Алекса закусила губу. До сих пор она приносила Кину одни только неприятности и чувствовала, что тот полностью согласится с ней, если ей взбредет в голову идея высказать это мнение вслух.

– Прости, но я ничего не могу с собой поделать. Такая уж я есть, – пробормотала она. – Я вообще предпочла бы находиться где-нибудь в другом месте. Но с того момента, как я покинула дом в Уобаше, у меня как-то не было возможности делать хоть какой-то выбор.

Кин молча ехал с ней бок о бок, жевал свою долю мяса, копаясь в собственных мыслях. Он проклинал влечение к этой ослепительной красоте, а потом начал проклинать влечение к той же красоте других мужчин, которые пытались отнять ее. Миловидность и вольный дух делали ее неотразимой, и Они с Алексой столько всего вместе пережили и перенесли за прошедшие недели, что Кин не мог уже и вспомнить, какой же была его жизнь до тех пор, пока она не вошла в нее. Алекса постоянно была в его мыслях. Он уже не мог представить себе восход солнца, чтобы не сравнить его с ее сияющим лицом. Ночь напоминала ему о танцующих в се глазах мистических отблесках лунного света. Эта женщина вызвала к жизни его инстинкт защитника, который он старательно скрывал долгие годы. Она проделала сквозные дыры в его мужской гордости, пытала его постоянным стремлением удовлетворить желание. А желание непрестанно циркулировало в его крови, как ручей, вечно подпитываемый подземным источником. Он хотел большего, чем разговоры и дружеское общение с ней, и этот факт становилось все труднее не замечать, когда они останавливались на ночевку.

Когда Алекса отправилась к потоку, намереваясь перед сном смыть пыль и грязь тяжелого дня, Кин стоял, как солдат на посту, наблюдая за тенями, прислушиваясь к шуму. Но стоило лишь серебристому свету луны осветить ее голые плечи, он забыл обо всем, кроме навязчивого стремления пережить наяву тот сон, что посещал его каждую ночь.

Когда Алекса скользнула по поверхности воды, а потом нырнула, Кин вдруг обнаружил, что ноги сами понесли его к реке. Она напоминала грациозного лебедя, покачивающегося на волнах.

«Да мужчина ты или мышь двуногая?» – спросил себя Кин, следя тоскливым взглядом за Алексой, скользящей по воде. Нет, он вполне может противостоять этой обворожительной русалке, если действительно захочет этого, ответил он и тут же засомневался, когда Алекса повернулась и поплыла на спине. Ее изумительные груди поднимались над водоворотом, что кружил вокруг нее. Вода гладила и нежила ее округлости и изгибы, те, что Кин предпочел бы ласкать сам. Вода расступилась и явила его взгляду крутые бедра, когда Алекса перевернулась на живот, и он ощутил, как тяжело заколотилось сердце.

Как зачарованный он наблюдал за ее купанием. Потом сорвал с себя кожаную рубашку, поспешно сбросил штаны и вошел в воду. Или пошел по поверхности? В этом он не был уверен. Он знал только одно: наблюдать за обнаженной Алексой, беззаботно плещущейся в лунном свете, – настоящая пытка. Он оттолкнулся и поплыл к пленившей его русалке.

Он сдался, уступил тем примитивным страстям, что терзали и мучили мужчину с начала начал.

Алекса бросила взгляд на берег и затаила дыхание, увидев, что Кин приближается к ней. Его глаза не отрывались от нее. Когда он приблизился, все мысли о сопротивлении испарились из ее головы. Руки Родона скользнули вокруг ее талии. Их тела слились, и Алекса осознала, что не будет, не сможет требовать, чтобы он вернулся на берег. Она каждую ночь осмотрительно старалась держаться на безопасном расстоянии от него, боясь подвергнуть испытанию свою волю. Но в тот момент, когда это сильное тело прижалось к ней, сразу поняла, что ни единое слово жалобы не сорвется с ее уст. Все желания, что она старательно сдерживала и подавляла, поднялись на поверхность, как сливки на свежем молоке, и зажгли неудержимое стремление обладать и отдаваться. Куда, ну куда же исчезает голос разума именно в те моменты, когда нужен больше всего? – спросила она себя. Просто пропал, решила Алекса, когда Кин прижал ее к себе, так сдавив нежную грудь твердокаменной стеной своего торса, что стало невозможно дышать.

