Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Холод вселенной

ModernLib.Net / Франке Герберт / Холод вселенной - Чтение (стр. 6)
Автор: Франке Герберт
Жанр:

 

 


Командовал всеми Эллиот. От него зависело, насколько быстро будет продвигаться дело. Он мог ускорить ход работы, а мог и затормозить ее. И вот работа вдруг замедлилась -- я правильно говорю? Вы помните? СПИСОК ШЕСТЬДЕСЯТ ОДИН. Вы думали, я не обратил на это внимания? Думали, я пропущу это мимо ушей? Ошибочно набранная строка--и это в такой момент! Ведь тут секунды решали все. Счет шел на секунды -- а из-за невнимательности Эллиота они были потеряны. Непростительная небрежность! Или это была не просто небрежность, а умысел? Теперь, перед последней операцией, с помощью таких уловок можно было сколько угодно тянуть время. Затормозить работу, пока не ворвутся вражеские отряды...
      Ну что ты на это скажешь, Эллиот? Это была ошибка? Простая оплошность? Жалкие отговорки! Такими ошибками обычно занимается военный трибунал, имейте это в виду. А что, если это не просто ошибка? Неверно набранная строка--а в конечном счете срыв всей операции и весь наш план летит к черту. Есть у кого-нибудь соображения на этот счет? Может, кто-то хочет признаться?
      Никто. Я так и думал.
      Теперь Катрин. Она здесь единственная женщина. Но исключает ли это подозрения? Как раз наоборот: возможно, тут имеет место особо хитрая маскировка... Мне не сразу удалось найти в действиях Катрин какой-либо изъян. Но, может, именно это и подозрительней всего? Наконец, я обратил внимание на одну мелочь, совершенно незначительную, не заслуживавшую даже упоминания. Вспомните-ка последние минуты отсчета команд. Катрин внезапно встает и направляется в соседнее помещение--якобы за шлемами. Но, может, на самом деле все было совсем не так? Может, в последний момент она попробовала установить связь с противником? Может, она пробежала по коридору посмотреть, не справился ли противник с последним препятствием--бетонным блоком? Или она хотела поднять этот блок, чтобы освободить проход? Может, уже была щель, через которую можно было переговариваться? Или в эту щель был пущен дурманящий газ? И тогда Катрин помчалась назад, чтобы отдать вам шлемы--очень заботливо с ее стороны. Как долго она отсутствовала? Никто из вас не может этого сказать. Была она спокойна или взволнована? Держалась нормально или нервничала? Кто из вас может что-то сказать? Или сообщить какие-то новые детали?
      Ничего не видели, ничего не слышали, ничего не заметили... Я крайне разочарован. Не на такое сотрудничество я рассчитывал. Но я вас расшевелю. До сих пор мы уютно отсиживались в теплых комнатах, в мягких креслах. Теперь условия станут немного пожестче.
      * * *
      Валленброк отпустил нас.
      А сам остался внизу, в своих роскошных апартаментах, со своими припасами, со своим псом. Этой ночью он будет принимать решения в одиночку.
      Я был измотан, ненадолго задремал и вдруг проснулся.
      Мысли еще не улеглись, хотя в голове была страшная путаница. Я думал о судьбе, о предопределении, в эти часы полубодрствования-полусна казалось, что выбора не существует -- все предначертано заранее, случилось то, что должно было случиться.
      Валленброк произнес слово -- предатель!
      Нам и самим это приходило в голову, но мы держали свои подозрения при себе. Может, тут была своего рода солидарность с товарищами по несчастью, какими бы они ни были. А может, в нас говорил страх -- боязнь узнать что-то, что могло усугубить чувство вины. Или всех нас охватила благодарность: благодарность кому-то, кто -- такое тоже не исключено -- в конечном счете спас нам всем жизнь.
