Они наклонились друг к другу; их лица сблизились, и она увидела морщинки возле глаз и в уголках рта - там, где улыбка морщила лицо. Поппи вдохнула мужской аромат летнего вечера, исходивший от Рика, от его чистейшей одежды и тщательно вымытого тела.
      Она коснулась пальцами его обнаженного запястья, погладила выступающие жилы в том месте, где кожа наиболее чувствительна.
      - У тебя изумительные руки, - произнес он.
      Они склонились друг к другу, как две марионетки; вспышка молнии на мгновение запечатлела их. Губы наконец соприкоснулись; поцелуй принес только боль. Они тотчас прервали его. Поппи встала и прижалась к прохладному стеклу, по которому хлестал дождь.
      - Я пью за то, чтобы ещё несколько лет не видеть тебя отчетливо, не понимать, что ты - стоящий парень, не вести с тобой тихих бесед в пустых эллингах, - сказала она.
      - Правильно. К черту тихие беседы.
      - Однако мы не можем уйти. Дождь льет, как из ведра.
      - Я обещаю не приставать к тебе. На самом деле я редко пристаю к хозяйке дома.
      - Очень хорошо.
      Она села. Они оба испытывали ужасную усталость, слабость, которая бывает при инфекционном заболевании.
      Нет, подумал Рик, сейчас он не стал бы приставать к кому-то, потому что он ощущал себя медвежьей шкурой, распластанной по полу. Он позволил бы топтать себя ногами. Он ощущал такую безмерную усталость, что ему хотелось заснуть. Но почему? Не потому ли, что впервые за много лет его кольнули искренние чувства? Может быть, он устал за неделю, наполненную беседами с людьми об их проблемах, работой над книгой, борьбой с Морин? Что с ним происходит, черт возьми? Ему только сорок! Возможно, он утратил способность наслаждаться чем-либо на свете. Люди вроде него, Харри, Морин, Лайлы и Поппи, все они - зомби. Не в этом ли дело? Обладающие всеми вещами, иметь которые стремятся люди (за исключением немногих аскетов), поглощающие лучшие продукты и напитки, напичканные витаминами и антибиотиками, переносимые из одного роскошного интерьера в другой самолетами, катерами и автомобилями, разглядывающие, трогающие, вдыхающие красоту, все они скучали. Испытывали пресыщение.
      - У жизни нет вкуса, - сказал он после того, как гром прервал тишину.
      - Мой бедный, - произнесла Поппи, намереваясь придать своим словам насмешливое, легкое звучание и внезапно услышав в своем голосе ноты сочувствия.
      - Мы пели церковный гимн "Вкуси и узрей", - сказал Рик. - "Вкуси и узрей". Какой в этом смысл, если ты не можешь ощутить вкус и не способен видеть?
      - Мы - пара друг другу.
      - Куклы. Манекены. Марионетки. Некоторые мои пациенты говорят мне... что им хочется убить себя, потому что кто-то их покинул... они часами ждут телефонного звонка. Они хоронят свою гордость, упрашивают, молят. Начинают пить, глотать таблетки, или предаются разврату из-за ухода человека, без которого, как им кажется, они не могут жить. Иногда кто-то действительно совершает самоубийство. Знаешь, я никогда не испытывал к другому человеку чувств, даже отдаленно напоминающих подобные.
      - Ты завидуешь твоим пациентам, знакомым с ними?
      - Господи, иногда завидую. Да! Я похож на человека с запертым сундуком без ключа. Понимаешь? Да, я завидую им. Как бы несчастны они ни были, я, не ведающий никаких чувств, завидую им.
      Он крепко сжал её руку. Они держались за руки с теплотой, как дети. Рука Рика была твердой, надежной. Как странно, что многие мужчины не умеют держать женщину за руку, подумала Поппи. Они нервничают, или их руки оказываются слишком липкими, или они хотят отпустить руку женщины, но не знают, как это сделать. Ей нравилась рука Рика.
      - Ты из тех женщин, что внушают страх, Поппи.
