Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В борьбе за смысл

ModernLib.Net / Психология / Франкл Виктор / В борьбе за смысл - Чтение (стр. 5)
Автор: Франкл Виктор
Жанр: Психология

 

 


      Фрейд [20] сказал однажды, что "люди сильны до тех пор^ пока они отстаивают сильную идею"."Действительно, это нашло подтверждение в японских и северокорейских лагерях для военнопленных (исследования соответственно Нар-дини [21] и Лифтона [22]), а также в концентрационных лагерях. Даже в нормальных условиях сильная ориентация на смысл способствует сохранению здоровья, продлению, если не сохранению, жизни. Она содействует не только физическому, но и психическому здоровью [23].
      Я бы хотел сослаться на события, которые имели место в прошлом году в лагере Калифорнийского университета в Беркли. Когда там стали возникать пикеты, число пациентов, поступающих в психиатрическое отделение студенческой клиники, резко упало. И оно вновь подскочило, как только пикетирование завершилось. На несколько месяцев студенты обрели смысл в движении за свободу слова.
      Поскольку речь зашла о свободе, расскажу об одном случае, который был со мной, когда я читал лекции в одном из американских университетов. Знаменитый американский психоаналитик, комментируя мое выступление, рассказал, что он только что вернулся из Москвы. Он обнаружил, что неврозы встречаются там реже, чем в Соединенных Штатах. Он добавил также, что это может объясняться тем, что в коммунистических странах, по его мнению, люди чаще сталкиваются с необходимостью выполнения определенного дела. "Это говорит в пользу вашей теории,-заключил он,-гласящей, что направленность на смысл и ориентация на дело являются важным фактом ром дущевного здоровья".
      Год спустя польские психиатры попросили меня сделать им доклад по логотерапии. В своем докладе я процитировал этого американского психоаналитика. "У вас меньше неврозов, чем у американцев,-сказал я им,потому что перед вами стоит больше дел". Они довольно улыбнулись. "Но не забывайте,-добавил я,-что у американцев остается также свобода выбирать свои дела, свобода, в которой, как мне кажется иногда, вам отказано". Они перестали улыбаться.
      Как было бы прекрасно синтезировать Восток и Запад, объединить дело и свободу. Тогда свобода могла бы получить полное развитие. Пока это в большей степени негативное понятие, которое требует позитивного дополне-ния. Этим позитивным дополнением является ответствен-ность. Ответственность интенционально соотносится с двумя вещами: со смыслом, за осуществление кторого мы ответственны, и с тем, перед кем мы несем эту ответствен-ность. Поэтому здоровый дух демократии будет выглядеть однобоко, если понимать его как свободу без ответственности. Свобода, если ее реализация не сопряжена с ответственностью, угрожает выродиться в простой произвол. Я люблю говорить, что статуя Свободы на восточном пробережье США должна быть дополнена статуей ответственности на западном побережье.
      Потенциализм и калейдоскопизм
      Зафиксируем тезис: лишь существование, трансценди-рующее само себя, лишь человеческое бытие, выходящее за пределы самого себя в "мир", в "котором" оно "существует", может реализовать себя, тогда как, делая само себя и соответственно самореализацию своим намерением, оно лишь теряет себя.
      Осуществление себя фактически сводится в конечном счете к осуществлению собственных возможностей. Обстоит ли дело так, что человек предназначен именно для этого? Заключается ли его существование в осуществлении возможностей, заложенных в самом человеке, или все же в том, о чем мы говорили ранее: в осуществлении возможностей существующего в мире смысла, возможностей, которые ждут человека, способного реализовать их?
      Сделаем просто: отталкиваясь от прецедента, в котором экспрессивно была высказана и осталась после этого в истории определенная позиция по этому вопросу, отталкиваясь от исторического прецедента Сократа, спросим себя: кем бы он стал, если бы все дремлющие в нем потенции действительно нашли свою реализацию? Сам Сократ не скрывал, что наряду с другими возможностями в нем была заложена возможность стать преступником. О чем это говорит? О том, что дело не в осуществлении каких-либо возможностей, а, напротив, в осуществлении необходимости-того единственного, что нужно в данный момент. Дело в том, чтобы стремиться всякий раз не к возможному, а к должному.