      Валленброку такие сомнения были чужды. Он предупредил, что восстановит истину во что бы то ни стало. Он не сомневался, что разоблачит человека, определившего нашу судьбу. Может, бывший шеф секретных служб знает больше, чем мы? У него, конечно, имеются кое-какие соображения, но скорее всего он просто болезненно недоверчив и готов подозревать любого -- мы в этом убедились. Знай он что-то наверняка, он не стал бы грозить. А так... Намерения его уже понятны: он хочет, чтобы мы вместе с ним отправились вниз, к подземным установкам--устроили, так сказать, "следственный эксперимент". Он надеется найти следы, которые помогут разоблачить саботажника. А потом Валленброк перешел к техническому проекту, который нам предстояло осуществить.
      Вчера мы слишком устали, чтобы все это обсуждать. А сегодня...
      Спустившись после тревожной ночи в холл, я увидел у окна крытой галереи Катрин и подошел к ней. Она мельком взглянула на меня и вновь уставилась в окно -- на ледяной пейзаж. Мы находились в задней части здания, на краю плато, которое переходило в крутой склон. Отсюда открывался вид на север... Там, внизу, в долине, среди лесов и лугов находился некогда маленький тихий городок; это была часть горного заповедника. Именно здесь, внизу, в стороне от больших городов и промышленных центров, развернулось строительство укреплений. Под землей, так, чтобы со стороны ничего нельзя было заметить, был выстроен целый лабиринт залов и ходов -- один из центров, где могло укрыться правительство. Эллиот Бурст, как стало известно, был особенно неравнодушен к этим местам. Он частенько появлялся на телеэкранах на фоне волнующихся нив, и все это подавалось в духе рекламы для туристов: верность традициям, любовь к родному краю, связь с корнями -- и горы в качестве декорации. Эйнар Фергюссон больше ценил стратегическое положение этой долины; окруженная скалистыми горами, она была очень удобна для обороны --так полагали тогда. Валленброк же, как выясняется, держал в уме нечто совсем иное--возможность обеспечить для себя лично потайное убежище в непосредственной близости от Центра управления, туда можно без труда добраться подземными ходами, и в то же время убежище расположено в стороне от больших дорог, в глухих горах, куда прежде наведывались лишь альпинисты, любители острых ощущений; потом здесь соорудили роскошную гостиницу для горнолыжников, ставшую центром зимнего спорта. Подобное строительство было уже давно запрещено, зона на высоте более тысячи метров была объявлена запретной; но перед самой войной гостиницу без лишнего шума переоборудовали якобы под метеостанцию. Теперь-то я знал, что это была маскировка убежища Валленброка. Случайность ли, что новые люди решили его использовать в качестве туристского центра? Конечно, случайность, но, с другой стороны, в этом нет и ничего необычного -- в любом горном массиве есть вершины, которые возвышаются и сейчас над покрытой ледяным панцирем равниной, и если на них сохранились какие-то постройки: метеорологические станции, обсерватории, военные сооружения или просто отели для спортсменов,--их используют для пассажиров, прибывающих с лунных станций или с космических поселений.
      Все это пронеслось у меня в голове, пока я смотрел на долину. Видимость была неплохая, северный ветер взметал над горными склонами снежные вихри, а у крутых обрывов стихал. Но, как ни завораживал меня этот вид, сейчас больше всего меня занимала Катрин. Я боялся показаться ей навязчивым и потому не двигался с места, делая вид, будто не могу оторваться от пейзажа. Я заметил, как она повернулась ко мне--впервые за последние дни я почувствовал, что она не уходит от встречи со мной, а, напротив, ищет ее. Глазеть и дальше сквозь толстые стекла было незачем, я поднял руку--и встретил ее ладонь, на мгновение ощутив тепло и нежность...
      Сзади послышались шаги, и этого тихого звука было достаточно, чтобы спугнуть охватившее нас чувство.
      Появился Валленброк. Вид у него был весьма озабоченный, и даже голос звучал без обычной резкости.
      -- Где остальные?
      Мы не знали. И тогда он объяснил:
      -- Нерону что-то нехорошо. Он со вчерашнего дня ничего не ест. Меня это очень тревожит. Придется отложить нашу вылазку на день. Завтра, надеюсь, все будет снова в порядке.