      - Ты не можешь этого знать. Тебе известно лишь то, что я смешиваю виски с небольшим количеством воды. По-моему, мы оба немного пьяны.
      Прежде чем он обнял её и опустил на толстый ковер, она поняла, что влекло её к Рику в этот вечер. Она испытала внезапное озарение. Он был человеком дождя, мужчиной в твидовом пиджаке!
      Она вспомнила свою детскую романтическую любовь: отчасти мужчину, отчасти миф. Теперь она поняла, что Рик был похож на постояльца, который жил в пансионе у тети. Высокий, атлетически сложенный человек с красивым насмешливым лицом постоянно носил хорошие твидовые пиджаки. Почему дождь так важен? Она задумалась на мгновение. Ну конечно. Однажды ночью она увидела, как постоялец целовал ужасную девушку; шел дождь; тогда Поппи казалось, что она умрет от ревности. Он должен целовать меня под дождем, подумала она, с горечью наблюдая за ними. Да, он был её возлюбленным: мифический, как единорог, реальный, как биржевой маклер. Он появился снова в обличии Рика.
      * * *
      Его звали Льюис Дэвис, и он был высоким, широкоплечим, в меру мускулистым валлийцем. Его черные волосы аккуратно завивались по всей голове, глаза были темно-карими. Порой они смеялись; он умел радоваться жизни, шутил, играл в игры. Иногда его глаза были загадочными, полными намеков на то, о чем не говорят вслух. Возможно, он видел больше других людей. Когда он не следил за собой, в его внешности присутствовала какая-то тайна. Его улыбка поглощала, обнимала вас, убеждала в том, что вы интересны ему. Это была улыбка заговорщика.
      Казалось, в свои двадцать четыре года Льюис умел делать все. Поэтому было странным, что он - бухгалтер, живущий в скромном пансионе маленького города. Да, у Льюиса были некоторые несоответствия. Казалось, что он способен на большее. Почему он довольствовался заурядной жизнью, когда явно мог хватать звезды с неба?
      Он играл на пианино, обладал густым, сочным певческим голосом. Если бы он не родился с хорошим баритоном, то создал бы его. Это ощущалось интуитивно. Так уж устроены валлийцы. Они не принимают ограничений. Они поэты и певцы, в них присутствует древнее волшебство. Он также играл на гитаре, хотя в те дни почти никто не владел этим инструментом. Он участвовал в любительских театральных постановках; прекрасная внешность, уверенность и обаяние обеспечивали ему главные романтические роли. Он вязал (не подумайте, что он был гомиком, на самом деле он излучал сексуальную энергию и предпочитал женщин немного старше себя), хорошо готовил полдюжины блюд - например, утку, светлый бисквит и шоколадный фадж. Он неплохо играл в бридж, выигрывал большие суммы в покер и покупал книги: С.С. Ван Дайна, Филлипса Оппенхейма и Эдгара Уоллеса. У него был дорогой словарь с цветными картинками.
      Он был весьма спортивен. Будучи хорошим охотником, держал превосходную собаку. Он помогал друзьям в период молотьбы, когда требовалось большое количество мужчин для обмолота урожая. Он играл в теннис, гольф, был превосходным пловцом и ныряльщиком.
      Льюис Дэвис поселился в пансионе тети Нелл (сухой, грубоватой женщине с необычно пронзительным голосом и легкой хромотой), когда Поппи было шесть лет. Он приехал с некоторой торжественностью в новом автомобиле, от которого ещё пахло заводом. В багажнике машины находились большой синий чемодан, коробка с книгами, картина, называвшаяся "Похищение", и молодой спаниэль с простой кличкой "Дружок".
      Но самым впечатляющим был тот факт, что он уделял внимание Поппи. В первый год его пребывания в пансионе она понимала, как она относится к Льюису Дэвису. В конце концов, ребенок обычно не анализирует свои чувства. Поппи знала одно: он был утром и вечером, носителем всей земной мудрости, единственным источником радости в её жизни.
