7. Почему?

Доктор Уилбур слегка поправила настольную лампу. Перед ней лежала почти вся – не слишком богатая – литература, посвященная расщеплению личности. После ухода Вики доктор в задумчивом настроении отправилась в библиотеку Медицинской академии, где библиотекарь подобрал ей практически все, что было посвящено этому определенно диагностированному, но редкому заболеванию. Работа Мортона Принса «Диссоциация личности», впервые опубликованная в 1905 году и хорошо известная всем, кто изучает психопатологию, была единственной из этих книг, которую она читала ранее. Доктор попыталась достать экземпляр статьи Корби Х. Тигпена и Херви Клекли «Случай расщепления личности» в журнале «Психопатология» за 1954 год, о которой говорили некоторые ее коллеги. Но этой статьи о девушке, упоминавшейся под псевдонимом Ева, в данный момент не оказалось. Теперь, зачитавшись допоздна, доктор познакомилась с именами Мэри Рейнолдс, Мейми, Фелида Х., Луи Вив, Ансель Бурн, мисс Смит, миссис Смид, Сайлес Пронг, Дорис Фишер и Кристин Бошан.

Это были люди с расщеплением личности, вошедшие в анналы медицины: семь женщин и трое мужчин[6]. Недавно описанный случай с Евой доводил количество женщин до восьми, и Ева была единственным живым человеком с расщеплением личности.

Впервые, как узнала доктор, расщепление личности было отмечено у Мэри Рейнолдс. Сообщение о ее истории болезни сделал в 1811 году доктор Л. Митчелл из Пенсильванского университета.

Случай с Мейми был описан в бостонском журнале «Медицина и хирургия» от 15 мая 1890 года. После этого следовали сообщения о Фелиде Х. от М. Азама; о Луи Виве, которого изучала группа французских специалистов; об Анселе Бурне, которого обследовали доктор Ричард Ходжсон и профессор Уильям Джеймс; о мисс Смит – от М. Флурноя и о миссис Смид – от профессора Хислопа. В 1920 году в книге Роберта Хоуленда Чейза, озаглавленной «Несцепленное сознание», появилась обзорная глава «Странный случай Сайлеса Пронга» – о случае множественного расщепления личности, описанном ранее профессором Уильямом Джеймсом.

Сложность этих случаев, как поняла доктор уже после беглого просмотра литературы, в значительной степени варьировалась. Например, в случаях мисс Смит и миссис Смид, где речь шла о раздвоении личности, вторичная личность хотя и проявляла черты полноценного человеческого существа, но имела весьма малую степень независимости в социальной сфере общения: работе, художественных занятиях, игре. К Сивилле эта характеристика явно не относилась. Ее альтернативные личности были самым очевидным образом автономны.

Случаи Фелиды Х., Кристин Бошан и Дорис Фишер были более интересны как примеры независимых личностей, пребывающих в одном и том же теле, но ведущих свою собственную жизнь, как все прочие смертные. У Кристин Бошан было три «я», у Дорис Фишер – пять. Доктор предположила, что Сивилла относится именно к этому типу. Но случай Сивиллы – опять-таки предположительно – выглядел более сложным, чем у Кристин Бошан или Дорис Фишер.

Что ж, раз так, значит так, подумала доктор, предположив, что в случае с Сивиллой имели место множественные корни проблемы. Однако каковы были эти корни, оставалось пока неизвестным.

Поразмыслив некоторое время, доктор Уилбур стала отыскивать во всех рассмотренных случаях описания первых проявлений диссоциации личности. Она понятия не имела о том, когда у Сивиллы впервые произошла диссоциация и все ли личности возникли одновременно или часть из них появилась позже. Когда впервые произошла диссоциация у Кристин Бошан? Из работы Принса следовало, что у Кристин это случилось в возрасте восемнадцати лет в результате нервного шока.

Доктор Уилбур не знала в точности, но подозревала, что первая диссоциация у Сивиллы произошла в детстве. На это указывало детское поведение Пегги. И, вероятно, Сивилла тоже испытала какой-то шок. Но какой? То немногое, что было уже известно, не позволяло делать каких-либо предположений о причинах. Однако, выстраивая гипотезу, доктор подумала, что, возможно, имелось множество таких корней или случаев шока, которые привели к множеству «я», персонифицирующих реакции на эти потрясения. Множество альтернативных «я» можно, следовательно, объяснить множественными травмами детства – множественными корнями, давшими поросль в виде этого сложного состояния.