      Он испытующе поглядел на нас, словно ждал возражения-- а может, утешительных слов?--потом круто повернулся на каблуках и ушел.
      Я вновь посмотрел на Катрин, но все уже изменилось, что-то исчезло, пронеслось мимо. Мы направились в столовую, и она все время держалась на расстоянии, глядя прямо перед собой, словно меня и не было рядом.
      Позавтракали мы без всякого аппетита, половина протеиновой порции осталась нетронутой. Вскоре подошли Эллиот и Эйнар. Мы рассказали им, что неожиданно нам подарили свободный день.
      -- А разве мы согласились в этом участвовать?-- спросил Эйнар.--Ведь заставить нас никто не может.
      -- Ты прав, определенной договоренности не было. Если мы пойдем, то лишь по собственной воле.
      -- Ему, похоже, даже в голову не приходит, что мы можем отказаться.
      -- Ты так считаешь? А я думаю иначе. Достаточно посмотреть, как он все подготавливает, все планирует.
      -- У него есть оружие?
      -- Наверняка! Это такой человек... Но как он это себе представляет?
      -- Я,--сказал Эйнар, повысив голос так, что все на него посмотрели,-- в любом случае не намерен безоговорочно подчиняться.
      -- Ну, а все-таки: ты идешь или нет? Эйнар помедлил с ответом.
      -- Пока сам не знаю... С одной стороны, я думаю: что мне теперь эти давние дела?.. С другой стороны...
      -- ...с другой стороны, тебе хочется узнать, что же произошло тогда на самом деле.
      Эти колебания мучили каждого из нас: с одной стороны--с другой стороны... На первый взгляд могло показаться, что мы просто подчинялись ходу событий и, как всегда, ничего не решали. Но это была не вся правда: кто-то из нас действовал по-своему, кто-то вмешался в события и принял это решение сам. Он предотвратил ответный удар, не дал пустить в ход оружие массового уничтожения-- и этим спас нам жизнь.
      Почему прошлое нас так крепко держит?--спрашивал я себя. Может быть, потому, что этот новый мир остается чуждым для нас, ведь здесь у нас нет ни цели, ни будущего. Нам нечего ждать... Вот против меня сидит Катрин, ее лицо ничего не выражает. Всего лишь час-другой назад зародилась в моей душе надежда. Надо было бежать -- напрячь силы, преодолеть себя. Еще и сейчас... Катрин в разговоре не участвует, но, судя по всему, она согласна с остальными.
      Итак, решено. Может, у каждого были свои причины последовать за Валленброком, но это, в конце концов, не так уж важно. Желание получить ответ на неразрешенные вопросы, старая привычка к послушанию, да мало ли что... не знаю, какая из этих причин оказалась решающей для меня... Пожалуй, существовала еще одна, главная причина -- в чем я и сам себе не хотел признаться. Может, меня просто не покидало чувство, что драма еще не завершена, а лишь прервана; может, именно это неосознанное желание пройти до конца по цепи событий и влекло всех нас вниз, в глубину...
      Наверняка Эйнар тоже чувствовал это. Он обманывал себя, если думал, что можно по собственной воле уйти от неизбежности.
      Итак, завтра мы выступаем. Еще один день в нормальных условиях, целый день внутри безупречно функционирующего туристического центра, который обеспечивает нам свет, тепло и пищу, защищает от разгула стихии. Завтра мы покинем отель -- и будь что будет.
      Пищеварение у пса наладилось. Мы готовы выступать.
      Валленброк явно почувствовал облегчение -- никаких следов тревоги или слабости. Лицо высокомерное, держится прямо.
      Он повел нас в подвал, служивший складом. Каждому полагался комбинезон, теплое белье, шлем с противогазом, спальный мешок с подогревом, лампы, батарейки.
      Мы получили также приборы: счетчик Гейгера, компас, высотомер, а также двухнедельный запас продуктов, главным образом концентратов.
