Очень скоро снегу намело столько, что они увязали в нем по колено. Изолт приказала солдатам привязаться друг к другу, поскольку не видно было ничего, кроме белого летящего снега и время от времени одиноко стоящего черного дерева, бешено раскачивающегося на ветру. Склон круто пошел вверх. Люди падали и беспомощно соскальзывали, но их снова поднимали на ноги. Повсюду вокруг вздымались скалистые стены, а в длинных обледенелых ущельях свистел ветер. Им приходилось вырубать ступени топорами и вбивать в них клинья, чтобы привязать к ним веревки. Они поднимались все выше и выше, и ульцы с натугой тащили тяжелые сани, каким-то непостижимым образом находя на скользком льду опору для своих широких плоских копыт.

Внезапно Хан'гарад, возглавлявший шествие, крикнул идущим за ним:

— Я над вьюгой! Ты была права, Изолт, я вижу голубое небо.

Воспрянув духом, солдаты принялись карабкаться по крутой тропке, один за другим выбираясь на выступ горы. Под ними волновалось бескрайнее море белых облаков. Повсюду вокруг торчали зазубренные пики, точно выгравированные на кристально чистом небе. Девственно чистая снежная гладь, не запятнанная ни единым следом, ниспадала к их ногам величественными складками, утопавшими в густой индиговой тени. Изолт вздохнула полной грудью, чувствуя, как последний призрак ее сна отступил перед лицом этой суровой красоты.

Мак-Синн восхищенно ахнул. Изолт показала на гору, возвышавшуюся прямо перед ними, с обеих сторон которой виднелись отвесные снежные утесы.

— Это последняя гора, — сказала она. — Когда вы перейдете ту вершину, милорд, то очутитесь в Карриге. Видите вон ту тропу? Мы, Хан'кобаны, зовем ее Мостом В Неизвестное. Он служит границей земли Белых Богов.

Услышав ее слова, измотанные солдаты разразились хриплыми криками радости. Хан'гарад в ярости накинулся на них.

— Тише! Вы что, не видите, как снег нависает над нами? Лавину вызвать хотите?

Они мгновенно помрачнели, глядя на отвесные белые утесы с благоговейным трепетом.

— Я понимаю, вам всем не терпится поскорее оставить мою родину позади, — сказал Хан'гарад с еле заметной искрой иронии в голосе. — Но все-таки, пожалуйста, будьте очень осторожны. Постарайтесь не шуметь, ибо если вы приведете снег в движение, вся его масса обрушится прямо на нас.

Они закивали и знаком попросили Шрамолицего Воина показывать дорогу. Они с Изолт немного постояли в молчании, глядя на длинную процессию, вьющуюся по склону.

— Как только мы перейдем Мост В Неизвестное, твое обещание показать Мак-Синну дорогу в Карриг будет выполнено, — наконец нарушил тишину Хан'гарад. — Что ты будешь делать тогда, Хан'дерин, дочь моя?

Изолт ничего не ответила. Она понимала, о чем он. Хан'гарад лучше чем кто бы то ни было знал, что означало нарушение ее гиса перед Лахланом.

Прошло много времени, прежде чем она повернула к нему отчаянное лицо и сказала:

— Не знаю. Не знаю!

Он отрывисто кивнул.

— Понятно. Что ж, через несколько часов мы перейдем Мост в Неизвестное. Возможно, тогда ты уже будешь знать свой путь.

Изолт печально кивнула. Он снял со спины салазки, привязал их к башмакам и понеся по снегу к последнему спуску, стремительный и грациозный, точно птица. Изолт смотрела, раздираемая тоской и горем. Он был ее домом, этот мир белого снега и черных теней, этот мир ледяной чистоты, ледяных крайностей. Все, что ей оставалось, это отказаться покинуть эти края, попрощаться с Мак-Синном на пороге его страны и вернуться к своему народу. Она выполнит свое последнее обещание Лахлану и будет свободна.

