Викки осторожно потрогала пальцами ухо и вдруг отчаянно вскрикнула.

— Скотина… — проговорила она дрожащим голосом. — Чертова скотина… Он снял… Да он просто вырвал… Он порвал мне ухо!

— Неужели серьги так трудно снять? — как бы невзначай поинтересовался полицейский.

Викки, готовая снова расплакаться от горечи и возмущения, воскликнула:

— Мы купили их в Бразилии!

— Э-э-э… — растерянно промямлил блюститель порядка.

— Викки, — дружелюбно упрекнул ее Фред, — какое это имеет значение: в Бразилии или где…

Она изумленно взглянула на него, удивляясь его непониманию.

— Это значит, что они не защелкиваются с обратной стороны, — язвительно заметила она, — а завинчиваются. Как болт и гайка. Поэтому они не выпадают и не теряются, их трудно украсть…

Последнюю фразу Викки уже говорила сквозь слезы, но, словно спохватившись, взяла себя в руки, гордо шмыгнула носом и приосанилась. «Нужно отдать должное ее самообладанию, — подумал я. — На мгновение поддастся панике, но тут же снова приструнит себя. Ужасно взволнована, но контроль над собой не теряет».

— И еще, — плаксиво пожаловалась Викки (отчаяние на мгновение пересилило гнев), — они украли сумочку. Там был паспорт… и, о черт, моя грин-карта… и наши билеты!

Две слезинки просочились сквозь защитную оболочку самоконтроля.

— Что теперь делать? — простонала в отчаянии Викки.

Ее мольба не осталась без ответа. Спаситель в облике Фреда прагматично заметил, что он все-таки консул, что не напрасно ест свой хлеб и, так или иначе, непременно доставит ее на свадьбу к любимой доченьке.

— А теперь, мадам, — обратился к Викки полицейский, оставаясь безучастным к проблемам передвижения в пространстве, — не могли бы вы описать нападавших?

— Было темно.

Ее вдруг разозлил этот вопрос, разозлило все происшедшее. С досадой она бросила:

— Они были темнокожие.

— Черные?

— Да нет, — она сердилась еще и потому, что не знала, что отвечать.

— А какие, мэм?

— Темнокожие. Не знаю. У меня ухо болит.

— А одежда, мэм?

— Черная… Какая теперь разница?.. То есть, все произошло так быстро. Он пытался снять с меня кольца… — Викки вытянула пальчики. Что ж, если камни были настоящие, на них можно было позариться.

— Обручальное кольцо, — объяснила она, — этот подонок не успел его снять, спасибо Питеру.

Ночь расколола пронзительная сирена «скорой помощи», которая, ослепительно мигая вспышкой, подкатила к нам и выплеснула «десант» целеустремленных медработников, с профессиональной сердечностью принявших на себя заботу о Викки и Грэге и обращавшихся с ними как с малыми детьми. Полицейский сказал, что поедет в больницу и, как только ухо Викки и голова Грэга будут соответствующим образом обработаны, поможет им составить письменное заявление о нападении. Но Викки, похоже, пропустила его слова мимо ушей.

Мигая огнями и завывая сиренами, примчались еще две полицейские машины. Из них высыпалось столько парней в темно-синих униформах, что можно было арестовать половину всех жителей в окрестности. Наши с Фредом руки вдруг оказались прижатыми к крыше автомобиля. Нас обыскивали, а мы при этом отчаянно оправдывались, настаивая на том, что мы вовсе не грабители, а британский консул, свидетели и друзья потерпевших.

Очень кстати полицейский, прибывший первым, оглянулся и мимоходом сказал что-то, чего за общим шумом я не расслышал, но что, судя по всему, сняло с нас наиболее тяжкие подозрения. Фред во весь голос продолжал настаивать на идентификации своей личности как британского консула, пока наконец надменным тоном его не попросили подтвердить это документально. Ему позволили достать необычно больших размеров кредитную карточку, которая, благодаря наличию фотографии, подтвердила его дипломатический статус, что повлекло за собой постепенную и неохотную перемену в отношении к нему окружающих.