      Все надели комбинезоны, укрепили на шлемах фонари, удостоверились, что батарейки заряжены. Валленброк предупредил нас, что энергию следует расходовать экономно, да и продукты распределять разумно. Сейчас, пока мы еще были согреты и сыты, слова его показались излишними; лишь вскользь мелькнула у меня мысль, что мы, собственно, отправляемся в неизвестность --кто знает, что ждет нас уже в ближайшие часы.
      Перед выступлением Валленброк устроил еще одну поверку. Каждый по очереди должен был делать шаг вперед, и он, подходя, проверял, правильно ли надет комбинезон, хорошо ли сидит шлем, затянуты ли ремни рюкзака. Затем, отступив на два шага назад, он обратился к нам с речью.
      -- Мы выступаем в трудный поход, где нет никакой гарантии от опасности. Своей цели мы сможем достигнуть только в том случае, если будем ощущать себя солдатами, идущими в бой. До сих пор я старался не быть слишком строгим, но с этого момента я требую абсолютного повиновения. Обращаю ваше внимание, что остаются в силе законы военного времени: нарушение дисциплины, отказ повиноваться или дезертирство будут караться смертью. Следуя своему принципу многократной страховки, я хотел бы вернуться к вечеру, проведенному нами вместе,--вы помните этот праздник встречи? Вряд ли кто-либо из вас задумался, для чего он понадобился. Так вот, он нужен был мне для того, чтобы предупредить малейшее ослабление дисциплины. Объясняю вкратце: вино, которое вы пили, содержало культуру вируса. Инкубационный период составляет ровно три недели. Затем начинается смертельная болезнь, имеющая симптомы столбняка и чумы. Против нее существует сыворотка, надежно спрятанная мною. Когда мы, к общему удовлетворению, выполним свою задачу и вернемся сюда, я дам ее вам, но не раньше. Надеюсь, вы меня поняли.
      И он кивнул, давая понять, что приветствие окончено. Смысл его слов дошел до нас не сразу. Мы просто не успели их осмыслить--пора было в путь. Валленброк повел нас к своему подземному убежищу и там, где коридор расширялся перед потайной дверью, показал нам винтовую лестницу. Мы включили фонари на своих шлемах и стали спускаться. Заржавевшие металлические ступени дребезжали. Приходилось внимательно смотреть под ноги--ступени были скользкие от влажной пыли, тяжелые рюкзаки давили на плечи, узкий луч фонарика выхватывал из темноты лишь небольшую полоску, а все остальное терялось во мраке. Мы двигались словно во сне -- машинально, с трудом. Мы все были в шоке после заявления Валленброка: с помощью своей дьявольской уловки он обеспечил нашу покорность.
      Мы спускались уже двадцать минут. Болели мышцы ног, ремни рюкзака врезались в плечи.
      Впереди шел Эллиот, за ним следовали Эйнар, Катрин, я и Валленброк. Он тоже был в шлеме, с рюкзаком и держал на поводке пса, который, казалось, без особого труда одолевал бесконечный спиральный спуск.
      Время от времени нам попадались площадки, но Валленброк не давал нам отдохнуть. Лишь когда мы добрались до входа в какую-то штольню, он указал нам на кучу полусгнивших досок, сваленных у стены. Мы сели. Только тут я почувствовал, как сильно бьется у меня сердце, как трудно стало дышать.
      Валленброк был немногословен. Единственное, что он нам сказал: мы будем спускаться до высоты 3000 метров, а потом вниз пойдет крутой длинный коридор, который, если все будет в порядке, должен привести нас к подземной цитадели.
      -- Возможно, нам встретятся места, где порода обвалилась, но у нас есть способы обойти их.
      Через несколько минут он дал команду идти дальше. Мне казалось, что я успел хорошо отдохнуть, но после первого же шага опять почувствовал, что болят ноги и плечи. Мы шли бездумно, сосредоточившись только на одном: каждый неверный шаг грозит нам падением. От бесконечного движения по спирали невероятно кружилась голова, и скоро нам стало казаться, что мы движемся на одном месте...
      Вдруг снизу послышался испуганный крик, произошло какое-то замешательство -- я не видел, в чем дело, только почувствовал, что металлическая лестница под ногами заколебалась.