      Льюис обожал детей. Он держался с ними непринужденно; разговаривая с любым ребенком, даже незнакомым, он имел чудесную привычку смотреть ему прямо в глаза и слушать с предельным вниманием. Он дружил со многими детьми, но Поппи была его любимицей. Он готовил для неё печенье и конфеты (лично покупая для этого продукты), зашивал платье её куклы, играл для девочки на старом пианино, катал в автомобиле вместе со спаниэлем и позволял ей читать свои книги.
      На рождество Льюис всегда покупал огромную елку. Тетя никогда не стала бы тратить деньги на такую чепуху, но она позволяла Льюису делать это. Он также приобретал украшения. Однажды он купил серебряный охотничий рожок, который издавал одну ноту, изящную серебряную сосульку с блестящим красным сердечком, маленькую зулусскую куклу с волосами из кроличьего хвоста. Он даже уговорил тетю Нелл испечь настоящий рождественский пудинг, сам приготовил крем и добавил в него бренди. На одно рождество он подарил Поппи валенки, на другое - большой набор красок для рисования.
      Она следила за его приходами и уходами; её собственное настроение полностью зависело от деятельности Льюиса. Когда он отправлялся на охоту, теннисный корт или поле для гольфа, она была счастлива. Если он оставался дома, она испытывала блаженство. Если он уходил на свидание с какой-нибудь ужасной девушкой, она грустила.
      Периодически, когда он отвозил свою подружку домой, он брал с собой Поппи. Она отчетливо помнила случай, когда они везли крупную девушку по имени Мэй на ферму. Льюис проводил Мэй до двери и поцеловал её. Шел дождь. Поппи ужасно захотелось поскорее вырасти, чтобы Льюис смог жениться на ней.
      Они шутили на эту тему. "Не волнуйся, Поппи, - говорил Льюис, - я подожду, когда ты подрастешь." Это продолжалось в течение шести лет.
      Поппи не приходило в голову, что Льюис может уехать. Он был центром её мира. Единственным человеком, дарившим ей радость. Песней, постоянно звучавшей в её ушах, смыслом её существования.
      Да, невероятное произошло. Однажды, после её двенадцатого дня рождения, Льюис сообщил, что он получил лучшую работу в другой компании, в шахтерском городке. Он возглавит большую бухгалтерию. Казалось, он радовался. Поппи не могла поверить в это. Она надеялась, что он возьмет её с собой. Льюис засмеялся и сказал, что это, конечно, невозможно. Его арестуют за похищение ребенка. Он обещал когда-нибудь вернуться назад и жениться на ней; Поппи оставалось только ждать.
      Поппи поняла, что он шутил. Она похолодела, когда он улыбнулся, продемонстрировав безупречные белые зубы. В его карих глазах играло веселье. О да, она наконец узнала, кто такой Льюис. Он был обыкновенным человеком. Просто он любил детей, и все. Он просто был талантливым, очаровательным и невероятно красивым.
      Она стояла на тротуаре и смотрела, как он укладывает в багажник машины чемодан, сажает Дружка на переднее сиденье и ставит коробку с книгами на пол. Он помахал рукой тете и Поппи и, улыбаясь, отъехал. Он просто исчез, и с этим ничего нельзя было поделать. Климат изменился. Зимы стали ужасно холодными, летом было нестерпимо жарко. Раньше она этого не замечала.
      Она научилась и разучилась любить благодаря Льюису Дэвису. Она узнала, что любовь можно подарить и забрать назад. Какой простой закон! С другой стороны, любовь, которую не дали, нельзя забрать.
      * * *
      На протяжении нескольких лет случайных романов Поппи всегда казался смешным процесс раздевания в присутствии чужого человека. В её отношениях с мужчинами было много других печальных, глупых или банальных моментов. Достаточно вспомнить о скучных, одинаковых фразах, произносимых мужчинами перед близостью, их тактике в танцзалах и такси, щипках на лестницах или в коридорах поездов, прощальных словах типа "Надеюсь, мы останемся друзьями". Да, она могла думать об этих вещах и многих других, но все раздевание казалось самым комичным действием.