Грэгу помогли встать на ноги. Я направился к нему, но был тут же остановлен рукой в сумеречно-синем.

— Спросите у него ключи от машины, — подсказал я. — Если она останется здесь на всю ночь, ее угонят.

Нехотя сумеречно-синий крикнул что-то через плечо, и в ответ на наш запрос тут же поступила информация: Грэг обронил ключи, когда на него напали. Сумеречно-синий отправился посмотреть, нашел ключи и, получив соответствующие указания, вручил их Фреду.

Ребята в униформах действовали с необычайной скоростью, несомненно являвшейся результатом продолжительной практики и считавшейся нормальной в подобной ситуации.

Викки и Грэга посадили в машину «Скорой помощи», которая тут же отправилась. Следом за ней уехал прибывший первым полицейский. Остальные рассеялись по близлежащей территории в поисках грабителей. Предполагалось, что они могли спрятаться, оставаясь где-то рядом. «Черта с два», — подумал я.

Один из вновь прибывших записал мою фамилию под фамилией Фреда и был явно озадачен адресом, который я продиктовал: Англия, Лондон, Уайтхолл, Комиссия по делам Содружества.

— Дипломатическая неприкосновенность, как и у него? — он кивнул головой в сторону Фреда.

— Если я могу чем-нибудь помочь… — сказал я. Он задумчиво почмокал губами и спросил, что я видел.

Я рассказал все до мельчайших подробностей. Видел ли я грабителя вблизи? Ну да, он ведь меня ударил. Внешность?

— Темнокожий.

— Черный?

Я замешкался, испытывая в отношении цвета кожи те же затруднения, что и Викки.

— Не индиец и не африканец. Возможно, из Центральной Америки, — предположил я. — А может, латиноамериканец. Я не слышал, как он говорил. Точнее не могу сказать.

— Одежда?

— Черная. — Я мысленно вернулся к недавним событиям, вспоминая, как пытался отбросить его и вызывая в памяти ощущение от прикосновения к одежде, за которую я схватился. — Я бы сказал, черные джинсы, черная коттоновая водолазка, черные кроссовки. Когда он побежал, я не смог разглядеть его как следует.

Я высказал свои предположения относительно возраста грабителя, его роста и веса. Но, к сожалению, я не запомнил его лица настолько, чтобы с уверенностью сказать, что узнаю его в другой одежде и при дневном свете.

Сумеречно-синий закрыл записную книжку и вынул две визитки: одну для Фреда, другую для меня. Он был бы признателен, если бы мы явились в полицейский участок завтра утром, в десять. Он многозначительно посмотрел на нас: дескать, если бы не крыша министерства международных отношений, его просьбу следовало бы расценивать как приказ.

Принимавшие участие в облаве вернулись, конечно же, без бандита, но, к нашему удивлению, с серьгой Викки, которую нашли на земле. Ее описали и, снабдив ярлыком, оставили в распоряжении полиции как вещественное доказательство. Ничего, напоминающего белую сумку Викки, украшенную разноцветными камешками, или бумажник Грэга, или же его рюкзак, обнаружить не удалось.

Так же быстро, как и прибыли, ребята в униформах умчались, оставив нас с Фредом во внезапно навалившейся тишине. Мы стояли, слегка пришибленные всем происшедшим, и тупо смотрели друг на друга, пытаясь сообразить, как нам действовать дальше.

Несколько любопытных зевак из числа местных жителей скрылись за дверьми своих домов, продемонстрировав довольно низкий интерес к поднявшемуся было шуму и сине-бело-красной иллюминации, так, словно подобное представление было для них обычным делом. И это при том, что данный район, как удрученно заметил Фред, считался сравнительно спокойным.

— Ты бы подогнал «БМВ» к больнице, а потом забрал бы их и отвез домой.

— Э-э-м…

— Сам я не могу, — небезосновательно заметил Фред, — я обещал Мэг, что не задержусь. Она с ног сбилась. Дети все время плачут: прыщики чешутся.