      Здесь мы, однако, сталкиваемся с основным предметом нашего рассмотрения. Ведь эта истинная проблема отодвигается в сторону и даже затушевывается теми, кто все время говорит лишь о реализации возможностей,потенциалистами, как их можно было бы назвать. Истинной проблемой была, есть и остается проблема ценностей, и мы не можем уклониться от столкновения с ценностной проблематикой, принимая решение, какая из существующих возможностей достойна реализации, какая из существующих возможностей является в то же время и необходимостью. Сталкиваясь с этим вопросом о ценностях, мы тем самым сталкиваемся с проблемой нашей ответственности.
      Каков может быть мотив стремления уклониться, убежать от вопроса о ценностях, о котором шла речь выше, стремления, присущего, в частности, потенциализму? Ведь подобный эскапизм чреват болезнью.
      Еще Шарлотта Бюлер отметила: "Когда говорится о том, что "каждый из нас должен лишь стать тем, кем он на самом деле является" (Ролло Мэй), это звучит так просто, как если бы это было само собой разумеющимся". Мы хотим добавить, что это звучит не только просто, но и приятно. Ведь если убедить меня в том, что я уже являюсь (и всегда был) тем, кем я должен стать, то я освобождаюсь от бремени выбора, я избавляюсь от необходимости каждый раз решать, какие из возможностей я должен отвергнуть, оставив их нереализованными, а какие из них я должен увековечить, реализовав их.
      Существующие возможности всегда носят преходящий характер. Будучи, однако, единожды осуществленными, они осуществлены уже раз и навсегда, и хотя они уже в прошлом, они тем самым сохранены, спасены от тлена, от исчезновения, они нашли прибежище в прошлом. Они не безвозвратно потеряны в нем, а, напротив, надежно укрыты. Ведь то, что однажды произошло, не может быть отменено, не может быть изъято из прошлого. Разве не обстоит все как раз наоборот-оно помещается в прошлое? Это и накладывает, глубоко и окончательно, печать ответственности на человеческое бытие. Мы видим, что к бремени выбора, сопутствующему любому решению о выборе единственной необходимости среди ряда возможностей, добавляется еще одно-гнет времени.
      Бремя выбора-к тому же под гнетом времени- побуждает человека к тому, чтобы по примеру потенциа-лизма ставить должное в один ряд с возможным, равнять первое по второму и в конечном счете устранять напряжение между сущим и должным. По сути, человек подчиняется этим самым закону равновесия, характерному, как известно, для неврозов (и только для неврозов).
      Подобно тому как потенциализм старается устранить коренящееся в сущности человека и потому неустранимое и необходимое напряжение между сущим и должным, так экзистенциализм пытается преодолеть разрыв между субъектом и объектом. Более того, он делает вид, что уже преодолел его. Что стоит за этой претензией? Оправданны ли эти притязания, имеют ли они вообще смысл? Мы считаем, что разрыв между субъектом и объектом преодолеть нельзя. Можно лишь что-то спрятать-либо объект, либо субъекта, смотря по обстоятельствам. М. Тиль в этой связи говорит о "самообмане", утверждая: "В действительности и экзистенциалист остается в рамках дихотомии субъект объект постольку, поскольку он вообще мыслит". Тому же, кто вместе с картезианской водой выплеснул и ребенка-объект-и говорит после этого о преодолении субъект-объектной дихотомии, следует объяснить, что это невозможно, но это не только невозможно, но и не нужно. Ведь в отношении принятия решения человеческое бытие полностью обусловлено тем обстоятельством, что требование, исходящее из ситуации, если оно затрагивает личность, адресовано этой личности, а не исходит из нее самой по механизму простого самовыражения, экспрессии или проекции самой личности в мир. Так и в познавательном или когнитивном отношении человеческое бытие неминуемо выходит за пределы самого себя, так что нельзя говорить о познании, если оно не имеет своим объектом нечто, трансцендирующее само человеческое бытие, трансцендирующее постольку, поскольку это бытие является существенно большим, нежели просто выражение себя самого. Только лишь благодаря выходу человеческого бытия за пределы самого себя, благодаря его устремленности к объекту и лишь ценой того, что оно тем самым конституирует себя как субъект, познание является изначально возможным. Оно коренится в полярной структуре напряженного поля, существующего между полюсами объекта и субъекта, которые являются той предпосылкой, которая делает познание возмо-жным. Одним словом, в этом напряженном поле заключе-ны истоки всей ноодинамики.