      Конечно, она никого не любила, даже Харри, хотя он нравился ей достаточно сильно. И она следила все эти годы за тем, чтобы он получал за свои деньги все предусмотренное их соглашением. Поскольку она никогда не любила мужчин, которые у неё были, она могла всегда видеть забавные стороны каждого романа - его зарождение, короткую жизнь и быстрое угасание. Наблюдая за этим, она всегда мысленно возвращалась к моменту раздевания двух чужих людей.
      Сегодня, с Риком, все происходило совсем иначе. Когда он стал раздеваться, это выглядело естественно. Она подумала о том, что никогда ещё не видела такого красивого мужчину. Без одежды он выглядел великолепно. Сама она разделась без труда: ей было достаточно расстегнуть молнию на спине длинного белого платья и снять маленькие трусики. Она легла на ковер; её загорелая кожа поблескивала, шея была изогнута, ключицы живописно выступали. Позировать было для неё привычным занятием.
      Внезапно она ощутила приятную тяжесть Рика, шелковистость его кожи; лицо мужчины находилось так близко от её собственного, что она почти не видела его. Она коснулась рукой (этот жест был непривычным, незапланированным) его глаз, бровей, шеи, ушей, губ и нашла все восхитительным. Страсть Рика одерживала верх над техникой, отшлифованной с сотней женщин, которых он не любил; Поппи испытала чувство, все эти годы вызывавшее у неё насмешку - желание, рождавшееся в нижней части живота, стремление сблизиться с другим существом, поток физической щедрости. За каждый поцелуй, который в прошлом она дарила от скуки, тщеславия или равнодушия, Поппи расплачивалась сейчас настоящим, истинным поцелуем. Ее душа очищалась.
      Прежде, получая физическое удовлетворение, она оставалась холодной, отстраненной. Взять, к примеру, её последнюю связь с Рафтоном. Последний раз она спала с ним в Новой Англии, в необычной викторианской гостинице, где слегка пахло рыбой и чучелами оленей. Харри, Рафтон и Поппи отправились вместе на озеро поплавать и поснимать. Рафтон сказал, что ему наскучил город. Рафтон всегда скучал. Он принимал свое благополучие как должное, получая доход от техасских нефтяных скважин.
      Когда они прибыли втроем в отель, начался дождь.
      Харри тем не менее решил поснимать; он сказал, что дождь, вероятно, скоро прекратится; он хотел поэкспериментировать с новой пленкой. Рафтон отказался идти под дождем. Он отправился вместе с Поппи в гостиничную столовую - небольшую, душную комнату, обклеенную зелеными рельефными обоями. Они заказали рыбу и "Джек Дэниэлс".
      - Почему бы мне не взять комнату на пару часов? - небрежным тоном произнес Рафтон. - Харри будет шляться Бог знает как долго. Мы должны позабавить себя, пока мы ждем его.
      - Пожалуй, это немного рискованно. Харри и так уже застукал нас однажды.
      - Моя дорогая, - протянул Рафтон, - надеюсь, тебя это не оскорбит, но Харри, похоже, не имеет ничего против.
      - Ему нравится, чтобы я проявляла осторожность.
      Рафтон немного рассердил её.
      - Нам остается либо сделать это, либо напиться.
      Он снова заказал спиртное; они занялись рыбой.
      - Но я не настроена на секс, - сказала она, задетая его небрежным отношением.
      - Ты настроишься. Тут требуется лишь небольшая концентрация. Это гораздо легче, чем, например, соблюдать диету. Или напиться. К тому же я испытываю желание, а это гораздо важнее.
      Она неохотно согласилась. Такой поступок казался ей детским. Не стоящим беспокойства. Заурядным. Она посмотрела на Рафтона, который подошел к стойке, чтобы поговорить с пожилой женщиной-администратором. Поппи нужно было позвонить в город и напомнить экономке о сегодняшнем обеде. Они ждали гостей, и Харри хотел, чтобы угощение было исключительным. Почему они отправились на прогулку в такой день? Она позвонила, постучала своими твердыми ногтями по кабинке, нахмурилась, подкрасила губы. Она вернулась к столу раньше Рафтона. Они выпили ещё по бокалу. Затем отправились по задней лестнице на третий этаж. По дороге Рафтон сказал:
      - Надеюсь, что тут не начнется пожар. Если это произойдет, мы будем выглядеть глупо.