— А разве их не отвезут домой в машине «Скорой помощи»?

Фред с жалостью посмотрел на меня.

— Это тебе не Национальная служба здравоохранения. В этой стране за все с тебя три шкуры сдерут.

— Ну ладно, где больница?

Он начал объяснять мне дорогу, но в конце концов сдался и сказал, что лучше сам покажет, как ехать. Так он сопроводил меня до самых ворот больницы, красноречиво указал на них через открытое окно машины и, не задерживаясь, укатил в направлении злополучной ветрянки. Я нашел Грэга и дружелюбного полисмена угрюмо сидящими бок о бок в зале ожидания, первого — бледным и изможденным, второго — пышущим здоровьем и наблюдающим за снующими мимо медсестрами, чем и я решил заняться, едва устроившись на соседнем сиденье.

— Как самочувствие? — спросил я Грэга, хотя ответ был налицо.

— Измучился, — ответил он, — но с головой вроде бы все в порядке. Врач сказал, что тут только кровоподтек. Некоторое время соблюдать покой, только и всего.

Я кивнул и сказал:

— Я пригнал вашу машину. Если хотите, отвезу вас домой.

— Спасибо, — вяло поблагодарил Грэг.

На этом диалог исчерпал себя. Соотношение медсестер преклонного возраста и способных продолжать род равнялось примерно десяти к одному. Грустно.

Спустя некоторое время наконец появилась Викки в кресле-каталке,. которое толкала (пожилая) медсестра, и в сопровождении юного доктора, чей белый, но изрядно запачканный халат говорил о долгих часах, проведенных на дежурстве. Викки была в залитой кровью блестящей тунике, а голову ее обхватывала основательная белая повязка. Она сидела с закрытыми глазами и прижимала ко рту салфетку. Лицо, очищенное от грима и накладных ресниц, выглядело морщинистым и дряблым. Артистка в ней перестала существовать, и в тот момент Викки превратилась в обыкновенную старушку.

Юный врач сказал Грэгу, что с его женой все в порядке, он зашил ухо под местным наркозом, и оно быстро заживет. Викки прописали болеутоляющее, успокоительное и антибиотики. Вечером следующего дня нужно прийти на перевязку. Наконец Викки открыла глаза, но от этого не стала выглядеть лучше.

Я взглянул на часы — как выяснилось, было уже почти два ночи. «Как летит время, когда не приходится скучать!» — с известной долей сарказма подумал я.

Врач ушел, и полицейский осторожно задал Викки несколько вопросов, на которые она тихо и безучастно ответила. Потом он вручил обоим артистам визитную карточку и попросил их завтра утром в десять зайти в полицейский участок для дополнительной дачи показаний.

— И вы тоже, — добавил он, обращаясь ко мне.

— Ваши ребята уже дали мне визитку, — сказал я, показывая ему карточку.

Полицейский, внимательно изучив ее, кивнул:

— То же место, то же время.

На этом он пожелал нам доброй ночи и откланялся. Я понял, что его доброта была лишь привычным стилем работы, а вовсе не проявлением искреннего сочувствия к каждому человеку, с которым ему приходилось иметь дело. И все же это было лучше, чем наглое бесцеремонное обращение, доведенное до автоматизма.

Снова появилась медсестра, на этот раз лишь для того, чтобы довезти Викки до порога и ни шагу дальше. Она решительно заявила, что на этом ее миссия закончена и дальше медицинская страховка не действует. Мы еле уговорили ее разрешить нам подогнать машину к двери, чтобы не заставлять Викки идти к ней самой. Медсестра нехотя и с раздражением пошла на эту уступку. Свои обязанности в плане медицинского обслуживания Грэга и Викки она уже выполнила.

Супруги решили сесть вместе, а я вкратце расспросил их, как проехать к их дому, по крайней мере узнал, в какую сторону двигаться. Удивительно, как нам вообще удалось добраться, потому что Викки сразу закрыла глаза и так и проспала всю дорогу, а Грэг то и дело начинал дремать. Лишь когда я останавливал машину, он просыпался и спрашивал, где мы находимся. Я бы сам был рад получить ответ на этот вопрос.