      Игнорирование этой ноодинамики, в частности отрицание полюса объекта-объективного коррелята всякого познания, - берет начало в специфической разновидности субъективизма, которую мы хотим назвать калейдоско-пизмом. Мы исходим при этом из следующего. В чем заключается сущность калейдоскопии? В калейдоскоп можно увидеть только сам калейдоскоп, в отличие от бинокля или подзорной трубы, в которые можно разглядывать звезды или театральное представление. В соответствии с этой моделью калейдоскопизм рисует картину человеческого познания, в которой человек предстает как субъект, который лишь "проектирует" свой мир, который во всех своих "проектах мира" выражает каждый раз самого себя, так что через этот спроектированный "мир" виден всякий раз лишь он сам-проектирующий субъект.
      По нашему мнению, проект мира в действительности является не субъективным проектом субъективного мира, а фрагментом, хоть и субъективным, но фрагментом объективного мира. Другими словами, мир-это существенно большее, чем простое проявление моего бытия.
      Вернемся к аналогии с калейдоскопом-к тому, что в калейдоскоп можно увидеть лишь сам калейдоскоп. Не справедливо ли вообще, что лишь то, что само по себе прозрачно, позволяет увидеть нечто большее, чем оно само? Лишь в той степени, в какой я сам отступаю на задний план, предаю забвению мое собственное существование, я приобретаю возможность увидеть нечто большее, чем я сам. Такое самоотречение является ценой, которую я должен заплатить за познание мира, ценой, которой я должен приобрести познание бытия, большего, чем просто проявление моего собственного бытия. Одним словом, я должен игнорировать самого себя. Если мне это не удается, то мои познавательные возможности терпят ущерб, ведь я сам преграждаю путь своему собственному познанию. Другими словами, рефлексия-это неполный и вторичный модус исходной бытийной направленности, подобно тому как и самоосуществление-производный модус смысловой направленности, интенции к осуществлению смысла.
      Резюме. Нормальный человек (а также невротик на начальных этапах заболевания) стремится не к удовлетворению своих влечений и потребностей ради сохранения или восстановления душевного равновесия. Изначально по крайней мере он направлен на осуществление смысла и реализацию ценностей, и лишь в ходе осуществления смысла и реализации ценностей он осуществляет и реализует себя самого. Последнее приходит как следствие, а стремление к нему как к цели делает невозможным ее достижение. Мир не является ни простым средством достижения цели удовлетворения потребностей и влечений, ни просто проявлением собственного бытия субъекта в форме его "проекта мира". Все человеческое бытие неизбежно
      и необходимо протекает в двойном поле: в поле напряжения между сущим и должным и в поле разрыва между субъективным и объективным. Потенциализм игнорирует первое поле; калейдоскопизм-второе. Таким образом, "бытие-в-мире" подменяется отсутствием мира, так исказившим образ человека в монадологизме.
      Детерминизм и гуманизм: критика пандетерминизма
      Два вечных философских вопроса-проблема телесного и душевного и проблема свободного выбора (иначе говоря, детерминизма и индетерминизма)-не могут быть разрешены. Но можно по крайней мере указать основания их неразрешимости.
      Проблема телесного и душевного может быть сведена к вопросу, как постижимо то единство в многообразии, которое может быть определением человека. Кто же будет отрицать, что в человеке есть многообразие? Как говорит Конрад Лоренц, "стена, разделяющая эти великие несопоставимые сферы, физиологическое и психологическое, непреодолима. Даже распространение научных исследований в область психофизики не приводит нас ближе к решению проблемы телесного и душевного" [1]. Надежды на то, что будущие исследования могут приблизить это решение, по мнению Вернера Гейзенберга, столь же маловероятны: "Мы не ожидаем постижения прямой связи между телесными движениями и психологическими процессами, потому что даже в точных науках реальность разрывается на отдельные уровни".