Слезы жгли ей глаза. Несмотря на все свои старания, она так и не смогла избавиться от всех обрывков сна. Изолт видела Лахлана и Изабо, слившихся в объятии, жаждущих друг друга. Она слышала, как Лахлан звал Изабо к себе в постель. Она твердила себе, что этот сон был всего лишь порождением ее ума, выходом для спрятанных на самом дне ее души ревности и страха. Ведь Лахлан первой встретил именно Изабо, ее сестру, походившую на нее, как ее собственное отражение в зеркале. Он встретил Изабо первой, и кто может поручиться, что он не влюбился тогда именно в нее? Конечно, Лахлан не сказал этого, но подразумевал это. Даже Дункан Железный Кулак видел это, а он был всего лишь грубым солдатом, ничего не понимавшим в сердечных делах.

И Изолт уехала прочь, покинув Лахлана, а вся взаимная злость и обида так и остались стоять между ними. Она оставила его с Изабо, своей сестрой, которая многие месяцы сопровождала его в пути, с лицом, как две капли воды похожим на лицо Изолт, с телом, как две капли воды похожим на тело Изолт, и с точно таким же прямым и бесстрашным взглядом, как у Изолт. Лахлан назвал Изабо самой прекрасной и очаровательной девушкой, которую когда-либо видел. Он сказал, что пытался ненавидеть ее, потому что иначе ему оставалось бы лишь любить ее.

И хотя Изолт без колебаний доверила бы Изабо свою жизнь, а Лахлану еще и большее, этот сон грыз ее, точно жук-древоточец мягкую сердцевину дерева. Ее мысли крутились по одним и тем же колеям, она твердила себе, что Лахлан любил ее и только ее одну, что Изабо недостаточно было выглядеть как она, Изабо не была ей, она твердила себе, что это всего лишь сон, глупый сон. Последний Шрамолицый Воин прошел мимо нее, и Изолт пошла вслед за ними, не чувствуя ни сгущения синих теней, ни бешено усилившегося ветра, слишком поглощенная собственными смятенными мыслями.

Она взбиралась по склону, не замечая, что осталась далеко позади всех, не замечая, что облака ползут за ней по пятам. Солнце скрылось за вершиной, и его свет померк. На ущелье опустилась тьма, окутав крошечную фигурку, одиноко бредущую по крутому заснеженному склону. Пророкотал гром, сначала негромко, вкрадчиво, потом еще раз, громче, настойчивее.

Очнувшись, Изолт подняла глаза. Она мгновенно поняла, что осталась далеко позади. Зашедшее солнце оставило после себя странные лиловатые сумерки, тяжело опустившиеся на долину. Изолт прибавила шагу. И снова раздался этот негромкий и зловещий рокот грома. Он раскатился по всему ущелью. Внезапно сверкнула мертвенно-бледная молния. У Изолт сжалось сердце. Снег под ее ногами задрожал. Послышался странный приглушенный рокот, который становился все громче и громче, пока не стал таким оглушительным, что уже перекрывал гром. Она подняла глаза и увидела снежный склон, нависающий над ней, точно чудовищный вал. Земля у нее под ногами затряслась и содрогнулась. Изолт швырнуло наземь. Задохнувшись, она кое-как поднялась на ноги и взвилась в воздух. Но в тот день она уже летала, к тому же еще поднималась на гору и боролась со своим ночным кошмаром. У нее не осталось сил взлететь над лавиной. С оглушительным грохотом, как будто Белые Боги со всех сил ударили по барабану, гора обрушилась на нее, унеся в ревущую тьму.

Оставив Дайда в темноте присматривать за спящим Лахланом, Изабо вернулась в свою кровать, но ей по-прежнему не спалось. Как бы она ни старалась освободить свой разум, в голове у нее крутились все те же мысли. Наконец, в предрассветной прохладе, она встала, расправила сбившиеся простыни и закончила собираться. Когда замок ожил, она спустилась вниз и сделала себе горячего чаю, который помог ей согреться и немного прийти в себя, потом отнесла завтрак Мегэн. Старая колдунья ахнула, увидев круги у нее под глазами.

— Так и не спала? — спросила она. — Глупая девчонка, ведь это твоя последняя ночь в настоящей постели за следующие несколько недель! Что не давало тебе заснуть?

Изабо пожала плечами.

— Кто его знает? — отозвалась она.