Его рот опустился к ее губам, синие глаза захватили в сладостный плен, и Алекса почувствовала, как ее тянет в неведомые глубины. Она чуть вздохнула, а потом Кин поцеловал ее с такой опустошающей самозабвенностью, что ей стало безразлично, успеет ли она сделать еще хоть один вдох. Когда же он вернул ее на поверхность и подхватил под колени, Алекса не смогла бы оторвать взгляд от бездонных синих глубин его глаз, даже если б от этого зависела сама ее жизнь. Желание, отразившееся в них, было столь же сильным, что и кипевшая внутри ее страсть.

Губы Кина заскользили по ее плечу, приблизились к упоительной округлости груди, обхватили розовый бутон соска, и низкий гортанный стон вырвался из его груди. Восхитительные ощущения прокатывались по коже Алексы волна за волной, она таяла под ласковыми прикосновениями и сама покрывала его плечи и шею легкими, волнующими поцелуями. Его язык погладил тугой сосок и скользнул в долину между грудями, направляясь ко второму, боясь обделить его этой мучительно-нежной лаской.

Кин наклонил ее назад, позволяя воде поддерживать ее на весу, пока его руки блуждали по ногам, поднимаясь до бедер и снова спускаясь, чтобы заново начать эту сладостную пытку. Алекса негромко застонала. Она чувствовала, что вся пылает, что ее уносит поток необычных ощущений, разбуженных искусным прикосновением горячих и опытных рук.

Она погрузила кончики пальцев в темные волосы Кина, медленно провела ими по голове. Любовный взгляд Алексы следовал за пальцами, которые спустились к широким мускулистым плечам и огромным просторам груди. Ей нравилось дотрагиваться до него. Он весь был будто отлит из бронзы – сильное, могущественное создание. Коварный зверь, чье хитрое поведение так часто озадачивало, а восхитительное тело всегда пленяло. Алекса сама удивлялась, что осмеливалась прикасаться к нему, будто могла надеяться приручить этого прекрасного непобедимого льва, превратить в нежного ягненка. Дикое благородство сурового лица так очаровывало ее, что она временами задумывалась, есть ли на всем свете второй столь же красивый и страстный мужчина. Алекса позволила указательному пальцу рассеянно бродить по волосатым просторам груди, обследовать шрамы на ребрах. Проворный и быстрый, как пантера, с ней он был нежен и нетороплив, как домашний котенок, когда обнимал и прижимал к себе. Величественный, дикий, непобедимый… Она знала, что, проживи еще хоть сто лет на этой грешной земле, все равно не сможет забыть его, этого потрясающего, замечательного мужчину. Те восторженные моменты, что ей довелось провести в его объятиях, стоили сердечной боли, что ждет ее, когда короткие мгновения их связи подойдут к концу. Ей проще будет вытерпеть муки разлуки, если она сможет лелеять сокровища воспоминаний.

– Поцелуй меня… – Ее губы приглашающе приоткрылись, а серебристые глаза впились в его и не отпускали ни на мгновение, заставляя утонуть в бездонных глубинах. Нежными пальцами она прикоснулась к его лицу, провела по твердому подбородку. – Просто поцелуй…

Кин прижался к ее губам таким нежным, таким ласковым поцелуем, что казалось, прикоснулся к самой ее душе. Этот поцелуй говорил о чем-то помимо страсти, о чем-то более сильном и властном, чем физическое влечение. Наверное, ей это только показалось, сказала себе Алекса и закинула руки ему на шею, стремясь прижаться еще ближе. Чувствовал ли он к ней что-нибудь помимо вожделения?