      Фактически мы живем во времена научного плюрализма, когда отдельные науки представляют реальность столь различно, что картины противоречат друг другу. Однако я убежден, что эти противоречия не противоречат единству реальности. Это справедливо также и относительно человеческой реальности. Чтобы показать это, вспомним, что каждая наука дает, так сказать, сечение реальности. Посмотрим теперь, что следует из этой геометрической аналогии (см. рис.).
      Мы берем два ортогональных сечения цилиндра, при этом горизонтальное сечение представляет его как круг, а вертикальное--как квадрат. Как известно, никому не удалось преобразовать круг в квадрат. Равным образом никому до сих пор не удалось преодолеть разрыв между соматическим и психологическим аспектами человеческой реальности. И, можем мы добавить, вряд ли кому-нибудь и удастся, поскольку coincidentia oppositorum, как называет это Николай Кузанский, невозможно в пределах одного сечения: это возможно лишь за пределами всех их, в ином, более высоком измерении. Не иначе обстоит дело и с человеком. На биологическом уровне, в плоскости биологии, мы имеем дело с соматическими аспектами человека, а на психологическом уровне, в плоскости психологии,-с его психологическими аспектами. Таким образом, в плоскости каждого из научных подходов мы имеем дело с многообразием, но упускаем единство человека, потому что это единство доступно лишь в человеческом измерении. Только в человеческом измерении лежит "uni-tas multiplex", как определял человека Фома Аквинский. Это единство на самом деле не в многообразии, а скорее несмотря на многообразие.
      То, что справедливо относительно единства человека, имеет отношение и к его открытости. Возвращаясь к нашему цилиндру, представим себе, что это не твердое тело, а открытый сосуд, например стакан. Какими в этом случае будут сечения? Горизонтальное останется замкнутым кругом, в вертикальной же плоскости стакан предстанет как открытая фигура (см. рис.). Но если мы понимаем,
      что обе фигуры-лишь сечения, замкнутость одной не исключает открытости другой. Нечто подобное справедливо для человека. Его также часто изображают как всего лишь закрытую систему, в пределах которой действуют причинно-следственные отношения вроде условных и безусловных рефлексов. Вместе с тем человеческое бытие
      в своей глубине характеризуется как открытость к миру, что показали Макс Шелер, Арнольд Гелен и Адольф Портман. Или, как сказал Мартин Хайдеггер, быть человеком-значит "быть в мире". То, что я назвал само-трансценденцией существования, указывает на фундаментальный факт, что быть человеком означает находиться в отношении к чему-то или кому-то иному, нежели он сам,-будь то смысл, требующий осуществления, или человек, сулящий встречу. Существование человека колеблется и терпит крушение, если он не проживает это качество самотрансценденции.
      Понятно, что самотрансценденция существования, открытость человеческого бытия выражается одним геометрическим сечением и не выражается другим. Закрытость и открытость становятся совместимыми. И я полагаю, что то же самое справедливо относительно свободы и детерминизма. Есть детерминизм в психологическом измерении и свобода в ноологическом, человеческом измерении, в измерении человеческих феноменов. Если проблему телесного и душевного мы подытожили фразой "единство, несмотря на многообразие", то проблему свободы выбора мы можем выразить фразой "свобода, несмотря на детерминизм". Это соответствует формулировке Николая Гартмана: "автономия, несмотря на зависимость".
      Однако как человеческий феномен свобода-нечто слишком человеческое. Человеческая свобода-это конечная свобода. Человек не свободен от условий. Но он свободен занять позицию по отношению к ним. Условия не обусловливают его полностью. От него-в пределах его ограничений-зависит, сдастся ли он, уступит ли он условиям. Он может также подняться над ними и таким образом открыться и войти в человеческое измерение. Однажды я сформулировал, что, будучи профессором в двух областях, неврологии и психиатрии, я хорошо сознаю, до какой степени человек зависит от биологических, психологических и социальных условий; но, кроме того, что я профессор в двух областях науки, я еще человек, выживший в четырех лагерях-концентрационных лагерях,-и потому являюсь свидетелем того, до какой неожиданной степени человек способен бросить вызов самым тяжелым условиям, какие только можно себе представить. Зигмунд Фрейд однажды сказал: "Давайте попробуем поставить некоторое количество самых различных людей в одинаковые условия голода. С возрастанием голода все индивидуальные различия сотрутся, и вместо них появится однообразное выражение неукротимого побуждения". В концентрационных лагерях, однако, истинным было противоположное. Люди стали более различными. Маски были сорваны с животных-и со святых. Голод был одним и тем же, но люди были различны. В счет шли не калории.