      -- Дальше ступенек нет,-- это был голос Эллиота.
      -- Не может быть! -- Валленброк намотал на перила поводок и протиснулся мимо нас. Нерон уселся, скуля.-- Возвращаемся назад!
      Ничего не объясняя, Валленброк отвязал собаку и пошел первым. Мы поднялись до уже знакомого входа в штольню. Подниматься было гораздо трудней, чем спускаться, и когда наконец мы вновь ощутили под ногами твердую почву, пришлось сначала перевести дыхание. Валленброку тоже понадобилось некоторое время, прежде чем он смог заговорить.
      -- Действительно... кусок лестницы обломился... хорошо еще, что верхняя часть была закреплена как следует. К тому же я посветил вниз и увидел, что дальше шахта завалена каменными глыбами, не ожидал, что препятствия начнутся уже с первых шагов. Ничего другого нам не остается... пойдем через гидрометрическую трубу.-- И он показал на вход в штольню.
      Мы немного передохнули и снова двинулись в путь. Теперь впереди шагал Валленброк. Пройдя несколько сотен метров, мы попали в круглый зал, который наискосок пересекала громадная металлическая труба, склепанная из цилиндрических отрезков, каждый метра три в поперечнике. Валленброк объяснил, что через эту трубу поступала когда-то вода из ледникового озера, приводя в движение электростанцию. Из зала можно войти в трубу; этим входом пользовались рабочие, очищавшие трубу от известковых отложений.
      Он показал нам заглушку, вставленную в трубу и изогнутую по ее форме. Она крепилась восемью большими болтами, которые открывались и закрывались с помощью вентилей. Даже сейчас, спустя столько лет, они были чистыми, на гладкой металлической поверхности отливала голубизной обильная смазка. Мы открыли крышку, осторожно сняли ее. Валленброк, изогнувшись, посветил в трубу, затем снял рюкзак и достал веревку.
      -- Там на стенках есть скобы--видите? Вы трое пойдете первыми,-- он обвел глазами Катрин, Эйнара и меня.--Эллиот останется со мной и поможет мне спустить на веревке собаку. Пожалуйста, будьте предельно внимательны.
      Прямая труба шла вниз под углом около шестидесяти градусов. Спускаться здесь было невероятно трудно, остановиться было негде, а если сорвешься, то уже не удержишься. Вдобавок ко всему предстояло еще спустить собаку, которую Валленброк обвязал веревкой вокруг груди.
      Только что, когда мы стояли на винтовой лестнице, мне казалось, что у меня больше не осталось сил, но лишь теперь я понял, что может сделать человек даже в состоянии полного изнеможения. Спуск казался бесконечным, веревка опускалась снова и снова, но даже во время пауз, когда приходилось дожидаться медленно сползавшего пса, мы не отдыхали -- ведь каждому из нас приходилось висеть на скобе, крепко в нее вцепившись.
      Теперь первым спускался я, сменив Эйнара. Время от времени я посвечивал фонариком вниз, но конца трубы не было видно, луч терялся в бездонной глубине, и только тускло поблескивали скобы, нижние, казалось, повисли над пустотой.
      Наконец--я едва поверил своим глазам--луч света уперся в какую-то преграду, возможно, это конец трубы. Мы спустили веревку еще раз--и оказались в бассейне, по щиколотку в воде. Правда, это обстоятельство никого не смутило -- мы все были в непромокаемых ботинках. Все изнеможенно привалились к стене, а Катрин и Эйнар даже присели на узкий бетонный выступ.
      Валленброк достал из нагрудного кармана коробочку с ароматками и вручил всем по палочке. Затяжка освежающей эссенции взбодрила нас.
      -- Мы находимся на уровне самой нижней части долины, недалеко от водохранилища,--сказал Валленброк.-- Если бы все здесь не было покрыто льдом, можно бы выйти на свежий воздух. Но отсюда есть и запасной ход к подземным укреплениям -- надеюсь, тут мы пройдем.