– Я не могу, Алекса… не могу только целовать тебя, – простонал Кин, уткнувшись лицом в ямку у стройной шеи, нежно поглаживая руками крутые изгибы бедер. – Не отталкивай меня… только не сегодня. Я не могу сносить эту пытку, Алекса…

Но она и не собиралась отказывать ему. Она пожертвовала бы и саму душу, стоило лишь ему попросить. Днем Алекса едва не потеряла его, теперь ее любовь и беспокойство о нем затмили все остальное.

Она скользнула в сторону, схватила его за руку и повлекла за собой к берегу. Вода вздымалась и волновалась вокруг их мокрых тел. На берегу Алекса повернулась и встала перед ним в полный рост, пожирая его глазами. Потом придвинулась и начала ласкать, сплетая нежными пальцами такую изысканную сеть наслаждения, что Кин вспыхнул. Ее губы заскользили по груди, потом опалили живот. Алекса заставила его опуститься рядом с ней на колени. Она пробовала на нем те ласки и приемы, что узнала от него же самого, и те, что придумала сама, заставив его плыть по облакам неизведанного блаженства.

Каменные мышцы живота Кина превратились в слабое желе, когда ее нежные руки приступили к исследованию. Он в экстазе закрыл глаза и отдался исключительным ощущениям, которые дарили ему эти тонкие женские пальцы, порхающие по твердым контурам груди и бедер, перелетая к лицу, иногда легко притрагиваясь к губам, щекам. Ее влажные, приоткрытые губы парили над ним, стремясь попробовать каждый дюйм его кожи. Сводящие с ума чувства расцвели в самой середине его существа и хлынули в кровь, в каждый пульсирующий от напряжения нерв. Он был полностью заворожен, поглощен этими легкими, но возбуждающими прикосновениями. Снова и снова пытливые пальцы исследовали каждую чувствительную точку его тела, дразнящие поцелуи следовали по пятам за руками и отбирали остатки силы и все мысли. Его тело дрожало и горело от возбуждения, когда твердые соски прикасались к его воспаленной, будто обожженной ожиданием коже.

Снова и снова руки и губы поднимались и опускались в сладостной пытке по его телу. Кин стонал, чувствуя, что горит от едва сдерживаемого желания. И вот наконец пришло мгновение, когда больше сдерживаться было невозможно. Вожделение и напряжение дошли до яростного, бешеного, неистового смерча. Дыхание вырывалось короткими, резкими залпами, сердце выбивало барабанную дробь, нетерпение разрывало внутренности. Он хотел, хотел ее, желал отчаянно, стремясь умиротворить сжиравшую его страсть, что довела его почти до исступления, до грани безумия.

Он приподнял Алексу над собой, направил ее бедра к своим и наконец вошел в нее. Он осыпал шелковистую кожу поцелуями, притянул к себе на грудь и начал сладострастные, медленные, ритмичные движения. Они, казалось, объединились не только телами, но самими душами, как любовники после долгой разлуки, что стремятся прильнуть друг к другу в тесном объятии. Они слились в одно, и Кин потерял всякую связь с реальностью. Он упивался этим мистическим удовольствием, наслаждался ощущениями блаженства и такой сладости, что позабыл и не желал вспоминать ни о чем другом, кроме этой женщины, которую сжимал в объятиях, прильнув к ней как к единственному спасению. Да, Алекса могла заслонить собой всю вселенную, и он не сожалел о потере, лишь бы эта женщина оставалась в кольце его рук.

А Алекса приникла к нему в блаженстве и изумлении. Весь мир, казалось, раскололся надвое, и ее швырнуло в темную, бездонную пропасть. Глубокие, ошеломительные ощущения сотрясали все ее существо. Она никогда и представить не могла себе ничего подобного. Будто парила на легчайших крыльях, свободная для полета, свободная для наслаждения, свободная для счастья…

Но вот сотрясающие душу ощущения взорвались в ней, и она покачнулась и полетела куда-то. Вниз, вверх, вращаясь, скользя… Еле слышный стон сорвался с губ Кина, и она внезапно поняла, что весь этот полет она провела в его объятиях, ни на секунду не покинув кольца сильных, удерживающих ее рук. Да, он волшебник, маг, чародей. Он сплел вокруг нее чудесную магическую паутину.