В случае с Дорсетт присутствовал аспект приключения, детективного жанра в области подсознательного, и доктор Уилбур разволновалась еще сильнее, когда поняла, что Сивилла – первый человек с множественным расщеплением личности, подвергшийся психоанализу. Это значило не только то, что они идут непроторенной тропой, но и что доктор путем психоанализа сумеет гораздо глубже понять Сивиллу, чем это бывало в предыдущих случаях. При мысли об этой задаче и возможных последствиях – не только для Сивиллы, но и для всей малоисследованной области изучения расщепления личности – пульс доктора Уилбур ускорился.

Она решила, что анализ должен проходить неортодоксально. Неортодоксальный анализ, проводимый инакомыслящим психоаналитиком, – эта мысль вызвала у нее улыбку. Доктор Уилбур действительно считала себя инакомыслящей и знала, что такая характеристика пойдет ей на пользу в данном необычном случае. Она сознавала, что ей придется использовать спонтанные реакции всех «я» не только при вскрытии истоков заболевания, но и при лечении его. Она понимала, что будет необходимо лечить каждое «я» как отдельную самостоятельную личность и собирать резервный фонд Сивиллы, этого бодрствующего «я». В противном случае этой единой Сивилле Дорсетт никогда не станет лучше. Одновременно доктор понимала, что ей придется пожертвовать огромным количеством времени и изменить обычную фрейдистскую технику сеансов, пользуясь каждой крупицей спонтанности, которая поможет ей пробиться к истине, скрытой за всеми этими «я».

И главный вопрос: почему у Сивиллы возникло множество личностей? Существует ли некое физическое предрасположение к возникновению расщепления личности? Играют ли здесь какую-нибудь роль генетические факторы? Этого никто не знал. Доктор тем не менее полагала, что состояние Сивиллы развилось в результате какой-то психологической травмы в детстве, хотя на данном этапе не была полностью уверена в этом. Предварительный анализ вскрыл определенные устойчивые страхи – боязнь близких отношений с людьми, музыки, кистей рук, – которые явно были связаны с какой-то травмой. Обращал на себя внимание также безудержный гнев, подавляемый Сивиллой и прорывающийся у Пегги Лу, а также нежелание Пегги Лу и Вики признавать свою мать. Чувство пребывания в ловушке опять же говорило о какой-то травме.

Некоторые характеристики были общими для большинства случаев. Бодрствующее «я», относящееся к той Сивилле, которая являлась в Омахе и в Нью-Йорке, обычно выглядело сдержанным и излишне послушным. Доктор предположила, что, возможно, именно подобное подавление темперамента сделало необходимым передачу подавляемых эмоций иной личности. В прочитанных книгах говорилось о вторичных «я» как о заимствующих у бодрствующего основ ного «я» часть эмоций, стилей поведения, оценок и обид.

Но такая «передача полномочий» является следствием, а не причиной данного состояния. Что в случае с Сивиллой вызвало его? Какова была исходная травма?

Этим утром доктор Уилбур, как всегда в последнее время, гадала, кто же явится сегодня в назначенный Дорсетт час. Это оказалась Вики – неплохое начало, ведь Вики утверждала, что знает все обо всех.

Пытаясь обнаружить исходную травму, доктор спросила Вики во время ее второго посещения, случившегося через два дня после первого, знает ли она, почему Пегги Лу боится музыки (как стало ясно из последней встречи с ней) и почему музыка так беспокоит ее.

– Музыка ранит, – ответила Вики, приподняв брови и глядя на доктора сквозь тонкие струйки дыма, поднимавшиеся от докторской сигареты. – Она ранит изнутри, поскольку она прекрасна, а это вызывает и у Сивиллы, и у Пегги печаль. Они печальны, потому что одиноки и никому не нужны. Слыша музыку, они становятся одинокими как никогда.

Доктор подумала: не имеет ли это какой-то связи с исходной травмой? Возможно, речь идет об отсутствии ухода или о невнимательном отношении? Когда она поинтересовалась, почему же что-то прекрасное должно ранить, Вики загадочно ответила:

– Это как с любовью.

Тогда, глядя прямо в глаза Вики, доктор спросила:

– Было ли что-то, связанное с любовью, которая ранит?

– Было, – ответила Вики без колебаний, но уклончиво.

Когда доктор спросила, как конкретно любовь может ранить, Вики стала еще более уклончивой.