Я старался подавить в себе растущее раздражение и вел машину как можно аккуратнее, пока наконец мы не дотащились до их дома и не въехали в полукруглый двор у парадного входа. К счастью, ключи от двери оставались в кармане у Грэга. Не стоило сейчас рассуждать вслух о бандитах, которые, зная, что Викки и Грэг находятся в больнице, могли воспользоваться этим и ограбить дом в их отсутствие.

Попросив супругов оставаться пока в машине, я взял у Грэга ключ и с некоторой тревогой вставил его в замочную скважину. Внутри было темно и тихо. Я нащупал выключатель, зажег свет и окончательно убедился, что мои опасения напрасны. В доме все было в порядке.

Тем не менее я не мог избавиться от ощущения собственной уязвимости и в любой момент ожидал нападения, которое могло последовать из многочисленных кустов. Я поспешил проводить Викки и Грэга внутрь, не желая напугать их до потери сознания, но как же они были медлительны!

Супруги жили в одноэтажном доме, где между комнатами не было закрывающихся дверей. Ведь в Южной Флориде не существовало проблем, связанных с обогревом жилья и сохранением тепла.

Я обошел весь дом, чтобы убедиться, закрыты ли окна, и обнаружил, что во внутреннем убранстве помещения характерный вкус Уэйфилдов нашел выражение в ярких флористических картинках и мебели красного дерева.

Вернувшись, я нашел обоих хозяев в креслах около входной двери. Они сидели, словно не смогли сделать ни шагу дальше, а жизненная энергия, еще недавно бившая в них ключом, достигла своего нижнего предела. Я посоветовал им выпить горячего сладкого чая, прежде чем отправляться спать. Что же касается меня, я собирался вызвать такси.

Они в ужасе посмотрели на меня.

— О, нет, — сказала Викки дрожащим голосом, — оставайтесь здесь, прошу вас. Мне неприятно об этом говорить, но я чувствую себя такой разбитой. Я боюсь. Ничего не могу с собой поделать. Они могут появиться здесь. Мне пришло в голову, что они могут узнать наш адрес.

Грэг дотянулся до ее руки и пожал ее. Он, собственно, не сказал вслух, что боится, но тем не менее тоже просил меня остаться.

— Вы их напугали, — сказала Викки, — и, если вы будете здесь, они не придут.

Я с тоской подумал об уютной постели в гостинице аэропорта, понимая, что не могу оставить этих охваченных паникой стариков одних ночью. Я знал их не более шести часов, но казалось, что уже целую вечность.

— Хорошо, я останусь, — согласился я, — однако это вовсе не я их вспугнул. Это вы, — я посмотрел на Викки, — это сделали вы своим бесподобным воплем.

Я вспомнил, как она тогда выглядела — с алыми скрюченными ногтями и сверкающими глазами — живое воплощение всех темных сил женского пола, с доисторических времен заставлявших трепетать от ужаса мужскую половину человечества.

— Вы были великолепны, — сказал я и добавил бы «ужасны», если бы счел это необходимым.

При воспоминании о случившемся ее лицо прояснилось, в глазах блеснула озорная искорка.

— Дело не только в крике, — сказала она. — Дело в пинке.

— И куда же вы его?.. — поинтересовался я, начиная догадываться.

Она посмотрела на свои туфли с высокими каблуками и острыми носами.

— А как вы думаете? — спросила она. — Не забывайте, что я когда-то танцевала. Это называется «высокий кик». Я стояла сзади и целилась прямо ему в задницу. Я так разозлилась, что готова была его убить.

Она подняла глаза, в которых затаилась лукавая усмешка, и с чувством удовлетворенной жажды мести продолжала:

— Я попала. Это был пинок что надо — прямой и сильный. Он собирался вас ударить и для равновесия расставил ноги… — Она выжидательно посмотрела на меня, а потом договорила, утвердительно кивнув: — Я врезала ему по яйцам.