      В конечном итоге человек не подвластен условиям, с которыми он сталкивается; скорее эти условия подвластны его решению. Сознательно или бессознательно он решает, будет ли он противостоять или сдастся, позволит ли он себе быть определяемым условиями. Конечно, можно возразить, что такие решения сами детерминированы. Но очевидно, что это приводит к regressus in infinitum. Утверждение Магды Б. Арнольд резюмирует это положение дел и может служить итогом нашего обсуждения: "Каждый выбор имеет причину, но он имеет причину в выбирающем" [2].
      Междисциплинарные исследования затрагивают более чем одно сечение. Это предохраняет от односторонности. В отношении проблемы свободного выбора это предохраняет от отрицания, с одной стороны, детерминистических, механистических аспектов человеческой реальности, а с другой-человеческой свободы в их преодолении. Эта свобода отрицается не детерминизмом, а тем, что я скорее назвал бы пандетерминизмом. Иными словами, реально противостоят друг другу пандетерминизм и детерминизм, а не детерминизм и индетерминизм. Что касается Фрейда, то он отстаивал пандетерминизм только в теории. На практике же он менее всего отрицал вариабельность человеческой свободы, например, однажды он определил цель психоанализа как предоставление возможности "эго пациента выбирать тот или иной путь" {3].
      Человеческая свобода подразумевает способность человека отделяться от самого себя. Я часто иллюстрирую эту способность следующей историей. Во время первой мировой войны военный врач, еврей, сидел в окопе со своим приятелем-неевреем, полковником-аристократом, когда начался сильный обстрел. Полковник поддразнил приятеля, сказав: "Боитесь ведь, а? Еще одно доказательство превосходства арийской расы над семитской". "Конечно, боюсь,-ответил врач,-но что касается превосходства, то если бы вы, мой дорогой полковник, боялись так, как я, вы бы давно уже удрали". Значимы не наши страхи и не наша тревожность, а то, как мы к ним относимся.
      Свобода выбора отношений к нашим психологическим состояниям распространяется даже на патологические аспекты этих состояний. Мы, психиатры, постоянно сталкиваемся с пациентами, которые реагируют на собственные иллюзорные представления совершенно непатологическим образом. Я видел параноиков, которые из своих иллюзорных идей преследования убивали своих мнимых врагов; но я встречал также параноиков, которые прощали своих предполагаемых противников. Эти параноики действовали, исходя не из своего психического расстройства, а скорее реагировали на это расстройство, исходя из своей человечности. Если говорить о суициде, а не об убийстве других, есть случаи депрессии, которые приводят к самоубийству, а в других случаях люди оказываются способными преодолеть суицидальный импульс ради чего-то или ради кого-то. Они слишком, так сказать, увлечены, чтобы быть вовлеченными в самоубийство.
      Я, например, убежден, что такие психозы, как паранойя или эндогенная депрессия,-соматогенны. Еще точнее, их этиология является биохимической, хотя чаще всего природа их еще не определена (см. примечание 1 на с. 88). Но это не оправдывает фаталистических выводов; они неоправданны даже в тех случаях, когда биохимические процессы определяются наследственностью. В отношении последнего я не устаю цитировать Йоханесса Ланге, который рассказал о случае двух братьев-близнецов. Один из них стал изобретательным преступником, другой- изобретательным криминалистом. Изобретательность могла быть передана по наследству, но стать преступником или криминалистом, как в этом случае,-это вопрос отношения. Наследственность-это не более чем материал, из которого человек строит сам себя. Это не более чем камни, которые могут быть использованы, а могут быть отвергнуты строителем. Но сам строитель-не из камней.
      Раннее детство в еще меньшей степени, чем наследственность, однозначно определяет течение жизни. Одна женщина (не моя пациентка) однажды написала мне в письме: "Меня больше мучила мысль, что у меня должны быть комплексы, чем сами эти комплексы. Поистине я не променяю свой опыт на что-либо иное и верю, что в нем много хорошего".