Старая колдунья оглядела ее лицо проницательным взглядом, но ничего не сказала, и Изабо занялась сбором ее вещей и вместе с Джоанной Милосердной устроила ревизию запасов лекарств.

Дайд и Лахлану уже были во внешнем дворике, усаживаясь на своих скакунов, готовые ехать через город. У обоих был бледный и усталый вид, а Ри явно страдал от головной боли и скверного настроения. Изабо нырнула обратно в коридор, прежде чем они успели увидеть ее, и сердце у нее тревожно екнуло. Хотя она понимала, что в конце концов ей все-таки придется встретиться с ними, она все же обнаружила, что совершенно не готова выйти и разговаривать с ними так, будто ничего не случилось. Изабо подождала, когда Синие Стражи выехали по длинному туннелю, и только потом вышла сама. Во дворе царили такая суета и шум, что Изабо поскорее забралась в карету и уткнулась в книгу в надежде, что никто не заговорит с ней до тех пор, пока она вновь не обретет самообладание.

Рядом с ней скакал Бран, позвякивая нанизанной на нитку коллекцией ложек и колец, висевшей у него на шее. Он снял свой бархатный зеленый камзол и переоделся в ту же грубую одежду, что и остальные солдаты в армии Ри, закутавшись в один из серых плащей, которые и дали войску Ри его прозвище. Во все плащи было вплетено заклинание маскировки, поэтому заметить того, кто носил его, ползущего в длинной траве или скрывающегося за камнями, было очень трудно.

Клюрикон наблюдал за Изабо блестящими карими глазами, шевеля ушками.

— Хотя и с множеством лиц, она не откроет секрет, — сказал он. — Секрет откроет та, у которой два лица. Секреты ее лиц откроются тебе, и ты услышишь их глазами, когда будешь смотреть.

— Ну что еще?

Ухмыляясь, клюрикон повторил свои слова, прикоснувшись к ее книге волосатой лапкой. Изабо тупо смотрела на него некоторое время, прежде чем сообразила, что он имел в виду.

— А, это загадка, — сказала она. — Ясно, ты говорил о моей книге. Та, у которой два лица — это открытая страница, а секреты ее лиц — это слова. Это очень остроумно, Бран, я ни разу такого не слышала.

Она попыталась подавить чувство вины, уколовшее ее при его словах, зная, что клюрикон обожает загадки и головоломки. Он не хотел сказать, что знает ее преступный секрет или считает ее двуличной. Это была всего лишь загадка.

Изабо решительно вернулась к своей книге, но в карету уже карабкались ребятишки, с визгом и хохотом выхватившие книгу у нее из рук. Потом Гвилим подсадил Мегэн, и Изабо принялась помогать старой колдунье устроиться. Усевшись обратно на свое место, она почувствовала на себе любопытный взгляд клюрикона и слегка покраснела. На его позвякивающем ожерелье блеснуло солнце, и Изабо быстро склонилась к нему.

— Бран, где ты взял эту ложечку? Я ее раньше не видела.

Клюрикон прикрыл все собрание блестящей дребедени косматой лапкой.

— Нигде, — сказал он виновато.

— Бран, дай-ка посмотреть.

Клюрикон неохотно убрал лапку, и Изабо оглядела безделушки, свисающие у него с цепи. Там были серебряные ключи, колокольчики и пуговицы, серебряная монета с пробитой в ней дырочкой и две небольших ложечки. Все это было начищено до яркого блеска. Ручку одной из ложек украшал герб, который она сразу же узнала — меч в закованной в латную перчатку руке.

— Бран, воришка маленький! Это ложечка Мак-Хильдов.

— Но она такая восхитительно красивая, — пролепетал Бран. — Я никогда не видел другой такой же ложки! Она такая маленькая, и я подумал, что никто не станет возражать.

— Значит, теперь ты таскаешь ложки! — рассердилась Изабо. Она выглянула из окошка кареты. Эльфрида стояла в объятиях Айена, уткнувшись лицом ему в плечо. Его каштановая голова была склонена над ее белокурой, и он горячо говорил что-то. Нил цеплялся за отцовскую ногу. Лицо у него сморщилось от усилий сдержать слезы.