Когда затихли последние стоны и сотрясения удовлетворенной страсти, Алекса опустила голову на его плечо, дожидаясь, когда сердце вернется к своему обычному ритму.

– Думаю, я никогда не забуду этого… – выдохнула она.

– Хм-м? – Кин не услышал, а почувствовал се приглушенный голос, отдавшийся в его груди, но слов понять не мог.

Алекса улыбнулась про себя. Она никогда не осмелилась бы сознательно повторить эти слова, поэтому и не стала.

– Я не закончила купаться, – пробормотала она и хотела было отодвинуться, но Кин только сильнее сжал руки.

– Не уходи, – попросил он. – Останься сегодня со мной.

– Ты не думаешь, что нам надо…

Кин заставил ее замолчать, закрыв ей рот поцелуем, потом весело улыбнулся.

– Ты когда-нибудь спала голой на берегу? Когда-нибудь просыпалась, ощущая, как солнце обливает тебя своим теплом, будто ты единственное человеческое существо на всей земле и не боишься никого и ничего?

– Нет, никогда. – Алекса хихикнула. – Звучит довольно рискованно.

– Когда я был молодым воином, то решил найти индейского бога и вступить с ним в переговоры. Тогда отправился к ручью и разделся догола, чтобы ему было нетрудно узнать меня.

– И как, узнал? – Алекса не могла противиться искушению и вернула ему обаятельнейшую улыбку, легонько водя пальцем по лбу.

– Думаю, да. Он послал грифа, ринувшегося прямо на меня, чтобы напомнить – мудрый воин никогда не должен обнажаться перед другим воином, зверем… или женщиной.

Кин запустил руку в черные локоны и заставил ее немного откинуть голову, чтобы он мог поцеловать мягкие губы.

– Представить себе не могу, чтобы ты не был готов к атаке любого живого существа. – Голос ее был полон благоговения и трепета, хотя она и пыталась замаскировать их легким смешком.

– Так ты считаешь меня непобедимым? – пробормотал он, прижимаясь снова к ее губам. – Уверяю тебя, это вовсе не так. Индейцы верят, что каждый смертный воин должен встретиться с равным по силе противником и принять вызов, чтобы узнать… Какого черта! – Кин дернулся, почувствовав что-то на своей спине.

Алекса открыла глаза, ожидая увидеть нависшего над ними дикого зверя, но обнаружила только Кентавра. Она весело засмеялась. Жеребец неслышно подошел по мягкому берегу, а они были столь захвачены друг другом, что не заметили, как оказались под его пристальным взглядом.

– Проклятый конь ревнует, – фыркнул Кин, оглянувшись через плечо и заметив, что благородное животное поднимает голову, готовясь снова толкнуть бывшего хозяина.

– Нет, просто скучает без внимания, – объяснила Алекса. Она подняла руку и погладила мягкую шерсть на морде. – Я несколько дней только и знала, что ехала на нем, не уделяя никакого внимания. А он слишком горд, чтобы быть просто рабочей лошадкой.

– Он ревнует, – проворчал Кин, не соглашаясь с ней. Да, ему приходилось делить эту женщину с белыми индейцами, даже с собственным жеребцом. Если бы в нем была хоть капля здравого смысла, ему стоило бы грациозно откланяться и забыть Алексу. Она привлекала всеобщее внимание и неприятности, где бы ни находилась, куда бы ни направлялась. Возможно, Кентавр превращался в сентиментальную массу, когда она к нему прикасалась. Может, Одинокий Зимний Волк был полностью пленен ею; но у него самого достаточно силы воли, пытался уверить себя Кин. Он может противиться Алексе, если так решит. Он должен. Вскоре они вернутся в город, и Алекса окажется окруженной толпами возбужденных мужчин. Он не собирается соперничать с другими за ее внимание, не будет одним из многочисленных обожателей. Пришло время отказаться от нее и позволить этой дикой пташке лететь свободно, следуя велениям и голосу сердца. Простой, обычный случай свел их вместе, напомнил он себе. Они были нужны друг другу. Зависели один от другого в последние несколько недель. Но они оба независимы, и ему придется всю жизнь бродить одному взад-вперед между цивилизацией на восток от Миссисипи и дикой местностью – на запад от нее.