      Фатализм со стороны психиатра, по-видимому, усиливает фатализм со стороны пациента, который так или иначе характерен для невроза. То же справедливо и на уровне социального подхода. Пандетерминизм служит преступнику в качестве алиби: винить можно только некий механизм в нем. Такой аргумент может быть направлен, однако, против самого себя. Если подсудимый утверждает, что он в действительности не был свободным и ответственным, когда совершал свое преступление, судья может утверждать то же самое по поводу вынесения приговора.
      В действительности преступники, по крайней мере по окончании суда, не хотят быть рассматриваемыми как всего лишь жертвы психодинамических механизмов или процессов обусловливания. Как указал однажды Шелер, человек имеет право считаться виновным и быть наказанным. Отрицать его вину посредством объяснения, что он есть жертва обстоятельств,-значит отнимать у него его человеческое достоинство. Я бы сказал, что это прерогатива человека-становиться виновным. Конечно же, на его ответственности лежит также преодоление вины. Именно это я говорил заключенным тюрьмы Сан-Квентин в Калифорнии, к которым я однажды приехал по просьбе начальника тюрьмы. Джозеф Б. Фэбри, издатель из Калифорнийского университета, сопровождал меня и впоследствии рассказал, как заключенные, тяжелейшие преступники в Калифорнии, реагировали на мое обращение. Один из них сказал: "Психологи (в отличие от Франкла) всегда расспрашивали нас о нашем детстве и дурных вещах в прошлом. Всегда о прошлом-как жернов на шее". И он добавил: "Большинство из нас даже не пришли бы слушать психолога. Я пришел только потому, что читал, что Франкл сам был узником" [5].
      Карл Роджерс сформулировал однажды "эмпирическое определение, что такое "свобода" " [6]. После того как его ученик В.Л. Келл изучил 151 случай подростковой преступности, обнаружилось, что поведение подростков не могло быть предсказано на основе обстановки в семье, школьных или социальных переживаний, соседских или культурных влияний, медицинской карты, наследственного фона и всего тому подобного. Гораздо лучшее предсказание давала степень самопонимания, дававшая с последующим поведением корреляцию 0.84. По-видимому, в этом контексте самопонимание подразумевает самоотстранение. Пандетерминизм, однако, извращает способность к самоотстранению.
      Обратим детерминизм против пандетерминизма, то есть попробуем дать строго причинное объяснение следующему: зададимся вопросом, каковы причины пандетерминизма. Я бы сказал, что причиной пандетерминизма является недостаток различения. С одной стороны, причины смешиваются с субъективными основаниями, с другой-с условиями. Какова же разница между причинами и субъективными основаниями? Если вы режете лук, вы плачете; у ваших слез есть причина. Но у вас может не быть оснований, чтобы плакать. Если вы карабкаетесь на гору и добираетесь до высоты около 3500 метров, вам, может быть, придется справляться с чувствами подавленности и тревоги. Это может объясняться как причиной, так и субъективным основанием. Недостаток кислорода может быть причиной. Но если вы сомневаетесь в своем снаряжении или тренированности, тревога может иметь основание.
      Бытие человека определялось как "бытие в мире". Мир включает основания и смыслы. Но субъективные основания и смыслы исключаются, если вы считаете человека замкнутой системой. Остаются причины и следствия. Следствия представлены условными рефлексами или реакциями на стимулы. Причины представлены процессами обусловливания или побуждениями и инстинктами. Побуждения и инстинкты толкают, а основания и смыслы притягивают. Если вы рассматриваете человека как замкнутую систему, вы замечаете только силы, которые толкают, и не замечаете мотивов, которые притягивают. Это как входная дверь в американском отеле. Изнутри холла вы видите только надпись "толкни"; надпись "тяни" можно увидеть только снаружи. У человека есть двери, как у отеля. Он-не замкнутая монада; психология вырождается в своего рода монадологию, если не признает открытости человека миру. Эта открытость существования выражается в самотрансценденции человека (см. примечание 2 на с. 89). Самотрансценденция человеческой реальности в свою очередь выражается в "интенциональ-ном" качестве человеческих феноменов, как называют его Франц Брентано и Эдмунд Гуссерль. Человеческие феномены относятся к "интенциональным объектам" и указывают на них [7]. Субъективные основания и смыслы представляют такие объекты. Это тот логос, к которому душа, психе, устремляется. Если психология хочет быть достойной своего имени, она должна признавать обе его половины, как психе, так и логос.