— Эльф! — крикнула Изабо. — Эльфрида подняла залитое слезами лицо и подошла поближе, одной рукой держа за руку Айена, а другой вытирая заплаканные глаза.

— Прости, что отрываю тебя, Эльф, но… я когда-нибудь предупреждала тебя, что когда у тебя в гостях клюрикон, надо пересчитывать ложки? — Изабо сокрушенно протянула ей ложечку.

Бран бросил на Эльфриду быстрый взгляд и тут же снова спрятал лицо.

— Я нашел ее в саду, всю в земле. Я не думал, что кто-нибудь ее хватится. Я чистил ее песком, пока она снова не заблестела. — Он устремил на Эльфриду полный надежды взгляд.

— Ложка Мак-Хильдов! — воскликнула Эльфрида. — Интересно, сколько времени она лежала в земле? Должно быть, многие годы. Бьюсь об заклад, Филде ни за что не воспользовалась бы ложкой с гербом Мак-Хильдов. Ведь она всего лишь из серебра, а не из золота. — В ее голосе прозвучал горький сарказм. Она повертела ее в пальцах, поколебалась, потом вернула ее клюрикону. — Можешь оставить ее себе, Бран.

Клюрикон счастливо улыбнулся и повесил ложку обратно на свою цепь.

— Я рада, что мне представилась возможность попрощаться, — сказала Эльфрида. — Спасибо тебе за помощь и поддержку, Бо. Не знаю, как бы я справилась без тебя.

— Не за что, — с улыбкой отозвалась Изабо. Они тепло расцеловались, потом Эльфрида заглянула в окошко, чтобы попрощаться с ребятишками.

— Вы непременно должны еще раз навестить моего Кукушонка, — сказала она.

— К зиме мы разобьем фэйргов, — уверенно пообещал Доннкан. — Тогда мы вернемся и все вместе отпразднуем здесь мой день рождения.

— Это было бы замечательно, — ответила Эльфрида. — Я знаю, что Кукушонку очень понравился его день рождения в Лукерсирее.

— Мне подарили пони, — важно сказал Нил.

— Что ж, если Доннкан вернется в Брайд к своему дню рождения, нам придется придумать для него что-нибудь такое же интересное, — сказала Эльфрида с улыбкой, хотя ее глаза так и остались печальными.

— Береги себя, Эльфрида, — сказала Мегэн. — Да будет с тобой Эйя!

— И с вами, — ответила Эльфрида срывающимся голосом и отступила в сторону. Возница щелкнул хлыстом, и карета, дернувшись, тронулась с места, загрохотав по булыжникам мостовой.

И снова дорога через город заняла у них долгое время, поскольку улицы были переполнены провожающими. Из окон выглядывали улыбающиеся и машущие руками ребятишки. Многие узнавали в золотокрылом мальчике маленького наследника престола и весело приветствовали его. Бронвин уже привыкла носить платья с высоким воротом и длинными рукавами, так что ее жабры и плавники были не видны, и больше никто не мог узнать в ней фэйргийку. Ей тоже махали руками и бросали цветы, и она смеялась и махала в ответ. Карета уже с грохотом выехала из городских ворот, когда лицо Бронвин внезапно побелела, и она спряталась в карете.

— Что случилось, милая? — спросила Изабо.

— Ничего, — пролепетала Бронвин, вжавшись в подушки.

Изабо подалась вперед, чтобы посмотреть, что это так напугало девочку. Внезапно у нее перехватило дыхание. Перед всей толпой стояла Майя, глядя прямо в глаза Изабо. На ней было простое серое платье и черная шаль, низко надвинутая на лоб.

— Сегодня вечером, — проговорила она одними губами. — Встретимся сегодня вечером, на берегу.

Она отступила обратно в толпу и исчезла. Изабо упала в подушки, потрясенная и испуганная. Но никто ничего не заметил. Мегэн дремала с Гита, свернувшимся клубочком у нее на коленях; Доннкан с близнецами все еще высовывались из другого окна, размахивая руками и смеясь; болотница Мора пришивала заплату на штанишки Оуэна. Бронвин играла с пуговицей на рукаве платья. Почувствовав на себе взгляд Изабо, она подняла голову, потом отвела глаза, густо покраснев. Изабо почти поверила, что ей привиделись лицо Майи, ее серебристый взгляд. Но она знала, что все это произошло наяву.