Занятый этими мыслями, Кин схватил поводья Кентавра, отвел жеребца к другим лошадям и там привязал. С этого дня он начнет тренировать свою волю и заставит себя противиться собственному влечению к этой сереброглазой колдунье, обладавшей большим могуществом, чем жрец осейджей. Он проверит свою способность относиться к Алексе просто как к попутчице, он докажет и себе, и ей, что в состоянии жить, не поддаваясь зову сладострастия, даже когда искушение превышает все, что ему доводилось испытывать ранее. В конце концов, он дисциплинированный человек, разве нет? Он будет смотреть в сторону каждый раз, когда Алекса направится купаться в ближайшей речушке. Он может отворачиваться, когда ветер будет играть с ее черными локонами и легко ласкать щеки. Он может сдерживать себя, если действительно захочет этого. А он хочет, решил Кин. Настойчивый человек в состоянии победить любое пристрастие, если примет серьезное решение. Они приближаются к обжитым местам, и ему не удастся держать Алексу при себе неопределенно долго. Он должен начать обращаться с ней, как с любой другой женщиной. Скоро, скоро они покинут глушь и появятся в мире людей.

В последующие дни, по мере продвижения к востоку, между ними что-то образовалось. Каждую ночь Кин прижимался к Алексе, чтобы защитить ее от холода и ветра, и она не протестовала. Но он ни разу не сделал попытки воспользоваться этим и не предложил ей интимной близости. Алекса знала, что сдалась бы сразу, без всякой борьбы. Ее озадачивало, что Кин спокойно ложился и сразу засыпал.

А она лежала ночи напролет и размышляла, почему же он обращается с ней так по-доброму, но без всякой страсти. И что с ней произойдет, когда они достигнут Сент-Луиса? У нее нет ни единого цента, ни клочка приличной одежды, в которой не стыдно вернуться к людям. Чем ближе они приближались к поселению, тем больше она волновалась. Может ли она взять целиком на себя ответственность об их ферме? И как ей добраться до долины Уобаш, одной и без всяких припасов? Эти вопросы постоянно терзали ее, но до сих пор ей не удалось найти ответов. Будущее Алексы было темно и непонятно, а вежливое, но отстраненное отношение Кина заставляло ее чувствовать себя покинутой и нежеланной.

– Ого, черт бы меня побрал. Он привел с собой индейскую скво, – вслух размышлял Клинт, прищурившись. Он разглядывал Кина и молодую женщину с длинными темными косами, в индейском платье, приближающихся к хижине. – Что ж, по крайности это не девчонка Карвер. – Когда пара подошла ближе, Клинт задумчиво нахмурился, изучая тонкое загорелое лицо, потом насупился. – Черта с два, это Алекса. – Кин вошел в хижину, и Клинт выдавил слабую улыбку. – Что ж, ты вернулся как раз вовремя. Я уж подумывал, что придется старику одному нагружать кильбот. – Он помассировал побаливающее плечо, и взгляд его обратился к Алексе. – А у меня рука еще ноет. – Он презрительно фыркнул. – Ты оставил меня, полумертвого, и потащился за ней на территорию осейджей.

Кин молча бросил на него хмурый взгляд. Он ожидал от Клинта именно такого приема, но сейчас был вовсе не в настроении слушать его.

– Ты вполне был в состоянии позаботиться о себе, иначе я никогда бы не оставил тебя.

Алекса внимательно изучала Клинта, который продолжал нянчить свою правую руку. Теперь она поняла, почему Кин так надолго отстал от семьи Карверов на равнинах. Клинт был ранен, и Кин чувствовал, что у него есть определенные обязательства перед партнером.