      На лестнице пахло нежилым помещением и плесенью. Комната была с выцветшими обоями и одним окном. Возле рукомойника стоял фарфоровый кувшин; обтянутый ситцем стул казался не слишком чистым.
      Рафтон затянул шторы, и в комнате воцарился полумрак.
      - Тебе пришлось здорово позолотить ей ручку?
      - Ты не должна спрашивать.
      - О, черт.
      Оказавшись в номере, Поппи временно ослепла. Она подумала о Харри, шагающем под дождем с болтающейся на шее камерой. Вдруг он откажется от своей затеи и быстро вернется? Возмутится ли он, если снова застанет их в постели?
      Она расстегнула цепочку с бриллиантом и положила её на туалетный столик. Попросила Рафтона расстегнуть на спине её блузку. Пуговицы были маленькими и недосягаемыми. Рафтон коснулся её своими тонкими прохладными пальцами. Осторожно поцеловал Поппи в шею. Она абсолютно ничего не чувствовала.
      Она стояла, точно изящная статуя, в черных трусиках и кружевном черном бюстгальтере с небольшими подкладками. Ее зрение безжалостно восстановилось, когда она, повернувшись лицом к Рафтону, увидела на нем нижнее белье с ярким восточным рисунком. Красно-желтое. Господи. Боксерские трусы с драконами. Они выглядели пугающе и комично в этой странной спальне.
      - Они ужасны.
      - Они тебе не нравятся? Я купил их в Гонконге.
      - Это просто насмешка.
      Как только он снял их, она снова ослепла. Поппи даже обрадовалась этому. Обнаженные мужчины выглядят непристойно.
      - Послушай, - сказал Рафтон, - у нас мало времени. Однако, должен сказать, ты хорошенькая штучка.
      Его руки ощупывали её. Она бесстрастно позволяла ему делать это.
      Сегодня, с Риком, все было иначе. Поппи участвовала в происходящем. Ей совсем не хотелось быть циничной или насмешливой. Секс захватил её целиком после многолетних блужданий по эмоциональной пустыне. Он был чем-то новым, но она пришла к этому моменту с умением, приобретенным в период скуки и отчаяния. Она давно знала, как правильно действовать, а теперь наконец познала чувства.
      Она не думала о Харри, о том, какие чувства испытает он, если застанет её с Риком. Она совсем не думала о Харри. Он как бы не существовал. Она думала лишь о том, какая гладкая и теплая кожа у Рика; коснувшись носом его шеи, она ощутила тонкий запах туалетной воды "Оникс". Ей нравилось, как целуется Рик. Она была сейчас по-настоящему счастлива.
      Как непривычно наконец испытать страсть! Вкушать её, истекающую с теплой, чистой мужской кожи, когда за окном сверкает молния и бушует ветер. Как странно, что они отлично подошли друг другу: в прошлом это часто оказывалось проблемой. Мужчины имели слишком большие или слишком маленькие члены, двигались чересчур быстро или чересчур медленно, их грубость оскорбляла её слух и плоть, а утонченность казалась проявлением женственности.
      Рик все делал правильно. Его руки несли любовь, глаза (когда ей удавалось видеть их) были застенчивыми и восхищенными, голос завораживал её. Поппи опьянела от любви.
      Безликие мужские тела, которые Поппи прижимала к себе все эти годы с холодной, бесстрастной душой, и все бывшие любовницы Рика, чьи имена мгновенно испарялись из его памяти, сейчас соединили их. Холод, соприкоснувшись с холодом, породил животворное тепло. Они предавались любви дважды.
      Их глаза говорили друг другу, что за этот короткий час для них обоих все изменилось.