Поэтому сейчас Изабо пробиралась по лагерю к побережью, озабоченно сведя к переносице тонкие рыжие брови. Сумерки уже окутывали бухту теплой фиолетовой мглой, и солдаты устраивались на ночь. Лагерь занимал большую часть долины рядами горящих костров и невысоких серых палаток. На фоне темнеющего леса возвышался лес мачт кораблей королевского флота, стоящих на якоре у берега широкой бухты. На следующий день армии предстояло отправиться по морю в Карриг, но пока солдаты наслаждались последней ночью на суше. Выкатили несколько бочонков с виски и разделили их между солдатами, а над кострами жарилась свежая баранина — вечером закололи стадо овец. От сладковатого запаха подгорелого мяса Изабо тошнило.

От одного круга солдат донесся взрыв смеха, и Изабо бросила на них взгляд, прежде чем продолжить свой путь. Ей пришлось использовать все хитрости, которым ее когда-либо учили, чтобы пройти через этот шумный и людный лагерь незамеченной. Но Изабо учила сама Мегэн повелительница зверей, поэтому она была бесшумной и незаметной, точно тень.

Где-то кто-то играл на гитаре и пел, а грубые голоса подтягивали сентиментальную мелодию. За лагерем лес подходил к самому склону холма, и в сумерках листва казалась совсем черной. В своем темно-зеленом платье, с покрытыми темной шалью рыжими волосами, Изабо бесшумно проскользнула сквозь ряды часовых и растворилась в сумраке.

На побережье еще догорали последние лучи солнца. Волны набегали на берег, оставляя на песке белое кружево пены. Лагерь надежно скрывали из виду низкие песчаные дюны, заросшие колышущейся на ветру серебристой травой. Буба принялась носиться туда-сюда, ловя кузнечиков. Уже почти совсем стемнело.

Изабо пошла вдоль края воды, увязая босыми ногами во влажном песке и прислушиваясь, не раздадутся ли чьи-нибудь чужие шаги, скрип песка или шелест травы. Все было тихо. Несмотря на безмятежный покой побережья, Изабо была напряженной и расстроенной. Ее мучили дурные предчувствия. Почему фэйргийка пошла на такой огромный риск? Неужели она пришла за Бронвин? Что будет с Изабо, если ее застигнут за разговором с ней? Изабо чувствовала, что близится что-то ужасное.

За спиной у нее послышался легкий шорох. Она обернулась. Из глубокой тени в расселине между дюнами отделилась еще одна тень. Это была Майя.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала Изабо. — Как ты можешь так рисковать?

— Я пришла предупредить тебя, — тихо сказала Майя. — Ее хрипловатый голос, как обычно, был полон очарования. Она подвинулась ближе к Изабо, и ее лицо в тусклом фиолетовом свете было очень бледным.

— Предупредить меня? О чем?

Майя заколебалась.

— Жрицы Йора готовят для вас ловушку. Они знают, что вы собираетесь ударить по ним в ответ на нападение на Риссмадилл. Я не знаю всего, что они затевают, но они привлекли грозные силы. У них появилась новая помощница, полукровка, как и я. Она владеет силами как людей, так и фэйргов. Я знала ее еще ребенком. Ее мать похитили во время набега на Шантан. Она была какой-то ведьмой…

— Наверное, погодной ведьмой, если она была из Шантана, — предположила Изабо.

— Не знаю. Может, и так. Но эта девушка должна обладать воистину огромной силой. Она умудрилась выжить. — В голосе Майи прозвучала ирония. — Нила говорит…

— Нила?

— Мой брат. По отцу, разумеется. Он поймал меня, когда я плыла вдоль берега, и рассказал мне все это, а потом отпустил. Я не знаю, почему. Он или очень мужественный, или очень глупый, раз осмелился навлечь на себя гнев нашего отца.

— Возможно, это просто часть ловушки.

— Вряд ли. Он ненавидит нашего отца так же сильно, как и я, могу поклясться в этом. Кроме того, он не знал, что я пойду и расскажу об этом тебе. Он сказал мне об этом, чтобы я могла бежать и спастись.