– Ну-ну. – Темные глаза Клинта остановились на Алексе. – Что, записались в осейджи, мисс?

– Клинт! – Голос Кина стал резким и острым, как лезвие бритвы, так же как и взгляд, брошенный им на своего старого друга и компаньона. – Алекса потеряла всю свою семью и была захвачена в плен. Тебе нет никакой необходимости изводить ее своими шпильками.

– У-у… – Клинт отошел в сторону и вернулся к прерванному занятию – приготовлению еды. – Я глубоко сожалею и сочувствую вам в ваших несчастьях, мисс Карвер.

Алекса едва заметно кивнула, чувствуя себя очень неуютно. Несомненно, она была здесь лишней. Несмотря на произнесенные слова, в голосе Клинта не было ни намека на симпатию. Выражение его лица оставалось жестким. Она перевела глаза на Кина – тот казался весьма раздраженным поведением своего приятеля.

– Я очень признательна за помощь. За все, что ты для меня сделал, Кин. Но сейчас, думаю, мне лучше уйти.

Алекса направилась к двери. Кин прокашлялся, метнул взгляд на Клинта и снова на Алексу.

– Куда ты пойдешь? – тихо спросил он.

Она деланно пожала плечами:

– Найду где пристроиться в Сент-Луисе. – Алекса прекрасно отдавала себе отчет в том, что отсутствие денег вынудит ее ночевать на улице.

– Одетая вот так? – насмешливо спросил Кин. – Я не совсем полный дурак, милая.

– Хочешь, поспорим? – фыркнул Клинт и немедленно захлопнул рот – таким многообещающим был взгляд Кина.

– Я знаю совершенно точно, что сталось с вашими деньгами и припасами, – продолжил Кин, заставив старика замолчать. – По Хью Ска забрал абсолютно все с вашего фургона и потом сжег его. У тебя нет решительно ничего, ни единого цента. Правильно?

– Да, но…

– Тогда ты переночуешь в моей хижине, а завтра мы решим, каким образом устроить тебя, – заявил Кин. Голос его был решительным и явно не терпящим никаких возражений.

Клинт покрутил головой и бросил на приятеля свирепый взгляд. Хотя женщины и протоптали тропу к их хижине, но до сих пор Кин ни одну из них не приглашал остаться на ночь, по крайней мере в присутствии старшего товарища.

– И где же она будет спать? – пожелал он узнать. – Я не собираюсь отказываться от своей кровати, у меня еще рука болит. Что-то подсказывает мне, что солнце малость повыжгло твои мозги, раз приглашаешь сюда эту девчонку.

Кин указал на дверь.

– Клинт, я хотел бы поговорить с тобой там, снаружи… – Он схватил старика за руку и подтолкнул к выходу, потом коротко взглянул на Алексу. – Надеюсь, ты позаботишься о еде.

Оказавшись наедине со своим младшим товарищем, Клинт не стал дожидаться, когда тот перейдет к упрекам за то, что он был груб с Алексой.

– Какого черта стряслось с тобой, парень? Я говорил тебе, от этой девки не жди ничего, кроме неприятностей. А ты помчался за ней сломя голову и притащил ее обратно. На твоем месте я бы отослал ее туда, где нашел, и забыл, что она вообще есть на этом свете!

– Но ты не на моем месте! – рявкнул в ответ Кин. – И я рассчитываю, что ты проявишь немного уважения к Алексе. Я собираюсь отвезти ее завтра в Сент-Луис и устроить там, а до тех пор… – его темные брови зловеще сомкнулись над ледяными синими глазами, – не давай воли языку, Клинт.

– Ладно, будь по-твоему, но не думай, что мне это нравится, – кисло буркнул старик. – Я так мыслю, ты влюбился в девчонку. Почему бы тебе не признать это открыто и больше не возвращаться к этому?

– Потому что я не влюбился, – пылко возразил Кин. – Но я не брошу ее на произвол судьбы, пока не решу, что с ней делать.