      Когда отрицается самотрансценденция существования, само существование искажается. Оно овеществляется. Бытие сводится просто к вещи. Бытие человека депер-сонализируется. И, что наиболее важно, субъект превращается в объект. Это происходит из-за того, что характеристикой субъекта является отношение к объектам. А характеристикой человека является то, что он относится к интенциональным объектам с точки зрения ценностей и смыслов, которые служат субъективными основаниями и мотивами. Если отрицается самотрансценденция и закрывается дверь для смыслов и ценностей, субъективные основания и мотивы замещаются процессами обусловливания и остается путем "скрытого внушения" осуществлять обусловливание и манипуляцию человеком. Именно овеществление открывает дверь манипуляции. И наоборот, тот, кто собирается манипулировать людьми, должен сначала овеществить их, а для этой цели внушить им доктрину пандетерминизма. "Только изгнав автономного человека,-говорит Б.Ф. Скиннер,-мы можем превратить реальные причины человеческого поведения из недоступных в манипулируемые". Я же, прежде всего, просто полагаю, что процессы обусловливания не являются реальными причинами человеческого поведения; во-вторых, что реальная причина - это нечто доступное, если только человечность человеческого поведения не отрицается a priori; и, в-третьих, что человечность человеческого поведения не может быть открыта, пока мы не признаем, что реальной "причиной" поведения данного индивидуума является не причина, а субъективное основание.
      Но причины смешиваются не только с субъективными основаниями, но и с условиями. В некотором смысле причины и есть условия. Но это достаточные условия в противоположность условиям в точном смысле слова, то есть необходимым условиям. Между прочим, есть не только необходимые условия, но также и то, что я бы назвал условиями возможности, имея в виду триггеры и спусковые механизмы. Так называемые психосоматические заболевания, например, не вызываются психологическими факторами-то есть не являются, так сказать, психогенными, как неврозы. Скорее психосоматические заболевания-это заболевания, которые "запускаются" психологическими факторами.
      Достаточнее условие достаточно, чтобы создать и вызвать феномен; иными словами, феномен определен такой причиной не только в своей сущности, но и в своем существовании. В отличие от этого необходимое условие-это предварительное условие, предпосылка. Есть, например, случаи умственной отсталости, которые происходят из-за гипофункции щитовидной железы. Если такой пациент получит гормоны щитовидной железы, его I.Q. возрастет. Значит ли это, что дух-не что иное, как гормоны щитовидной железы, как сказано в книге, которую мне однажды прислали на отзыв? Я бы скорее сказал, что гормоны щитовидной железы - "не что иное", как необходимое условие, которое автор спутал с достаточным. Или рассмотрим гипофункцию надпочечной железы. Я сам опубликовал две статьи, основанные на лабораторных исследованиях, относительно случаев деперсонализации, происходящей из-за гипофункции надпочечников. Если такому пациенту дать дезоксикортикостерон ацетат, он снова чувствует себя личностью, чувство самости восстанавливается. Значит ли это, что самость-не что иное, как дезоксикортикостерон ацетат?
      Здесь мы достигаем точки, в которой пандетерминизм превращается в редукционизм. Поистине только отсутствие различения причин и условий дает редукционизму выводить человеческие феномены из субчеловеческих и сводить человеческие феномены к субчеловеческим. Однако человеческие феномены, выводимые из субчеловеческих, превращаются просто в эпифеномены.
      Редукционизм-это нигилизм наших дней. Верно, что сартровская ветвь экзистенциализма вращается вокруг "Бытия и ничто". Но урок, который следует извлечь из экзистенциализма,-это дефис, необходимый в слове "ничто": "ни-чтойность" человеческого бытия. Человек- не "что-то", не вещь среди других вещей. Вещи детерминируют друг друга. Человек же определяет себя сам. Или, скорее, он решает, позволит ли он себе быть определяемым, будь то побуждениями и инстинктами, которые толкают его, или основаниями и смыслами, которые притягивают.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24