— Что он тебе рассказал? — Изабо побледнела. Дурное предчувствие давило на нее, пригибало к земле, точно гигантская рука.

— Что жрицы Йора собираются поднять приливную волну и затопить сушу, используя магию кометы, как сделала я, когда была зачата Бронвин. Они смогут сделать это, Рыжая. Они воззвали к силам Кани. Она — мать всех богов, богиня огня и земли. Это Кани вызывает извержения вулканов и землетрясения, молнии и зловещее сияние рыбы-гадюки…

Мир вихрем закружился вокруг Изабо. Она протянула руку, но ухватиться было не за что.

— Я знаю, — выдавила она. — Я знаю…

Потом все вокруг нее утонуло в ревущей мгле, и мир рассыпался на куски. Она упала на колени. Очень тихо, как откуда-то издалека, до нее донесся крик Майи:

— Рыжая, что с тобой? Что с тобой?

— Изолт… — сказала она. — Изолт!

Она почувствовала, как боль сотней кинжалов пронзает все ее тело, почувствовала смертельный холод. Изолт! Она взмыла над берегом. Сверху она видела, как темная фигура Майи склоняется над ее собственной, ничком лежащей на белом песке. Потом ее дух развернулся и полетел. Изолт…

Она летела над темной холмистой местностью, легко, точно орел. Она видела спутанные клубки речушек, отливающих зеленью и синевой Там и сям, точно стаи светляков, виднелись скопления огней городов и деревень — огоньки человеческих душ, а не фонарей. Пролетая мимо она ощутила, как по ней пробегает дрожь их жизней — горе и счастье, надежда и отчаяние, их маленькие радости и неприятности. Над ней кружились и пели звезды, и их музыка звучала, как неумолимый посмертный реквием. Она парила между ними, чувствуя, как они искушают ее. Изолт…

Под ней пейзаж поднимался и падал, складываясь в острые пики и глубокие ущелья. Изабо поняла, что начинает слабеть. Впервые за все время она испуганно оглянулась назад. За ней тянулось ее астральное тело, призрачное, точно дымок от погасшей свечи. От ее сердца отходила длинная нить, серебристая и тонкая, как паутина. Она тянулась за ней, слабо пульсируя, и казалось, будто она вот-вот оборвется.

Изабо полетела дальше. Внизу расстилались сияющие ледяные глади. Изабо уже приходилось бороться. Ветер то бросал ее вверх, то тянул вниз. Музыка грохотала в ее ушах. Изолт, позвала она. Изолт…

Она увидела под собой огромную массу снега и камней. Очень слабо и далеко она ощущала сердцебиение сестры, чувствовала огромную массу холода и горя, неумолимо увлекающую ее к смерти. Не спи! — крикнула она. Я здесь.

Потом до нее донеслось дремотное и неуверенное: Изабо?

Изабо полетела вниз, к этой мешанине каменного крошева и снега. Она видела огни, мечущиеся вокруг. Люди искали, раскапывали, плакали. Она чувствовал их ужас и отчаяние гораздо сильнее, чем биение сердца Изолт. Нет, воскликнула она. Не там…

Ее никто не услышал. Она была призраком, завывающим в темноте. Она была ветром — безголосым, безликим, не могущим копать без рук, не могущим предостеречь без слов. Долгие напрасные минуты она билась в их глухие невнимательные уши, потом бросилась прочь, ища, нащупывая.

Ее разум коснулся кого-то, кто был ей знаком. В отчаянии Изабо полетела вниз. Ее силы были на исходе, пуповина, привязывавшая ее к ее физическому телу, растянулась, став очень тонкой, опасно тонкой. Изабо понимала, что умрет, если она разорвется. Изабо понимала, что умрет не только она, но и Изолт тоже.

На выступе скалы, выходящем на долину, лежал снежный лев. Это было величественное создание, с огромными сильными лапами и белоснежной гривой с черной каймой. Изабо повисла перед ним, умоляя его. В гордых золотистых глаза она видела свое отражение, зыбкое и серебристое, точно блики солнечного света на воде. Она сбивчиво заговорила, протягивая к нему бесплотные руки, умоляя, упрашивая. Я спасла тебя, когда ты был еще совсем детенышем, помнишь? Ты в гисе передо мной, помоги же мне теперь…

Снежный лев встал, тряхнул своей роскошной гривой и поскакал вниз по склону. Изабо из последних сил поплыла за ним.