      "Если бы я имела Рика постоянно, - думала Поппи, возвращаясь в дом, я бы превратилась в мармелад... потеряла бы собственный характер. Все его действия казались бы мне совершенными, и я спрашивала бы себя - разве это не чудо? А если бы он совершил явную ошибку, я бы сказала - надо же, мой дорогой способен ошибаться. Господи, я бы смотрела на мир сквозь розовые очки!"
      Глава седьмая
      Харри Сигрэм стоял в дверном проеме, соединявшем его спальню со спальней Поппи. Он был в одних трусах, являвшихся шедевром изобретательности. Согласно замыслу их создателя и рекламному слогану, они прикрывали два дюйма мужского тела ниже талии. Большинство предметов его одежды были широко разрекламированной продукцией самых престижных фирм. Харри верил в рекламу - оплаченную и передаваемую устно. В конце концов она была краеугольным камнем его жизни.
      Он смотрел на Поппи, ничего не говоря. Она расстегнула на спине белое платье, аккуратно повесила его в шкаф, оставшись в одних трусиках.
      Часы показывали половину четвертого. Что ему нужно? - подумала Поппи, выбрав бледно-зеленую батистовую ночную рубашку с вышитыми у шеи розами. Она начала расчесывать волосы.
      - Вы с Риком хорошо провели время в эллинге?
      - Примерно так же, как ты с Лайлой в студии.
      - Мы говорили о делах. Это была деловая беседа.
      - Я тоже занималась делом. Исполняла роль хозяйки.
      - Ты выглядишь слегка захмелевшей.
      - Ты хочешь сказать - пьяной?
      - Если ты предпочитаешь это слово - да.
      - Я просто устала, вот и все. Возможно, я немного перебрала виски. Беседовать с Риком для меня - новый опыт.
      - Я уверен, все было новым опытом.
      - Не знаю, что ты имеешь в виду, но звучит это весьма зловеще.
      Она нечетко выговорила последнее слово. Неудачная фраза, решила Поппи.
      Почему Харри, казалось, никогда не нуждается в сне? Почему он носится весь день, как маньяк, и потом довольствуется четырьмя часами сна? Почему? Она обессилела. Сейчас ей было трудно даже думать о Рике, о том, что случилось и могло произойти в будущем. А Харри хотелось поиграть в словесные игры.
      - Я вовсе не возражаю против твоих периодических развлечений, Поппи, - сказал он. - Это - часть нашего соглашения. Я знаю, что не купил тебя. Не владею тобой.
      - Правильно. Ты не владеешь мной. Тогда чем ты недоволен? Что страшного в том, что я провела пару часов в эллинге с Риком Сильвестером? Это заурядное событие. Просто часть типичного летнего уик-энда у Сигрэмов.
      Лицо Харри стало лукавым. Ему действительно стоит улыбаться, подумала Поппи, тогда он выглядит гораздо привлекательнее.
      - И какое впечатление произвел на тебя твой новый Казанова?
      - Он удивительно скромен. И я не стала бы описывать его таким именем. Мы говорили о нашем детстве. О подобных вещах.
      Он когда-нибудь уйдет?
      - Я устала, Харри. Если не возражаешь, я хотела бы уснуть.
      - Ты ужасно глупа.
      Поппи не поняла, чем вызвана сейчас эта реплика Харри.
      - Ты можешь поговорить об этом утром?
      Он помолчал, обдумывая свой следующий ход; Поппи затосковала по прежней свободе, которой она пользовалась, живя в убогой квартирке. В те дни она делала только то, что хотела. Она, как ребенок, часто засыпала, если ей было скучно.
      После заключения этого брачного договора Поппи приходилось считаться с его условиями и желаниями Харри. Соболя или сон? "Феррари" или свобода? Она добросовестно выполняла свои обязательства. Для неё было вопросом чести оставаться порядочной в любой по существу безнравственной сделке.
      - Как ты пообщался с Лайлой? - спросила она, забираясь в постель между простынями с цветочками и думая о том, что если она сменит тему, он, возможно, уйдет.
      - Лайла ест из моих рук.
