

WPA – Управление общественных работ, федеральное независимое ведомство, созданное в 1935 г. по инициативе президента Ф. Д. Рузвельта и ставшее основным в системе трудоустройства безработных в ходе осуществления Нового курса.

5

Ма-джонг (ма-чжан) – азартная игра для 4 игроков; набор для игры состоит из 136, иногда 144 карт-фишек с изображением иероглифов, палочек бамбука, кружочков и цветов; выигрывает тот, кто первым наберет определенную комбинацию карт; появилась в Китае.

6

15 мая 1942 г. Управление по регулированию цен США ввело нормирование бензина на Восточном побережье, а в декабре и по всей стране. Для контроля количества расходуемого бензина выдавались различные наклейки, которые должны были прикрепляться к ветровому стеклу.

7

Рефлектинг Пул в Вашингтоне.

8

«Огороды победы» – домашние огороды американцев во время обеих мировых войн, к обзаведению которыми активно призывало федеральное правительство. В период Первой мировой войны школьники вступали в «Американскую армию школьных огородов» (United States School Garden Army) и после занятий занимались выращиванием овощей в городских парках.

9

NRA – Национальная администрация восстановления (НАВ), одно из наиболее важных федеральных ведомств периода «Нового курса», созданное по Закону о восстановлении национальной промышленности (NIRA) в 1933 г. для контроля за проведением в жизнь «кодексов честной конкуренции».

10

«Эррид» – товарный знак антиперспиранта фирмы «Чёрч энд Дуайт» (с 2001 г., ранее принадлежал компании «Картер-Уоллес»).