Почти растворившись в воздухе, она смотрела, как он несется по снегу. Ее охватила тоска. Как хорошо она помнила ту смертоносную грацию, ту уверенную силу, которую ощущала в теле снежной львицы. Как же ей хотелось бежать рядом с ним, перескакивая через скрытые под снегом камни, оставляя глубокий след в этом белоснежном снегу! Как ей хотелось быть способной откопать Изолт, при помощи своего острого нюха отыскав то место, где она лежала под толстым снежным слоем. Но она была слабой, как дымок от свечи на ветру, она рассеивалась, растворялась в воздухе.

Изолт, помощь уже идет, прошептала она. Держись…

Потом она развернулась, следуя за рассыпающейся призрачной пуповиной, в отчаянной спешке полетела обратно туда, откуда прилетела. В ее памяти всплыло предостережение ее наставницы, Матери Мудрости. Никогда не залетай слишком далеко…

Ее нес ураганный ветер, выбивая ее из сил, смешивая все чувства. Вверх, вниз, отпустил, подхватил. Где я? Где я?

Откуда-то, из неизмеримой дали, донесся голос Мегэн. Изабо, Изабо…

Она полетела на звук.

Изабо вернулась в сознание очень медленно. Сначала она услышала чьи-то сердитые голоса. Она узнала голос Мегэн, такой резкий, каким она никогда еще его не слышала, потом низкий баритон Лахлана, а потом, к своему удивлению, голос Майи, возвышенный в яростном отрицании. Изабо лежала в каком-то ступоре, удивляясь, что могло так рассердить их. Потом до нее дошла странность ситуации. Лахлан и Майя?

Она открыла глаза. Скорчившись, она лежала на боку на песке. Было темно, но поблизости стояла группа солдат с фонарями в руках, заливавшими бледный песок и темные силуэты людей колеблющимся оранжевым светом. Этот свет, казалось, пульсировал, неприятно отдаваясь у нее где-то в голове. Она перевернулась, встав на четвереньки, и ее вырвало в траву. Земля под ней качалась. Она цеплялась за нее, пытаясь понять, где находится, но песок выскальзывал у нее из-под пальцев. Потом Мегэн тяжело опустилась на колени рядом с ней, придерживая ее и спрашивая, как она себя чувствует. Изабо пришлось сконцентрироваться изо всех сил, чтобы понять значение этих звуков. Потом она выговорила дрожащим голосом:

— Через минуту. Через минуту я буду в полном порядке.

Мегэн гладила ее, утешая, точно больного ребенка. Потом тоже встал на колени рядом с ней, схватив ее за руку.

— Что она с тобой сделала? — спросил он свирепо. — Она пыталась околдовать тебя?

Изабо не поняла его слова.

— Изолт, — прошептала ее, потом ее руку внезапно пронзила нестерпимая боль, и она закричала. — Ох, Эйя, Изолт!

Лахлан выпустил ее руку.

— Изолт? — переспросил он каким-то странным голосом. — А что такое с Изолт?

Изабо беспокойно закрутила головой.

— Она ранена, ей больно. Она была на волосок от смерти. Я чувствовала, как она ускользает. Боль… холод… я должна была лететь. Я никогда еще не залетала так далеко. Я знала, что это опасно, но я должна была лететь.

— Изолт ранена? — голос Лахлана и все его поведение вмиг изменились. Он склонился вперед, грубо схватив Изабо за плечи. — Где? Что случилось? Она… она?.. Что случилось, во имя Эйя, скажи мне, скажи!

— Она жива. — Изабо поняла, что плачет. — Я не могла заставить их понять меня, этих солдат, которые разыскивали ее под снегом. Они не слышали меня. Я чувствовала, как она ускользает, там было так холодно, так холодно! Сначала это было похоже на ножи, а потом… — Она была не в состоянии продолжать, утирая слезы руками, пытаясь успокоиться.

— Но она жива? — спросила Мегэн. — Ты уверена? Ты ее чувствуешь?