– Доктор, – сказала она, – Сивилла не хочет никого любить. Это оттого, что она боится близости с людьми. Вы видели, как она ведет себя здесь. Все это часть одной и той же мозаики – на нее находит боязнь рук, боязнь людей, боязнь музыки, боязнь любви. Все это ранит ее. Все это заставляет ее бояться. Все это вызывает у нее чувство печали и одиночества.

Доктор, прекрасно сознавая, что Вики описывает те же симптомы, которые она сама перечисляла вчера вечером, плюс любовь, захотела, чтобы ее партнерша по анализу обратилась к причинам.

– Вики, – спросила она, осторожно подталкивая ее в нужном направлении, – а вы разделяете какой-нибудь из этих страхов?

– Конечно нет, – ответила Вики.

– Почему же Сивилла боится, а вы – нет? – настаивала доктор.

– Есть существенная разница между Сивиллой и мной. Я могу делать все, что мне угодно, потому что я не боюсь.

– Но почему не боитесь?

– У меня нет для этого причин, вот и все. – Раскрываться глубже Вики не желала. – Бедная Сивилла, – вздохнула она, меняя тему, – каким это было для нее испытанием. Она чуть не задохнулась. У нее почти постоянно болели голова и горло. Она не может плакать. И не будет. Все были против нее, когда она плакала.

– Кто все? – с надеждой спросила доктор.

– О, я предпочла бы не говорить об этом, – ответила Вики с извиняющейся улыбкой. – В конце концов, я не была членом их семьи. Я лишь жила вместе с ними.

Виктория Антуанетта Шарло захлопнула дверь, которая начала было приоткрываться. Однако лучик света появился. Отсутствие ухода, а возможно, невнимательное отношение, о чем стала подозревать доктор, позволяли с большой вероятностью предполагать, что причину, по которой Сивилла не способна плакать, Вики усматривает в семействе Дорсетт.

События развивались очень быстро. Пока доктор Уилбур переваривала эту последнюю мысль, произошла бесшумная и почти неуловимая перемена, и уверенная в себе Виктория Антуанетта Шарло мгновенно исчезла. Исчез характерный для нее апломб. Безмятежно-спокойные глаза расширились от страхов, перечисленных ранее. Вики, которая не была членом семьи Дорсетт, вернулась в тело Сивиллы, появившейся здесь.

С удивлением обнаружив, что сидит на кушетке рядом с доктором, Сивилла резко отодвинулась.

– Что случилось? – спросила она. – Я не помню, как приходила сюда сегодня. Вновь фуга?

Доктор Уилбур кивнула. Она решила, что настал момент внятно разъяснить, чем на самом деле являются эти фуги. Анализ должен пойти быстрее, считала она, если Сивилла будет знать о других «я». Тогда доктор сможет представить ей то, о чем говорят другие личности, и подвести ее ближе к тем воспоминаниям, от которых она, казалось, надежно отгородилась.

– Да, – сказала она Сивилле. – У вас вновь была фуга. Но на самом деле все гораздо сложнее.

– Я боюсь.

– Ну конечно боитесь, дорогая, – успокаивающе сказала доктор. – А теперь расскажите мне… Вы ни разу не говорили об этом, но, по-моему, вы понимаете, что иногда как бы выпадаете из времени. – Сивилла напряглась. – Не так ли? – Поскольку Сивилла не ответила, доктор поднажала: – Вы понимаете, что сейчас у вас потерялся отрезок времени?

После долгой паузы Сивилла сдавленно произнесла:

– Я собиралась рассказать вам, но так и не решилась.

Тогда доктор спросила:

– Как вы считаете, чем вы занимаетесь в это пропавшее время?

– Занимаюсь? – откликнулась Сивилла. Доктор почувствовала, что это скорее эхо, чем осознанная реплика. – Я ничем не занимаюсь.

– Вы говорите или делаете что-то, хотя даже не сознаете, что говорите или делаете это, – безжалостно продолжала доктор. – Это как хождение во сне.

– И что же я делаю?

– Кто-нибудь когда-нибудь говорил вам об этом?

– В общем-то, да, – опустила глаза Сивилла. – Всю жизнь мне рассказывают, что я делала какие-то вещи, которых я наверняка не делала. Я пропускаю это мимо ушей. А что тут еще поделаешь?

– Кто именно говорит вам об этом?

– Почти все и всё время.

– Кто?