      Все помолчали, а я вдруг заметил, что мои ноги в теплых ботинках совсем застыли. Другие, видимо, почувствовали то же; мы снова надели рюкзаки и двинулись за Валленброком, который прошлепал по воде и скрылся вместе с Нероном в какой-то нише. Оказалось, что это отверстие водослива, отсюда начинался боковой сток. Мы спустились по нему вниз и добрались до другого бассейна. Выбравшись из него, мы оказались на лестничной клетке. Затем спустились на два пролета и очутились в машинном зале с двумя громадными генераторами. Они не работали, но, судя по всему, их можно было в любой момент пустить в ход.
      Валленброк объявил, что здесь мы заночуем. Лишь теперь я взглянул на часы -- была полночь. Итак, прошел целый день, полный волнений и напряженного труда-- неудивительно, что я так устал.
      Другие тоже едва держались на ногах. Все стали отыскивать место, где можно было бы разложить спальные мешки. Есть совсем не хотелось, было только одно желание: поскорее лечь и уснуть, но Валленброк велел приготовить горячий ужин.
      В рюкзаке у Катрин оказалась электропечь, она достала ее и включила. Эйнар принес из бассейна котелок воды, которую Эллиот продезинфицировал с помощью особого состава. Вода быстро закипела, и каждый развел себе порцию протеинового супа или солодового напитка. Вдобавок полагался еще кубик концентрата -- углеводы с витаминами и микроэлементами. От чувства голода мы не избавились, но, если верить надписи на этикетке, эта пища соответствовала по калорийности дневному рациону.
      Вначале мне показалось, что здесь очень неплохо и даже уютно, возможно, потому, что во время ходьбы я разогрелся, однако я довольно скоро почувствовал, что начинаю мерзнуть. Температура была, очевидно, близка к нулевой, небольшие лужицы на полу затянула тонкая корочка льда. Валленброк вытащил счетчик Гейгера и удостоверился, что уровень радиации здесь на нуле.
      Наконец можно было и отдохнуть. В спальном мешке я вскоре согрелся, хотя и не стал включать батареи.
      Все погасили фонарики, и в подземелье воцарилась кромешная тьма. Где-то вдалеке плескалась вода, доносился звук падающих капель.
      Я смертельно устал, но долго не мог заснуть. Ворочался с боку на бок в своем спальнике, который был очень тесен и сковывал каждое движение. Я попробовал подложить под голову руку, но тогда рука начала быстро коченеть. Пришлось снова сунуть ее в мешок, и голова откинулась назад. Тогда я приспособил вместо подушки край спального мешка и наконец нашел более или менее удобную позу. Но теперь улетучились последние остатки тепла, меня зазнобило, и уже не хватало ни сил, ни воли, чтобы включить обогрев. Я поджал ноги, обхватил себя руками и сжался в комок, но все равно не мог избавиться от дрожи. В конце концов сон все-таки сморил меня.
      * * *
      Кругом чернота, глубокая чернота, ни искорки, ни просвета.
      Я парю в центре шара, который медленно расширяется от беззвучного взрыва. Вместе с ним взрывается и мое тело, оно теряет целостность, распадается на атомы, и они, словно облако пыли, рассеиваются в безбрежной пустоте Вселенной. Ни звука, ни проблеска света не доходит извне, невидимое силовое поле отталкивает все далеко от меня, я ничего не вижу и не слышу. Я галлюцинирую: вокруг мерцающий хоровод, время от времени слышится непонятный стук, пространство вокруг меня пульсирует... пока наконец где-то в пустоте не вспыхивает светящаяся точка -- как весть о реальности, лежащей за пределами понимания, этот проблеск света одновременно успокаивает и угрожает.
      * * *
      Валленброк включил свой фонарь, укрепленный на шлеме. Свет ушел в пустоту пространства и потерялся там...
      Мне потребовалось немало времени, чтобы освоиться с новым состоянием... лишь постепенно я вспомнил, кто я... где... и что со мной происходит...
      Я лежу в спальном мешке, натянув его на голову и оставив только щелку для глаз; ткань, прикрывающая нос и рот, стала влажной от моего дыхания.