— Да, я чувствую ее. Я чувствую боль, вот тут, тут и тут. — Изабо указала на ребра, на руку и на колено. — Ей накладывали шину на сломанную руку. Я чувствую это. Почему, ну почему я должна чувствовать все, что чувствует она?

— А, так ты чувствуешь все то же, что и она, да? — спросил Лахлан, приподняв бровь.

Изабо не могла взглянуть ему в глаза, тихо радуясь про себя окружавшей их темноте.

— Как ты узнала? — спросила она Мегэн. — Я ни за что не нашла бы дорогу обратно, если бы не ты.

— Твоя маленькая совушка прилетела за мной и привела меня сюда, — сказала колдунья. — К счастью, я неплохо говорю на совином языке, потому что она была в полном смятении. Она сказала, что ты говорила с кем-то на берегу моря, когда вдруг упала, а потом вылетела из себя. Она сказала мне, что ты заблудилась. Разумеется, я почти ничего не поняла, но отправилась туда, куда она вела меня, и Лахлан с Синими Стражами тоже. Тогда мы и нашли Майю.

Изабо резко села.

— Майя! — он обвела взглядом пляж и увидела бывшую банри, стоявшую с гордо поднятой головой между двумя крепкими солдатами, один из которых держал нож у ее горла. — Ох, нет! — воскликнула она.

— Разумеется, мы решили, что мерзкая фэйргийка попыталась околдовать тебя, — сердито сказал Лахлан, — хотя она и клялась, что ничего такого не делала.

— Я же сказала тебе, что ничего не сделала Рыжей, а просто охраняла ее, когда она потеряла сознание, — бархатным голосом сказала Майя. — Ты всегда думаешь обо мне самое худшее, Мак-Кьюинн.

Солдаты рванули ее за руки, рявкнув:

— Молчать!

— Майя, почему ты осталась? — в смятении спросила Изабо. — Ты могла бы уплыть, и никто бы ничего не узнал. Ну почему ты не бежала?

— Хочешь сказать, ты знала, что она здесь? — не веря своим ушам, спросил Лахлан. — Мы подумали, что ты случайно наткнулась на нее и попыталась задержать. — Его голос стал более резким. — Ты условилась с ней о встрече?

— Да, условилась, — сердито ответила Изабо, — и не начинай думать самое худшее, Мак-Кьюинн, а не то, клянусь, я дам тебе пощечину! Почему ты никогда никому не веришь, во имя Эйя?

— Почему? — сердито переспросил Лахлан. — и ты еще спрашиваешь?

— Да, спрашиваю! — взорвалась Изабо. — Мы все знаем, что ты пережил такое, чего и врагу не пожелаешь, Лахлан, но ты не единственный человек в мире, столкнувшийся с болью и предательством. Ты действительно думаешь, что я бы предала тебя? Да? Думаешь, я шпионю на фэйргов?

— Ну… нет, — признал Лахлан.

Ярость Изабо внезапно погасла, оставив ее совершенно обессиленной.

— Тогда ладно, — сказала она, вдруг растерявшись.

— Ты должна признать, что я имею право сердиться, — сказал Лахлан здраво. — Сестра моей собственной жены украдкой отправляется ночью на берег, чтобы встретиться с Майей Колдуньей. И что я должен думать?

— Что у меня на то была веская причина, — отрезала Изабо, снова распалившись.

— Что ж, я буду рад узнать ее.

Изабо бросила на него полный возмущения взгляд.

— Я и пытаюсь рассказать тебе.

— Ну так расскажи.

Изабо набрала воздуху.

— Майя пришла, чтобы рассказать мне новости, — сказала она. — Причем с серьезным риском для себя! Она пришла рассказать нам, что мы направляемся в ловушку. Фэйрги ожидают, что мы нанесем им удар, и готовы к этому.

— Ну, это не такая уж и новость, — медленно сказал Лахлан. — Я и не ожидал обнаружить Карриг пустым и беззащитным, несмотря на все твои уверения, что все фэйрги уплывают на лето на юг.

— Мои уверения! — воскликнула Изабо. — Это ты просил меня рассказать все, что я знаю. Я просто…