– Скажем, моя мать всегда говорила, что я плохая девочка. Я никогда не знала, что я такого сделала, чтобы меня называть плохой. Она начинала трясти меня. Я спрашивала, что я сделала, а она вопила: «Вам прекрасно известно, что вы сделали, юная леди!» Но я не знала. Я и сейчас не знаю.

– Постарайтесь не слишком волноваться, – мягко сказала доктор. – Такое случалось и с другими людьми. Мы умеем управляться с этим. Это лечится.

Последнее заявление явно произвело на Сивиллу огромное впечатление. Она заметно расслабилась.

– Данное состояние, – продолжала объяснения доктор, – сложнее, чем состояние фуги, которое мы ранее обсуждали. При обычной фуге имеет место простая потеря сознания, но ваши фуги не являются ничем не заполненным состоянием.

– Я всегда называла их «моими пустыми промежутками», – сказала Сивилла. – Но только про себя, конечно.

– Пока вы находитесь без сознания, – продолжала доктор, – в свои права вступает другая личность.

– Другая личность? – переспросила пораженная Сивилла. И вновь этот вопрос прозвучал как эхо.

– Да, – подтвердила доктор.

Она начала разъяснять, но Сивилла прервала ее:

– Значит, я как доктор Джекилл и мистер Хайд?

Доктор Уилбур ударила кулаком в ладонь.

– В этой истории нет ни капли правды! – воскликнула она. – Это чистая выдумка. Вы вовсе не похожи на доктора Джекилла и мистера Хайда. Стивенсон не был психоаналитиком. Он создал этих двух персонажей своим литературным воображением. Как писатель, он был заинтересован лишь в том, чтобы сочинить увлекательный рассказ.

– Можно мне теперь уйти? Мы зашли слишком далеко, – внезапно сказала Сивилла, ощущавшая почти невыносимое давление.

Доктор Уилбур продолжала нажимать. Она знала, что, начав, должна довести дело до конца.

– Вы слишком умны, чтобы разделять популярные заблуждения, порожденные вымыслом, – сказала она. – Факты говорят иное. Я читала о других людях, у которых отмечалось это состояние. У них нет хорошей и плохой стороны. Они не разрываются на части между добром и злом. Об этом состоянии известно не слишком много, однако мы все-таки знаем, что различные «я» любого человека имеют общий этический кодекс, одни и те же моральные устои.

– Мое время истекло, – настаивала Сивилла. – У меня нет права на дополнительное время.

– Вот этим вы постоянно и занимаетесь, Сивилла, – твердо заявила доктор Уилбур. – Объявляете себя ничего не стоящей личностью. Это и является одной из причин, по которым вам нужны другие личности.

– Личности? – испуганно повторила Сивилла. – Вы сказали «личности»? Во множественном числе?

– Сивилла, – мягко сказала доктор, – здесь нечего бояться. Существует личность, которая называет себя Пегги Лу. Она чересчур самоуверенна. Существует Пегги Энн, которая тоже независима, но более тактична, чем Пегги Лу. Еще одна называет себя Вики. Это уверенная в себе, ответственная, воспитанная, очень приятная женщина.

Сивилла встала, чтобы уйти.

– Бояться здесь нечего, – повторила доктор.

Но умоляющее «Отпустите меня, ну пожалуйста, отпустите меня» говорило о том, что Сивилла глубоко потрясена. Считая неразумным отпускать Сивиллу одну, доктор предложила проводить ее.

– Вас ждет другой пациент, – возразила Сивилла. – Со мной все будет в порядке.

Выходя через дверь, в которую всего час назад входила сияющая Вики, Сивилла была бледна как полотно.

Вечером, когда сгустились сумерки, доктор Уилбур сидела в тишине своего кабинета и размышляла над случаем Дорсетт. Сивилла оставалась собой в течение сегодняшней беседы. Теперь, когда она узнала о других личностях, первый в истории психоанализ множественного расщепления личности готов был начаться по-настоящему. Доктор вновь обратилась к книгам о расщеплении личности, которые загромождали ее стол. Кроме того, она достала с книжной полки томики Фрейда и Шарко, чтобы еще раз просмотреть знакомые страницы, посвященные истерии.

1

Голубой Крест и Голубой Щит – некоммерческая организация, которая предлагает своим членам страхование здоровья, включающее больничные, хирургические и медицинские расходы.

2

Мой бог (фр.).

3

Чересчур изысканной (фр.).

4

Светская женщина, женщина духа (фр.).

5

Благородной дамой (фр.).

6

С тех пор отмечены и другие случаи.