      В другой, менее напряженный момент, эта картинка могла её позабавить. Сейчас Поппи тяжело вздохнула и закрыла глаза. Когда она снова открыла их, Харри по-прежнему находился здесь.
      - Завтра я отправлюсь, как планировал, на пикник с Лайлой. Я увлечен моим проектом. Принцесса сказала мне: "Ты должен издать книгу, Харри, чтобы люди могли хранить твои фотографии и смотреть их снова. Такой талант не должен пропадать в журналах! Все первоклассные фотографы, дорогой, имеют большие, роскошные книги." И я был вынужден согласиться с ней.
      - Это хорошая идея, - сказала Поппи.
      - Она произвела на Лайлу впечатление.
      Поппи постаралась выглядеть, как засыпающий человек. Болтать о книге Харри было ещё утомительнее, чем слушать, как он жалуется на её поведение. Все эти страшные, похожие на привидения модели выглядеть так, словно их следует поместить в коробку с надписью "Хрупкое изделие". А ещё были другие снимки. Сомнительные. Словно прочитав её мысли (эта способность Харри всегда казалась пугающей), он произнес:
      - У меня есть великолепная фотография. Ты и Рафтон. Помнишь?
      - Ты её не опубликуешь.
      - Возможно, опубликую. Там великолепные изгибы и формы. Очень современные. Мораль богатых в американской провинции.
      Он мог говорить серьезно. Тошнотворный страх подкрался от её живота к горлу. Прежде она не стала бы переживать из-за этой фотографии. Но после близости с Риком она стала смущаться собственной наготы и компрометирующей ситуации. Ее лицо было неузнаваемым, но Рафтон знал об этом снимке и мог сказать людям, кто там изображен. И Харри тоже. Безобидная шалость. С Харри ни в чем нельзя быть уверенным.
      - Я назову эту работу "Любовники у залива", - сказал Харри. Помнишь, я обнаружил вас возле залива Элджин. Пошел дождь. Или это было в другой день. Мое появление оказалось счастливой случайностью. Ты с Рафтоном. Еще несколько минут, и я бы упустил потрясающий кадр. Как много в жизни зависит от времени!
      Нет ничего более отвратительного, чем пара равнодушных друг к другу любовников во время совокупления. Удовлетворение плоти, абсолютно не затрагивающее душу. Хуже, чем у животных, которые, конечно, не испытывают после совокупления ни укоров совести, ни сожаления, ни чувства гадливости. На их телах не выступает пот, они не пользуются полотенцами, чтобы сберечь простыни от пятен, не теряют привлекательности, когда возбуждение пропадает. Только чувства, любовь и страсть способны сделать красивым весь половой акт до момента достойного разъединения. Люди тут значительно проигрывали.
      Она и Рафтон, думавшие о чем угодно, только не друг о друге, служили иллюстрацией её мыслей.
      Харри прервал их:
      - Тот маленький "минокс" - чудесная камера. Он позволяет делать при любом освещении великолепные снимки - выразительные, реалистичные. И все же я часто удивляюсь тому, что люди могут заниматься этим в спешке.
      - Ты способен нажить себе массу врагов своими застольными репликами.
      - А, значит, Рик тебе понравился?
      - О, Харри. Да, он мне понравился. Что на тебя нашло? Ты никогда не волнуешься по такому поводу... Мы с Риком просто беседовали. Но даже если бы мы... Ты не возмущался по поводу Рафтона.
      - Рафтон - это несерьезно.
      - Все равно - мы просто разговаривали.
      - Рик - коллекционер женщин. Мне бы не хотелось утомлять тебя перечнем его побед, о которых я слышал в барах и во время обедов. Ему следует быть более осторожным. Тем более что он собирается заняться политикой. Как только он совершит нечто примечательное... способное выделить его из толпы, привлечь к нему внимание... например, опубликует книгу. Этого уже достаточно. Солидное исследование по психологии. Мы любим, чтобы люди входили в политику уже популярными. Это экономит время. Синдром кинозвезд.