      Я увидел, как зашевелились и в других мешках бесформенные фигуры, принимая очертания человеческих тел -- на стене, там, куда не доходил свет фонаря, задвигались тени.
      Другие тоже включили фонарики, от них во все стороны потянулись конусы света, даже глазам стало больно. Трудно было поверить, что уже наступило утро; казалось, нужна еще одна ночь, чтобы выспаться. Боль в мышцах, еще вчера очень острая, сменилась тупой тяжестью; тело снова налилось свинцом.
      Но Валленброк не дал нам времени себя жалеть и заставил всех покинуть теплые гнездышки. Мы выбрались из мешков и, свернув их, уселись на них, собираясь позавтракать. Солодовое молоко живительным теплом побежало по пищеводу. Несмотря на усталость, я почувствовал прилив сил и уже готов был к трудностям нового дня. К этому примешивалось и нечто вроде удовлетворения--я словно выдержал испытание.
      -- Полпути, можно считать, уже позади,--сказал Валленброк.--Теперь все зависит от того, насколько сильны разрушения. Я прихватил с собой кое-какие инструменты, если там просто небольшие завалы, мы, я думаю, сумеем пробиться. Есть у нас и взрывные устройства, но я предпочел бы использовать их только в крайнем случае. Надевайте рюкзаки! Попробуем пройти вначале напрямую.
      Валленброк хорошо ориентировался в этих ходах. Даже при тусклом свете он вел нас уверенно. Мы спустились в какой-то погреб, Валленброк открыл дверь--там что- то светилось бледно-зеленым светом: это оказалась полоса фосфоресцирующей краски, нанесенной на потолок коридора, пробитого прямо в скале. Мы вошли в него; пес, спущенный с поводка, бежал впереди хозяина и, опустив голову, обнюхивал пол, словно был на охоте.
      Через час мы стали замечать, что стены коридора покрыты свежими трещинами, на земле валялись каменные глыбы, то тут, то там зияли щели, верхний свод, казалось, прогнулся. Но мы продолжали осторожно продвигаться вперед, пока путь нам не перегородил каменный завал.
      Валленброк попробовал измерить толщину завала с помощью ультразвукового прибора, и результат оказался весьма неутешительным.
      -- Здесь мы не пройдем. Жаль. Но есть еще другие пути.
      Целый день мы бродили по подземному лабиринту, но каждый раз наталкивались на препятствия. К вечеру все были так измучены, что едва держались на ногах. Наконец Валленброк приказал возвращаться--единственно разумное решение, ведь нам надо сохранить силы для следующего дня.
      Снова мы провели ночь в машинном зале у подножия гигантских генераторов. Хотя все здесь выглядело каким-то нереальным и наше пристанище трудно было назвать уютным, в этом голом помещении, где мы нашли остатки нашей вчерашней трапезы, мы почувствовали, будто вернулись в родной дом. Как быстро человек свыкается со всем! Я уже приспособился к своему жесткому ложу, знал, какую позу лучше всего принять, и на этот раз спал глубоко, безмятежно, пока голоса спутников не разбудили меня.
      За завтраком при свете фонариков мы обсудили дальнейшие планы. Речь шла о конкретных задачах--для обсуждения исторических, моральных проблем, а также отдаленных перспектив и планов на будущее не было времени. Но, может, дело было еще и в том, что свобода наших действий была ограничена, мы были изолированы, окружены пеленой мрака, а значит, и круг наших размышлений был сужен. Сейчас мы как никогда зависели друг от друга, даже Валленброк стал нам как-то ближе. Разумеется, никто не забыл его слов о смертельном вирусе, и если у нас появлялась возможность поговорить, мы обсуждали и эту угрозу, но так и не пришли к единому мнению, стоит ли принимать ее всерьез. Правду он говорил или просто шантажировал нас? И в том, и в другом случае это была скверная история, раскрывавшая подлинную суть Валленброка.