– Ты вполне мог бы решать это, покудова ехал с ней назад. – Темные глазки Клинта были прикованы к Кину. – Ты просто не хотел избавляться от нее, а то отвез бы сразу в город и бросил там, прежде чем возвращаться домой.

Наконец-то терпение Кина лопнуло.

– Что я делаю и с кем, это мое дело. А ты изволь держать свое мнение при себе и веди себя прилично, пока Алекса остается здесь. Я не в настроении выслушивать твою воркотню до конца ночи! – прорычал он, тыча пальцем прямо в бородатое лицо Клинта.

– Так и знал, что этим все кончится, – с отвращением проворчал Клинт. – Я-то вижу, как ты пялишься на Алексу, видел даже в ту первую ночь, когда она приперлась сюда. Эта кошка поймала тебя на крючок.

Когда Клинт негодующе вошел в хижину, Алекса поднялась и натянуто улыбнулась.

– Я пойду искупаюсь в реке, – тихо проговорила она и прошмыгнула мимо старика, отказываясь встретить его осуждающий взгляд.

Алекса окунулась в воду и начала соскребать с себя слой за слоем грязь, прилипшую к ней за последние дни. Когда она собралась с мыслями, то поняла, что должна уйти немедленно. Клинт ее терпеть не мог. Он совершенно недвусмысленно дал ей понять, что предпочел бы, чтоб Кин бежал от нее как от чумы. Она не собиралась стать причиной разногласий между приятелями. Ей и так уже удалось причинить Кину достаточно неприятностей. Он только из вежливости предложил ей крышу над головой. У него просто руки чесались поскорее избавиться от нее и отослать восвояси. Если бы он был к ней неравнодушен, то проявил бы больше интереса в те ночи, что они спали рядом, бок о бок. Очевидно, Кин уже устал от нее и ее выходок, коль скоро не сделал ни малейшей попытки прикоснуться к ней. Алекса прекрасно знала, что если такой страстный мужчина, как Кин, довольствуется братским поцелуем в щечку, значит, он не испытывает больше никаких чувств.

«Да, но почему меня так волнует, что он думает?» – спросила себя Алекса. Сначала она злилась, что он соблазнил ее. Теперь ее обижало, что он ведет себя как истинный джентльмен. Алекса закатила глаза, удивляясь собственной противоречивости и непостоянству. Должно быть, это оскорбленная гордость, решила она. Кин до сих пор возбуждал ее, физически привлекал, но сам, несомненно, устал от нее. Она ему наскучила… Значит, ей надо просто забыть его и постараться держаться от него на расстоянии.

С головой, гудящей от этих грустных и обидных мыслей, Алекса вылезла из воды, надела свой наряд и рассеянно посмотрела на восток. Ноги сами понесли ее прочь из леса, по направлению к Сент-Луису, но тут Кин неожиданно возник перед ней, удивив и напугав.

– И куда это ты собралась? – спросил он, скрестив на груди руки и с подозрением заглядывая ей в лицо.

– В город, – ответила Алекса, собравшись с мыслями. – Я искренне признательна за твое предложение, но должна идти.

Кин неторопливо приблизился к ней с дьявольской усмешкой на губах.

– Ты собираешься спать на улице без всякой защиты или продаться первому мужчине, что предложит тебе цену комнаты на одну ночь?

Алекса немедленно ощетинилась и негодующе ответила:

– Это тебя не касается. Полагаю, ты будешь счастлив отделаться от меня. У тебя достаточно других обязательств, и я не собираюсь усложнять твою жизнь.

– Как будто ты уже этого не сделала, – пробурчал он. Алекса рванулась вперед, но Кин схватил ее и подтащил к себе.

– Ты не уйдешь, пока я не разрешу, – заверил он Алексу. Ее подбородок немедленно задрался вверх, демонстрируя мятежный дух.

– Решил сделать меня рабыней, пока я не расплачусь за то, что ты спас мне жизнь?