      Поппи показалось, что её ударили по лицу. Почему Рик не поделился с ней своими политическими планами? Ей казалось, что они так близки, что их духовная близость совершенно взаимна, что он абсолютно откровенен с ней. Он говорил о книге как об интеллектуальном замысле. Даже как о потребности сердца. Помощь самому себе - так он охарактеризовал её. Вот уж действительно помощь самому себе.
      - Рик, как тебе известно, не имеет личного состояния, - безжалостно продолжил Харри. - Он родился в весьма бедной семье. Его отец был священником. (Как Харри удавалось знать все обо всех? Будь он проклят.) Любой крупный скандал может навредить его профессиональной карьере и отнять все шансы на успех в политике. Возможно, влиятельный, крепко стоящий на ногах политик может позволить себе некоторые шалости, но подобные вещи опасны для новичка. Избиратели не простят ему публичного скандала.
      Можно было не сомневаться в том, что Харри отлично осведомлен о финансовом положении Рика. Он всегда располагал подобной информацией о людях. И об их интимных связях. Она имела возможность несколько раз познакомиться с экстравагантными вкусами Рика. Однажды во время коктейля в пентхаусе Сильвестеров Рик показал ей кресло, обитое парчой стоимостью триста пятьдесят долларов за ярд. Конечно, он сам не стал бы сообщать ей цену, но ткань доставили вместе с альбомом, где были фотографии антикварных изделий, поставляемых итальянской фирмой "Лизио". Поппи подумала, что это уже чересчур.
      - Он затратил на свою квартиру колоссальную сумму. Ты знаешь, где она расположена. У него есть огромный сад на крыше. Один из самых больших, какие я видел. Также он имеет загородный дом, хотя Морин редко там бывает. По-моему, он устроил там то, что называется "любовным гнездышком".
      - Меня не интересуют деньги Рика.
      Она ощутила в душе холод и разочарование. Она казалась себе человеком, впервые вышедшим под солнечные лучи без достаточной защиты. Она открылась перед Риком, и солнце сначала согрело её. Но на самом деле его лучи несли стужу.
      - Я хочу объяснить тебе, Поппи, что я могу терпеть некоторые вещи, но не все. Не увлекайся Риком. Я считаю, что наш знаменитый договор этого не допускает.
      Ей пришло в голову, что Харри, возможно, сумасшедший. Почему он решил, что Рик представляет такую опасность? Это было непостижимо.
      - Иногда, - спокойно произнес Харри, закрыв дверь и шагнув к её кровати, - мне кажется, что если бы ты оказалась вынужденной снова работать, это послужило бы тебе хорошим уроком. Я бы хотел посмотреть, как ты будешь жить на деньги, которые способна заработать. Твоего недельного гонорара не хватит на ремонт "феррари".
      Поппи захотелось, чтобы он получил контракт на съемку королевы и сжег все предохранители в Букингемском дворце. Эта мысль мигом улетучилась; Поппи поняла, что хочет сказать Харри. В её голове произошло трупное окоченение. Поппи потеряла способность думать.
      - Я бы хотел немного развлечься.
      - Тебе не удалось соблазнить Лайлу?
      - Моя студия - неподходящее место для этого.
      - Я устала.
      - Просто расслабься, дорогая, и через минуту все закончится.
      Ей показалось, что она сейчас рассмеется.
      - Не будь гадким.
      - Гадким? Вряд ли я бываю гадким. Грубым - возможно. Нервным. Но не гадким.
      - О, Харри, это действительно необходимо?
      - Ты, конечно, не возражаешь? Я подумал, что, проведя вечер с Риком и не получив удовлетворения, ты могла остаться возбужденной.
      Она не ответила на это. Последние слова Харри, которые она услышала, прежде чем мысленно отключилась, были следующими:
      - А теперь вспомни о воровской чести.
      Гроза переместилась на юг, к концу озера; в патио было влажно и прохладно. Ниже каменной стены по черной воде гуляли упрямые маленькие волны. По ночному небу плыли, заслоняя собой звезды, темные клочья облаков. Раскаты грома стихли; партитура требовала шелеста листвы, шуршания мышей среди ив и плеска воды у берега.