      Впрочем, здесь, глубоко под землей, в мире, где мы были совсем одни, личные счеты отступили на задний план. Мы испытывали признательность друг к другу просто за то, что какая-то живая душа была рядом. И это чувство распространялось в какой-то мере даже на нашего начальника. Разве не трогательна была эта его привязанность к собаке? Разве не он раздобыл для нас продукты и распределил их -- ведь он нес их в своем рюкзаке, который был тяжелей, чем у любого из нас? Что бы мы о нем ни думали, но эта сила воли, эта решительность заслуживали уважения. Валленброк был старше нас, но отнюдь не слабей. И сейчас он первый справился с апатией. Он встал, стряхнул с одежды пыль.
      -- Давайте пока оставим груз здесь. Одной сумки с инструментами и взрывчаткой будет достаточно.
      Мы снова отправились в путь. У Валленброка была при себе схема, и он время от времени раскладывал ее на земле, чтобы сориентироваться. Мы присаживались на корточках рядом, делая вид, что слушаем его пояснения; на самом же деле нам нужен был только предлог, чтобы несколько секунд передохнуть.
      И в этот день нам не удалось пройти дальше. Мы попытались пробиться тремя путями, но всякий раз наталкивались на завалы и вынуждены были искать обход.
      Наконец мы вернулись в наш зал, чтобы наскоро перекусить. Однако Валленброку не сиделось на месте, он взял Нерона и пошел поискать с ним еще один обход. Оставшись одни, мы воспользовались случаем, чтобы обсудить положение.
      Эйнар уверял, что эта экспедиция ничего не даст и что он бы с удовольствием нас покинул, но он оказался в единственном числе.
      -- Эта угроза насчет вируса--ерунда! -- уверял он.-- Меня на таких дешевых фокусах не проведешь. Я не верю ни одному его слову.
      Он хорохорился только потому, что Валленброка не было рядом; по-моему, он говорил так, чтобы придать самому себе храбрости. Вряд ли он рискнул бы нас покинуть, пока еще существовало подозрение, что Валленброк не соврал. А ведь это вполне могло быть -- шантаж, мне кажется, был в его духе.
      Из темноты послышались шаги--вернулся Валленброк. Из-за слепящего света фонаря лицо его различалось смутно, но в голосе звучала надежда:
      -- Я совсем было отчаялся, но оказалось, есть еще одна возможность. Здесь раньше был ручей, куда уходил избыток воды с подпорных сооружений. Там и сейчас еще течет вода, тоненькой струйкой, впрочем, достаточной, чтобы образовался подземный сток, точнее сказать, подледный. Если пойти по нему, мы спустимся к долине. Надеюсь, оттуда есть возможность попасть на второй или третий этаж. Ручей впадает в подземный канал, обозначенный на моем плане. Вставайте, ребята, еще не вечер! Рюкзаки возьмем с собой, чтобы не пришлось потом за ними возвращаться и тратить время зря.
      Мы прошли по водостоку вниз, до места, где заканчивался коридор. Идти дальше вдоль русла ручья надо было согнувшись, потому что ледяная крыша над головой редко была выше полутора метров. Действительно, вода в ручье иссякла, остались только лужи, чередовавшиеся с участками грязи. Идти здесь стало труднее, ноги скользили, каждый шаг поднимал со дна муть, и не видно было, куда ступать, все время приходилось следить, как бы не поскользнуться и не искупаться против желания. Холод от воды проникал сквозь ботинки, и хотя мы вспотели от напряжения, ноги у нас были как лед. К тому же навстречу тянуло холодом, у меня тут же заложило нос, заболело горло. Очевидно, я оказался недостаточно закален для таких испытаний.
      Когда продвигаешься по такому пути, приходится быть предельно осторожным. Некогда даже оглядеться по сторонам--а жаль, потому что этот проход подо льдом был местом по-своему примечательным: в некоторых местах со свода свисали сосульки, иной раз сплошной завесой, сверкающей в свете фонарей,-- фантастическое зрелище. Впрочем, как обычно, появление человека несло с собой разрушения: порой чей-то шлем задевал хрупкие льдинки, и они срывались целыми глыбами, осколки с шумом шлепались в лужи.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9