– Нет, решил расплатиться с тобой за твои услуги, – нанес он ответный удар таким пугающим тоном, что волосы Алексы встали дыбом, как у разъяренной кошки. – В Сент-Луисе ты сможешь заработать себе на хлеб и жилье лишь одним путем… и вполне можешь потренироваться, прежде чем отправишься на поиски самостоятельной жизни.

Прежде чем Алекса поняла, что же именно сделала, она увидела отпечаток своей пятерни на щеке Кина. И мгновенно пожалела о своем опрометчивом поступке. Кин зарычал и дернул ее к себе.

– Черт бы тебя побрал, женщина. Я не знаю, что с тобой делать. Сначала ты доводишь меня до такой ярости, что я готов придушить тебя, а потом мне хочется целовать тебя, целовать до потери сознания…

Его хриплый голос потряс ее.

– Я думала, ты устал от меня. Ты мог целовать меня в любой момент во время нашего путешествия, и все же ты… – Алекса запнулась, увидев, как его темные брови взлетели вверх, и он одарил ее своей небрежной усмешкой. Проклятие, почему она опять позволила своему языку опередить разум?

– Ты намекаешь, что я не встретил бы сопротивления, если бы захотел брать тебя каждую ночь?

Алекса смотрела в сторону, чтобы избежать его пронзительного синего взгляда.

– Я только хотела сказать, что физически не смогла бы помешать тебе.

Кин тоже прекрасно отдавал себе в этом отчет, но продолжал испытывать себя на прочность. Он держал руки при себе, подальше от этой чарующей колдуньи, говоря, что должен или принять ее, или отказаться от нее навсегда. Битва с самим собой была сложной и напряженной, и каждое прикосновение к ней заставляло его начинать новый раунд борьбы между разумом и телом. Он хотел оставить Алексу, выбросить из головы мысли о ней раз и навсегда. Но, как последний дурак, следовал за ней к потоку, смотрел, как она сбрасывает одежду, готовясь нырнуть в ручей. Вода принимала и обнимала ее стройную фигуру, что доводило его чуть ли не до помрачения рассудка. Кину приходилось цепляться за ближайшее дерево, чтобы не броситься следом за ней. Он томился желанием подмять под себя это роскошное тело, сплестись в объятии, как тогда, в глуши. Но переживания пугали его. На какое-то мгновение ему показалось, что он что-то чувствует к Алексе, нечто большее, чем просто физическое влечение. Больше, чем сочувствие к затруднительному положению, в котором она оказалась.

И все же у него не было охоты увлекаться ею. Да, она пленительная и обворожительная, смелая и гордая, это он с готовностью допускал. Но Кин не намеревался покоряться женщине. Он долго и внимательно смотрел в ее серебристые глаза, потом наклонил голову, будто притянутый исходящим от нее ароматом женственности и чистоты. Губы ее были влажными и манящими, и тут Кин понял, что рассеянно ласкает ее. Будто громом пораженный, он отпрянул от нее, отступил.

С трудом пытаясь заставить успокоиться тяжело колотящееся сердце, Кин потянул ее за собой к хижине.

– Ты можешь уйти утром. Собственно говоря, я намеревался сам проводить тебя в город. – Кин нетерпеливо тащил ее за собой. – До тех пор тебе придется терпеть наше с Клип-том присутствие.

– Почему? Ты не хочешь, чтобы я была здесь. Ты мне не опекун, не ангел-хранитель. Наоборот, это я в долгу перед тобой. – Алекса отчаянно старалась вырваться. Ей было обидно думать, что всего минуту назад она молила его о поцелуе и ласках, а он попятился, как от ядовитой гадины. – Отпусти меня! Я не желаю иметь с тобой ничего общего!

– Похоже, что нам придется потерпеть друг друга еще одну ночь, так что веди себя соответственно.

Атмосфера внутри хижины была почти арктической, хотя стоял теплый июньский вечер. Клинт подчеркнуто избегал обращаться к Алексе, а его взгляды не оставляли ни малейшего сомнения в том, что он просто терпит ее присутствие ради Кина. Алекса сидела тихо, слушая, как Кин и Клинт обсуждают свои планы.